Читать книгу Дырка от бублика 1. Байки о вкусной и здоровой жизни - Аркадий Лапидус - Страница 8

Жена ответственного работника уронила в унитаз бриллиант, и уже четвёртые сутки по всему дому грохотали очумелые сантехники.

– Не там ищите, дяденьки! – замечал каждое утро малец, сопровождаемый молодой мамочкой в садик. – Надо за голодом искать. В очистных соолужениях!

– Не учи учёного! – мрачно парировал уже нетрезвый предводитель команчей и блудливо фиксировал свой помутневший стереоскоп на мамаше.

Видимо, устами младенца и на этот раз глаголила истина, так как бриллиант как в воду канул. Зато из подвала появился на свет разбуженный канализационной канонадой отпрыск потерпевшей. По его виду сразу было ясно, что очередная дружеская попойка опять не пошла впрок.

– Одно добро сплыло, другое всплыло! – с трудом уняв тошноту, заметила соседка.

Встряхнувшись, как пёс после купания, отпрыск прищурился и стрельнул в чистое голубое небо огненным глазом. Мелко задрожав от восторга, а может быть, и похмелья, он хрипло загундосил: «А русалка – вот дела! – честь недолго берегла и однажды, как смогла, родила!..».

В тесном кругу тёплой компашечки ему был уважительно присвоен весьма козырный псевдоним – Бес, и поэтому всю свою сегодняшнюю жизнь он посвятил героическому оправданию столь высокого звания.

Итак, отпрыск одного из самых верхних звеньев партийных функционеров, закатив глаза и неритмично дёргаясь, самозабвенно пел.

То ли услышав, то ли уловив шестым чувством призыв родной крови из-за угла дома не замедлила появиться слегка растрёпанная наследница известного и очень уважаемого и в тех… и в этих… и прочих определённых кругах бандита-торгаша.

Полукриминальное дворянство и абсолютно криминальное купечество встретились!

Взаимопонимание было полное!

– Тебя ищет милиция! Ходят слухи, что ты опять проломил черепок какому-то студентику.

– Довысказывался… Интеллигент! – Бес презрительно сплюнул. – Ему, понимаешь ли, наше правительство не по вкусу пришлось. Ну, стукнул слегка… Дис-с-сиденты, мать твою!..

Судя по высказываниям, Бес был ярым патриотом существующего порядка. Его жизнь ему нравилась, и он крутил её на всю катушку. Иногда, правда, неожиданно для окружающих этот орёл начинал истерически плакать и одновременно хохотать, понося всех и вся и даже самого себя последними словами, но это почти всегда приписывалось излишне выпитому и странному, почти болезненному, увлечению философской литературой.

– Хлюпик-то отдал богу душу! – продолжила русалка.

Ни один мускул не дрогнул на помятой подушке физиономии Беса.

– А! Врачебная ошибка. Да туда ему и дорога! У нас таким не место. Треплют языками, треплют, а сало русское едят!

Последнюю фразу Бес взял не из Толстого или Бердяева. Это была любимая поговорка его далеко не русских предков.

– Ну, ты даёшь! – гордо восхитилось дитя торгового магната. – Но слюнтяй-то… Как ни крути – мокруха!

– Ерунда! Родаки (родители) высушат! Да и причём тут я, если медицина у нас отпадная? – уверенно успокоил «настоящий парень» и плотоядно почесал под ложечкой. – Пора вделять! Как с тугриками?

– Хоккей! – стандартно отреагировала подруга и шмякнула по сумочке одутловатой лапкой с брызгами крупных бриллиантов.

– Ну, поехали!..

Бес ещё раз, но уже с удовольствием, сплюнул и, приклеив свой верхний левый манипулятор к бедру торговой русалки, завихлял на опохмелку и кормёжку.

В отличие от Беса, Камиль не принадлежал к привилегированному сословию, а был потомком пролетариев умственного труда. Тут всё было проще, но опять же не без некоторой доли определённой философии. Протрудившись какую-то часть жизни на заводе слесарем и заочно закончив юрфак, глава семьи занимал одну из ключевых должностей в местной прокуратуре. Прекрасная же половина главы была воспитанницей детдома. Благодаря тоже упорному труду и полуголодному существованию она реализовала свою мечту и, закончив институт и аспирантуру, получила кандидатскую степень.

