Читать книгу Убийство как по маслу - Арина Тарелкина - Страница 3

Профессионализм не пропьешь. А Татьяна и не пыталась – так что ей удалось сотворить чудо и превратить уставшую, не очень молодую, потрепанную жизнью и Аэрофлотом путницу в прекрасную амазонку.

– Синяки под глазами замажь, – я была бы не я, если бы не поставила «галочку» в графе «дать указания помощникам».

– Непременно.

Хороший сотрудник (во всяком случае, в моем представлении) всегда делает вид, что бесконечно ценит рекомендации руководителя. Даже если тот учит его ложку в руке держать.

– И хайлатера добавь, но не перестарайся – не хватало еще блестеть на экране новогодней гирляндой.

– Добавлю в меру, – Таня и бровью нарисованной не повела. Штирлиц на допросе у Мюллера и тот больше эмоций выказывал. Мне бы отстать, но Остапа уже понесло.

– Морщинки замажь, губы не слишком ярко – я не Мэрилин Монро, стрелки не надо, они уменьшают глаза. Волосы в хвост, челку убери, скулы подчеркни, – приказы сыпались горохом из порванного мешка.

Нравится ли мне эта роль строгой хозяйки Медной горы? Не знаю… Но я так в нее вжилась, настолько вросла корнями, что иной себя и не помню. Когда-то и я была веселой и легкой, слегка ироничной, но не «ядовитой», приятной в общении и во всех отношениях. Когда-то очень давно, до…

Решительно мотнув головой, отгоняя неприятные воспоминания, я чуть не превратила себя в Джокера. И только опыт и профессионализм визажистки, успевшей вовремя убрать руку с зажатой в пальцах помадой, помогли избежать трансформации человека в героя комикса.

– Ну, кажется, вполне неплохо, – заявила она через минуту, взглядом художника оценив созданное ею творение.

– Великолепно, – поправила я, растягивая губы в широкой улыбке. – Ну, что, ребята, шоу маст гоу он? Камера, мотор, поехали!

* * *

Привычка – вторая натура. Вы замечали, что день большинства из нас подчинен раз и навсегда заведенному сценарию? Мы встаем в одно и то же время, выполняем одни и те же утренние ритуалы (у кого какие), едим один и тот же завтрак, отправляемся на одну и ту же работу и остро завидуем тем, кто, как нам кажется, сумел разорвать порочный круг и чья жизнь – череда путешествий, ярких встреч и дегустаций новых блюд.

Так вот, у меня для вас, друзья мои, печальные новости – ваши кумиры тоже жертвы привычек. Только своих. Они тоже выполняют одни и те же действия день за днем: посещают одинаковые тусовки, раз за разом опаздывают на самолет, забывают паспорта дома, предаются безудержному шопингу и так далее.

Никогда не завидуйте богатым и знаменитым. Многие из них, даже если делают вид, что бесконечно счастливы, нередко мечтают о том же, о чем и вы, – забить на рутину и в корне изменить свою жизнь, уехав на Гоа выращивать кокос или под Смоленск капусту.

Взять, к примеру, Андрюшу Плахова – моего некогда друга. Кумира всех, «кому за», ведущего самого крутого ток-шоу страны, человека, чей гонорар за ведение корпоративов сопоставим с годовым бюджетом небольшой европейской страны. Причем очереди из потенциальных заказчиков сам дедушка Ленин позавидовал бы – к его мавзолею и то меньше. Думаете, Андрюша счастлив? Наверняка именно так и думаете, да сильно ошибаетесь.

