Читать книгу Продай свой текст. Почему одного лишь #таланта_недостаточно - Артем Сенаторов - Страница 4

Написать свою собственную книгу – это событие, которое люди запоминают на всю жизнь. Каждому хочется создать что-то, что останется в мире после него, станет нашим наследием. И книга – лучший способ остаться в памяти последующих поколений. Но что нужно, чтобы написать книгу? И не просто книгу – хорошую, достойную, настоящий бестселлер.

Во-первых, необходимо разобраться с направлением, выбрав идею, тему для своего произведения.

Как же не ошибиться с этим выбором? Это очень сложный вопрос. Прежде всего важна даже не тема, а проблема, которая должна мучить писателя. Когда он начнет эту проблему решать, он, так или иначе, выйдет к высказыванию идеи. И проблема, и идея – они обуславливают появление темы. Если обратиться к литературоведческим понятиям, тема – это то, о чем произведение. Этих тем не так много: о любви, о семье, о политике, об истории, социальная тема, философская… Вспомните школьный курс: «тема любви в творчестве Пушкина», «тема гражданина в лирике Пушкина», «тема поэта в его поэзии». Вот они! А вот проблем гораздо больше… Потому что проблема – это вопрос, который мучает человека. И когда писатель обращается к перу, по меньшей мере он должен задаваться вопросом, как передать свое открытие человечеству. Что он может сделать, чтобы спасти мир? Без глобальной миссии тут не обойтись!

В большинстве случаев ответственность придется брать на себя. Нельзя посоветовать кому-то тему – можно посоветовать способ ее раскрытия. Зачем-то же человек берется за стило? Он что-то хочет сказать, что-то его потрясло – и за это нужно ухватиться! Возьмите любого автора, будь то из классической литературы или из современной. Я очень люблю Леонида Андреева. Он прежде всего гениален в постановке проблемы. Меня не интересует ни его стиль, ни открытие театра панпсихизма – интересна именно постановка проблемы. Он обращается к теме предательства – известная проблема! Более того, автор берет хрестоматийный сюжет: вот есть Иисус, вот его ученики, среди которых Иуда (я обращаюсь сейчас к повести «Иуда Искариот» Леонида Андреева). Все мы знаем из Библии, из Евангелия и текстов других писателей, что Иуда – предатель, за тридцать сребреников продавший своего учителя. Ему нет прощения, этого человека не поминают, его имя вообще стало нарицательным – нет никого страшнее и хуже, чем Иуда Искариот. Что делает Леонид Андреев? Он говорит о том, что предать мог только преданный (отсюда приставка и корень). И только преданный может это сделать ради счастья другого. Ведь не осуществись предательство, не было бы и Воскресения… Никто бы не узнал, для чего послан Иисус Христос на Землю! И Иуда, которого описывает Леонид Андреев, получился действительно отталкивающим. Автор выжимает образ, подчеркивает его, и в итоге этот самый страшный предатель на деле оказывается самым преданным, самым любящим! Потому что только он готов стать именем нарицательным во веки веков, стать синонимом предательства, растоптать свою жизнь, имя, репутацию лишь для того, чтобы его Учитель оказался в Святости.

Автор переворачивает наше представление. Он ставит проблему таким образом, как никто никогда до него не делал. Проблема, на мой взгляд, важнее, чем тема.

Во-вторых, при подборе идеи автору стоит определиться с еще одним немаловажным вопросом: стоит ли обращать внимание на современные тренды или лучше абстрагироваться от них и писать свое, даже если это превратится в «заплыв против течения»?

Я разделяю второе мнение. Тренды меняются всегда: постапокалипсис, юные волшебники, глобальные темы вампиров… Я считаю, если ты серьезный писатель, ты должен быть вне тенденций, веяний, ты должен делать то, что должен. В то же время я не могу не сказать о том, что существуют действительно популярные тренды: вот вышли «Сумерки» Стефани Майер. В свое время просто шли на ура, подкрепленные фильмом! Тут же появились последователи, которые стали хорошо продаваться на волне популярности «Сумерек». Но скажите мне – кто задал этот тренд? Последователи или Стефани Майер? Ну а сама Стефани Майер следовала кому-то? Вероятнее всего, нет.

