Читать книгу Асоциальные сети - Артур Дмитриев - Страница 8

Славик принес дурную весть – Галю видели в городе, и она встречается с одним отвратным типом из их университета, с надбровными дугами как у маньяка и, по слухам, к тому же геем. Марк, привыкший к манере Славика разносить даже самые необыкновенные небылицы, отнесся к новости без особого внимания, прекрасно понимая, что это может быть только отголоском какой-нибудь рабочей встречи, где Галя несколько дней кряду или недель могла проводить время с этим типом. Но утром, повторив ритуал с холодным чаем, все-таки поплёлся к Гале домой попытать сестру. Дверь ему не открыли, и Марк долго стоял, прислонившись к ней ухом, пытаясь уловить внутри квартиры шумы, вызванные присутствием живого. Дверь излучала какую-то опустошенность, небытие, как портал в серую мглу, где никого и ничего нет. Такое ощущение бывает возле брошенных десятилетия назад домов или деревень, где обретается только эхо звонких детских голосов, скопившееся на чердаках и под крылечками и пугающее заблудившихся.

Сорвавшись, Марк начал звонить соседям по лестничной площадке, пиная одновременно их двери. В четвертой квартире открыла маленькая сухонькая букашка, на поверку оказавшаяся дедом-гномиком. Скрипучим голосом дедок поведал, что его соседи съехали дней пять назад на трех больших машинах, вычистив все до стерильности, забрав и обои, и градусник с кухонного окна, и коридорный ларь, где мучилась зиму картошка, прорастая некрасивыми вялыми щупальцами. Дедок видел, как один мужик хотел открутить звонок, но они, видимо, уже опаздывали, и он бросил на полдороги, отцепив один контакт, который дедок потом поставил на место, негоже торчать оголенному проводу, вдруг кто-нибудь, да хоть вот Марк, рукой потянется – и все, труп в доме, и так настроения нет.

У деда тоже было тихо, но только это была та тишина, что заставляет сесть на стульчик, облокотиться на покрытый клеенкой стол и молча улыбаться, смотря невидящими глазами на синие язычки огня под старым алюминиевым чайником с гнутыми не раз боками. Дед, нимало не суетясь, раскладывал чашки и блюдца, открывал малиновое варенье, пододвигал корзинку с овсяным печеньем и удивительного чугунного медведя с мужиком. Орехи колоть, пояснил дедок, но я его приспособил под кусковой сахар, самый сладкий сахар на свете, запасся еще двумя мешками на заре Перестройки, так уже заканчиваются, где потом брать, ума не приложу. За чаем, вкусно причмокивая вареньем, дедок поведал, что семья эта странная была, постоянно у них за полночь много мужиков в военной выправке, хоть и одеты цивильно. Он таких сразу вычисляет по взгляду, по походке, по умению держать себя и держать разговор, а то и по одним серым, жестоким глазам, в которых ты видишь свой еще не исполненный приговор. Много повидал таких дедок после войны, когда они шныряли по улицам – одни убегали, таща чье-то добро, другие пытались догнать и посадить. Ведь в милицию идут те люди, наливая вторую чашку чаю, философствовал дедок, которым только что и надо в других пострелять или как следует пройтись по ребрам на законных основаниях. Жестокость и ненависть – они в мужской крови. Войны случаются не так уж и редко, вот они и делятся на два лагеря, эти бруталы – одни нарушают закон, живут по своей волчьей природе, вторые пытаются их стреножить, но так, чтобы и самим немного развлечься. Тут у дедка телефон запиликал какой-то арией. Он бросил все, заволновался и шмыгнул в соседнюю комнату. Послышался его тихий радостный голос, немного сюсюкавший, называвший кого-то сахарочком. Вернувшись, сказал, что дочка звонила. Марк, прикинув примерно в уме, сколько дедку лет, подумал, что сахарочку вполне может быть лет сорок и выглядит она как несгораемый шкаф с излишне румяными щеками и тяжелым взглядом советской продавщицы.

Так вот, продолжал дедок, мужики эти часто бывали у соседей. И когда Галя еще не пропала, и после того. Приходили, у них были свои ключи, в домофон и дверь не звонили, сразу заходили. Не пили и не буянили, сидели тихо, иногда только один, седой такой, орал шепотом. Но не разобрать. Часа два сидели. Потом расходились, и так раза два-три в неделю.

