Читать книгу Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган - Артем Шейнин - Страница 15

Приехали на Угрешку, городской сборный пункт.

Пошарахался неприкаянно, нашел где-то место, присел – спать охота.

Часа через три объявили:

– Команда 209, строиться!

Вышли во двор, кое-как расползлись в несколько шеренг – все «мертвые».

Вояки, блин…

Но тут сон с меня слетел, как и не было.

К нашему неровному строю подошли майор и старший сержант.

И СЕРЖАНТ – В ГОЛУБОМ БЕРЕТЕ!!!

Все, полдела сделано! Насчет ВДВ можно больше не волноваться.

Но мало того – обращаю внимание, что лица у них обоих уже довольно загорелые.

А на дворе 23 апреля только. Солнышко-то у нас еще не светит толком.

Значит, что? Значит, откуда-то с юга они приехали.

А «южные рубежи» это у нас где? Правильно, ТАМ!!!

Пока я все это «просчитываю», майор успевает объявить, чтобы мы никуда не расходились, держались вместе. Потому что в любой момент можем выдвинуться в аэропорт.

Так и сказал – «выдвинуться». Так странно это звучало тогда.

Парни потихоньку расходятся, но двое задерживаются чуть дольше.

Один – это я. «Торможу», докручивая в голове свои логические цепочки.

Другой – высокий светлый парень, с абсолютно «отсутствующим» лицом.

Он, похоже, просто никуда не спешит.

Мне нужно поделиться с кем-то своим «открытием», и первый кандидат – он:

– По-моему, они откуда-то с юга приехали. Может, и из Афганистана – клево!

Но, судя по всему, моему визави глубоко по барабану и мои выводы, и мое радостное волнение по этому поводу. На меня смотрят абсолютно безразличные глаза. Какие-то даже бессмысленные.

Как птичьи…

Но рядом уже никого нет, а болтаться одному мне надоело, да и «прет» меня.

– Ладно, давай знакомится, меня Артем зовут!

– Александр…

Да, блин, немногословный товарищ. Ну, не беда, зато я «говорун».

– Пошли, Саня, попробуем узнать у сержанта, куда нас повезут.

Похоже, ему глубоко фиолетово, куда нас повезут. Но со мной Саня послушно идет.

Так судьба свела меня с первым в моей «новой» жизни человеком.

Почему судьба? Да потому что это и был Саня Пахоменко, Пахом, с которым мы скоро попадем вместе в Фергану, в одну учебную роту, в один взвод, в одно отделение.

Наши койки в казарме будут соседними.

Через три месяца мы оба попадем в первую отправку в Афганистан.

А в Гардезе в одну роту. Только Пахом в первый взвод, а я во второй.

Но жить все два года будем в одной палатке.

И даже в госпиталь в первый раз попадем почти одновременно.

А потом уволимся в один день и вместе вернемся в Москву.

Скажете, так не бывает? Бывает – как раз это и называется СУДЬБА…

Но пока ничего этого я не знаю.

Как и того, что «отстраненность» Пахома – следствие первого в жизни алкогольного опьянения. До этого все как-то больше на дзюдо налегал.

Впрочем, есть у его «спокойствия» и вторая причина. Саня то же хотел в ВДВ и понял уже, что это случилось.

А вот про Афганистан он просто не думал. Не то чтобы не хотел – просто не думал, и все. Прямо как знал, что уже все за нас придумано…

Но мне не сидится – нахожу «нашего» сержанта.

– Скажите, а куда нас повезут?

– Узнаешь скоро. Не положено это говорить.

Такой серьезный он, вроде как суровый даже. Оно и понятно…

– Ну а вот скажите – если у меня мать-одиночка, меня в Афганистан возьмут?

Этот вопрос уже давно не дает мне покоя – где-то услышал, что вроде есть такой закон, что единственного сына у одинокой матери в Афган не берут.

Сержант, похоже, не знает, но отвечает уклончиво:

– Это как командование решит.

Черт, да нет у меня уже сил ждать в безвестности, когда оно там решит!

Наивный…

Оказавшись в Афгане, я узнаю, что таких, как я, там пруд пруди.

Даже в одном только нашем взводе и только из нашего призыва…

И Олег Никулин, и Вовка Мордвинов.

У Сереги Сергеева тоже нет отца, правда, есть старший брат.

Интересно, это командование так решило или просто и не задумывалось?

Правда, в моем случае я ему за это крайне благодарен. Но вот не уверен, что эту благодарность разделяли тогда наши мамы…

Уж не говорю про тех, чьи единственные сыновья не вернулись.