Вот вам и ответ на вопрос. Точно так же и с циклом Эрики Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» – вереница последователей существует до сих пор! Да, она сама писала как последователь «Сумерек» – но сделала нечто совсем другое. То, что до нее делали многие, но с таким поворотом, которого не было больше ни у кого. И можно сколь угодно долго говорить о том, что это «не литература совсем», о низком качестве текста, о стиле – Эрика Джеймс обозначила новую проблему в литературе, и эта проблема оказалась востребована миллионами. Ей удалось угадать то, что мучило, но не было высказано, не было вербализировано сотнями миллионов женщин.

Стоит ли пытаться такие «хитовые примеры» раскладывать на кубики? Искать аналогии между «Сумерками» и теми же «Ромео и Джульеттой» – ведь и там, и там есть отсылки к теме запрещенной любви? Не стоит. Важно понять еще одну простую истину: все основные сюжеты и главные идеи можно перечислить по пальцам. Они все уже присутствуют с момента зарождения литературы. И создать новый поворот сюжета практически невозможно – так или иначе, он у кого-то да был.

Что же обусловливает новизну? Не сам сюжетный ход – ракурс в изображении. Та материальная часть, которой он наполнен, отбор жизненного материала – вот это может быть оригинально.

Приведу пример: я анализировала особенности русской литературы начиная со времен оных до сегодняшнего дня. И поняла, что в нашей русской литературе герой-любовник – персонаж неразвитый. Задумайтесь: в зарубежной литературе есть Дон Жуан. В русской литературе такого персонажа попросту нет, даже если брать в расчет Фрола Скобеева из древнерусской. На это тоже есть причины, связанные с православием, с национальным духом, с историческими факторами, социальными… Не прижился и не родился этот тип, а если и присутствовал, то не в качестве главного героя. Даже Степан Аркадьевич Облонский из «Анны Карениной» – это второстепенный герой. Мы не видим его рефлексий, а ведь сам по себе этот тип литературного героя интересен.

Однажды я поделилась своими наблюдениями с одним профессиональным автором (который, как говорится, пришел в русскую литературу не от интуиции, а от традиции). Его эта мысль невероятно заинтересовала – он попросил подарить ему идею. Даже запросил большой гонорар… но вскоре отказался. Затем я обратилась к другому писателю. Тот же итог – не получается. Одна дама все же взялась за работу – и у нее получился Печорин… Увы, но Дон Жуан на русской почве так и не возник. Хотя ситуация 2000-х годов могла способствовать появлению такого типа… Но никто так и не смог эту идею воплотить. А казалось бы – вот она, на поверхности!

Другой пример трендов в современной русской литературе: совсем недавно у нас в России была популярна медицинская тема. Да, по сути, она существовала всегда, особенно если вспомнить советскую литературу: «Сердце на ладони» – роман Ивана Шамякина о врачах-хирургах, массу других романов и мемуаров, связанных с жизнью врача… Но вот появляется Татьяна Соломатина, которая пишет цикл баек «Акушер-Ха!», – и у всех просто срывает крыши! Все понимают: какая замечательная тема! Конечно замечательная! Но почему?

Во-первых, потому что интерес к медицинской тематике в литературе всегда – всегда! – будет. Врач – это человек, который стоит на границе между жизнью и смертью. Он является звеном, которое может заглянуть туда, куда простому обывателю добраться невозможно. В вопросах жизни и смерти он знает столько, сколько не знает, наверное, никто. Его всегда любопытно слушать, всегда интересно узнавать.

Вторая причина – женская медицина. Подумайте сами: о войне написана масса литературы! А о рождении очень мало… Тема акушерки позволила говорить о том, через что прошли все.

И, наконец, третье – это одна из тех тем, которые ниже пояса. У нас по устойчивой традиции всегда было некое табу в откровенном разговоре об «этом». А тут повод хороший про «это» поговорить – потому что тема, так или иначе, связана с рождением. И вот огромное количество литературы стало издаваться на медицинскую тематику. Только ленивый не писал! Но у всякой вспышки всегда есть угасание.

И вот я подумала: развивается эстетическая медицина, и, может, женщинам будет интересно прочитать не просто о реанимации, не просто о судмедэкспертах, об акушерках и кардиологах – а об эстетических хирургах. Я снова подбросила идею одному автору, автору-врачу, очень опытному… но и это не сыграло. Сложно понять почему: то ли не хватило заряда талантливости, то ли уже спад интереса читателей был очевиден, то ли реанимировать эту идею оказалось сложно. Все непросто…

Возвращаясь к теме издания собственной книги – немаловажно также определиться и с формой произведения. Будет ли это роман, или, может быть, повесть? Как отделить одно от другого?

