Читать книгу По ту сторону вымысла. Рассказы, эссе, поэма - Аркадий Чужой, Аркадий Иванович Чужой - Страница 3

Зависла пауза, в которой Михылыч что – то, где – то у трубы открутил, отвинтил. Где – то что – то продул, прочистил, тряпочкой аккуратненько протёр, смазал… И оставил, как он выразился, проветриться инструмент на воздухе, на сквознячке – с…

А меня, между тем, так и подмывало, знаете ли… подтрунить слегка над Михалычем.

Только мастер и словечко – то не дал вставить. Ну, не даёт и всё тут!

– Вот то-то и оно, говорит он, то-то и оно, брат, что не первый ты хозяин у неё, не первый. – с нажимом повторил он, на последнее слово. А у инструмента должен быть только один, понимаешь ли ты, один владелец. Вот от того и не поёт она у тебя, бедолага, не звучит. А вот когда у неё у матушки, один хозяин, да ещё тот который любит её… Да, да, именно так – любит!.. Да который холит её, да гладит, да целует… Хо! У того же инструмент сам поёт, да так, что аж мурашки продирают на скрозь!.. Играешь, а у самого от восторга, кондрашка! Веришь, нет? Вот так слегка и потряхивает, точно тремоло! До слёз иной раз случается!.. Ой, что ты!.. – шептал Михалыч откровения свои, точно заклинания, глядя вроде на меня, но, больше в себя, как мне показалось. Неожиданно в его руках оказался его родной инструмент, и, Бог ты мой… Я будто попал в… сказку…

Ах, Господи, что же он творил с моей душой!..

Это была мелодия моей юности, моей первой… любви, это была сказка…

Я, будто попал в плен чего – то прекрасного чего – то расчудесного, это была популярная в те, наши дни, мелодия – «Маленький цветок».

Я был точно под гипнозом, будто превратился в ту самую змею, которую факир вводит в состояние транса, а он, чудодей, повелевает ею. И в какой – то момент мне показалось, что и другие инструменты тоже подхватили парящую мелодию, как бы подставляя свои медные «плечи», давая ей, мелодии этой, больше воздуха для полёта, для грациозности.

Гармония распускала свой благоухающий бутон волшебного равновесия.

Но, всё прекрасное рано или поздно заканчивается, также неожиданно музыка оборвалась, испарилась, как и возникла, оставив лишь царский шлейф приятных ощущений.

Я покосился на инструменты и мне, знаете ли, показалось, ей, Богу, что они как – то помолодели, что ли, посвежели даже…

Я посмотрел на старого, мастера и у меня сердце заныло от боли и жалости. Он, бывалый лабух, плакал, тихо так, беззвучно, по-мужски плакал.

Мои глаза тоже были влажны.

Я не помню как в моих руках оказалась уже готовая к «бою» труба, как мундштук лёг на мои губы, но, вот погасшая было мелодия, вновь оживает, воскресает. И казалось, что труба моя, действительно сама поёт!.. Сама, понимаете!

Но, чудилось мне, что мелодия уже трансформировалась во что – то иное. Это был, пожалуй, некий душевный разговор, диалог двух друзей, тихий, доверительный, медно-деревянный дуэт.

Никто конечно не засекал, да и зачем это нужно, сколько по времени звучала наша, так называемая импровизация, но, мы, как нынче говорят, «оторвались» от души!.. Я даже и не думал о разнице в возрасте, сейчас мы были просто – друзья – товарищи, коллеги – музыканты.

Вообще – то, если честно, я играл на трубе, мягко говоря, весьма и весьма посредственно. Но, только ни в этот раз!

Тут к месту или нет, мне вспомнилась знаменитая легенда о маэстро Паганини, о его, якобы, дьявольском таланте. А завистников, сами знаете, во все времена, хватало. Я смотрел на Михалыча, и представлял себе его, таким молодым, этаким бравым гусаром, на скакуне и с инструментом в руке!..

И у него тоже, подумал я, завистников немало, видимо было за его пятьдесят с небольшим…

Это сейчас я понимаю, что конечно никаким он стариком не был, просто тогдашний мой эгоизм его «делал», умышленно или нет, так называемым стариком.

Ну, а сейчас, когда я сам впал в пору маразма и детскости, когда мой собственный возраст зашкаливает, я с ностальгией вглядываюсь в то самое, всей душой любимое, моё прошлое. И конечно вспоминаю Михалыча и понимаю, что встреча с ним это был подарок, подарок самой СУДЬБЫ!

Конец.