Теперь прекрасная половина преподавала в университете и, как все хорошие люди, была «козлом отпущения» на партийной и общественной работе.

И всю жизнь, находясь на пределе душевных и физических сил, изнурённые непрекращающейся и засасывающей всё больше и больше борьбой за престижное место под луной, родители искали в своём дитя реализацию всех своих неутолённых желаний и потребностей.

Результат сказался…

Сейчас их отрок сидел на голубом пуфике перед трельяжем и маникюрным пинцетом выщипывал брови. Испытывая не совсем приятные ощущения, но от скуки просто валяя дурака, он вполне музыкально цедил сквозь стиснутые в волевом напряжении зубы: «Кому это надо? Никому не надо!». За его спиной уже с минуту нетерпеливо переминался с ноги на ногу Марат – сотоварищ по классу. В руках он держал кассетный магнитофон.

– Дай-ка! – Камиль на секунду оторвался от своего косметического священнодействия.

Включив магнитофон и молитвенно поколыхавшись в религиозном трансе, он с чувством высек пальцами искру удовлетворения:

– Класс! Наконец-то что-то стоящее!

Из магнитофона стереофонически жирно вываливалась занудливая музыкальная каша…

В отличие от Камиля, Марат был овцой, по территориальным обстоятельствам прибившейся к чужому стаду. И начиналось это даже не со школы, а с того, что он жил в одном доме с Камилем.

– Ты чего это? – наконец не выдержал он.

– Не видишь, что ли? Бровки выщипываю… Чтобы быть похожим на Мону Лизу!

– Чего-о?

– Ни чего-о, а на неё! А может быть, и на него! Никто этого не знает.

– Чушь какая-то!

– Наивняк! – усмехнулся Камиль и, отложив магнитофон, опять взял пинцет и вытянул шею, выбирая очередной объект для удаления. – Знаешь, что ответил Микеланджело, когда его спросили, как он творит свои шедевры? Он ответил: «Я беру камень и отсекаю от него лишнее. Получается скульптура». Вот ты от себя что отсечёшь?

– Не знаю…

– Вот именно!

Выдрав пару волосков, Камиль завертел головой и закосил глазами, любуясь на то, что получилось.

– Ну, как бровки?

– Слишком тонкие… Не мужские какие-то…

– Не тонкие, а элегантные. Как дела с импортными пластами?

– Боб обещал дней через десять достать.

– Боб не набоб, набоб не Боб. Трепло твой Боб!

С тех пор, как он наколол меня с джинсами, я ему ни в грош не верю. Маг я твой забираю.

– Только через три дня чтоб вернул!

– Верну, верну! Не беспокойся! Перепишу и верну!

Камиль развернулся и окатил Марата презрением:

– И что это ты такой, какой-то серый-серый? Корешам не доверяешь, костюм носишь немодный, за собой не следишь. Еще подумают, что ты мой друг!

– А что, не достоин? – голос Марата дрогнул.

– Конечно! Ты посмотри на меня! Джинсы – «супера», батник – японский. Дублёнка – и та французская. Скажи предкам – пусть приоденут, а то ходишь, как петух общипанный. Смотреть противно…

Лицо Марата пошло красными пятнами. Его уже пожилые родители работали в симфоническом оркестре и большими доходами не обладали.

– Ты… ты… ты… Барахло импортное натянул, морду начистил – уже пуп?..

Марата бил озноб.

– Чего-о? Да бери свое транзисторное дерьмо и проваливай! Ишь какой нежный! Барышня кисейная в мешковине. О твоей же пользе пекусь, дурило!

– Сам ты… О трояках пекись!..

Схватив транзистор, Марат направился к двери.

– Ой, не могу! Ха-ха-ха-ха! – Камиль нарочито захрюкал. – Букварь в стоптанных корочках! Да тройка, она же – птица! Птица! Понимаешь?

– Летай-летай!.. Мона Лиза!..

Входная дверь захлопнулась.

Камиль развернулся лицом к трельяжу.

– И что он взъерепенился?.. А бровки-то надо подровнять…

Пинцет щёлкнул, и из-за сосредоточенно стиснутых зубов снова донёсся стон столетнего шлягера…

Ущипнув себя за веко, Камиль понял, что утомился и пора переключаться. Перейдя в залу, он сразу же направился к своему расчехлённому универсальному стереофоническому орудию труда. Воронёный блеск импортного диска был нестерпим, и, нажав кнопку, творец вывернул регулятор громкости до отказа. Акустический удар в шесть сейсмических баллов и бог знает сколько децибел тут же перекорёжил этаж дома по горизонтали. Впрочем, и по вертикали тоже. Это по ощущению, граждане, а не по показателям приборов!

