Читать книгу Последний дар Эбена - Армине Мкртчян - Страница 5

Близился конец лета. Небесное светило давно как пробудилось ото сна и, вспыхнув жарким огнем, усердно потягивало солнечные лучи на землю. Перед неизбежным уходом в осенний сумрак оно щедро согревало вверенные ей обширные территории. Листья на деревьях ярко горели желтыми и багровыми красками, а ветви, прогибались под тяжестью созревших плодов. В тишине, то здесь, то там слышалось, как перезревшая груша или яблоко плюхаются с внушительной высоты, глухим стуком, ударяясь о землю. В воздухе витал сладковатый аромат приближающейся осени. Слышалось мерное жужжание насекомых, которые небольшими тучками собирались вокруг упавших душистых плодов.

Словно заботливая мать солнце погладило и вот эту маленькую девочку. Приятно согретая теплыми лучами, она о чем-то размышляла. Дома становилось уже довольно жарко, поэтому, покончив с завтраком, она выбежала тотчас на свежий воздух и присела на крылечке своего дома, мечтательно, устремив карие глаза наверх. Обыкновенная девочка с необыкновенной внешностью. Правильные черты лица были едва заметны в тени невесомой шапки из кучерявых черных волос. Извиваясь в невероятных кольцах, щедро падали они на хрупкие плечи маленькой девочки. Мошку, случайно забредшую туда, можно было искренне пожалеть. Вряд ли в своем крошечном мирке ей когда-либо приходилось преодолевать столь затейливых форм причудливые лабиринты. При этом суметь выбраться оттуда живым, задача непростая, подчас невыполнимая. Девочка напоминала собой тоненький стебелек солнечного одуванчика, в полном расцвете воздушной головки.

Временами она отвлекалась, нахмурив тоненькие нити редких черных бровей, чтобы почесать ногу или руку. В бирюзовых шортиках и майке прекрасно виднелись заживающие раны и царапины. Их было немало, и причиной тому служила присущая ей легкость и жизнерадостность, с которой днями напролет вместе с соседскими девчонками она играла в прятки, бегала, прыгала, подчас не глядя себе под ноги так беспечно, словно была соткана из железа или из какой-нибудь бессмертной материи. А жила она в местечке под названием Розмур. Сам по себе небольшой городок, всего за каких-то пятнадцать минут на машине можно было обогнуть всю его небольшую территорию, однако жители имели все необходимое, поэтому никто особо не сетовал на судьбу. И девочка беззаботно жила и радовалась, подобно открытому океану, улыбающемуся солнцу широкими детскими глазами. Ни бури, ни ураганы не страшны им, тем более никакие раны не могли хоть на долю секунды умолить их детскую беззаботность и безмерную радость незатейливых игр. А ран действительно было множество, особенно на коленях и руках, куда и приходилась львиная доля всех несчастий, а бывало и не один раз за тот же день. Вчера, например, они кидались мячом с девочками из дома напротив, и она случайно упала прямо на острые мелкие камни, которых здесь было предостаточно, куда больше чем зелени и деревьев. На правой коленке после этого осталась рана величиной с пузатую сливу, словно ее расцарапал шестипалый хищник. Иные же, она умудрялась получать, когда просто в спешке падала на ровной поверхности. Никаких особых неудобств, кроме как самим родителям, они не доставляли. Мамы с ругательствами выбегали на крики детей, немедленно обрабатывали им ссадины зеленкой или йодом, грозились, чтобы те не бегали сломя голову и снова возвращались к своим делам. А дети тем временем, поджидали, когда взрослые, наконец, уйдут, вытирали слезы и снова неслись к своим забавам с не меньшей яростью.

