Читать книгу МыШли. Литсемья ИнгузАнВэ - АнВэ - Страница 3

Иллюстрация АнВэ

За жёлто-красным парком, наполняющим воздух осенними ароматами, горевало безызвестное серое здание. Оно, как изгой, стояло отдельно от всей городской суеты. Его наполовину скрывал воротник бетонной стены и плотная вуаль деревьев. Неприступная крепость. Не было у неё ни ржавой таблички, ни малейшего намёка на предназначение. Регулярно какой-нибудь глазастый прохожий пытался понять, что же там спрятано, но всё заканчивалось уходом зеваки. Здание не спешило делиться своими секретами.

Каждое утро, в 8:00, большие серебристые ворота, украшенные цветами из металла, открывались, выпуская на волю мрачный фургон чернильного цвета. Вечерами машина возвращалась, причём строго в 21:00. Изо дня в день расписание не менялось ни на минуту, несмотря на выходные, праздники и другие календарные катаклизмы. Время обходило этот странный дом стороной.

Но той осенью фургон всё-таки прибыл раньше. Это сын только что вернулся из-за границы, где получил степень бакалавра в престижнейшем университете и даже успешно сдал экзамены в магистратуру. Молодой человек прямо из аэропорта примчался к своему отцу, ещё не признанному гению науки. Младший уже начинал идти по стопам семьи. В дипломе у него было написано «биомедицинский инженер». Также он занимался собственными исследованиями, даже получил грант на одно из них и уже планировал посвятить всего себя науке, как и несколько поколений его предков. Серый дом был лабораторией, переходящей по наследству. Красивый парк проникал через ограду и лучше неё скрывал угловатые очертания двухэтажной постройки старых лет. В таких зданиях по традиции делали обширный подвал, в котором не раз заходили за грань биоэтики. Там, в святая святых, только по утрам поднимаясь наверх, творил гений. Он выбирался из своих катакомб в основном за продуктами, газетами или оборудованием, реже – за подопытными животными. Всё это и многое другое доставлял фургон. Но больше всего гению не хватало сына, который с детства был отличным ассистентом. Кстати, неразошедшиеся экземпляры газет в этом доме заказывали из типографий пачками, но никогда не читали. Их использовали как подстилку для грязных экспериментов или скудной трапезы в подвале. К тому же в последнее время пресса только для этого и годилась.

Страницы желтели – творец седел. Он всегда жил непонятными для обывателей мыслями, дневниками, формулами. Слабые, но пока ещё густые волосы не помнили расчёски, борода – бритвы, ногти – ножниц, а красные от бессонницы глаза постоянно слезились.

Иногда он приводил себя в порядок перед каким-нибудь научным съездом, симпозиумом или, как говорят простые смертные, сборищем. Ещё гений не брезговал благотворительными вечерами, хотя понимал, что лучше работать, не отвлекаясь на пустые мероприятия. Большинству организаторов он не верил. Собранные средства редко попадали по назначению. Но эта мысль всегда приходила вне дома. Перед такими мероприятиями руки гения покидали жерла резиновых перчаток и завязывали галстук на худой шее. На узких, слегка опущенных плечах белый халат заменялся тёмным пиджаком. От бороды оставались лишь густые усы – такими жестокими бывали бритвенные цунами.

Сейчас в чистоте подвала, заставленного грудами дорогой аппаратуры, гений склонился над своим детищем – биоплатой. Перед тем, как её создание стало возможным, исследователи наноуровня изобрели много невероятных технологий. Благодаря им, появилось новое мощное поколение биопроцессоров. Гений любил всё, что создал, но она была прекрасней остальных изобретений, которую практичные военные техники назовут всего лишь новой «материнкой». Он смотрел на биоплату, как на карту двух королевств. Они были точно инь и ян – разные во всём, но неотделимые друг от друга. В первом на кислотно-зелёном текстолите стояли три квадратных замка-нанопроцессора с причудливой архитектурой. Во втором королевстве билось крошечное механическое сердце: оно разгоняло по дельфиньему мозгу, интегрированному прямо в плату, искусственную кровь, которую вырабатывал кибернетический орган. Кислород и другие необходимые ингредиенты для красной жидкости подавались из баллонов, пластиковых пакетов и прочих сосудов, похожих на те, что стоят в хирургических отделениях. Это давало целый букет довольно резких запахов в подвале. О прекрасное и безумное творение! Конечно, оно не оправдывало смерти тех дельфинов, которые пошли на пробный материал, но доказывало неизбежный прогресс всей кибернетической отрасли. Чудеса науки выпили немало крови. Однако биоплата была всего лишь частью более сложной машины, которую ещё предстояло создать.