После первого толчка откуда-то из вечного холода и тьмы появился приближающийся с космической скоростью скрежет и истерические взвизгивания очередной полупридушенной эстрадной бабочки-однодневки, а Камиль начал раскачиваться и упоённо подвывать, стараясь скопировать солиста или солистку. По голосу определить пол было невозможно.

– Оу-оу-оу! А! А! А! Оу-оу-оу! Ха… Оу-оуоу! А! А! А! Оу-оу-оу! Ха!..

В правую стенку комнаты начали стучать.

– А-а! Божий одуванчик!

Убрав громкость и продолжая конвульсивно подёргиваться, меломан заорал в правую стенку:

– Ну, чего стучишь? Могу я отдохнуть после школы или нет? Сам целыми днями из угла в угол шатается! Печень у него, понимаешь ли, больная – пенсионер несчастный! Рачок, понимаешь ли! Я, может быть, тоже больной, только пока этого не чувствую!

Стучать стали в левую стенку.

– Ну вот, ещё и эта кикимора подключилась. Она-то откуда дома? Неужели её сопляк опять заангинил? И что за младенцы пошли дохлые – чуть что, и зашмыгали, и зашмыгали?..

Стук в правую стенку прекратился, зато левая начала вздрагивать от пинков.

– Да что ты пинаешься, дура! – еще сильнее заорал меломан. – Туфли разобьёшь! Обои отклеятся!..

В правую стенку опять замолотили.

– И этот старый пень опять подключился. Квадрофонический эффект создают, болезные. А ну как мы их децибелами! Децибелами! А?

Камиль опять дал полное «форте» и, дико прыгая по комнате, торжествующе закричал:

– Ага-а! Получили-и! Вот вам!.. Жалуйтесь на меня в домоуправление! Пишите в милицию! Валяйте!..

Стук прекратился.

– Отпал один! А тут что?..

Камиль припал ухом к левой стене.

– Орёт сопляк вовсю… Ори, младенец, ори! Развивай лёгкие!..

Услышать телефонный звонок в этом аду было невозможно, но Камиль услышал:

– Это Боб! Боб, наверное!.. Аллё! Аллё! Говорите громче!.. Ой, это маман…

Резким рывком стереокомбайн был выключен.

– Аллё!.. Да-да, теперь слышно… Почему такой шум был? Да так… музыку крутил… За хлебом? Нет, не ходил… По-моему, у нас ещё старого навалом… Нет? Мам, зайди сама в булочную – мне некогда. Я ещё уроки не сделал, а нам сейчас знаешь как много задают. Десятый класс, как-никак… Музыка мешает? Да ты что? Она способствует! Вам песня строить – нам жить помогает!.. Что? К деду больному съездить? Да ты же у него вчера была. Меня хочет видеть? А чего на меня смотреть – у него же фотографий моих навалом… Я чёрствый? Да ты что, маман? Я увлекающийся… Ну, ладно, ладно, зайду…

Камиль с досадой стукнул телефонной трубкой.

– Надо же было ей позвонить – весь аппетит отшибла. И чего этому деду одному не сидится?.. Или нет, он уже, кажется, третий день с постели не встает… Надо же было так не вовремя слечь! Раз в году такие диски попались – и вот… А тут ещё эта чёртова учеба… У кого бы сдуть математику и физику? У Кольки нельзя… У Вадьки… тоже не даст… Во, позвоню Маратке!

Камиль начал набирать номер телефона и, не набрав, нажал на рычаг.

– Нет! Этот тоже на меня обиделся… А что я ему, дураку, сказал?.. Надо бы с ним помириться, а то не миновать «банана» по матеше…

И Камиль набрал номер до конца.

– Аллё! Мара? Это Камиль… Чего это не хочешь со мной разговаривать? Да подожди ты трубку вешать! Подожди, говорю! Я извиняюсь! Как это – нет прощения? Ты что, Фенимора Купера читаешь?.. Нет? Ну, тогда забегай ко мне, здесь поговорим, а то это не телефонный разговор… Ага… Ага… Извиняюсь я, извиняюсь!.. Ну, вот и хорошо. Пока!