Марк слушал вполуха, облокотившись на чугунную ребристую батарею, укрытую шалью, чтобы удобней было. Мужиков этих он и сам видел: хорошие однотонные джинсы или брюки, темные куртки и темные рубашки, дорогие часы, гладко выбриты, подтянуты, сверлящие насквозь глаза. Галя отмахивалась, мол, это мамины дела, отец бывший военный, вот и ходят вспоминать былое да поддерживают как могут. Ага, два раза в неделю, не-доверчиво мотал головой Марк, Галя переводила разговор на другую тему. Напоследок дедок дал банку того вкусного варенья и заметил, что дочка редко сейчас звонит, все больше пишет в WhatsApp’е. Правда, он начал замечать, что сообщения приходят и когда она сидит рядом с ним и уж точно не трогает телефон. Марк оживился – точно WhatsApp’? Да, ответил дедок. Даже и слог у нее немного изменился, раньше все больше использовала сокращения, а теперь может выдавать целые «Войны и миры». Тут Марк вдруг взял старика за руку и вывалил все, что с ним случилось за последний год: про то, как его мессенджер резко поумнел, про то, как пропала Галя, про странного пацана, про самого дедка, он же тоже был в этой истории. Дедок слушал да кряхтел, прихлебывая уже десятую, наверное, чашку чая, не забывая подливать и Марку. Когда Марк выдохся и иссяк, вытащил из чулка пяток красных луковиц и, завернув в газету, сунул в карман куртки: «Ешь, там витамины, полезно для кровообращения в голове. Нет, я не считаю тебя дурачком, просто многие вещи нужно отпускать и пропускать мимо себя, иначе мозги могут взорваться. Я не хочу над этим думать и тебе не советую, всех мыслей не скопить и всех выводов не сделать, умрешь от инсульта. А Галю ты свою еще встретишь, правда, может быть, ее будет звать не Галя, но зато твоя». Марк помотал головой, как бы говоря, что другая Галя ему не нужна, дедок лукаво улыбнулся и похлопал его по руке.

Босс завалил срочной работой, на неделю все выпало из головы, в том числе и Галя, приходилось терзать клавиатуру до крови из пальцев и морщить мозговые извилины, пытаясь угадать в кое-как составленном техническом задании хоть какой-то смысл. Марк боролся с таким подходом много лет, тыкая всех контрагентов и заказчиков в простейшие таблицы, заполнение которых вместо написания корявого ТЗ помогло бы снизить сроки подготовки предварительного брифинга по проектам в несколько раз. Все заинтересованные стороны согласно кивали головой, босс грозно отдавал соответствующее распоряжение, тема корректного технического задания закреплялась в договорах, но на этом все тормозилось. Потому что людей очень трудно заставить делать что-то правильно, им это не нужно, им нужно, чтобы другие понимали их закорючки и вообще чтобы остальное человечество мыслило точно такими же штампами и стандартами, как они. Что касается понимания со стороны окружающих – сразу вспомнилась замечательная цитата про бога из какого-то политического триллера Орхана Памука, за который его в очередной раз проклял родной турецкий народ. К субботе получилось более или менее разгрести бардак, отодвинуть дедлайн, и мысль о Гале снова вспыхнула острой пульсирующей болью.

Тот тип жил где-то в центре, помнится, что на учебу он приходил пешком в любую погоду. Значит, надо поразведывать там вокруг – магазины, парикмахерские, кафе и рестораны. Примерно прикинув со Славиком его материальное положение и круг общения, Марк выделил для себя три квартала, где он мог обитать и куда ходить. Бродить, как в фильмах, с его фотографией студенческих времен из поездки в спортивный лагерь было глупо, поэтому Марк будет тихонько по два часа в день торчать в том районе, может, тот попадется на глаза. Славику отвели роль таксиста, зарегистрировав его в Uber’е и «Яндекс-Такси» – будет доступ к базам данным и рейтингу пассажиров, может, промелькнёт противная харя.