Да и с чего ему быть довольным? Ты попробуй десять лет поснимай скандальное ток-шоу о людях, чьи проблемы относятся к тебе, как к Волочковой торт со взбитыми сливками. И пусть руководители каналов сражаются за право тобой обладать, а зрители шлют консервированные огурцы на адрес «Останкино». Андрюше Плахову», в душе ты мечтаешь, что когда-нибудь разобьешь эту банку о камеру, а лучше о голову редактора, сорвешь с шеи галстук-бабочку, скинешь фрак и все остальное и как есть голышом умчишься в даль светлую. Чтобы не быть рабом славы, денег и когда-то заведенной привычки полоскать чужое грязное белье на потеху не очень почтенной публики.

И не подумайте, будто это мои фантазии, – в те далекие дни, когда рубль не пробивал собою дно, а пенсионный возраст стратосферу, мы пили с Андрюшкой кое-что покрепче чая и пьяно плакались друг другу в жилетку. Так что я знаю, о чем говорю.

Но все мы рабы своих привычек, поэтому Андрей по-прежнему трудится прачкой, а я, отгородившись от мира, последние лет семь провожу свои вечера скучно-однообразно: ем фруктовый салат и пью сухое.

В тот вечер на большом (не театре, а экране), как обычно, давали Плахова с его «Давайте обсудим». Не то чтобы я смотрела его регулярно. Но те передачи, в которых на свет божий вытаскивали мое не совсем чистое ланжери и трясли им перед носом зрителей, не пропускала.

Успела я вовремя – аккурат к заставке:

«Вдова скандально известного олигарха (ну, тут он приврал, Влад, конечно, был богат, но до олигарха не дотягивал), ныне популярный кулинарный блогер с десятками миллионов подписчиков (твои бы слова, Андрей, да Богу в уши), вновь в центре скандала (удивил тоже). Кондитеры обвиняют ее в краже рецептов (а вот это что-то новенькое), а родная свекровь в убийстве сына (аж скучно). Кто же она? Жертва абьюза или расчетливая стерва, не останавливающаяся ни перед чем на пути к богатству, славе и успеху?»

На экране замелькали кадры, призванные настроить зрителей на нужный лад, – снимки с изображением маленького Влада, наши с ним свадебные фотографии и даже кадр с похорон показали – не постеснялись. Гад ты все-таки, Плахов, а я тебя еще тирамису кормила.

– Ну, и зачем ты это смотришь? – Алена умела подкрадываться незаметно.

Я пожала плечами.

– Почему нет? Всегда нужно знать, что враг готовит. А то потом несварения не избежать. Так я хоть мезимчика заранее выпью, ферменты приму.

– Будто и так не знаешь, что будет. Сейчас выйдет экс-свекровь, пустит слезу, изобразит обморок, расскажет миру, чем для нее был сын, покажет его школьные фотографии, поведает, как он скворечники мастерил и старушек через дорогу переводил. Потом обвинит тебя в сговоре с Гитлером, Сталиным и Чингисханом, намекнет, а может, прямо скажет, что свои супы ты готовишь из новорожденных младенцев, а в торты добавляешь слезы замученных единорогов. Потому твои блюда такие вкусные. Затем зрителям покажут убогую однокомнатную хрущевку, в которой вынужден ютиться старый больной человек, явивший миру святого Владислава и научивший его зарабатывать миллиарды, прибранные к рукам коварной невесткой. Скажи, почему ты все это терпишь?

Помните, я говорила, что все мы рабы привычек? Так вот речь ведь не только о бытовых. Куда хуже то, что мыслим, чувствуем и говорим мы тоже, как правило, одинаково.

Алена не нуждалась в ответе на заданный вопрос – ей все давно и хорошо известно. Но ведь и у меня не было необходимости повторять одно и то же в тысячный раз. И все равно я радостно попалась за дискуссионный крючок.

– А смысл? Ты когда-нибудь видела, чтобы подобные ток-шоу заканчивались компромиссом? Чтобы стороны поняли друг друга или хотя бы попытались? Цель подобных передач потешить публику, а для этого у меня есть свой ютуб-канал. Большего не надо.

– Да, но сейчас ты выглядишь как минимум высокомерной тварью, не желающей снизойти до объяснений.

