Читать книгу Хроники спекулянта. В поисках утраченного антиквариата - Аркадий Шварцер - Страница 22

По протекции моих друзей я устроился на работу в организацию по сбору лома и отходов цветных металлов «Вторцветмет» на должность «уполномоченный». Нас на всю Москву было чуть больше сотни. Уполномоченные следили, чтобы предприятия города не выбрасывали отходы цветных металлов в мусор, а сдавали их государству. Самым прекрасным в этой работе был практически свободный день. Мы собирались вместе лишь на один вечерний обязательный «явочный час», а в остальное время должны были тщательно контролировать предприятия города. Мне, как одному из немногих работников со специальным высшим образованием, доверили контролировать крупнейшие заводы Москвы: ЗИЛ и «Динамо». ЗИЛ, например, ежемесячно должен был отгружать пятнадцать вагонов только алюминиевой стружки на Щербинский завод по переработке цветных металлов. А медь вообще имела статус стратегического металла.

Я быстро установил правильные отношения с Валькой Каратаевой – начальником цеха металлоотходов ЗИЛа. За финский сервелат и прочие деликатесы она с радостью выполняла за меня всю работу. Бумажки заполнять – такая была, по сути, работа уполномоченного. «Упал намоченный, а встал сухим», – шутила она. Короче, не работа у меня была, а сказка. Но всё хорошее имеет тенденцию быстро заканчиваться.

Собрания

Сменился наш начальник. Новым начальником стал Евгений Иванович Панов – здоровый бугай с крохотными глазками, патологически обожающий всяческие собрания. И началась беспрерывная череда собраний: выборных или перевыборных, отчётных или по принятию обязательств, посвящённых грядущим праздникам или решениям партии, правительства и так далее. Короче, свобода закончилась. Сам Панов неизменно выступал на всех собраниях, неся в массы долго и страстно свой горячий бред. Глаза его каждые пятнадцать минут речи мутнели в катарсисе наслаждения, видимо, он испытывал от собственных речей настоящий регулярный оргазм.

Самым ужасным было то, что он стал устраивать собрания после окончания рабочего дня, мотивируя это тем, что у нас ненормированный рабочий день. А ведь многим женщинам надо было забрать детей из садика, ужин приготовить семье и так далее. А у меня вечером наступала основная деятельность, и эти бесконечные собрания больно ударяли по моему карману.

Венцом этого кошмара собраний явился новый главный инженер нашего управления – Михаил Сергеевич Голубкин, – такой же любитель пустозвонить. Собрания превратились в бесконечную жестокую пытку.

Большинство моих товарищей дремало, а я, разумеется, читал книги. Но однажды на одном из собраний со мной произошла странная метаморфоза: что-то щёлкнуло у меня в голове и я, к своему ужасу, стал слышать то, что говорили мои начальники. Как я ни пытался сосредоточиться на книге или своих мыслях, ничего не получалось – я слышал только речи выступающих. Это был, как правило, собачий бред, бессмысленный и беспощадный. Пустой набор слов, который непрерывным потоком обрушивался на мою бедную голову.

Я решил, что схожу с ума, и побежал к знакомому психиатру Мише Чижикову. Он объяснил мне, что это издержки двойной жизни:

– На работе ты ноль без палочки, а в среде товарищей спекулянтов – уважаемый человек. Вульгарный когнитивный диссонанс.

– И что мне теперь делать?

– Ломать поведенческий контекст. Получать удовольствие от жизни.

– И от собраний?

– В первую очередь от собраний. Сам решай как, но радуйся жизни всегда и во всём. Иначе заболеешь и сдохнешь.

И я стал выступать на собраниях. Я стал бороться на собраниях против собраний. Рвался на трибуну и критиковал начальство. Например, за то, что держат сотню человек в маленьком душном пространстве, не дают матерям забрать детей из детских садов и прочее. Играл роль честного и открытого придурка, радеющего за дело и людей. У нас в стране юродивых традиционно очень любят и побаиваются. Уволить такого человека абсолютно невозможно. Как уволить за справедливую и честную критику? Родная партия с тогдашним главой М. С. Горбачёвым тоже призывала советский народ вскрывать недостатки на производстве, чтобы повысить… и усилить… А когда действуешь в рамках решений партии и правительства, то тебе никто не страшен.

Начальство пришло в большое изумление: они просто не понимали, что со мной делать. Меня вызвали в кабинет к Панову, и там в присутствии других начальников он грозно задал мне вопрос, который я тысячи раз слышал от руководителей всех звеньев, с которыми сводила меня судьба:

– Ты что, думаешь, умнее всех?

– Ну почему всех, – с улыбкой отвечал я. – Вы главный начальник, вас, может, и не умнее, а быть умнее нашего главного инженера Голубкина, например, невелика заслуга.

Разумеется, Голубкин сидел ровно напротив меня. Он потерял дар речи. А я продолжал развивать эту тему, пока не был выдворен из кабинета начальства с беспомощными и жалкими угрозами.

Свалки

По долгу службы мы были обязаны инспектировать свалки на случай, если кто посмеет выбросить отходы цветных металлов. За нами был закреплён полигон «Тимоховское». Это бескрайнее поле до горизонта, полки огромных крыс, туча ворон, вонь, столбы дыма и люди, которые бродят по свалке и что-то ищут. Городские свалки всегда именовались полигонами. Видимо, по ночам там проводились испытания различных типов вооружения и военной техники.

Помню, как при мне привозили мешки с табаком, мешки с шоколадными конфетами, останки электроприборов, а однажды видел, как выгружался самосвал со старинной мебелью из Театра Вахтангова. На свалке есть абсолютно всё: любая продукция, любой товар.