Прошло минут десять, как она сидела, нетерпеливо покачиваясь из стороны в сторону. Полуденное солнце уже успело согреть яркими лучами каменные ступеньки, что, несмотря на неровную полуразрушенную поверхность, делало их весьма удобными и приятными. Время успело оставить отпечаток всепроникающей руки и на самом доме. Большой, сложенный из цельных каменных блоков, с шероховатой поверхностью, он напоминал впечатлительной девочке хмурого серого гиганта на солнцепеке, надвинувшего крышу на старые облезлые окна. Ветра не было, как и облаков. Чистое ясное небо. Казалось, все вокруг замерло в ожидании чего-то важного. Будь здесь бабушка, она бы отругала ее за то, что сидит на каменных ступенях. Но ее рядом не было, ушла в огород, что находится прямо перед домом, поэтому девочка могла спокойно наслаждаться тишиной. Подперев руками голову, она смотрела на противоположное строение. Перед ней возвышался летний навес. Крыша его, укрытая железными волнистыми листами, переливалась стальным блеском и, отражаясь от солнца, ослепляла ей глаза. С боковых сторон навес был обнесен железной сеткой и к одной из них, вплотную прислонившись и извиваясь толстым стволом, росла яблоня. Сколько она себя помнит, дерево стояло у них во дворе, из года в год смиренно одаривала ее солнечными, сочными яблоками. В этом году они выдались на редкость привлекательные. Большая часть своих ветвей высокая яблоня осторожно разложила по всей поверхности крыши. По сравнению с другими такими же деревьями, она считалась небольшая, но вот яблоки на ней росли самых разных размеров, а некоторые экземпляры, словно два обычных яблока склеенные воедино, что казалось для нее загадкой, при сравнительно небольших, тоненьких ветвях. Именно одно такое яблоко и привлекло ее внимание, притягивало взор настолько, что в скором времени она позабыла, что собиралась навестить свою подругу, и, не отрывая глаз, смотрела на кажущееся ей чудо природы. Действительно это было самое красивое яблоко среди всех висевших плодов, к тому же самое большое, которое доводилось видеть девочке за все свои небольшие семь лет жизни. Внушительный размер и правильные формы придавали ей чарующе сказочный вид. Наверное, точно такие же нетерпеливые глаза смотрели на запретное красное яблоко в саду Эдема, только звали девочку не Ева, а Эмма, а яблоко было не красное, а ярко-желтое с небольшим переливчатым румянцем, словно оно внезапно раскраснелось от смущения. Яблоко словно улыбалось ей, дразнила и приглашала насладиться неповторимым вкусом созревшего плода. А вкус у этих яблок действительно отличался от остальных и был превосходным. Когда их откусываешь, неизменно появляется легкий аромат свежесобранного меда. Нередко отяжелевшие ветви, не в силах более удерживать плоды, отпускали яблоки, бросая их на землю, и тогда Эмма могла собрать их и с удовольствием ела, потому что ей запретили подниматься на крышу. Да и сама она до этого момента ни разу не задумывалась, что можно самой взобраться на крышу и достать себе яблоки, высота пугала ее. А сейчас очень хотелось подняться и поскорее сорвать ее. Бабушка с дедом еще спозаранку ушли в огород, и оттуда их не было видно. Наверное, за кустами широкой смородины собирали созревший картофель. Если бы она вздумала попросить разрешения, ее бы начали наставлять так долго и старательно, что она передумала бы осуществить задуманное. Мама возилась на кухне. Папа ушел на работу, поэтому тоже нескоро придет. А когда она подумала, что ее четырехлетняя сестра могла с минуты на минуту выбежать из дому и заметить яблоко, то окончательно решилась. Та уж точно не задумалась бы ни на секунду и сразу принялась бы за дело. Ведь, когда ребенок видит цель, для него нет преград, он их попросту не замечает, взрослые же порой ставят себе даже те преграды, которые на самом деле и не существуют. Эмма была всего лишь ребенком, и любопытство одерживало постепенную победу, всякая осторожность сама по себе куда-то испарялась. Она окинула взглядом высоту яблони, но особо не задумывалась над возможными опасностями. Желтое яблоко – вот цель, к которой она стремилась и готова была преодолеть даже это дерево. Яблоко сумело заслонить непроницаемой пеленой все незначительные детские страхи и вот уже она, подпрыгнув на месте, побежала через огород к дереву. Да и снизу дерево кажется не такой уж высокой, думала и успокаивала она себя. Нижние ветви, на самом стволе, были давным-давно срезаны, а на их месте оставались небольшие выступы, которые вполне могли заменить собой лесенки. Предварительно она сняла свою обувь, так было намного легче подниматься. Естественные ступеньки позволили Эмме безо всякой посторонней помощи опереться поочередно ногами за выступы и взобраться на дерево. Радость переполняла сердце и вот она у крыши. Босые ноги вскоре ощутили под собой прогретую солнечными лучами теплую поверхность железного настила. Пришлось прикрыть глаза. Солнце на фоне яркого голубого неба ослепило ей глаза. Она медленно выпрямилась во весь рост, встала лицом к яблоку и только теперь, посмотрев вниз с такой высоты, ощутила пробирающую сильную дрожь во всем теле. Каким-то чудом она схватила и сорвала тяжелое яблоко, подержала секунду и тут же выронила его, лишь только глаза ее охватили кажущееся далеко внизу пространство. Это она еще осознавала. Высота начала внезапно давить на худое тело, словно на нее обрушилась могучая каменная рука и вот-вот свалит с ног неистовым беспощадным ударом. Страх сковал сердце, а за ним и разум затуманился. Эмма бессознательно подняла глаза кверху. В безудержном устрашающем водовороте небо внезапно закружилось над головой, поглотив все мысли о яблоке в пучину неизбежного забвения. Разве то яблоко когда-либо существовало на свете? Повернувшись, она потянулась к первому, что попалось ей на глаза, чтобы суметь удержаться на весу. К несчастью, это оказался один из проходящих над крышей электрических проводов высокого напряжения. Старые, местами облезлые от защитного слоя, они походили на дремлющие чудовища, с раскрытой пастью поджидающие невинную жертву. Голова Эммы закружилась сильнее, и в отчаянии она схватилась правой рукой за провод и тут же поднесла к нему другую руку, но она так и повисла в воздухе. То, что это были опасные провода, а не обычные проволоки, как ей казалось, она не знала. А времени на раздумье не было. Все произошло мгновенно. В том месте, где она коснулась его, провод давно как сбросил с себя большую часть защитного слоя и теперь сверкал оголенным телом. В этот момент сознание Эммы словно задремало глубоко внутри, и едва ли она понимала, что с ней происходит нечто страшное. Молниеносный разряд пронесся по всему телу, незаметно слился с безудержным страхом и, сковал в смертельных объятиях, парализовав даже ее мысли. На мгновение ей показалось, что это никогда не закончится. Она даже не успела закричать и позвать на помощь, ни единого слова или спасительного звука не сумели сорваться с холодеющих губ. Внезапность застала ее врасплох. Время для нее застывало, а сознание застилало мглой. Ее словно волокло в темную пропасть. Это продлилось всего каких-то десять секунд, но ей они показались вечностью, словно сама бесконечность задумала схватить и удержать ее. Руки уже не слушались, сотрясаясь в мертвой хватке цепких лап.