– Так и есть. Но что с того? Это влияет негативно на наши рейтинги?

– Нет, но…

– Интерес публики и так подогревается. «Мне нужно, чтобы обо мне говорили. Пусть даже хорошо». Чьи это слова? Дали, кажется. Пусть говорят – нам только на руку, число подписчиков-то растет.

– Растет-то растет, только Степка замучился комменты чистить. Ты не представляешь, сколько грязи выливается после этих передач. Мерзость жуткая!

И снова равнодушное пожатие плечами. Комментарии я никогда не читаю. Принципиально. Есть, конечно, такие социопаты, которые в сети тамадят, но я не из их числа. Мне что виртуальное общение, что реальное – чем меньше, тем лучше. Странноватая позиция для человека с огромным числом подписчиков, не правда ли? Вот и мой психоаналитик так говорил, пока не был уволен.

Но для общения с фанатами и всеми прочими есть администраторы. Это они следят за лентой, поощряют особенно восторженных и наказывают чрезмерно буйных. Я свою психику и биополе берегу. Границы давно очертила, часовых расставила, замки повесила – ни один враг не пройдет. Вот для «Давайте обсудим» делаю исключение. По старой с Андрюшей дружбе. К тому же он сюрприз обещал. Не могу пропустить такое.

И Плахов мои ожидания не обманул. На этот раз вытащил на свет божий двух замусоленных теток, объявил их главными кондитерами всея Руси и дал слово молвить.

Тетки не подкачали. Давясь слезами и захлебываясь возмущением, поведали, что сами они не местные, всю жизнь положили на алтарь бога тортов и пирожных, денно и нощно сочиняли рецепты «Наполеонов» и «Медовиков», всю душу в них вложили, чтобы я потом коварно присвоила и объявила своими. Несчастные были весьма убедительны. Во всяком случае, выглядели как современницы Александра I, так что чем черт не шутит, может, и впрямь сочинили рецепты, которые я в своем блоге семейными представила. Поди узнай теперь.

– И что будешь делать? – Алена подлила в чашку облепихового чая – сегодня я изменила традиции, и предпочла его вину.

– Как обычно, ничего. Ну, не в суд же на этих убогих подавать.

– Нет, мать, ты все-таки святая!

– Я практичная, – на моем лице появилась блаженная улыбка. – И потом, мне ли жаловаться? Ты посмотри, как я живу! – я повела рукой перед собой, будто и впрямь приглашая Алену в путешествие по царским хоромам. Словно она что-то в нашем доме не видела.

Впрочем, на такую красоту смотреть можно сколько угодно – не надоест.

Особняк достался мне от мужа. Кому-то могло показаться, будто трехэтажная громадина крупновата для бездетной пары, но только не Владу. И не потому, что он планировал обзавестись целым выводком детей (как раз наоборот), а потому, что эго моего ныне покойного супруга с трудом даже в этом дворце помещалось, и когда речь шла о его удовлетворении, все остальные вопросы отходили на второй план. Владу было все равно, во сколько нам встанет ежемесячное содержание недвижимости. Его не интересовал ни размер налогов, ни неизбежные и регулярные траты на текущий и капитальный, плановый и экстренный ремонты.

После смерти мужа я хотела избавиться от дома и купить себе хибарку попроще, но выяснилось, что подобные особняки – совершеннейший неликвид, продать их можно исключительно за копейки – слишком уж много души и своего представления о прекрасном вложил хозяин в родовое гнездо. Больно уж нестандартным оно оказалось. Интерьеры с лепниной и золотыми барельефами могли понравиться лишь таким же повернутым на себе эгоцентрикам и, хотя недостатка в них на просторах русских не наблюдалось, юродивые с деньгами предпочитали воплощать в жизнь свои сумасшедшие фантазии, а не оплачивать чужие.

