Читать книгу Дымка. *Nebh. Об он пол чресплесе восчресплесь - Артемий Ладознь - Страница 6

Как правило, во всех аналитических морфологиях прошлое слишком установлено, поистине «заморожено», чтоб рационалистический крайнезападный ум мог позволить себе роскошь ностальгирования. Это тем ироничнее, что именно в исторических и историографических науках множественная неопределенность интерпретаций-реализаций сопряжена с запретом на сослагательное наклонение. Разумеется, в отличие от более «устаканенных» наук вроде тех же естественных, славящихся леммами невозможности вроде запрета Паули на нахождение двух одинаковых частиц на одной орбите (при неважности конкретной траектории по Фейнману и неопределимости одновременно скорости и направления по Гейзенбергу), в науках «нечетких» – характеризуемых более сложной материей, как и повышенными требованиями к размеру выборки либо «величине эффекта» ввиду недостаточности критерия статистической значимости – по какому-то халатному недогляду условность перцепций выглядит и вовсе преизбыточной. Мало того, что зачастую довольствуются точечным подходом к изучению событий (в лучшем случае рассматривая точки как «кейсы»), редко где заявлена причинно-следственная канва помимо корреляций либо антецедентности.

Гвидову предстояло еще, спустя годы, открыть к своему изумлению то, как, на фоне ускользания искомого, оное обреталось в ответ на его шутки и неуклюжие каламбуры. Взять хоть, к примеру, его тактику «клея» в уже неюные годы, которая явно нуждалась в смене на фоне знакопеременности эффекта. Так северозападная стратегия, сводящаяся к формуле: «не извлекать уроков, а навлекать на других свои следствия, подымая ставки и тщась компенсировать их безудержным прокатным станом», – неизменно от ограниченного присутствия приводит к широкомасштабному увязанию в собственном дерьме по мере того, как хвост начинает вилять собакой, а игра – выходить из-под контроля, превращаясь в самостоятельного игрока (отнюдь не chance player) и своеобразно реагируя на ресурсное наращивание, отчего-то более не обеспечивая монотонной динамики-зависимости успеха. Подобно сему и любовница, испробовав все стратегии, приходит к последней: заставить ревновать, тщась вернуть настоящими изменами и недоумевая: «Как это он еще не понял, кого теряет?!» Наиболее крупный их просчет – Великая революция. Не одобрили буйного роста в 1913—подсунули войну; не одобрили ожидаемых побед – подсунули переворот под благовидными предлогами и по универсальным лекалам. Одного не учли, даже играя вдолгую и разогревая толпу диффамационными мифами: за первыми бесноватыми и бесам (которым суждено было и самим быть скормленными их же ваалу, или, по Достоевскому, подобно свиньям, ринуться в пучину) придут поколения, которым придется разгребать, возводить, превозмогать и побеждать. Северозападники дали всем евромонархиям рухнуть, укрепившись на троне и шатая друг друга подобно кочевым улугбекам с дженибеками, которые поболее сих временщиков ответственность несли. Но далее, оставшись без сильных спарринг-партнеров, деградировали до инфинитезимального прогресса: iGadge Х.х – вот их равновесное развитие, если только не высосут мозги с презираемого и строптивого R.O.W., «впарив» ему свою евдаймоническую субстанцию. Напиток же сому полубоги оставят себе, ибо героиновой непобедимости не должно просочиться в мозги и вены тех, кого могут посетить сомнения о полубогах. Остается лишь гадать, помогут ли им бравурно-сумбурные наименования операций-провокаций: «Блистательное единство», «Невообразимая свобода», «Апофеоз решимости» и пр. – эффектная немощь скверномощей, унаследованная от былой мягкомощи.

Если не считать новейшего оружия, коему не одна сотня лет: благомразие аудиторий и злоусмотрение пасомых. Последним ясно, что большинству уготована участь корма, индюшки на праздник, сакральной жертвы или планктона для видов с завидным аппетитом. Тем не менее, если рьяно выслуживаться, то есть надежда выйти в дамки: надсмотрщиками при пастбищах и полях, корытах и рабовладельческих артелях.

Итак, meta-schemata их просты: нареки нечто неприемлемое «ценой свободы» – и вера в это станет незыблемым условием не только приема в клуб, но и неизвержения вон. Напротив, назови нечто убедительное и (потому опасное) «конспирологией», и доверие подобной логике станет достаточным условием стросскановости. А желаешь получить требуемый компромат, тычь достаточно долго айгаджетом в лицо обгаживаемого, – и тот докажет своей «неадекватной» реакцией искомую версию, что ему-де есть о чем досадовать.