Хотя, кто принимает их в расчет? Война – жестокое дело, не до сантиментов.

Особенно если «воюешь» из генеральского кабинета в Москве.

В 1985-м отец Минжин, ставший вторым человеком в посольстве Монголии, на каком-то из приемов спросит одного из «больших» генералов:

– Почему вы отправляете на войну 18-летних мальчишек?

– Они представляют пока наименьший интерес для народного хозяйства…

Генерал ответит с военной прямотой и очень удивится, что на глазах у монгольского дипломата появились слезы…

Он же не мог предположить, что дипломат одного такого мальчишку знает лично и это друг его дочери.

Но сейчас, в апреле 84-го, все эти проблемы очень далеки от меня.

А мысль о том, что государство может пожалеть меня, точнее, мою маму, просто убийственна и не дает покоя.

И еще целых двое суток не даст…

Часов в шесть вечера нас наконец вновь застраивают.

После переклички – в автобусы и через весь город, во Внуково.

Из аэропорта успеваю позвонить из телефона-автомата:

– Мам, я из аэропорта, летим в Ташкент. Куда дальше, пока не говорят. Но я уже точно попал в ВДВ! Не волнуйся, мам, все будет нормально!

– Да, сынок, я поняла. Ну, видишь, как все удачно складывается…

Она, похоже, так с утра и не отходила от телефона. Радуется, конечно, совсем неискренне. Ох, как, наверное, НЕудачно все складывается для НЕЕ.

Мама-то не фанат ВДВ… И знает, где Ташкент и что там рядом…

Тема Афганистана у меня с ней табу – даже теоретически не обсуждаю. Но географию-то не отменишь. И мама знает ее.

– Все, мам, тут ребята ждут. Целую, привет всем!

– Ты позвони еще, если получится.

– Обязательно позвоню, мам! Пока! Не волнуйся…

Не позвоню я ей больше. Целых 27 месяцев не позвоню.

С самолетом повезло – мой любимый Ил-86. Большой, просторный.

В Ташкент прилетаем ночью, потом – на ж/д вокзал.

До утра ждем поезда на Фергану.

Кто-то из парней шарится по вокзалу в поисках переговорного пункта, но я «забил» – смысла не вижу еще ночью маму дергать. Да и денег не брал с собой – зачем?

Потом весь день в топке плацкартного вагона. Жарко, душно, пить охота. И спать…

Полдороги в каком-то сонном полубреду – то очнешься, то кемаришь…

У кого-то из парней гитара и песня эта сейчас как нельзя «в кассу».

Проваливаюсь в знойное, похмельное забытье… Это я проснулся или мне уже и во сне слышится?..

Вернувшись уже домой, как-то зимой услышал из ларька.

На улице зима, мороз – а у меня пот по спине…

А в голове стук колес.

До… Ферганы… еще… полдня… пути.

Полдня «гражданского» поезда. Полдня неясности и сомнений…

Целый поезд стриженых пацанов…

Мы еще не знаем, а нас уже всех «определили» в Афган.

Весь вагон, весь поезд, всю роту…..

Через два года на обратном пути в том поезде было бы много пустых полок.

Только под вечер в вагонах-Кара-Кумах посвежело.

Уже в темноте прибыли на станцию, вышли из поезда.

Опять построили (надо теперь привыкать к этим постоянным построениям).

– Мы прибыли на станцию Маргелан. Теперь до части на машинах. Садимся плотнее. По дороге не вставать.

Набились в «Уралы», тронулись. Сижу ближе к заднему борту, глазею.

Пейзаж чем-то напоминает термезский…

Тут от кабины передают по цепочке какой-то пакет:

– Сбрасываемся деньгами! Из кабины солдаты передали.

Началось, что ли? Пресловутая дедовщина?

Ну, хрен с ним, у меня все равно ни копейки. И было б, не дал бы…

Таких, как я, видно, немало. Через какое-то время пакет снова возвращается:

– Передали, что если не наберем больше – пожалеем потом в части!

Ну, пожалеем так пожалеем – теперь полгода много о чем жалеть придется…

Приехали…

Подходят двое из кабины в таких же панамах, как в Термезе у погранцов:

– Вы че, салабоны охреневшие? Откуда?

– Из Москвы.

– А, ну все ясно, «шлангов[5]» привезли. Ну, вешайтесь.

Ладно, повеситься успею еще, а вот где у них, интересно, береты. Не понял…

До утра нас запирают в каком-то клубе. Только расположились кто на полу, кто на сцене, чтобы доспать, как с разных сторон через окна и через сцену начинают «просачиваться» какие-то солдаты. Словно тараканы из щелей.