Вдруг на винтовой лестнице, ведущей в подвал, послышались знакомые шаги. Гений проигнорировал их, приписывая своему больному воображению и никчёмным нервам. Нагло хлопнула дверь – творец обернулся. Уединение гения закончилось.

– Здравствуй, отец! – крикнул вошедший, и стены подвала радостно звякнули эхом. Гений от неожиданности слегка разозлился: он не любил отклоняться от своих планов:

– Илья, разве я не учил тебя стучаться прежде, чем войти? – отпрыска шокировал ворчливый старческий тон. Отец не подумал, вернее, не понял, что сказал.

– Это же я, твой сын! Я вернулся!

Вместо долгожданного приветствия гений машинально повторил вопрос. Если бы у Ильи была вставная челюсть, он бы её уронил и долго искал, бубня себе под нос что-нибудь невнятное. К великому сожалению, с незапамятных времён гениям сложно разговаривать даже с родственниками. Отец отрешённо хлопал глазами, но внезапно прозрел и понял, кто перед ним стоит. Старый брюзга в белом халате кинулся обнимать сына. Они долго и воодушевлённо рассказывали о своей жизни, перебивая друг друга: много тем накопилось с их последней встречи. Учёного трясло от радостного волнения, когда он показывал биоплату. Старик говорил сыну, как много ещё нужно сделать, ведь это только начало. А Илья сможет, успеет, продолжит, создаст… И всё счастье от этой долгожданной встречи преумножилось, хотя начиналась она нелепо. Но ведь в пути тоже трудно угадать, куда он тебя приведёт – к скорби или к радости. Пессимист видит одно, оптимист – совершенно другое, правда, даже реалист не знает ни начала, ни конца. Извечное любопытство одинаково толкает всех смотреть в туман или в замочную скважину, а может заставить прыгнуть в колодец, где дна никогда не было.

Дальше была целая ночь задушевных разговоров. Вспомнили маму, которая умерла при родах Ильи. Отец несколько раз пытался снова сойтись с кем-нибудь, но не получалось – гениальность мешала и ребёнок. В итоге все члены этой неполной семьи ушли с головой в науку, в учёбу, в работу, как и их предки – почти ни у кого из них не было простого человеческого счастья, поэтому они творили. Поговорили, вспомнили, поддержали друг друга – ведь больше на целом свете у них никого не осталось. Достали коллекционный коньяк – подарок от одного из спонсоров исследований – и ближе к утру пошли спать.

А к вечеру следующего дня всё изменилось в жизни Ильи. Одно сердце внезапно остановилось, как будто оно только и ждало момента, чтобы передать все дела своего хозяина и навсегда успокоиться. Ворота фамильного дома зашумели, открылись – птицы в парке загалдели, разлетелись. Катафалк медленно выехал со двора. Чуть в отдалении следовала процессия из пяти тёмных электромобилей. Все они двигались со скоростью размеренного шага, а редкие прохожие на тротуарах печально и отстранённо провожали взглядом траурный караван. Он плыл недалеко от парка, который ещё вчера был красивее. Просто за ночь ветер сдул все листья, дождь полил их и оставил валяться под ногами вместо конфетти рядом с грязной заваркой луж. Парк состарился ещё на один год, облысел, стал призрачным, похожим на кладбищенские аллеи. Широкие окна серого здания долго провожали своего прежнего хозяина. Дом замёрз, подвал опустел. Осень забрала себе летние дожди, лужи присвоили одеяло из листьев.