Вот и Гвидов, не старясь, но теряя rapport с более юными формациями, нередко ловил себя на том, что общается с… пришельцами, даже «чужими». Алиенаты – чем не домен/реалм/штамм масонствующих! Притом те его скорее понимают, чем он – их. Этакий старгейт в уме – или в ноосфере, едва приоткрытой и то не одинаково в обе стороны. «Да они все для меня на одну морду лица: как сих чад собаки-то со домочадцы дома узнают? И почему, бегая за индивидуальностностью, непременно прибегают к мемовости, флешмобовости, униформности, а самовыражение – это всеобязательно свобода от грамматики? Да и айфеня их падонкаффско-олбанская не что иное как дань северозападному marketese – всем этим штучкам-дрючкам для нижесреднего плебса: все эти навязшие corrupt-cliches вроде dunno, lil, hafta, lemme, kinda-sorta, could of… Реально, кульно, рульно, прикольно, драйвово, хайпово, вызовы-озабоченности – все оттудова. Не стыдно, снобеля чернопятничные?» Хуже того: метархетипы коверканья структур речи, внешне противостоя верности букве, – не купно ли зачала правдоборчества, богоубиения?..

Насколько все в его схемах было просто, настолько склонен был усложнять себе жизнь. Положим, пределом вожделений томных девиц стало участие в хоум видео, тогда как болевым порогом для их ухажеров является чужое авторство оных взрослых роликов. Причем те же эстеты, что воспевают «правдивость эмоций», – стесняясь одновременно замечать их фальшь в том, что называется искусством ню, – умудряются не видеть правдивости накала чувств в любительском порно, при этом пожирая сей контент (будто нечто отличное от того, чем сами коротают вечера и дни) подобно тому, как всеядно потребляют сетевуху, брезгуя «ящиком». «Жили вместе…» – в ответ рука так и тянется дать им орден один на двоих. А случится несчастной внезапно пасть диффамационной жертвой нечистого на руку оператора, что выложит их запечатленную «жизнь» куда не следует, но где всеми ожидается, – о, так и вовсе, оправившись от удушья слез, хочется сделать каждую полным кавалером какого-нибудь ордена. Например, ордена Сауны-Хамама, Брачной пятиминутки, Присноверности на одну ночь и т. д.

Но, коли все так просто, прозаично, а вместе и натурально, то отчего не пользоваться всей этой неизбывной доступностью, почему не предаться сладковатому зуду и эстетичной мерзости, коль скоро «все из одного теста», и законные отношения мало чем отличаются от не вполне законных? Видимо, искал любви – пусть хоть детской, пусть статистически невозможной ввиду низких шансов отыскать половинку в мириадах комбинаций из четырех миллиардов кандидатш и претендентынь.

– Эко вы, батенька, глубоко копаете; хотите ли и остальным жизнь испортить? Ждете, что вашему блажению внимать станут, себе-то в убыток?

– Кудыть нам?.. А вы, кстати, не боитесь, что и малые детишки ваши вполне могут теми же доступными-предоступными дарами цивилизации напитываться? Через плечо не заглянули – так вроде как ничего и не происходит? Или на априорную их пресыщенность доступностью уповаете? Ну, ясно, что в конце концов все там будут – в браке, то бишь. Вопрос лишь, в какой степени душевной инвалидности довлачат-добредут до финиша. Ведь речь не о зле, а скорее об опасности развития малигнантного цинизма в отдельно взятых организмах.

Пожалуй, бывал чересчур жестоковыен к отрокам, коль скоро сам табуировал подтрунивание над детьми. Но тем глупее было забвение им запрета более древнего, а именно – на иронию в адрес дам, пусть и ретушируемую под собственное нарциссичное занудствование.

– Девушки, если хоть немного любите ближнего и дальнего, не худейте; а возлюбили себя (как нынче трендово и натурно) – так не носите очков-заучек.

– Дядя типа просто трололо или зачекинился удачно? Можешь говорить нормально – анорексия не дислексия. Чем тебя поддостали очки или чего достебался до эмиков-анемиков? Только с анэмодзи не перенапряги.

– Расчекинюсь, с вашего позволения, чуть позже. А пока дайте чуточку понедоумевать и понеистовствовать там, где у вас принято отблагоговеть по полной. Для начала, как это у вас выходит – те же, что стебутся с мимимимема #ядевочка, исходят слезами и кирпичами по #митушкам? Платить, мол, не хочу – только провоцировать; думать незачем, главное – гавкать, попутно мешая думающим. Ящик типа зло, уж лучше догнаться утубушным дерьмом, заодно часами внемля фейкбучным набросам и напитываясь твистеровским контентом для самоизбранных – тех, что образуют референт-группу из себя, для и себе подобных. Воровато-продажные хитрованы, готовые протестовать против ДеГаллов и давать не только в зачетке, по совместитульству паля распил бюджетов; клеймить коррупцию, подхомячивая, улайкивая и накручивая рекомменды западному лоббизму.

– Дадъ! Чувак, сам-то не в измененке? Кто тебе сказал, что мы на все это готовы? Ты реально не догоняешь, что все это – по приколу, типа «включаем» оскорбленные чувства неверующих, ну или верующих на своей волне. Это все для пользы дела. Тут вообще неважно ни разу, во что мы реально верим. Так что там у тебя с твоими акциями по компенсациям? Че там со скидками на похудение для худышек?