«Сломав» штук пять риелторов и дав себе обещание построить домик в Италии и туда перебраться, я в итоге успокоилась. С той поры уж немало лет минуло, а озеро Комо так меня и не дождалось. Благо прочие наши соотечественники так густо его заселили, что сегодня русская речь звучит на берегах водной жемчужины куда чаще итальянской.

Со временем мне удалось примириться и с массивными львами в холле, и с «фамильными гербами» в гостиной, и даже со златовласыми купидонами в ванной. А зеркальный потолок так и вовсе удалось полюбить. Благодаря этому чуду дизайнерской мысли ни одна ямка целлюлита не коснется моих бедер, ведь стоит только намеку на жирок появиться на теле, как к тем пятнадцати километрам, что я пробегаю каждое утро, прибавляются еще пять, а фруктовый салат на ужин заменяет вода с лимонным соком. И все – несколько дней в таком режиме, и мне снова сверху соблазнительно улыбается восхитительная женщина, жир на талии которой даже не ночевал.

Итак, меня уже больше не смущали ни массивные колонны, подпирающие балкон на линии второго этажа, ни героического вида атланты, удерживающие своды холла, ни огромная люстра, одна способная поднять всю экономику Чехии. Во всяком случае, подозреваю, производитель хрусталя вполне мог приобрести на вырученные с ее продажи деньги домик (домище) в предместьях Парижа.

Мебель в стиле Людовика XIV или пятнадцатого (я как-то в Людовиках не сильна), ковры ручной работы, стоимость которых намекает, что в их производстве как минимум Тереза Мэй участвовала, антикварный хрусталь и фарфор – со всем этим я со временем свыклась и даже приучила себя к мысли, что люблю.

Единственным, что вызывало у меня тоску и боль, лишало временами сна и покоя и заставляло вжимать голову в плечи, по-прежнему оставалась библиотека. Размером и содержанием сопоставимая, если не превосходящая, книгохранилища старинных английских замков, она наводила тоску своей ненужностью, невостребованностью, нетронутостью.

По моему глубокому убеждению, в доме книг должна кипеть жизнь, а не гулять ветер. Впрочем, мою даже легкий сквозняк не трогал. И все же всякий раз, когда я заходила туда, чтобы отыскать тот или иной кулинарный альбом, по спине бежал холодок. Я даже не могла сравнить библиотеку с кладбищем, ведь на погосте хотя бы перешептываются ветвями деревья и щебечут птицы. Ну, и цыгане ходят.

В моем же хранилище книг всегда царит мертвецкая тишина. Хотела сказать, как в морге, но и там больше жизни. В конце концов, покойников патологоанатомы навещают.

Влад читать не любил. Он, в принципе, чужое мнение не уважал и с ним никогда не считался. «Скажи, чему меня научат твои писатели?» – говаривал, бывало, он, пускаясь в пространные рассуждения о том, что большинство классических авторов своей биографией доказали, что не имеют права считаться моральными авторитетами. «Толстой этот ваш. Про семейные ценности писал, морализатор хренов, а сам жене направо и налево изменял. Попил из нее кровушки, что тот Дракула. А Достоевский?! Христианские ценности, бла-бла-бла, а сам игрок заядлый. Про Есенина с Маяковским и говорить нечего – пробы ставить негде».

Но особенно Влада возмущал Набоков. «Сама подумай. Лолита – это гимн педофилии. Сегодня за такое сажают. И правильно делают. А вы читаете, восхищаетесь, фильмы снимаете».

Кто были те таинственные «мы», я предпочитала не уточнять. И вообще не спорить – чревато.

Итак, литературу мой покойный ныне супруг не любил, но книги в доме держал. В огромном количестве. Противоречия в этом не видел. Просто раз по канонам классического дизайна в интерьере должна быть библиотека, значит, пусть будет. Самая большая и лучшая.