Больше всего меня поразили люди, которые бродили по свалке в респираторах, вооружённые длинными палками с крючком на конце. Все с мешками, куда складывались находки. Эти люди делились на две основные группы.

Одни жили прямо за воротами свалки. Там стояли палатки или домики из подручного материала, которого полно на свалке: фанера, сайдинг, листы сухой штукатурки, алюминиевый гофр и прочая ерунда. Все домики с одним окном и обязательной трубой, торчащей из стены, – отопление. Там и дети бегали, и бельё висело: обычная трущобная жизнь.

Другие люди приезжали на старых дешёвых автомобилях-«помойках», переодевались и не спеша шли на работу – ловить удачу на свалке.

Собирали всё, что можно продать. В конце дня приезжали скупщики.

Финал фильма 1958 года «Пепел и алмаз» Анджея Вайды происходит на свалке. Поверьте, ничего не изменилось. Название фильма и романа Ежи Анджеевского взято из стихотворения польского поэта Ц. Норвида:

Райком партии

Регулярно мы посещали райкомы КПСС с отчётами об успехах. Как-то раз я пришёл в здание райкома партии Волгоградского района на приём к нашему куратору. Нашёл нужную дверь в центре длинного коридора, постучал, открыл её, поздоровался и представился.

В конце длинного кабинета сидела высокомерная дама. Но не такая важная, как ей бы хотелось, – не было ни секретаря, ни тамбура при входе – верных признаков высокого статуса. Дама тут же принялась строго отчитывать меня. Неважно за что, просто такова была форма поведения ответственного партийного паразита. Но странное дело, она не пригласила меня войти и сесть, что было стандартным ритуалом. Я стоял в проёме открытой двери, слушал её и в какой-то момент облокотился на притолоку.

– Как ты стоишь? Что за поза? – вдруг с удивлением услышал я. – Немедленно встань нормально, распоясались совсем, – повысила голос партийная баба. Видимо, хотела показать людям, беспрестанно снующим по коридору за моей спиной, свою суровую ленинскую бескомпромиссность. Я вытянулся по стойке смирно, а потом рухнул на колени:

– Такая поза вас устраивает? – заискивающе спросил я. Сзади тотчас стали собираться люди. Она в гневе вскочила с места:

– Немедленно прекратил!

Я повернулся к изумлённым товарищам:

– Смотрите, товарищи, она велела мне встать на колени, ну я и встал. Мне не трудно. Народ и партия едины.

Потом было общее собрание нашего «Вторцветмета», где меня пытались наказать по доносу этой райкомовской тётки. Не получилось, поскольку я твёрдо стоял на своём – партия приказала мне встать на колени, а партия, как известно, наш рулевой.

Дежурство

Нелепая традиция была в нашей организации – дежурить в здании управления в праздничные дни. В три смены, включая ночную. По выходным не дежурили, только по праздникам. Кто, когда и зачем придумал это бессмысленное дежурство, давно забылось, однако вошло в уклад. Пришла и моя очередь дежурить. Конечно, в ночь – я же был «любимчиком» у начальства.

Старое деревянное здание нашей конторы находилось на улице Богдана Хмельницкого, ныне Маросейке, прямо за зданием Белорусского представительства, во дворе. Я приехал, принял дежурство, поднялся на самый верхний этаж, в кабинет дежурного, и обнаружил там на столе толстенный старый журнал. В этом журнале за последние лет двадцать отмечались все дежурные: фамилия, дата, а в графе «Примечания» неизменное: «Происшествий нет».

Времени у меня было много. Я стал писать в журнале, как за время дежурства отразил два нападения неизвестной инопланетной цивилизации и четыре атаки различных бандформирований. Много написал, с подробностями. Затем дождался закрытия метро и уехал на своём автомобиле домой спать. Утром вернулся. Проверять меня ночью никто бы не стал: личный автомобиль был практически только у меня одного, а на такси кататься – денег не хватит. Только в дневное время любил проверять дежурных полудурок Голубкин. Причём приезжал со своим маленьким сыном.

Прошло много дней до следующих праздников, когда очередной дежурный прочёл мою эпопею и хохоча поделился с коллегами. Опять было общее собрание и желание начальства меня наказать, но опять тщетно. Я твёрдо стоял на своём: были нападения и атаки. А потом под одобрительный смех сотрудников я перешёл в наступление. Я гневно вопрошал руководство о смысле этого дежурства, если за двадцать лет никаких происшествий не произошло.

– А кто позарится на наше убогое здание? – допытывался я. – Значит, это издевательство над людьми в праздники? А премию мне не хотят выдать за то, что я спасаю авторитет начальства, отразив атаки неприятеля и доказав тем самым необходимость этих дурацких дежурств? – С трибуны меня было не согнать, когда я ловил кураж, никто уже и не пытался.

Через какое-то время меня вызвал наш начальник Панов:

– Тут нам выделили на управление две машины. Бери одну и убирайся к чёртовой матери.

Напомню, машина в то время была страшным дефицитом. Стоимость такой машины на чёрном рынке подбиралась к двум номиналам. Так мы и разошлись к обоюдному удовольствию. А у моего сына появилась чёрная «пятёрка» «жигули» – первый в его жизни автомобиль. Начинался 1987 год.

Потом, до развала Советского Союза, я где-то числился, отдавая зарплату начальству, впрочем, как и все мои друзья-подельники. Но это уже была по-настоящему свободная жизнь, без произвола начальников и производственных собраний.

* * *

Уверен, производственные собрания есть имитация бурной деятельности начальственных паразитов, не более того. Такие собрания тоже явились одним из факторов развала СССР.