В это время из огорода возвращался дед Эммы. Он будто чуял что-то неладное и вышел посмотреть. Железное ведро упало с его рук, загремело, ударившись о камни, а свежая картошка гурьбой покатилась вниз по траве. Высокий и худой, мгновенно заприметил он на крыше Эмму и быстро сообразил, что происходит. Не мешкая ни секунды, он сумел подпрыгнуть настолько высоко, что без особого труда смог разрезать провод стальными ножницами. Провод, обиженно затрепетав, отшвырнул от себя трясущуюся Эмму. Она быстро развернулась. Как она спускалась обратно по дереву, она не понимала, словно плыла в кошмаре, но сумела спуститься даже быстрее, чем поднималась туда. Ноги и руки действовали сами по себе и с бессознательной преданностью несли хозяйку в безопасное место. Так же молча, без единого слова или крика, содрогаясь от дрожи, она пошла к дому. Ее тело безмолвно исполнило свой долг. Помнила лишь, как она очутилась у кого-то на руках. И только когда ее подхватила мама, ноги ее согнулись, к ним возвращалась былая чувствительность. Пережитый ужас начинал давать о себе знать. Дрожь усилилась, оттого речь выходила бессвязная, скорее походила не лепет только что научившегося разговаривать ребенка. Когда это они успели про все узнать, пронеслось в ее голове. Долго лежала она на коленях у матери и все время пыталась произнести хоть слово. Голос, наконец, прорвался, но беспорядочные звуки никак не хотели соединяться вразумительными предложениями. Они больше походили на мычание, чем на связные слова. Вслед за мамой словно фурия, с причитаниями, посылая на ходу проклятия неведомым злодеям, прибежала бабушка и стала хлопотать над девочкой. Дед молча стоял, покачивая гладкой головой из стороны в сторону. Седые брови свисали над озабоченными глазами.

