Читать книгу Кем ты стал? - Арыслан Кюк - Страница 3

Глава 7

В 1956 году в Великобритании рождается малыш весом 8,3 фунта, что в переводе для тебя 3,8 килограмма. Моя мать скончалась при родах, да я и сам не подавал первые несколько минут признаков жизни. Не знаю, как держался отец – ну, он был суровым человеком. В 1954 году его подозревали в убийстве, поэтому ему пришлось укрыться здесь, в Лондоне, где было предоставлено жильё некой секретной организацией. За всё время проживания с ним узнал я об этом на его похоронах от тёти, появившейся только один раз в моей жизни. Она сказала мне два-три предложения, а после исчезла. Это, возможно, был мой последний родственник на весь мир.

– У тебя его глаза, Гурий, такие же карие и бездонные, а твоя мать обладала изумрудно-зелёными, и жаль, что тебе не повезло унаследовать их. Я наслышана о тебе, я твоя тётя, но имени не назову, чтобы у тебя не было возможности найти встречи со мной вновь. Твой отец совершил плохие вещи на Родине за два года до твоего рождения, и сегодня он поплатился за свой грех.

Я чувствовал себя столбом, вкопанным в землю метра на три. Ни одна из ног не могла изменить положения, вместо этого вырвалось: “Расскажите ещё об отце, куда вы, нельзя неожиданно появляться и так же исчезать”. Женщина уже подходила к машине и не слышала крика.

На кладбище остался неоперившийся юноша восемнадцати лет, а перед ним две могилы. Я думал, что обладаю возможностью прямо сейчас отправиться в рай к матери. Один прыжок с моста мог бы избавить меня от любых страданий. Но таким место в аду, если он на самом деле существует, а попасть к отцу я не хотел.

Он изредка меня воспитывал своими мудрыми изречениями, рассказами, притчами. Очень странный был человек и жестокий, но ни разу по отношению ко мне. Когда я достиг осознанного возраста, то понимал, что живём мы бедно и грустно. Отец всё больше отдаляется от меня несмотря на то, что и раньше мы были не близки. Все подростковые годы я шлялся по Лондону, параллельно учился в самой обычной школе, кстати, учился на отлично. У меня была замечательная пожилая соседка, она и её муж были всегда добры ко мне и неоднократно подкармливали меня.

Как-то раз меня с ребятами поймали за хулиганство: мы били стёкла в старых домах и устраивали драки за денежное вознаграждение в переулке, где ресторан оставлял свои отходы. Мы брали мусорные мешки и сооружали из них арену. Поначалу нас было десять мальчишек – свой узкий круг. Дальше моему английскому лучшему другу Адаму пришла гениальная идея соревноваться с мальчиками из других школ. Постепенно наше поле битвы росло. Не сказать, что я был силён, но побед у меня было в разы больше, чем поражений. Особенное удовольствие мне доставляло лупить мальчишечьи лица с большого замаха, чтобы потом в ужасе бросаться к ним и убедиться, что не получу завтра от кого-нибудь из его старших братьев или отца. Как-то так мы выплёскивали свои силы по вечерам каждого четверга, потому что это был день Тора.

Я отвечал за то, чтобы привлекать как можно больше мальчиков на новое занятие. Мы были ненасытны, ведь с каждого вознаграждения мы получали комиссионные в размере 60% от общей суммы за вечер. Одним вечером, буквально через два месяца после начала нашей деятельности, я увидел большую очередь, которая протягивалась метров на двадцать. По моему мнению, это была очередь в РНЕ, как мы его называли, то есть Ресторан Невкусной Еды. Я говорю Адаму, который не шёл, а буквально летел по лужам, так как сухую часть тротуара заняли мы:

– Смотри, неужели они раздают свою стряпню бесплатно?

– Ну тогда и я не прочь отравиться, – ответил Адам. Это был пухлый светлый мальчишка, мой одноклассник, как и трое других шедших с нами. Он был самым большим в нашей пятёрке и самым прожорливым. Сам он участвовал лишь раз в боях, оправдывая это тем, что гениальный производитель не станет пользоваться производимым, а станет наслаждаться потоками шиллингов в карман.

– Вы что, бараны, это же очередь в переулок, наш чёртов переулок, – завопил Том, самый эмоциональный и неуравновешенный, представляй его как невысокого красавца с темными волосами.

Да, я отчётливо помню тот день, когда к нам хотело попасть аж пятьдесят три человека. Мы немного перестарались. К следующему четвергу у нас было задание найти новое место и побольше. Адаму повезло, ему удалось найти такое, какое нам было нужно. Только в силу своей тупости он не обратил внимания на местонахождение этого переулка и повёл нас прямиком к полицейскому участку. Бои проходили последний раз, пусть мы и пытались собрать мальчишек снова, но они боялись. С полицией мы драться не стали, хотя их и напугало количество хулиганов.

На этом наши денежные идеи не остановились. Однако к пятнадцати годам моё положение только затруднилось.

