Читать книгу Принцип причинности - Аркадий Евдокимов - Страница 12

…встречал на вокзале. Славка и Васька выбрались из вагона – рослые, краснолицые, широкоплечие, загорелые. Андрюшка тут же позавидовал им – он, худой до субтильности и бледный, на их фоне казался заморышем. Одно слово – городской. Ребята легко подхватили свои огромные (и наверняка тяжёлые) пожитки – чемоданы и мешки, и бодрой походкой двинулись вперёд. Андрюшке доверили авоську с бумажным свёртком – до обидного невесомую.

– Куда идем? – жизнерадостно осведомился Славка.

– На троллейбус, направо, – ответил Андрюшка. – А Вовка почему не приехал?

– Не захотел, наверное, – ответил Славка.

– Вы что, не знаете, захотел или нет?

– Не-а. Мы года три вообще его не видели.

– Ну и что же. Меня тоже два года не видели.

– С тобой-то мы хоть общаемся. То позвоним, то напишем. То родственники гостинец передадут. А с ним как-то перестали потихоньку встречаться, и всё. Странный он стал в последнее время. И невесёлый.

– А я слышал от бабы Нюры, что он уехал с матерью в Невьянск жить, – объявил Васька.

– А где это?

– Не знаю. Далеко, наверное.

Они подошли к остановке. Троллейбус, видимо, только что ушёл, потому что под навесом было всего два человека – седой сгорбленный старик в очках на резиночке, с тростью и с авоськой, и плотного сложения жизнерадостная дама лет сорока. На даме надето было белое, в крупных красных цветах, платье с глубоким декольте, и дорогие лаковые туфли на высоком каблуке. В руках она держала замшевый ридикюль. Дама была явно в хорошем расположении духа – улыбка не сходила с её круглого лица, а две кокетливые ямочки только добавляли задора. Увидев Ваську, она весело воскликнула, будто умиляясь:

– Ой, какой кудрявый мальчик!

Так умиляются трёхмесячному ребёнку, намочившему пелёнки. Ну откуда ей было знать, что Васька с детства не переносит упоминаний о кудрях? Он хмуро посмотрел ей в лицо, будто взвешивая что-то в уме, и медленно, с расстановкой, ответил:

– А насрать тебе под рыло!

Дама охнула, переменилась в лице, но тут же взяла себя в руки, величественно отвернулась, пробормотав под нос что-то вроде «ну, знаете», и, гордо вскинув голову, с важным видом покинула остановку.

– Васька, ты чего? – удивленно спросил Андрюшка. – Незнакомая женщина. Она, может, тебе в матери годится…

– А чего она?! – возмущённо заявил Васька. – Я её трогал?

И тут подошёл троллейбус.

В квартире ребята распаковывали чемоданы и, смущаясь, вручали Андрюшкиной маме гостинцы. Васька – трёхлитровую банку меда с дедовой пасеки, а Славка – домашнее облепиховое масло, варенье из калины, от давления, и черёмуховую настойку. Мама усадила всех троих за стол, чаёвничать, и начала расспрашивать, кто как поживает в Кадочниково и куда собрались поступать ребята. Из этих разговоров Андрюшка узнал, что все его (а больше, конечно, мамины) родственники живы-здоровы, что дед, хоть ему и под девяносто, ещё бодр, только стал хуже слышать, что комарилка до сих пор действует и исправно истребляет насекомых, уже в трех метрах от неё комары не кусаются, и можно спокойно читать газету, и что Славка отправил письмо в Москву, в патентное бюро, чтобы получить на неё Авторское Свидётельство. Ещё выяснилось, что Васька приехал поступать в горный, на геолога, и что первый экзамен у него уже через неделю. А Славка здесь проездом, он навострил лыжи в Москву, собрался попытать счастья в МГУ, на математика. Или на журналиста, как получится. А про Андрюшку мама рассказала сама, что он будет поступать в политехнический, на радиофак. И что он три месяца ходил на подготовительные курсы и теперь наверняка вступительные экзамены сдаст. Ему стало неудобно, он даже зарделся от стыда, показалось, что по отношению к друзьям он поступает нечестно с этими курсами, но они похвалили его совершенно искренне, молодец, мол, так и надо, мы бы, если смогли, тоже бы на курсы пошли.

Так, за разговорами, они просидели за столом до вечера. А потом мама захлопотала, начала доставать подушки, широко взмахивать простынями – стелить для мальчишек в Андрюшкиной комнате. Она проследила, чтобы они все умылись и улеглись, ну в самом деле, как с маленькими, а потом выключила свет и ушла на кухню. Ребята, само собой, зашептались, время от времени переходя на приглушённый басок. Неудивительно, ведь они не виделись уже три года. Вернее, не видели Андрюшку. И совершенно естественно, что разговор зашёл о Вовке.

– Ты понимаешь, Андрюха, он стал в последнее время совсем странный, – объяснял Васька.

– А что в нем странного-то?

– Ну как что… Вот в церковь стал ходить, к примеру. А ведь он комсомолец, атеист!

– Ну и что с того? Подумаешь, в церковь!

– Нелюдимый он стал, мрачный, молчаливый, – добавил Славка.

– Ага, – поддержал Васька, – И по бабкам стал ходить.

– По каким таким бабкам? – не понял Андрюшка.

– Да по знахаркам, же, ну! По каким ещё бабкам можно ходить? К Дарье Федотовне, знаешь, Славка, такую? (Славка согласно кивнул, чего, впрочем, в темноте видно не было) Ну, которая Пашке Бусыгину свела бородавки жёлтой обезьяной, к ней ходил.