Я же испытывала практически физическую боль, проходя мимо этого кладбища человеческой мысли. Ладно антиквариат. Его корешков хоть когда-то касались руки людей. Тонкий нож разрезал страницы, чьи-то пальцы загибали уголки, карандаш подчеркивал строчки для запоминания. Но ведь, помимо солидных старых матрон, в нашей библиотеке полно книг-девственниц. Тех, кто так ни разу и не был раскрыт даже на первой странице. Да, конечно, время от времени представители клининговой компании вытряхивали из них пыль, бесцеремонно проходились по позолоте витиеватых букв метелкой или пылесосом, но разве это считается?

С другой стороны, что тут можно поделать? Мне не под силу изменить ситуацию – увы, я просто физически не могла уделить время каждому фолианту, ограничивалась самыми любимыми и необходимыми. К первым относились произведения Остин и Чехова, ко вторым Похлебкина и Белоцерковской.

Не могла я и избавиться от библиотеки. Сами посудите, как это сделать? Сжечь книги? Отдать в дар тем, кто в них нуждается? Покажите мне таких людей – с удовольствием посмотрю на тех, кто кушать не может, так мечтает прочесть полное собрание сочинений Ницше, Канта, Пруста и Кафки. Причем в оригинале. Да и за Достоевским с Толстым, давайте честно, очередь из желающих не выстроится. Районная библиотека попросту не вместит такое количество книг. Площадей не хватит, да и там великие произведения наверняка будут скучать в одиночестве.

Смириться и забить тоже не очень получалось. Я, конечно, задвинула мысли о проблеме на задворки сознания, но все равно, всякий раз, идя мимо книгохранилища, физически ощущаю сжимающееся в тоске сердце. Мне иногда даже слышится укоризненный шелест страниц и перешептывание скучающих без читателя героев.

Но что-то я отвлеклась. Начинала ведь с привычек, которые вторая натура. Так вот. Пожалуй, трудно найти в мире человека, который был бы их бо́льшим рабом, чем я. Несмотря на внешнюю активность, которая так привлекает моих подписчиков. Со стороны жизнь моя – фонтан ярких и непредсказуемых событий. Перелеты, путешествия, переговоры, встречи. Но за всем этим стоит до одури рутинная работа. И, поверьте, бесконечные аэропорты могут выматывать не меньше, если не больше, чем офис с восьми до пяти.

Нет, я не жалуюсь. Как и у моих поклонников, это мой собственный выбор. Но, в отличие от них, я это понимаю, признаю и получаю удовольствие, а не терзаюсь надуманными переживаниями о бесцельно проживаемых годах, не ищу гуру в сети и за ее пределами, не скачу с тренинга на тренинг в надежде обрести смысл существования. Я давно смирилась с его отсутствием и научилась находить удовольствие в простых и понятных вещах: морепродуктах, бокале белого, приятном разговоре с подругой. Кажется, это называется «быть в моменте», находиться здесь и сейчас. По мне же, банальная гармония, понимание временности бытия, быстротечности нашего на Земле существования. Жизнь слишком коротка, чтобы подвергаться меланхолии. Глупо, расточительно и нерационально тратить отпущенный нам срок на поиски несуществующего смысла.

Вместо этого куда лучше бросить в кастрюльку горсть замороженной облепихи, натереть на терке «мизинчик» имбиря, тонко покрошить яблочко, добавить ломтик лимона и пару кружков апельсина, приправить все корицей, подсластить ложкой меда (а лучше двумя), залить водой и отправить на огонь. Довести до кипения, накрыть крышкой и дать фруктам настояться минут пять-десять. За это время они отдадут свой вкус и аромат воде, превратив ее в райскую амброзию. А дальше по обстоятельствам. Если за окном бушует вьюга или льет проливной дождь, надеваем на ноги домашние сапожки или пуховые носки (совсем на крайний случай сойдут махровые), укутываемся в плюшевый плед и пьем облепиховый чай из пузатой кружки, обхватив ее озябшими пальцами. На случай, если в доме тепло, студим предварительно руки, высунув из окна или засунув на пару минут в морозилку. Шутка. А вот совет забраться с ногами на диван или, в идеале, в кресло-качалку с любимым детективом или любовным романом совсем не шуточный. Впрочем, сойдет и Макиавелли, если вы относитесь к его почитателям.

