Читать книгу Хартия сексуальной свободы - Арье Барац - Страница 3

Действительно, нетрудно заметить, что Западное общество весьма разбаловано, что с одной стороны, оно все менее желает считаться с какими-либо ограничениями, а с другой ― все более фокусируется на потреблении, в том числе ― если не в первую очередь ― на сексуальном. Свободные, т. е., не упорядоченные брачными узами, любовные отношения уже давно стали в странах Запада нормативными.

Прежде чем оценить, в какой мере нравы либерального общества действительно сформированы им самим, а в какой обусловлены внешним влиянием, рассмотрим общие идеологические и нравственные основы этого общества.

В период Просвещения, когда демократические и правовые нормы только закладывались, Запад выглядел уверенным в себе и бодро смотрящим в будущее. Однако в какой-то момент произошел сбой.

Начало деградации пророчески констатировал Ницше: «Возрастание нигилизма составит историю двух ближайших столетий. Вся наша европейская культура давно уже движется с мучительным напряжением, с дрожью и скрежетом, нарастающим от десятилетия к десятилетию, навстречу катастрофе; движется не спокойно, а судорожно, стремительными рывками, словно через силу: „скорей бы уж конец, лишь бы не опомниться, ведь очнуться и опомниться так страшно“8».

Общественная жизнь народов Запада на протяжении всего ХХ века была отмечена потерянностью, фрустрацией, отсутствием ясных целей и ценностей, способных заменить ускользающую из повседневной жизни религию.

Система западного либерализма с ее упором на правовое обеспечение индивидуализма выглядит системой формальной, бескрылой, лишенной глубоких смыслов и высоких идеалов. Как известно, русские славянофилы еще в первой половине XIX века опознали в этих особенностях признаки «гниения». Даже и многие западники вскоре охладели к своему кумиру. По словам Н. Бердяева, «Герцену суждено было пережить жгучие разочарования в последствиях революции 48 г., в Западе и западных людях вообще. После него многие русские пережили аналогичное разочарование. Герцен был поражен и ранен мещанством Запада»9.

Об ограниченности либерализма в следующих словах писал В. В. Розанов: «В либерализме есть некоторые удобства, без которых трет плечо. Школ будет много, и мне будет куда отдать сына. И в либеральной школе моего сына не выпорют, а научат легко и хорошо. Сам захвораю: позову просвещенного доктора, который болезнь сердца не смешает с заворотом кишок. Таким образом, „прогресс“ и „либерализм“ есть английский чемодан, в котором „все положено“ и „все удобно“, и который предпочтительно возьмет в дорогу и не либерал. На либерализм мы должны оглядываться, и придерживать его надо рукою, как носовой платок. Платок, конечно, нужен: но кто же на него „Богу молится“…»10

И все же критика эта не вполне справедлива. Во-первых, либерализм признает позитивность внешних религиозных ценностей, пусть и не разделяет их во всей полноте, а во-вторых, он все же располагает также и собственной формой духовности.

Духовной основой индивидуализма (и соответственно, «идеологией» либерального общества) служит экзистенциальная философия, ― философия, с одной стороны честно констатирующая абсурдность мироздания, а с другой ― живущая пафосом преодоления этой абсурдности.

«Индивидуализм, ― пишет Пауль Тиллих, ― есть самоутверждение индивидуального Я как такового, безотносительно к его участию в мире. Тем самым он полярен коллективизму, самоутверждению Я как части большего целого, безотносительно к индивидуальному характеру этого Я. Индивидуализм вышел из кабалы примитивного коллективизма и средневекового полуколлективизма. Он рос под защитным покровом демократического конформизма и открыто выступил – в умеренной или радикальной формах – в экзистенциализме»11.

Суть этой философии, по словам Тиллиха, лучше всех сформулировал Сартр: «Сартр стал символом сегодняшнего экзистенциализма… Я имею в виду прежде всего его тезис: „Сущность человека есть его существование“. Это изречение, как луч света, освещает всю сцену экзистенциалистского творчества. Его можно было бы назвать самым отчаянным и самым мужественным изречением во всей экзистенциалистской литературе. Оно означает, что человек не обладает сущностной природой: он обладает лишь возможностью сделать из себя то, что захочет. Человек сам создает то, что он есть. И ему не дано ничего, что обусловливает этот творческий процесс. Сущность его бытия ― императивы „надо“, „следует“ ― это не то, что он находит, а то, что он создает. Человек ― это то, что он из себя делает. А мужество быть собой ― это мужество быть тем, кем ты решил быть»12.

Это самосознание, начавшее приоткрываться в начале ХХ века, во 2-й его половине полностью овладело умами европейцев.

В 1952 году в своей книге «Мужество быть» Тиллих засвидетельствовал, что экзистенциализм «стал реальностью во всех странах Запада, … выразился во всех сферах духовного творчества человека, пронизал все образованные слои общества. Экзистенциализм нашего века – не изобретение богемного философа или невротика-романиста, не сенсационное преувеличение ради денег и популярности, не унылая игра с отрицающим началом. Все это может присутствовать в нем, но сам по себе он нечто иное. Экзистенциализм есть выражение тревоги бессмысленности и попытка принять эту тревогу в мужество быть самим собой»13.

На вершине этой попытки, согласно Тиллиху, неизбежно происходит обращение к Богу. Иными словами, система либерализма, в конечном счете, подразумевает религию, обнаруживает свой путь к Древу жизни, т. е., все же позволяет на себя «Богу молиться».

Мода на экзистенциализм прошла, но не исчезла провозглашенная им истина, не изменилась духовная ситуация. Мир, в котором обитает послевоенный Запад, бессмыслен, но порожденная им система либерализма до сих пор держится исключительно мужеством своих граждан, их мужеством быть.

Если в Западном обществе 2020-х еще осталось что-то здравое, то оно достигается все теми же «сермяжными» средствами экзистенциализма, а именно ― пресуществлением тревоги в мужество быть самим собой.

Современное западное общество перегружено безвольными слизнями и капризными «снежинками», ценящими лишь собственные слабости, но на протяжении десятилетий это общество держалось благодаря тем, кто помимо свободы проявляли также и ответственность, видели в ответственности свою высшую привилегию.

Как сказал Виктор Франкл, «Свобода, если ее реализация не сопряжена с ответственностью, угрожает выродиться в простой произвол. Я люблю говорить, что статуя Свободы на восточном побережье США должна быть дополнена статуей Ответственности на западном побережье»14.

«Если существование действительно предшествует сущности, – пишет Сартр, – то человек ответственен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование»15.

Однако при этом знаменательно и символично, что в политической сфере сам Сартр выбрал… коммунизм, даже крайнюю его форму ― маоизм!