Повезло в первый же день, он встретился Марку в супермаркете, где на кассе заполнял едой три огромных пакета. Много овощей и фруктов, куриная грудка – не очень мужская диета. Но самое главное, в одном из пакетов через полупрозрачную белесую пленку полиэтилена просвечивали две упаковки тампонов, тех самых, что любила Галя. Кулаки сами сжались непонятно почему, и так захотелось подойти и молча вмазать типу прямым в подбородок, чтобы захлебнулся соленым сиропом из крови, обломков зубов и пузырящейся слюны. Нерациональная злость, Марк это понимал, тип-то ни в чем не виноват. Купив жвачку, не зря же стоял в очереди, Марк побрел за ним на подземную стоянку, попутно вызванивая Славика, кружащего где-то по району. А вот машина типчика Марку понравилась – старенький восьмидесятый «крузак», начищенный и отполированный, с выдвинутой над крышей выхлопной трубой. Надежная рабочая лошадка, практически неубиваемый автомобиль, которому не страшны ни грязь городских дорог со снежными завалами, ни бордюры, ни пересеченная местность.

Тип заглушил двигатель метрах в пятистах от университета, но дальше они шли пешком около получаса, оказавшись в конце пути возле брошенного трамвайного депо, на территории которого по субботам в теплое время года проводились всякие электронные вечеринки с раздачей наркоты и постоянно висящим в воздухе сладковатым запахом марихуаны. Галя как-то раз его затащила сюда поглазеть. Марку было неуютно среди этих распластанных по щекам улыбок и стеклянных глаз с припухшими веками. Неуютность подчеркивали стражи порядка, то тут, то там мелькавшие среди толпы, но будто не замечавшие противозаконно повышенного настроения. Более того, по глазам некоторых было видно, что они тоже достаточно хорошо внедрились в эту субкультуру, вероятно, по спецзаданию.

За депо чернел когда-то «элитный» жилой комплекс с первыми в городе финскими лифтами, гаражами, встроенными в первый этаж, и невиданным чудом чудесным – консьержами. Это были не старенькие подслеповатые бабульки, которым насрать, кто входит в подъезд, а молодцеватые парни и мужики в хорошей физической форме, с улыбкой и вежливо проверяющие каждого незнакомого посетителя, помогающие донести до лифта или до квартиры тяжёлые сумки и с удовольствием выполнявшие мелкие поручения вроде того, чтобы перегнать машину или сгонять на почту. Но это было лет двадцать назад, теперь «элитными» стали считаться другие жилые комплексы, и «элита» потихоньку перебралась туда, оставив в огромных квартирах родителей, детей или дальних иногородних родственников. Финские лифты и гаражи тоже остались, только консьержей тех нет – как везде, обычные бабульки, прикармливающие кошек, и цветы в битых глиняных кадках, расставленных по первому этажу.

Тип зашел во второй подъезд с красивым треугольным козырьком, напоминающем клюв усталой хищной птицы. Через пару минут зажглись окна третьего этажа и тип начал отодвигать тяжелые портьеры. Как в шпионских фильмах, сказал Славик, ждет гостей и показывает, что все чисто. Забавно, что почти сразу в дальнем углу двора вспыхнули фары и въехали два точно таких же стареньких «крузака», из которых осторожно, по-кошачьи вытекли те самые мужественные мужики в темной одежде и с пронзительными глазами. Марку даже показалось, что двух он точно видел около Галиной квартиры, но вполне может быть, что это ему померещилось. Самой Гали не было, и, подождав, пока гости разъедутся и в квартире потухнут огни, Марк со Славиком тоже отправились по домам.

Повторные вылазки и караул возле подъезда никаких следов Гали не дали, Марк успокоился, все это могли быть пустые слухи, повелся как мальчишка. Но ведь Галя где-то есть, и, возможно-но, где-то есть не одна, это терзало подспудно и не давало нормально существовать в этом и так не очень дружелюбном мире, где вечно холодный чай и пацаны крадут батоны. Варенье деда, кстати, улетело за три дня, Марк ел его столовой ложкой, иногда закусывая горячими пончиками из открывшейся недавно через дорогу пекарни. Пончики там назывались донатами, печеньица с кремом внутри – макарунами, все такое модное и молодежное, что Марк чувствовал себя стариком и старался убраться оттуда побыстрее, завернув голову глубоко в капюшон.