Это был хороший вечер в обществе Маяковского. Несмотря на то, что мой отец и я были гражданами Великобритании, он приучал меня к русскому, и не разговаривал со мной на английском.

– Папа, это мои любимые строки, правильно ли я их произношу:

      Поэзия – та же добыча радия. (упор на “э”)

В грамм добыча, в годы труды.

Изводишь единого слова ради (упор на “а” в слове “ради”)

Тысячи тонн словесной руды.

Но как испепеляюще слов этих жжение

Рядом с тлением слова-сырца.

      Эти слова приводят в движение. (упор на первую “е”)

Тысячи лет миллионов сердца.

– Ты молодец, всё хорошо, – ответил строго отец.

– Что-то нет так, почему ты такой кислый весь вечер?

– Меня отправляют далеко на службу, я не знаю, как быть с тобой. – Отец отвечал с досадой.

– И ты снова не можешь рассказать мне о ней ничего-ничего?

– Я дал слово, Гурий, а когда ты даёшь слово, ты обязан его сдержать. Не позволяй языку бежать быстрее мыслей, обронил слово – взял за него ответственность. Скажу тебе по секрету, что нас отличает от женщин: они всегда говорят чувствами, а мы – головой. Также не позволяй чувствам брать верх над собой – это будет двойной проигрыш.

– Тогда я даю слово дождаться тебя, всё тот же месяц тебя не будет?

– На этот раз мне не сказали, сколько займёт работа, поэтому я беспокоюсь.

Отец не вернулся, а через три года я стоял на похоронах, причины смерти не оглашались и до сих пор остаются загадкой. Как жаль, что они с мамой так и не встретились. Было сложно на протяжении этого времени, но я был уверен, что он жив. Каждый месяц я получал небольшие деньги, которых, к сожалению, мне не всегда хватало даже на еду. Поэтому был частым гостем Агнес и Теодора – так звали тех самых соседей.

Агнес – очень милая старушка лет семидесяти, ровесница Теодора. Для её возраста она выглядела очень хорошо: всегда в хорошем наряде и с украшениями, с поразительным ароматом дорогого парфюма и с потрясающе пышной причёской, русые волосы её оставались такими же свежими, как и её кожа. Короче говоря, если кого и обошла старость, то это её. Теодор, напротив, был чересчур староват и ворчлив. Его лысая голова постоянно закрывалась шляпой. Когда же снимал, то демонстрировал свою жену и её творение за всю их совместную жизнь. Все равно я считал его красавцем, пока он не надевал свои ужасные очки, что у нас с Агнес становилось предметом насмешек.

Иногда мне становилось стыдно приходить к ним, ведь я так, можно сказать, проживал у них целыми днями. Я отправлялся к друзьям, искал способов заработать с Адамом и Томом. Адам устроил нас продавцами газет. Получалось очень хорошо, никто не мог пройти мимо невысокого мальчика, не купив газеты. Мы специально одевались в старую и рваную одежду, это вызывало жалость и умиление со стороны деловых взрослых. Адам всегда был стяжателем, но искал лёгких путей, так как работать не любил. Он даже пытался как-то уговорить нас с Томом спланировать ограбление банка:

– Да может ли быть дело сочнее этого? Вы что, трусы, что ли? Я все просчитал, и ровно через месяц мы будем готовы, – сказал пухлый мальчик, держа в руке сэндвич, который ему положила мама на обед.

– Предлагаешь проделать дыру в стене, пролезть и забрать всё? Ты, Винни, совсем с ума сошёл, – давился я со смеху.

– Из всех твоих идей это самая бредовая, – поддержал меня Том.

– Ага, вот увидите, возьмём и исчезнем, будем отдыхать на своей пятидесятиметровой яхте с большегрудыми моделями Франции и наслаждаться дорогущей едой.

– Тебе шестнадцать, и твоей толстой груди любая модель позавидует, – всё так же продолжали мы с Томом издеваться.

– Это вам сейчас смешно. Это наилегчайший путь к деньгам, а я всё продумал.

– Ты не имеешь на них права. Единственная лёгкая прямая в твоей жизни – вертикаль, когда твой гроб опускается под землю и ничего уже не нужно. Не ищи лёгких путей.

– Хорошо сказано, Том, – подметил я. До сих пор помню слово в слово это выражение, откуда он его взял – непонятно, но звучало отлично.

Продолжу говорить о Теодоре. Это по-настоящему “Дар Божий” для меня, ибо он заложил мне основы воспитания, в то время, когда не было отца, он направил меня на правильный путь. Он настаивал на том, чтобы я продолжал изучать русский язык, предвидя его пригодность для меня в будущем. Он был чертовски прав, ведь в 1985 я отправляюсь в СССР. Но это я далеко зашёл, было ещё достаточно поучительных и интересных моментов.

Особое внимание он уделял сдержанности и силе. Силе, которая не доступна глазу человека, это нечто большее, чем уверенность, но и не наглая развязность.

