Читать книгу Новый Гильгамеш, или Наука бессмертия - Аркадий Ровнер - Страница 6

Мрак безраздельный окутал сырые ущелья,

згою покрылись глухие низины и долы,

только на всхолмиях в клубах густого тумана

могут глаза отличить друг от друга предметы.

Сердце бежит этих мест, недоступных для зренья,

ищет душа утешения в ярких расцветках,

в солнечных бликах, в веселых садах и селеньях,

в играх беспечных и в хороводах детей.

Выше садов и холмов обитают лишь боги,

игры и пляски которых беспечнее детских,

участь завидна их, свет лучезарного неба

вынести глаз наш не может, привыкнув к туманам

нашего мира, затерянного во Вселенной.

Средь богов и богинь, обитающих в небе,

нет никого, кто мог бы сравниться с Иштар,

с юной богиней, красотой и роскошным убранством,

также нет никого своенравней ее и капризней.

Наблюдала Иштар с любопытством за яростной битвой

Гильгамеша и друга его молодого Энкúду

с великаном свирепым Хумбабой, и ей приглянулся

царь и герой Гильгамеш – на три четверти бог,

но на четверть своего существа – жалкий смертный.

Решила богиня позабавиться с новой игрушкой –

с Гильгамешем отважным. Ему предложила она

разделить свое ложе, подарить обещая за это

власть над миром и великую славу в веках.

Сказала она:

– Гильгамеш, несравненный герой,

приди, твоей зрелости вкусим, коснись моего лона!

– Прочь, потаскуха, – ей сказал Гильгамеш возмущенно, –

всем бесстыдство твое и твои похожденья известны.

Ты – жаровня со льдом, ты дырявая крыша у дома,

что не прячет от зноя, не держит дождя, ты дворец

обвалившийся, слон, растоптавший попону свою,

ты смола, которой обварен носильщик, ты плита,

не сдержавшая стену, сандалия, жмущая ногу!

Какому супругу была ты верна? Назови мне,

с кем ты блудила! Супруга твоего Думузú

ты ударила, крылья сломала, живет он

в Царстве мертвых, оттуда кричит: «Мои крылья!».

Льва ты любила могучего, где он теперь? –

вырыла много ему ты глубоких ловушек.

И коня ты любила быстрого, славного в битвах,

кнут и узду приготовила ты для него.

И еще ты любила пастуха-козопаса, который

каждый день сосунков тебе резал, – в волка

ты его превратила, кусают собаки его.

И садовника также любила, который охотно

носил тебе фиников гроздья, твой стол украшая,

разве не ты подошла к нему и сказала:

«Приди, о, садовник прекрасный и щедрый ко мне,

приди, твоей зрелости вкусим, коснись моего лона!

И садовник ответил тебе: «Ты меня пожелала?

Горький хлеб прегрешения буду отныне я есть.

Станет рогожа негодным укрытьем от стужи».

Садовника ты поразила, в паука превратила,

наградила тяжелой работой – из паутины

не вылезать, никогда не спускаться на землю.

И со мной, полюбив меня, ты не иначе поступишь.

Речи эти услышав, разъярилась богиня Иштар:

– Гильгамеш за обиду поплатится жизнью своей!

Поднялась на широкое небо к отцу, к богу Ану,

упросила создать могучего зверя Быка,

чтоб убил Гильгамеша, чтоб Мраком накрыл он Урук,

чтоб окутались мглою сырые ущелья и долы,

чтобы згою покрылись глухие низины Урука.

Создал Ану великий огромного зверя Быка,

Бык спустился к Евфрату, в семь глотков его выпил –

река обмелела, разверзлась глубокая яма,

тьма разлилась, сто мужей в этой тьме утонули.

Начала тьма по Уруку всему расползаться,

начали люди теряться во тьме беспросветной,

к городу тьма подступила, и страшные тени

выползали из Мрака и молча душили людей,

синие трупы усеяли землю Урука.

Другу своему Гильгамешу Энкúду сказал:

– Чем мы ответим на эту обиду, мой брат?

Без колебаний ему Гильгамеш отвечал:

– Видал Быка я свирепость, но нам он не страшен,

Быка мы убьем, вырвем сердце его мы, и Мрак

рассеется. Встану я в знак победы над трупом Быка,

елеем наполню рога его – подарю богу Ану!

За толщу хвоста ты его ухвати и крепко держи,

а я меж рогами кинжалом его поражу.

Вышли на битву с Быком Гильгамеш и Энкúду.

Быка они гнали во тьме, поражая клинками,

Энкúду Быка ухватил за толщу хвоста,

Гильгамеш, как увидел, что сделал Энкúду,

Быка поразил кинжалом между рогами,

убили они Быка, ему вырвали сердце,

перед богом Ану и богом Шамашем труп положили,

перед богом Ану и богом Шамашем ниц склонились.

Отдыхать уселись два брата.