Читать книгу Зорох - Артур Иванович Жейнов - Страница 4

Первые дни в селении только и говорили, что о Нироне, о его брате и об изгоях. Мужчины поздравляли Краогора с удачей старшего сына, сверстники восхищались Нироном, молодые охотники завидовали ему, а Сыны снова заговорили о великом предназначении.

Нирон был на виду, а Акрон как-то незаметно ушел в тень. После возвращения он стал избегать людей, и в первую очередь собственного брата. Соплеменники догадывались в чем причина. Всему виной была зависть. Ведь Нирон не только убил изгоя, но и показал место возле Стоячей реки, где пряталась слепая старуха из враждебного клана Горячих ветров. Сыны старых духов сказали, что ведьма хотела отравить воду, и насылала на женщин племени мстительное проклятье, чтобы они больше не могли рожать. Старуху притащили на Склон гнева, и забрасали камнями. Ее сбросили со скалы, но она зацепилась за выступ и провисела там несколько дней. Кто-то из женщин видел, как Акрону все-таки удалось столкнуть ее тело. Говорили, что он спустился к ней в ущелье и заложил ее тело камнями. Никто так и не понял, зачем он это сделал. А сам Акрон не стал рассказывать, что так с маленькой девочкой, которая упала со скалы, и которую потом обманули звери, поступили боги, перед тем как забрать ее в свой большой солнечный шалаш.

В тот год зима рано пришла в Высокие горы. За одну ночь склоны усыпало снегом. Половину шалашей накрыло с верхом. Первые, кому удалось выбраться из снежного плена, помогали раскапываться остальным. А уже на следующий день склоны снова стояли голыми; пронизывающий северный ветер сметал снег в ямы и ущелья.

Стоячая река покрылась льдом. По льду и пришли «вещие» из нижних кланов. Их сопровождали воины пяти горных племен, главными из которых были «Острые камни».

«Вещие» вышли не так давно, и в «жертвенной связке» было всего две пары близнецов – две девочки, и двое юношей. Через месяц, когда они дойдут до Жертвенного вулкана, таких пар должно набраться больше десятка.

Такие рейды случались раз в двадцать лет. После страшных землетрясений, во время эпидемий, или затянувшихся голодных зим «вещие» обходили высокогорные кланы, и собирали не достигших половой зрелости близнецов, чтобы отдать их в жертву разгневанным духам смерти.

Хелкат собрал совет. При свете Великого огня, «вещие» поведали старейшинам племени о страшной болезни, которая пришла с юга, и поражает все, что попадается на пути: людей, животных, и даже птиц. «Ничто не может остановить ее, – говорил Горм – «вещий» избранный говорить от имени всех горных народов. – Болезнь нападает внезапно и за день иссушает тебя изнутри. Тело сначала сохнет, а потом распухает и гниет. Вожди двенадцати кланов с четырех сторон собрались вместе и приняли решение отдать духам близнецов. Пять групп, и мы в том числе, уже отправились на север, столько же ушли на Запад и на Восток. Мы должны обойти все высокогорные племена. Духи смерти требуют свое. Всех тех, кто родились не в свой черед и прячутся за одинаковыми лицами. Духи ненасытны, и совсем не оставляют нам времени».

– Мы отдадим вам дочерей Агорна, – сказал Хелкат. – Агорн – смельчак, сорвался со скалы пять лет назад, а через полгода его жена разродилась двойней. Забирайте их, духи останутся довольными. Но одна из девочек совсем слаба, и может не дойти до вулкана. Вам надо, чтобы добрались обе, и если одна умрет в дороге, вторую вы оставите в горах околевать на морозе. Агорн был мужественным воином, и племя многим обязано ему. Пообещайте, что если одна из его дочерей умрет, то вторую вы не бросите, а приведете обратно.

– Всего одна пара? – удивился Горм. – Мы шли к вам десять дней, и вы дадите нам только одну пару?

– Мы отдаем все, что у нас есть.

– Раньше вы давали не меньше четырех пар. Мы рассчитывали на вас.

– Что я могу сделать? – развел руками Хелкат. – Их было больше. Но в прошлом году шестеро сестер стали женщинами, а четверо братьев прошли обряд посвящения в мужчины.

Горм был недоволен, он долго с недоверием разглядывал Хелката и старейшин сидевших по правую и левую руку от него.

– Эту ночь мы проведем у вас, а с рассветом двинемся дальше, – сказал он. – Наше дело – общее дело. Оно касается всех горцев. Вождь «Орлиных когтей» – мудрый вождь. Он не станет прятать от духов смерти то, что принадлежит им по праву. Ведь он не хочет, чтобы за днями теплого света, пришла ночь холодных топоров. Живущие под солнцем сыны гор не знают злобы и доверяют братьям. Но если брат, которому верили обманул и предал – пощады ему не будет.

– Горм, который говорит от имени двенадцати – ты угрожаешь мне? – спросил Хелкат. – Увидишь орла в небе, и повтори ему то, что сказал мне. Посмотри, испугается ли он! Если испугается, приходи снова, и мы сделаем тебя своим вождем. Приводи женщин из своего клана и посади их с нами у Великого огня. Я буду заплетать косы твоим дочерям, а старейшины будут спрашивать у них, когда нам воевать и охотиться.