Делаю вид, что сплю. Подходят.

– Слышь, часы давай.

– Нет у меня часов.

– Аденьги?

– И денег нет.

– Ну, давай махнем х/б на твою одежду. Тебе она уже долго не понадобится.

Пропускаю мимо ушей.

Как ни странно, погундосив еще немного про какие-то там «самоходы», воины отваливают. Может, и не так страшно все, как говорили?

Засыпаю…

Утром нас выводит из клуба какой-то майор.

На некоторых пацанах вместо части своей одежды – старые х/б.

Майор обрушивается на них, словно на изменников Родины:

– Вот с чего вы начинаете службу! И какие из вас выйдут солдаты! Стыд!

Сколько раз я потом столкнусь с этим в армии – солдат виноват по определению. Даже если он еще и не солдат вовсе – все равно, уже виноват.

Останься в клубе хоть один офицер, и проблем бы никаких не было.

Впрочем, очень скоро это перестанет меня удивлять – привыкну.

А пока нас ведут куда-то по городу. Так странно видеть буйство зелени вокруг. В Москве-то даже почек еще на деревьях нет, а тут даже цветы какие-то цветут. А тепло-то как – красота! И запах, запах какой – благоухание просто!

Ну, уже неплохо…

Заходим на территорию части, идем мимо каких-то складов.

По ходу замечаю уже знакомые сооружения для отработки прыжков.

Отлично.

Солдаты, правда, все в панамах, но эмблемы в петлицах десантные!

Через 15 минут точно такие же панамы, а также х/б, тельняшки и ботинки выдают и нам. Переодеваемся прямо на улице.

Свою одежду сдаем – кому она, интересно, нужна теперь?

Вот и последнее, что связывало нас с домом, исчезло в темноте склада…

Остался только пакет с захваченными из дома конвертами и ручкой.

Зато теперь на мне ТЕЛЬНЯШКА! Первый настоящий тельник в моей жизни! Интересно, когда дадут берет? Чтоб все, как у «красавцев»…

Правда, пока красавцами нас не назовешь даже с натяжкой.

Новые х/б топорщатся, торчат из-под ремня во все стороны, как юбка.

В панамах все выглядят как клоуны. Непривычно…

И вот этой клоунской толпой нас опять ведут в клуб. На сей раз в летний.

На скамейках внизу уже сидят с десяток сержантов, ждут чего-то.

Рассаживаемся. С любопытством смотрим на них. Они – ноль внимания.

На сцене стол. За ним несколько офицеров – старлеи, капитаны.

По одному начинаем подниматься на сцену, к столу.

Старлей с пышными светлыми усами смотрит куда-то сквозь меня:

– Фамилия?

– Шейнин.

– Гражданская специальность?

– Да никакой пока…

– Шестая рота! Следующий!

Спускаюсь со сцены. Невысокий, коренастый сержант окликает:

– Куда?

– В шестую роту.

– Сюда давай.

Подхожу. Возле него уже несколько пацанов – кого-то помню еще с самолета.

Почему-то у некоторых довольно грустный вид. Но сержант весел:

– Ну что, поздравляю! Через три месяца туда.

– Куда?

– Куда-куда – в Афганистан. В августе уже туда поедете.

Сколько я думал об этом, переживал, как ждал этого момента и боялся его. Но и представить не мог, что все свершится так просто и так буднично.

Воспитанное советскими фильмами сознание рисовало что-то вроде «Добровольцы, три шага из строя!». А тут…

Да ладно, хрен с ним! Зато теперь ВСЕ! ВСЕ!!!

Больше не о чем беспокоиться!

Свершилось! Я в ВДВ и через три месяца буду в Афганистане.

(Даже раньше, чем говорил Вася, – он в учебке пробыл полгода.)

Пока я обо всем этом думаю, парней рядом прибавляется.

И всех сержант встречает одной и той же фразой про «три-месяца и туда».

Интересно, это он сам придумал или установка была – «шоковая терапия»?

Теперь я понимаю, почему у некоторых такие кислые лица.

Хотя таких совсем немного… А может, и не об «этом» грустят?

Вскоре в нашу сторону направился и спустившийся со сцены Пахом.

«Приветствие» сержанта он воспринял совершенно невозмутимо.

С этой невозмутимостью Сане вообще повезло…

Даже Афган вошел в его жизнь без всяких волнений и переживаний.

Впрочем, и мои волнения по этому поводу закончились.

Предчувствие стало реальностью, и началась совсем другая история.

Позже я пойму, что в то утро, 25 апреля 1984 года, для каждого из нас началась и совсем другая жизнь.

Жизнь, в которой есть Афган.