В данном случае важны не только количественные, но и качественные аспекты. Пушкин написал «Капитанскую дочку» и назвал это повестью из-за объема. А ведь по своей проблематике, по глубине представленных там вопросов, по глубине изображения тех исторических процессов, характеров это, безусловно, роман. Поэтому объем может и не иметь значения. Вот сейчас у нас в «Эксмо» писатель Дина Ильинична Рубина издала новинку объемом 11 авторских листов. Некоторые романы выходят и по 7 авторских листов, но она настаивает, что это – не роман, а повесть. Понятно, почему повесть – камерное содержание. Там нет каких-то глобальных, эпических картин, разветвленных сюжетных линий. Лишь судьба одной женщины и людей, которые с ней связаны. Именно поэтому не объем определяет, а масса других качественных параметров.

Однако автору не обязательно самому решать, с какой формой работать. Он может и заблуждаться – не все же профессионалы в области литературы! Ему кажется, что он написал роман. А в издательстве говорят – все хорошо, только давайте мы ваш роман переделаем в новеллу. Там сократите, там уберите… А некоторые и вовсе признаются: «Мне нужно, чтобы это был роман, и поэтому я сюда массу лирических отступлений написал, чтобы заполнить пространство». В итоге такие авторы оказывают себе медвежью услугу…

Итак, допустим, что с темой, проблемой и формой вы уже определились. Теперь перед вами встает вопрос иного рода:

С чего начать?

Советов можно дать несколько. Я бы, например, спросила:

А что именно ты хочешь сказать в своей книге? На какой важный для всех вопрос ответить?

Потом бы, наверное, задала второй вопрос:

А почему ты думаешь, что ответы на этот вопрос до тебя никто не давал?

И если на второй вопрос тоже есть аргументированный ответ, можно прорабатывать диалог дальше. Во всяком случае, человек задумается, насколько он будет оригинален в своей идее. Мне все время говорят авторы: «Вы так хорошо рассказываете, вам бы самой писать». А я объясняю, что писать умею и, наверное, смогла бы что-то сделать, но у меня нет потребности о чем-то рассказать. Не потому, что я умаляю свои мыслительные или душевные способности – многое до меня уже было сказано так прекрасно, что теперь это придется уже повторять. И я не уверена, что скажу это лучше. Но если меня вдруг что-то потрясет, я действительно буду готова об этом рассказать.

Третий вопрос, который нужно себе задать:

А как ты это сделаешь?

Потому что вопрос «как?» – это вопрос уже не идеологический, а творческий. И вот тогда начинается действительно серьезная работа.

У меня был прекрасный опыт – меня пригласили в «Cinemotion», сценарную и литературную школу, к сожалению, сейчас закрытую. Конечно же, все начинающие писатели хотели, чтобы я прочитала их труды, дала свою оценку – это, увы, невозможно. У меня есть работа, столько читать я не в состоянии. Тогда я предложила им написать рецензию на свое произведение, даже если оно на тот момент было еще не завершено или существовало в черновых вариантах. И написать рецензию не абы как, а по моему специальному плану, который я предлагаю всем внештатным рецензентам, решившим с нами работать.

План подразумевал под собой серию вопросов. Каков жанр? Какова история этого жанра? В чем особенности вашего обращения к нему? Какова тема вашего произведения? Кто до вас к ней обращался? Какие проблемы вы ставите? Решались ли они кем-то еще в современной, классической, мировой литературе? Какие идеи вы высказываете? Вот лишь несколько пунктов, к которым нужно найти ответы… Далее необходимо было разобрать систему персонажей: кто главный герой, кто второстепенный. И вот, когда спустя некоторое время я снова встретилась с коллегами в этой школе, они заявили: «Боже мой! Ваш план позволил нам наконец-то увидеть свое произведение со стороны, и мы поняли, где недоработали, где не понимали». Надеюсь, кому-то это действительно помогло воплотить свои замыслы правильно…

Что ж, допустим, вы все-таки пишите книгу. Быть может, даже уже написали – полпути пройдено. Теперь вас ждет встреча с редактором.