– Ребята, а это ничего, что я не с вами говорил (да и удаленно, если не заочно)? Теперь вы, дзэушки, не поймите превратно! Хотя уже поняли… Не о той компенсации речь. Если верить закону сохранения (а чему еще верить остается, когда все на наших глазах переходит в энтропийное дерьмо?), то ежели где убыло, то инуде прибудет; и кто если где похудел, то иной кто обречен потолстеть. Не гуглите за пищевую пирамиду, просто на рынок выброшено столько-то корму, так что не один сожрет, так другой – если вкороткую, когда спрос совокупный еще не снял сахар и баги с предложения. Также и окуляры: не пытайтесь сигналить, что у вас полно внутрях – скорее всем становится понятно, что наружное компенсит недостаток нутряного. Как-то так. А, еще – вы тоже эмодзи попроще на фасад выбирайте: с каменно-обронзовелыми даже аноректички в очочках вряд ли нарастят шансы оказаться на уберовых подиумах вместо кого-то еще. Без комбинаций и вариантов – хоть по бернуллям зацени, хоть по эйлеровской бете.

– А тебе, чел, твои подначки тоже шансов как бы не нарастят – во всяком случае, не с нами и не на этом левеле.

– Осталось добавить вдогонку это ваше #этоваше_ноэтонеточно. А чтоб точнее было, реже стримьте селфи-высерами и чаще тренируйте эмпатическую интроспекцию, ребята-блогерята отряда iphoney/продвинутофальшивых.

– Тебе-то помогло? Старгейт наш хакнул, сталкер? Вот ты тут гаджетами стращал, селфиться тебя ломает и все такое. Какбэ в твои-то годы еще и «язычок» делать! Хотя фейсом еще поработать можно… Так вот, а чем ваши патриотические позы и закидоны не эксгибиционизм?

– Ageismus такого-то левела для iGismos? Ну, от частого и поверхностного повторения всякий смысл утрачивается, все в мантру вырождается. Но этот род патриотизма – как раз скорее по вашей части. Это не только Груненковы и прочие записные, но и конформизм, который не бывает «ваш» или «наш». А вот прочие ваши предъявы… м-да, многое запущено. Неужели в престижном аду так много патриотов? Столько желающих быть мразями и оправдывать мразь ради победы и процветания этого самого ада, который будто лучше рая…

Самое обидное – он все это понимал. Как ведал и искусством очаровывать. Владел – и не пользовался, поскольку полагал жутко неспортивным всякий минипуляж. (Назовем это помаванием бровьми, – пусть даже лавинньгнгнгневско-брежневской выразительности, – а хоть и помаванием характеристическими точками; доказательная база подобными словесными экспериментами лишь усиливалась). А, кроме того, иногда позволял себе каламбуры на пределе модуля нервной эластичности, на грани непрохождения теста свой-чужой, шиболета отношений. Странно было видеть это от человека вчувственно чующего чужую боль острее своей. Но когда видел претензию, раздутую до нелепости (говенные массы, выдаваемые за истечение-растекание мыслью), то не мог отказать себе в удовольствии гасить оную спесь смиряющими упражнениями. Порой разил не по адресу, что выдавало порок мудрости…

Понимал и то, что – опять же, по меркам модных душеведов, усвоивших из пожатных букварей все эти «комплексы вины и жертвы» – все более возрастал в брюзжании. Но это, если и функция времени (рефлексия над накопленными наблюдениями), то – отнюдь не возраста. Ведь памятны эпохи, когда старческий максимализм еще не соседствовал с юношеским минимализмом, а альтернативой последнему не составляла извращенная левизна в виде движухи хейтеров против хейтинга – а именно, всего того, что не монтируется с их представлениями и референтными фреймами. Коль скоро их хейтинг есть не что иное, как эманация любви, то зачем отказывать остальным, пусть и «задаунгрейденным» (с их-то всезияющей высоты) магглам, в праве и основаниях на критику, пересмотр, сравнение, протест?

Это все требовало вглядывания, вчувствования, прыжка над собой – к себе. Ведь, помимо реющих давно трендов и снующих меж ними тренд-сеттеров (работа, видимо обратная к разгону облаков), над всем зияла пестрота, охватившая уже не только политический спектр и не столько салонное вольнодумство, сколько самые критерии. Уж с десяток лет как требовалось «не думать, а действовать, исходя из верований и ценностей». Хватит-де искать истину: положив, что все мы знаем, в чем она заключается, предстоит переориентировать институтские программы на поиск практических ходов с прицелом на институциональные переходы. А именно, как действовать в согласии со своим и что сделать с теми, кто имеет иное мнение и, тем самым, «своим» считаться не может. Иными словами, гидра демократии начала кусать свой хвост и наступать на горло своей песни о главном. Отдушиной стало увеличение нетто-экспорта, т.е. исключение фидбека и культурных обменов.