Уже на кладбище по капотам забарабанил дождевой марш, сливаясь с похоронным. Капли стекали с полированной поверхности, воссоединяясь с лужами. Открыли катафалк, вынесли гроб. Капли солидарно прекратили падать. Илья вышел из машины, следуя по последней тропе отца. Молча и отстранённо шагал сын по земле, готовой безразлично принять очередное тело. Так и не узнал своего отца. Зачем было расставаться для учёбы? Чтобы потом приехать за день до смерти?

Появился корреспондент местной газеты – худенькая брюнетка, одетая во всё чёрное и с тёмными накладными ногтями. Она поднесла диктофон к губам, как будто накрашенным чернилами, но, передумав, убрала в карман. Машина увезла корреспондента, дождь снова закапал. Эта готичная брюнетка знала Илью – они были одноклассниками – но не смогла взять у него интервью, не хотела лишний раз напоминать об утрате, хотя понимала, что получит выговор в редакции.

Старый дом в очередной раз перешёл по наследству. Почти ничего не изменилось, но теперь машины стали появляться чаще и безо всякого расписания. Парк за бетонной стеной оживился движением. Прохожие оделись потеплее и снова вышли на прогулку. Но сын гения до сих пор не мог прийти в себя от потери и смотрел на людей только через стекло. Сидел на скрипучей кровати в комнате на втором этаже и молчал. Неторопливо наступала зима. Уходя из холодной комнаты, которая когда-то была его детской, Илья случайно взглянул на календарь, где отец обводил кружками прожитые дни:

– Вот уже и девять дней, а этот кусок картона всё ещё здесь, – Илья хотел выкинуть календарь, но вместо этого бережно взял его и положил в тумбочку. Сегодня сыну гения предстояло идти на званый вечер, посвящённый открытию нового корпуса университета, где преподавал отец.

– Очередной праздник для меценатов, – раздражённо сказал Илья в пустоту и принял небольшую дозу крепкого алкоголя. Сын всегда был похож на отца, часто копируя его, своего бога, покровителя, наставника. Человека без упрёка, без малейшего изъяна видели детские наивные глаза. Почти как клон, Илья следовал по жизни, но она вылепила из него новое изваяние. Он старательно изучал медицину, новые технологии, а в свободное время – психологию и программирование. В какой-то степени жизни как таковой у него и не было. Тепличный вундеркинд, выращенный гением в качестве ассистента.

Новое крыло для университета построила одна замечательная корпорация, где трудилось большинство выпускников этого вуза. Задел на будущее – вкладывать средства в перспективных студентов, плавно переходящих в новые кадры. Илья приготовился выслушивать соболезнования от людей, которые раньше поливали его отца грязью. Они были противниками всего нового и не простили старому учёному отказ от преподавания в пользу научных исследований.

Сын собрался. Тёмная машина увезла его в непонятный, полный притворства мир. Сидя в электромобиле, Илья положил планшет себе на колени, словно кошку, и под вымышленным именем погрузился в сеть. В отличие от отца, сын любил её за откровенность. Паутина, небрежно накинутая на весь земной шарик, давала общение оптом и в розницу, с круглосуточной доставкой на дом и в офис. С лёгким содроганием Илья попрощался с виртуальными собеседниками. Сохранив в памяти пару новых контактов, он убрал планшет. Через тонированное стекло виднелся парадный вход с пафосной красной дорожкой. Ленту уже кто-то торжественно разрезал. И гости не спеша заходили в новостройку. Илья отправился за ними, ожидая услышать глупую лесть или учтивую ложь.

Яркие электромобили у красной дорожки сменялись серыми служебными машинами. Илья поднялся по внушительным ступеням, оставляя на сукне мокрые пятна. Зачем-то обернулся, но, увидев удивлённые лица идущих сзади, понял – идея была неудачной, и зашёл в освещённый вестибюль. Приглашённые чинно разделись, получив на руки бирки из белого пластика с символикой корпорации.

Реклама была здесь повсюду. Огромные буквы таращились на людей со стен, пола и потолка, посередине зала прямо в воздухе висела голографическая афиша. Гости озирались по сторонам, словно бродили по зоопарку. Они прошлись по аудиториям и собрались в концертном зале. Илье достался последний ряд. Выступил один из акционеров корпорации, за ним несколько преподавателей и завершил словесную эпопею ректор. Говорили что-то банальное, торжественное. Потом объявили минуту молчания в память о великих людях, которых недавно не стало. В тот момент Илья чуть не сломался. Про себя он отметил, что мир лишился четырёх уникальных учёных.