Говорят, для писателей он является кем-то вроде футбольного тренера или наставника – однако это не всегда так. Есть авторы, которые для меня самой оказываются путеводными звездами. И… я сама у них учусь, у многих. Да что там, у всех – я лишь с течением времени выбираю новые маршруты, короткие пути той или иной звезды. Я, редактор, тоже учусь у авторов. Взаимно ли это? Это взаимно всегда. Я могу подсказать, я могу направить – я понимаю потребность аудитории. Кто такой редактор? Редактор – это посредник между читателем и писателем. Почему? Потому что если вы все-таки решите издаться, вы, по сути дела, подпишете договор с дьяволом! На то, что вы теперь зависимы от того, кто будет вас читать. Вы же хотите тиражи? Хотите гонорары? Вы же ищете популярность? Значит, вы должны четко понимать, на что вы идете. Издательский договор – это вещь особого рода.

Я всегда вспоминаю «Разговор книгопродавца с поэтом» у Пушкина:

Но и от злата отказывается поэт. А книгопродавец продолжает:

Редактор понимает, что «пойдет на ура» читательской аудитории, а что без интереса. Но и он в этом смысле не истина – редактор может и ошибиться. Он может решить, что будет востребовано, какая тема модная, а в действительности дело может оказаться… в таланте. Можно взять немодную тему, неинтересный период истории, скучного персонажа, но комбинация этих элементов будет столь талантлива, что это станет Событием.

А что делать, если ни один редактор или рецензент не хочет принимать вашу рукопись и уже после пяти минут прочтения выносит неутешительный вердикт?

Что ж, иногда по первому абзацу действительно можно понять, что за произведение перед вами. Есть закон Парето, или принцип 20/80. Если ты зашел в квартиру и видишь пыль на полу, можно предположить, что если эти 20 % квартиры пыльные, то и все остальные восемьдесят тоже. Но верно и обратное: когда ты читаешь этот первый абзац, можешь увидеть и удивительный талант! Дальше тебя, может быть, разочарует многое, но ты понимаешь, что с этим можно работать. Что, используя энергию текста, можно многого добиться.

Однажды главный редактор издательства «Эксмо» Андрей Владимирович Гредасов прислал мне рукопись со словом «посмотри». Я стала читать. И подумала – как интересно! Любопытно – это, наверное, профессиональный писатель? Он так жонглирует культурными ходами, аллюзиями, он бывает ироничен, в одной фразе выражает чуть ли не всю историю страны. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что это первая рукопись писателя! И да, она была несовершенна: где-то растянута, где-то нужно было перерабатывать, – но талант был очевиден с первых строк. Это был Александр Старовер и его первая работа «Гоп Бог», которая вышла под названием «Баблия. Книга о бабле и Боге». Редко, но такое случается.

Или другой пример: Владимир Войнович. Талантливейший писатель. Удивительный сатирик. Нет таких сегодня! Блистательный продолжатель гоголевских традиций. Его книги раз за разом номинируются на литературные премии – но он их не получает. Да, его все время вычеркивают, и это неприятно. Но он делает историю – ведь то, что жюри все время вычеркивают его, говорит об их же страхах, об их единомыслии и единодушии. О такой человеческой природе, которая всегда будет одной и той же – вне зависимости от исторического времени на дворе.

Так что не стоит забывать, что стабильное игнорирование – это тоже слава.

Прежде чем оказаться перед глазами редактора, почти любая рукопись проходит через рецензентов. Вы спросите, могут ли они ошибаться? Конечно!

У всех у нас разные бекграунды. Рецензент не читает такого объема текстов, которые читает редактор. Он не так хорошо знает имена в той или иной нише, в том или ином сегменте литературы. Например, мужчины-рецензенты, которым впервые попадает женский текст, воспринимают его как инновацию. Для них столько всего бывает впервые, в диковинку. А ведь об этом уже было сказано много! Часто приходится заворачивать сотрудничество с автором уже после одобрения рецензентом конкретного текста. Очень часто…

Но если углубляться в эту проблему еще сильнее… Я пришла в издательство «Эксмо» в 2006 году. Самое начало века, когда еще чувствуется инерция конца прошлого столетия. В этот период российский мир узнал, что, оказывается, на жизнь можно зарабатывать литературой. Почти сразу же «выстрелила» целая вереница писательниц! Они стали получать хорошие гонорары, их стали приглашать на телевидение, они купались в лучах славы… И почему-то все женщины посчитали, что и они тоже точно так же смогут! С чем это было связано? Во-первых, с тем, что современная российская развлекательная проза на тот момент практически отсутствовала. Хорошей беллетристики не было. Во-вторых, с новизной русского слова в жанре детектива. В-третьих, с тем литературным голодом, который копился годами. Причин было масса. И вот появляются «авторши», которые шлют тексты обо всем, о чем они сами хотят написать: о своих муках, о том, как их били, любили, воровали, какие решения были приняты. И мы получали огромное количество рукописей! Причем многие из них – графоманские чисто – пестрели народным, «глубинным» пониманием красоты. «Евроремонт – знак высшей пробы», «золотой лимузин, внутри которого ящики с шампанским – маркер счастья, славы и всего, и всего, и всего»… Сейчас количество таких авторов уменьшилось. Надо сказать, и тексты стали немножко другими, но все равно достаточно много женщин до сих пор считает, что они в состоянии написать роман и стать знаменитыми.