– Понимаешь, – наставлял Теодор у тёплого камина в летнем домике, – когда человек уверен истинно и фальшивит, то это сразу видно. Твоя задача -перестать бояться людей, но и не пугать их самому. Не стесняйся и проси то, что хочешь – не жди, пока с неба пойдёт золотой дождь. Да и веди себя достойно, мы с Агнес стареем, поэтому не заставляй нас переживать, мы тебя любим как родного сына. Всё, что ты будешь вытворять со своими друзьями, останется за дверьми нашего дома, не отрицай это сейчас, тебе ещё девять лет. Смотри, видишь этот огонь, вскоре он потухнет, и придётся подбросить ещё полено, чтобы поддержать тепло в доме. Постарайся стать огнём.

Также предметом его нравоучений становилась не раз тактичность, хоть сам он её не придерживался, но наказывал мне её вечно. Вообще манера речи его была странной: много метафор, высказываний других людей, чаще поэтов. Но беседы с ним шли легко, а особенно перед сном, когда этот тихий и медленный тембр. Колыбельные я уже перерос, но для жизненных историй я был в самый раз. Как же сладко спалось десятилетнему юноше в гостях у любимой Агнес. Поразительно было то, что они ни разу не упомянули Чарльза, их сына, убежавшего на войну совсем мальчишкой вслед за отцом. Спустя 2 года маленького героя нашли мёртвым с автоматом в руке, который, как казалось, весил больше него самого. Середина 1944 года, ему вот-вот должно было исполниться 14 лет. Узнал я это занимаясь архивами в своё время, там же были снимки его тощего тела, оно мало чем отличалось от тел других бойцов отряда, такое же изуродованное пулями и испачканное илом. Он шёл умирать, превосходно это понимая, но в первую очередь он шёл за отцом.

Глава 8

– Да, по- настоящему ужасное зрелище, – прервал его Ипатий.

– Всё давно позади, те жертвы – пример того, чего нельзя допустить в будущем.

– Я так понимаю, сейчас ты будешь говорить обо всей своей жизни?

– Именно так, ты ведь сам этого хотел, Ипатий. Слушай и чего почерпнёшь, может.

Моим героям предстоят ещё очень долгие беседы; один рассказчик, один слушатель – всё очень задушевно и интимно. Пока Гурий рассказывает свои детские истории Ипатию, мы с тобой поговорим отдельно – так же интимно и очень задушевно. А истории эти тебе будут не столь интересны. Почему? Да потому что я так решил: ну, чего, у тебя своего детства, что ли, не было – такое же озорное, беззаботное. Одна структура.

Вот что поинтереснее есть: пища для ума. Как-то иду я зимним вечером по улице: вышел проветрить мысли, настроение было мерзопакостное, как следует не оделся. К этому времени опустился такой мороз, что стоило вытащить руку из кармана на минуту, то она тут же набухала. Снег хрустел приятно, только лай собак приглушал его. Улицы освещены были плохо, фонарные столбы находились на большом расстоянии друг от друга – видимо, так было дешевле, но не удобнее для людей. Недалеко находился химический завод: с темнотой нас накрывало зловоние – запах продуктов, чей срок годности давно истёк, резал нос. Ещё ночное небо переливалось жёлто-оранжевыми цветами – всё та же промышленность. Иду я по просёлочной дороге, на улице градусов 20 мороза, щиплет щёки, слезятся глаза, но мне тепло, даже жарко. Следующая зима, такой же мороз, аналогичная проблема, но тепла не было. Никогда не задумывался, отчего так холодно и отчего так жарко?

Как мы ослеплены сегодняшним днём, радуемся и получаем всё сейчас. Жить этим днём – закрыться в коробке, создав свой мир, спрятаться от большого мира. Проблемы в меньшем обретают значительный размер для “мирового уровня” и не рассматриваются объективно, да и вообще глобальные вопросы труднорешаемы. Дело другое, если смотреть на проблему в будущем. Будет ли вас волновать до белого каления опоздание на нелюбимую работу через пять лет? Конечно, нет. Сегодняшний день уже прошёл, всегда думай о завтрашнем.

Была ситуация, когда мужчина выиграл в лотерее и решил жить, как раз, сегодняшним днём, денег хватило бы на всю его жизнь. Но на практике это были по пальцам считанные года. К слову, вернулся он потом к своей низкооплачиваемой грязной работе. Нельзя, нельзя забываться во времени, пренебрегая прошлым и будущим. Прошлое же нам учителем будет, в то время как будущее – книгой ненаписанной.

Глава 9

После смерти отца решаюсь я отслужить, обязательную службу в Великобритании отменили в 1963 году, поэтому записался в добровольцы военно-морских сил Великобритании. Рассказывать нечего – это было что-то вроде спортивного лагеря для меня. Я значительно изменил свои взгляды. С нами был Франклин, которого мы в шутку называли “стодолларовый”. В принципе, он походил на того Бенджамина, что изображён на купюре, но в основу легло то, что он тоже отчасти относил себя к масонам. Он был очень умный, для меня было загадкой, почему такой гений потеет в войсках, а не в Оксфорде.