Праздник продолжался – гостей ожидали банкет и танцы. А сын гения тонул в сонных мыслях, беспомощно барахтался на водной глади сознания. Целые сутки на ногах – это ненормально. Соболезнующие маски лиц немного покачнулись, расплылись в мутной картине происходящего, нарочито трогательные голоса утонули в гудении головной боли. Бессонница ещё никого не красила, тем более в сочетании с алкоголем. Илья заметил официанта с широким подносом, где напополам с пенистым шампанским стояли разноцветные коктейли в ажурных фужерах. Напитки быстро расходились по рукам. Официант повернул к бару – закончились припасы; Илья – за ним. За стойкой, на одной из полок, зажатая между спиртным, вырисовывалась банка растворимого кофе.

Резкий толчок, почти удар, Илья понял, что врезался в танцующую пару. Не успел извиниться, как удивлённая его неловкостью дама повернулась к нему лицом – он мигом проснулся.

– Неужели? Привет, рада тебя видеть! – она быстро забыла про партнёра по танцу и внимательно рассматривала нарушителя спокойствия, который сразу покраснел, как лакмусовая бумажка в кислоте. Вспомнилась банальная история: Илья тайно любил эту особу в те далекие школьные годы, когда сидел с ней за одной партой. Признаваться никто не хотел, правда, все окружающие давно говорили:

– Хорошо смотритесь!

А ещё однажды её бабушка сказала:

– И всё-таки вы любите друг друга, – после этого случая они почувствовали себя неловко, а учебный год вскоре закончился. Отец отправил Илью в более престижную школу – и больше они не встречались.

– Здравствуй, Сара! Извини, – опуская глаза, он многозначительно выделил последнее слово. Ему снова стало неловко.

– Не надо, забыли, – смутилась она, перебирая в памяти школьные эпизоды, связанные с ним. Брошенный танцор-неудачник попрощался расстроенным взглядом и ушёл, оставив старых знакомых практически наедине, если не считать разбитой на такие же пары толпы.

Через баррикады тихо кружащихся гостей пробирался полевой почтальон. Он показывал чудеса ловкости, неся хрупкий груз. Это официант снова разносил напитки, стараясь никого не задеть и не опрокинуть поднос. Жидкость игриво плескалась, грозя пролиться на гранитный пол. У официанта было отличное чувство равновесия и неиссякаемый запас терпения. Илья ограбил и без того быстро пустеющий поднос на два коктейля – шампанского уже просто не осталось.

Свет становился ласковее, мелодия – красивее, а Сара была совсем рядом. Казалось, сама судьба снова столкнула их. Ведь тогда на кладбище Сара не осмелилась подойти к Илье. А сейчас он вдруг ясно увидел её. Она была всё той же: мрачная манера одеваться, весь этот готический налёт, эта непохожесть Сары на какую-нибудь другую Сарру. Вместо смуглого лица – светлое, с русыми волосами, которые постоянно перекрашивали в иссиня-чёрный. Большие тёмные глаза, как будто в них можно найти ответы на все вопросы мироздания. Илья понял, если ничего не сделать, то Сара снова исчезнет из его жизни, как после бабушкиной фразы. Но сейчас музыка уговаривала раствориться… Блаженство нарушил мерзкий звук – зазвонил смартфон: Сара забыла поставить его на вибрацию.

– Что случилось? Я же просила… Серьёзно? Еду, – она быстро пробежалась пальцами по сенсору, дисплей окрасил её профиль в бледно-жёлтый.

– Извини, я должна ехать, это мой журналистский долг. Слушай, раз нас прервали, давай я тебе позвоню как-нибудь? – Илье послышалось «когда-нибудь» и он произнёс номер. Сара в ответ тут же набрала его и сбросила:

– А это мой. Запиши, увидимся ещё!

– Да, пока! – и они расстались с надеждой на скорую встречу.