Начало века было своеобразным Клондайком. И только сейчас мы понимаем, что многие из авторов, состоявшихся тогда, сегодня ни за что бы не пробились. Потому что читатели наелись, потребность была удовлетворена, а стилевые и качественные ожидания стали намного выше. Да и переводная литература стала доступна в гораздо большем объеме. У самих читателей требования к текстам стали гораздо более высокими – люди начинают сравнивать, понимают, где недотягивают авторы. Сегодня этим требованиям мало кто соответствует.

А еще жизненно важно для себя раз и навсегда уяснить – как только автор начинает считать себя непогрешимым и лишается сомнений, он исписывается.

Самый строгий суд должен быть свой собственный. По-настоящему творческие и умные люди – это сомневающиеся люди. Как только у автора исчезают сомнения, он теряет свой талант. Важно понять, что сомнения питают талант. Вспомните слова Евгения Евтушенко: «Талантлив, кто не трусит ужасаться мучительной бездарности своей». И я видела, как закатываются таланты – как только утрачивается чувство сомнения. Исчезает искра божья в тексте, происходит шаблонизация сюжета, утрачиваются новации, которые были в самом начале… А потом смотришь – а писателя уже нет. И никто о нем не помнит. А как хорошо начинал!

Самый строгий суд должен быть свой собственный. По-настоящему творческие и умные люди – это сомневающиеся люди. Как только у автора исчезают сомнения, он теряет свой талант. Важно понять, что сомнения питают талант. Вспомните слова Евгения Евтушенко: «Талантлив, кто не трусит ужасаться мучительной бездарности своей». И я видела, как закатываются таланты – как только утрачивается чувство сомнения. Исчезает искра божья в тексте, происходит шаблонизация сюжета, утрачиваются новации, которые были в самом начале… А потом смотришь – а писателя уже нет. И никто о нем не помнит. А как хорошо начинал!

Мне довелось работать с замечательными писателями, например, с Виктором Олеговичем Пелевиным. Это человек удивительной глубины, которому важно, как я отреагирую. Потому что он сомневается. Казалось бы, такая величина, Пелевин, – и сомневается! Мне повезло работать с Владимиром Войновичем, и он тоже сомневается в себе. Но при этом то, что делают и тот, и другой, по-настоящему замечательно. Я работаю и с Диной Рубиной, и с Ириной Муравьевой, вижу, как эти талантливейшие люди работают над своим словом. Как они не спят ночами, думая о том, отзовется ли книга, правильно ли они сделали, не ошиблись ли где-нибудь интонационно или словесно. Как они, уже отправив книгу в типографию, пишут: «Надо во что бы то ни стало заменить вот это слово!» Как они перепроверяют сами себя… И эти сомневающиеся люди – талантливые, прекрасные авторы.

Издательство должно выпускать книги о том, как писать книги.

Конечно, я не знаю ни одного случая, когда человек, желающий писать, пользовался бы тем или иным пособием и написал бестселлер, хотя книг таких написано очень много. Я вспоминаю, как один очень уважаемый мной литературный агент Натан Яковлевич Заблоцкис принес мне переводную книгу «Как написать бестселлер». Эту книгу прочитали все: и писатели, и редакторы. И да, те, кто уже написал бестселлер, в подобного рода советах давно не нуждались. Но они сами были готовы подписаться под каждым словом этого автора! Впрочем, и те, кто еще ни разу не писал бестселлеры, вряд ли их напишут, пользуясь одной лишь этой книги. Есть еще вещи, внеположные человеку, литературная судьба…

Но ведь и книга не ставит перед собой задачу, чтобы каждый, кто ее прочитал, сразу же, в тот же месяц, написал бестселлер. Каждый, кто ее прочтет, должен попробовать написать – а это намного важнее.