– Какого скажи мне лешего, тебя туда потянуло?!! Разве мало яблок валяется на земле! – кричала бабушка.

Даже если бы Эмма могла ответить, то вряд ли сумела бы что-нибудь придумать в свое оправдание. Не дождавшись от нее никакого внятного слова, бабушка накинулась на деда, обвиняя всех и вся в безалаберности и неосмотрительности.

– Сколько раз говорила провода поменять или выкинуть их совсем! Хоть бы кто послушался. А это дерево я завтра же срублю собственноручно, большим топором, понятно! – она все говорила и говорила. – Кто тебе, скажи мне, разрешал туда залезать глупая девчонка…?!

Впрочем, дедушка занятый своими мыслями, быстро отмахнулся от нее. Разбавлять невыносимую горечь совести, которую он итак остро ощущал всем сердцем гневными выкриками, было совершенно излишним. Он казалось, и не слушал бабушку. Сквозь обступившую толпу вырисовывалась маленькая светлая головы сестры.

– Слава Богу, ее отбросило назад. Слава Богу! – откуда – то издалека доносился до Эммы голос дедушки.

Бабушка побежала в дом и вскоре вернулась с кружкой холодной воды и протянула им, а мама осторожно поднесла Эмме стакан, и, придержав, напоила ее своими руками. Пару глотков холодной воды увлажнили просохшее горло и остудили разбушевавшееся внутреннее пламя хрупких нервов. Бабушка принесла тряпку и маленький тазик с холодной водой. Намочив изрядно тряпку, она то и дело прикладывала ее ко лбу девочки, немного подержав, снова освежала ткань в воде. При этом не забывала отчитывать то одного, то другого. Так повторялись процедуры, пока Эмма, наконец, не успокоилась, и не перестала дрожать. Глаза медленно закрывались. Дедушка отнес ее в спальню, а мама уложила в постель и накрыла теплым одеялом. Детский сон медленно окутывал ее разум и тело исцеляющим забвением. Забывались и крыша, и яблоко, злые провода отдалялись от нее в небытие и сверкали злобными языками. Эмма с огромной радостью и облегчением расставалась с ними. Если бы она могла, она помахала бы им вслед дружелюбной рукой. Сон обволакивал сознание и мягкой рукой накрывал память, чтобы она поскорее забыла сегодняшние невзгоды и готовилась к новому дню. Сквозь него все еще раздавались голоса, и средь тишины Эмма ясно различала голос деда.

– Слава Богу, слава Богу! – говорил он беспрестанно.

Она повернулась на бок и заснула. Яблоко, с которого все и началось, покатившись с крыши, ударилось о землю и чуть треснуло. На сладкий аромат прибежали муравьи, а черви высовывали скользкие головы из почвы и медленно подтягивали к яблоку извивающееся тело.