Весело замурлыкав, Камиль мягко вписал трубку в телефонный аппарат.

– Пусть только придёт, а здесь я его мигом обработаю! А к вечеру ресторанчик, Бес с козырными девочками… Человек, слава богу, слаб!

Восторженно потерев руки, меломан ударил по куркам и затворам своего стереокомбайна и, извиваясь и дергаясь, снова громко и пронзительно загнусавил:

– Оу-оу-оу! А! А! А! Оу-оу-о! Ха! Оу-оу!..

Правая и левая стенки домашней дискотеки опять завибрировали от отчаянных стуков, что вызвало очередной торжествующий вопль индейца, вышедшего на тропу войны:

– Проснулись, травоядные! А мы вас децибелами! Децибелами!..

Регулятор громкости снова был выкручен до отказа.

– Валяйте! Стучите! Я вас научу любить современную музыку!..

Люди объединяются по интересам, и в этом есть свой железный смысл. За несколько минут до закрытия ресторана несколько смазливеньких «ласточек», Боб, Камиль и примкнувший к ним изрядно подпоенный Марат окружили Беса повышенным вниманием и заботой. Наперебой услаждая слух кумира дифирамбами и панегириками, они так старались, что душа преисподней широко распахнулась и обнажила свои недюжинные способности и возможности. Отдавив в сторону криво улыбающегося швейцара, Бес овладел служебным телефоном и, бурно посовещавшись со своими высокопоставленными предками, стандартно щёлкнул пальцами:

– Хоккей, дети мои! Катим на дачу! Фрахтуй две тачки, Боб!

Восторженно взбрыкнув своими лакированными копытцами, Боб нечленораздельно вскрикнул и ускакал ловить такси, а оставшиеся вассалы дружно испустили благодарный стон высшей степени обожания.

Если вы обладаете даже минимальной наблюдательностью, то без труда заметите, что в этом, весьма тесном, мире не счесть роковых совпадений и фатальных закономерностей. Обладая же наблюдательностью и дедуктивно-логическим мышлением Шерлока Холмса, можно даже прийти к почти религиозным выводам, определяя мир как тщательно запланированный и саморегулирующийся.

Непознанная закономерность случая и на это раз сработала чётко. Две плотно набитые легковушки, нервно тикая счётчиками, мчались именно на ту дачу, где на пороге стоял растерянный Соломон и невнятно мямлил что-то о необходимости срочного размещения иностранной молодёжной делегации и соответствующей собственной эвакуации.

– Народу всё ясно! Тут всё вокруг колхозное, тут все вокруг моё! – сказал Аполлон и, широко распахнув руки, торжественно пошёл переодеваться.

Странная процессия прошествовала минут через десять по залитым лунным светом аллеям. Впереди, перекинув через плечо роскошный махровый тётушкин подарок и держа в каждой руке по огромной кошёлке с продуктовым дефицитным содержимым, медленно ступал Аполлон. За ним семенил дядюшка, а за дядюшкой – тётушка. Дядюшка ёжился, а тётушка нежно прижимала к груди букет племянника и романтично косила глазом на луну.

Процессия миновала бетонное бункерное ограждение и вышла на шоссе.

– Изгнание из рая состоялось! Будем голосовать за кипение в гуще! – объявил Аполлон и шлёпнул кошёлки на ещё не остывший асфальт.

Где-то внизу грохотала речушка и пахло целебными травами.

Природа отдыхала…

Свет фар ударил неожиданно.

Три руки дружно взметнулись к небу.

Сто восемьдесят по совокупности лошадиных сил с шахматными тавро резко затормозили, и визги тормозов и пассажиров слились в один салютующий какофонический аккорд.

Дверцы такси распахнулись, и из машин, тоже с сумками, полезли бледные тени «бесовской» свиты. Сам предводитель, уже слегка поцарапанный, но в пьяном угаре не замечающий этого, вылез последним. Матерно выругавшись, он подмял наманикюренное крылышко одной из «ласточек» и, страшно сопя, первым пересёк бункерную ограду.

– По-русски шпрехает иностранец-то! – весело заметил Аполлон, запихивая сумки в багажник такси.

– «Золотая» молодёжь! – с ненавистью откликнулся шофер и, сплюнув в сторону дачи, резко крутанул ручку таксометра.

Дядюшка сидел бледный и всю дорогу молчал…