«Как всё начиналось и чем закончилось!» – подумал Илья, возвращаясь домой. Он ожидал, что вечер будет похожим на чёрно-белую фотографию, а вышло по-другому.

Несмотря на неожиданную встречу, Илья на следующий же день заперся в лаборатории – он обещал отцу закончить исследование. Даже смартфон с собой не взял. Сара всё звонила и звонила, но сын гения работал и ничего не слышал. Илья снова пытался забыть смерть родного человека. В конце концов, у смартфона сел аккумулятор.

Через неделю Илья завершил работу, начатую отцом, и создал нечто. Творец еле-еле поднялся наверх. Он зарядил смартфон и обнаружил кучу пропущенных звонков от Сары. Не глядя на часы, перезвонил. На миниатюрном дисплее появилась белая спальня и завёрнутая в одеяло мирно спящая Сара – её смартфон был на громкой связи и стоял где-то рядом. Сработало автоподнятие трубки. У корреспондента в этом плане всё было предусмотрено.

– Кто звонит в такую рань?

Илья наконец-то обратил внимание на часы: 6:01, но самое смешное – сегодня было воскресенье.

– Это ты объявился?! Я тебе столько раз звонила! Слушай, а ты ещё раньше не мог меня набрать? – Илья подумал: «Действительно, неудобно получается», но быстро нашёлся:

– Ты же журналист? Я смотрю, даже смартфон ловко настроен.

– Вообще-то да, но не в шесть часов утра, да ещё и в воскресенье! Забыла вчера включить «в самолёте», – Сара даже носа не показывала из-под одеяла и бурчала оттуда.

– Извини, но дело важное! Тебя ждет эксклюзивное интервью, в котором я расскажу о новейшем открытии, – уголок одеяла моментально приподнялся, из-под него сначала высунулась взъерошенная макушка, затем вся голова. Илья увидел, что между чёрными волосами проглядывали светлые пряди. Сара сделала мелирование, это ей совсем не шло.

– Что ты сделала со своими волосами?! – Она опомнилась, изображение исчезло. Через пару минут она перезвонила – прическа лежала как надо, полоски казались даже красивыми.

– Мне так больше нравится! И вообще, это не твоё дело!

– Беру свои слова обратно…

– А насчёт интервью? – испуганно спросила Сара, а Илья улыбнулся:

– Нет. Всё в силе.

– Так, когда и где?

– У меня дома в… э-э…

– Это приглашение на завтрак?

– Да, но я могу перезвонить! – она снова испугалась, что очередная сенсация проплывёт мимо:

– Хорошо, еду, никому ни слова! Жди! – картинка погасла.

Илья успел слегка прибраться в подвале, переодеться, пока Сара добиралась. Вскоре звонок на воротах, запищал. Хозяин позволил им открыться. Гостья вошла во двор, ступая по утрамбованному, но удивительно чистому снегу. Скрип под ногами и тишина вокруг поразили Сару своей красотой. Отравленные звуки города остались там, за парком. Дворик был белой сказкой, накрытой ветвистыми сводами голых деревьев. Через них проглядывало зимнее полотно неба. Холод обнял Сару, взял за руки, растёкся по венам. Старинные фонари освещали двор, снег поблёскивал, почти согревал. Готический мотив голых деревьев слился с порывами ветра. Сара услышала ритмичное поскрипывание снега:

– У тебя здесь так красиво, Илья!

– C тобой – да! – эти слова её поначалу обескуражили и обезоружили. Она часто принимала комплименты за лесть. Журналистская привычка и кредо: «Все врут, даже я». Правда редко печатается в газетах и интервью давать не любит.

– Без меня этот двор выглядит точно так же, – холодно отрезала Сара и окончательно замёрзла.

– Пойдём тогда в дом, – печально сказал Илья и поёжился.

– Журналист проснулся. Я готова. И, пожалуйста, если можно, покороче, вдруг ещё успею выспаться, – Сара знала, что такие вещи слышать неприятно, но продолжала размахивать хлыстом фраз, а это она умела превосходно – богатый опыт работы с людьми. Сара всегда была крайне смелой. Хозяин дома в порыве злости молча зашаркал по снегу и без лишних задержек повёл Сару к сенсации – в подвал.