Пока ел варенье, проверял дедову теорию о том, что мессенджеры тоже могут работать сами по себе, наполняя ноосферу Вернадского собственными смыслами. Оказалось, что вполне, а если поставить соответствующую галочку в профиле единого аккаунта, то интеграция становится абсолютной и аккаунт сверяет все переписки с одним контактом и ведет с ним переписку уже с учетом всех имеющих данных и знаний. Надо деда проведать, может, у него еще есть варенье. Марк улыбнулся самому себе, представив за спиной небольшой пропеллер.

Дед не открыл, за дверью слышалась та же густая нежилая тишина, что и за дверью Гали. В этот раз Марк не стал трезвонить и тревожить соседей, почему-то не хотелось узнавать ответы. Попрощавшись мысленно со светлым дедком и вареньем, скользнул взглядом по площадке, на которой расположилось восемь квартир в двух крыльях. Только у одной был коврик и звонок, у порогов остальных скопилась достаточно пыли, чтобы понять – в них никто не заходил долгое время. Выйдя на улицу, Марк взглянул на дом, прятавший крышу в зябких, перистых облаках – начиная с этажа Гали и ниже горело всего два окна. С обратной стороны была точно такая же картина. Будто дом потихоньку вымирал, его покидало тепло симбионтов, все это время наполнявших дом течением жизни. Поймал себя на том, что вот уже почти два квартала бежит прочь мелкой рысью. Что за детский сад, так нельзя, остановился и достал завибрироваший телефон. На экране мигали цифры уведомлений, чего не было давно, аккаунт в последнее время самостоятельно разбирался с поступающим трафиком. Любопытно, последние два часа аккаунт не ответил ни на одно сообщение и не отправил ни одного комментария, будто бы впал в спячку. Зато в профиле уведомлений висел пуш о необходимом обновлении. Марк ткнул пальцем, телефон жалобно пискнул, отключился и включаться категорически отказывался. Марк пожал плечами и побрел домой пешком, в трамвай с его лицами, озабоченными мелочами, не хотелось, погода шептала о том, что мир не заканчивается внутри его гаджета, как и внутри Гали, в чем он сам сильно сомневался, именно внутри Гали мир как раз и начинался, так ему казалось каждый раз во время их редкой близости, и Марк иногда украдкой плакал от счастья. Украдкой потому, что считал это какой-то патологией, маленьким схождением с ума и боялся в этом ей признаться, боялся, что она рассмеется или нахмурится, или погладит по голове, словом, сделает что-то, отреагирует, а ему совсем не хотелось никакой реакции, хотелось, чтобы и она так же чувствовала себя рядом с ним. Одинаковое сумасшествие – разве может быть что-то прекрасней?

Возле дома его встретили радостно-возбуждённые бабульки, наперебой пищавшие, что к нему приходили какие-то мужики, поднимались на этаж, звонили в дверь и расспрашивали о нем соседей и бабулек. Бабульки заглядывали ему в лицо с душившей их надеждой, что Марк все-таки наркоман, вор, может быть, убийца, а лучше – кровавый маньяк, уже который год держащий город в страхе. Им бы хотелось, чтобы его задержали с долгой погоней по крышам, с выстрелами, с выбрасыванием тела из окна, они бы подошли к его голове всмятку и, поглядывая друг на друга, глубокомысленно кивали головами в платках: «А мы говорили! А мы так и знали!» И потом бы здорово умыли бы бабок из соседнего двора, где также тянулась бессобытийная болотная жижа. Марк был бы рад помочь старушкам в этом деле, но никаких грехов за собой не ощущал и извинительно молчал. Если бы у него включился телефон, то он узнал бы, что мужики посетили Славика тоже. Славик им открыл, они в грязных ботинках протопали по квартире, заглянули в каждый угол и задали всего один вопрос – сколько у него устройств для выхода в Интернет. Славик пошутил, что всего одно – его голова, без нее выход в мировую паутину невозможен. Самый старший и, видимо, у них за старшего, так посмотрел на Славика, что вторую шутку про «ходют тут по помытому» он решил не озвучивать. Мужики ушли, оставив включенным везде свет, следы и Славика, не испуганного и какого-то воодушевленного. «Наконец-то!» – бормотал Славик про себя, что именно «наконец-то» конкретизировать не решался, а может, попросту не знал. Набрал Марка, но телефон друга молчал, и его собственный вдруг замигал всеми светодиодами и внезапно погас.