Летом поступаем иначе. Охлаждаем чай до ледяного состояния, наливаем его в большой бокал для красного вина, украшаем листиками мяты и потягиваем через трубочку на балконе или террасе. У кого что под рукой окажется. Все с той же неизменной книжкой в руках. Впрочем, если за окном не дымят заводские трубы, а на лавочке не философствуют любители чего-то покрепче чая, можно обойтись и без детектива. Любоваться пейзажем, ни о чем не думая и наслаждаясь моментом, бесценно.

* * *

«Мы ушли туда, где много одуванчиков». Надпись на заборе из моего детства. Нас никогда не могли найти. Свободные и беззаботные, не пуганные маньяками, не опекаемые бабушками, няньками и неработающими «яжематерями» (тогда и понятия такого не существовало), мы гуляли, где хотели, сами носили свои тяжеленные рюкзаки, разбивали колени и носы и были бесконечно счастливы отсутствием контроля.

Современным детям не понять, но наше поколение имело здоровый цвет лица, и, если у кого и были синяки под глазами, то только из-за драки с соседским пацаном, а не от истощения кружками и секциями. Да, у нас не было гамбургеров и картошки фри, шоколад мы видели исключительно в новогодних подарках, а жвачку жевали месяцами и всем двором по очереди, но зато в нашем детстве были одуванчики. Целые поля сначала желтых, а затем белых пушисто-щекастых одуванчиков.

Где они сейчас? Кто знает. А тогда, предупреждая родителей о своем отсутствии, мы писали на воротах деревенского дома «мы ушли туда, где много одуванчиков». У меня даже фотография есть, где я стою на фоне этого забора чумазая и растрепанная, но бесконечно счастливая.

В ту ночь мне приснилось это поле. Мягкий желто-зеленый ковер гостеприимно принял меня в свои объятия. Раскинув руки, лежала я среди цветов и, как когда-то в детстве, рассматривала облака, размышляя, на что они похожи. Вот по чистому-чистому, девственно голубому небу проплыл огромный кит, следом, горделиво задрав длиннющую шею, прошел жираф, за которым гналась акула с разинутой клыкастой пастью. Но что это? Одно облако вдруг окрасилось черным цветом, приобрело отчетливые человеческие очертания, вытянуло вперед руку и шарахнуло молнией прямо мне в лоб. Я вскрикнула и проснулась.

Странное дело – шарахнуло меня во сне, а боль оказалась вполне реальной. В голове словно забытая в морозилке бутылка шампанского взорвалась, разметав осколки по всей черепушке. Каждое движение давалось с трудом.

– М-м-м, – промычала я, не в силах разомкнуть губы. Вроде не пила, откуда такое похмелье?

– М-м-м, – слабая попытка произнести «открыто» в ответ на настойчивый стук в дверь. Интересно, кто это может быть? Если Алена, так она на правах своей в комнату вламывается без предупреждения. А посторонним в доме взяться неоткуда.

– Арина! – Аленин голос. – Арина, открывай. Тут полиция. Подождите, – куда-то в сторону, – что значит ломать? А ордер у вас есть? Как это не нужен? Что значит подозрение на совершение преступления?

Слова звучали глухо, очень издалека. Да и в целом складывалось впечатление, будто комната как есть погрузилась под воду. Наверное, так чувствует себя рыба, которая слушает, как люди на берегу строят планы по ее поимке.

Попытка принять вертикальное положение не увенчалась успехом. Силы окончательно покинули меня, и я снова погрузилась в тяжелый сон. На этот раз без сновидений.