Старейшины рассмеялись от этих слов. Посмеялся и Горм.

– Я не угрожаю великий вождь – всего лишь предостерегаю. «Орлиные когти» благородное племя. Доблестные и честные, как и все горцы. Я желаю вам добра. Никому из нас не нужно подбирать чужую смерть. Если бы не близнецы, то все умирали бы только в свой черед. Мы бы не знали случайных смертей. Но когда близнецов слишком много, не в свой черед погибают целые племена.

– Дело ваше – нужное дело, – сказал Хелкат, – и мы рады помочь. Просите чего хотите. Но не просите того, чего у нас нет.

Горм, а с ним и другие «вещие» коснулись правой рукой своего левого плеча, что являлось жестом дружеского прощания. Вождь и старейшины ответили тем же; гостей отвели к их шалашам.

Рано утром Хелката разбудил детский плач. Когда вождь отодвинул медвежью шкуру закрывающую вход, то увидел собравшихся возле его шалаша воинов. Судя по раскрасневшимся на морозе лицам, стояли здесь давно, но ждали, когда проснется вождь. Скоро к нему подвели охотника по имени Эгор, прозванного свирепым, и его сына Геллу – заплаканного, дрожащего от страха.

Отец и сын встали перед вождем на колени. Эгор неуверенно поднял голову, и, неприятно скалясь, прошептал:

– Они знают вождь. Мой сын рассказал им.

– Кто и что знает? – не понял Хелкат. – С кем и о чем говорил твой сын?

– «Вещие» говорили с ним вчера ночью. Вчера ему исполнилось десять лет. Вечером закончился его обет, и он отправился к Сынам, как требует обычай. Первую ночь он должен выговориться, рассказать о чем молчал – таков закон. Вождь, он не виноват. Первую ночь он должен говорить только правду. Он не мог лгать.

– Что именно он сказал?

– Он шел от Сынов. Он уже был у шалаша, когда «вещие» подошли к нему. Они ждали его, вождь. Кто-то их предупредил.

– Что он им рассказал? – сквозь зубы, с силой сжимая челюсти, прошипел Хелкат.

– Он не виноват. Таков закон… Он поступил, как учили… Они спросили, и он ответил…

– Ответил что?

– Он рассказал им про детей Краогора, – безнадежно выдохнул Эгор. – Рассказал, что мы прячем их в пещерах у Медвежьей горы. Даже если мы теперь отдадим их, кланы заставят нас расплатиться за лож. Нам нельзя отпускать «вещих» вождь.

Нависла долгая тяжелая пауза. Раздумывая, Хелкат смотрел куда-то в сторону. Потом стал рассматривать окружавших его воинов. Под меховыми шубами выглядывала прошитая слоями дубленая кожа, на поясах висели отточенные боевые топоры, и трофейные мечи из Бескрайней долины. Племя все уже решило, но последнее слово было за вождем.

– Они еще спят? – спросил он.

– Горм проснулся. Он пошел к проруби на Стоячей реке, – сказал кто-то из воинов. – Спрашивал, как к ней можно быстрее спуститься? Я спросил, зачем ему. Он сказал, что будет купаться. Он безумен. Может, околеет – нам забот меньше.

– Остальные? – спросил вождь.

– Остальные спят.

Хелкат отдернул медвежью шкуру, поднял лежащий у входа топор и небольшой круглый деревянный щит. Больше не раздумывая ни секунды, никого не дожидаясь, быстрым шагом направился исполнять молчаливый приговор племени. Постепенно быстрый шаг перешел на бег. Два десятка воинов бесшумными призраками неслись за ним с топорами наперевес.

– Сделаем все быстро, – не громко обронил Хелкат. – Эгор и еще пятеро с ним бегите к реке. Не упустите Горма.

– Что делать с жертвенными близнецами? – спросил кто-то позади него. – Их четверо, их шалаш последний. Нельзя их убивать самим вождь. Их жизни принадлежат духам вулкана.

– Убейте всех, – холодно приказал Хелкат.

Встречный ветер скрыл их приближение. На горизонте поднималось зарево, окрашивая кровью белые снежные вершины. Свет разливался по склонам, освещая фигуры бегущих горцев, их сосредоточенные холодные лица. Казалось, сама вселенная предупреждала людей о страшных последствиях их выбора, но решение принято, топоры занесены, и пути назад нет.

Горм и в самом деле купался в проруби, когда услышал крики, доносящиеся со стороны селения. Ветер переменился и звуки исчезли. Горм, все еще надеялся, что ему послышалось, но обостренное чувство опасности, которое не редко беспокоило попусту, на этот раз сыграло на руку. Ткнув кулаками в край льдины, он быстро вылез из проруби, и огляделся. Напряг слух, и сразу понял, что к нему бегут с двух сторон: со стороны селения, и по низине балки, выходящей на реку. Горм еще никого не видел, но уже знал, что их много, и намерения у них отнюдь не мирные.

Холодный ветер обжог кожу. «Вещий» побежал к дереву у которого оставил оружие и одежду, но из-за холма вдруг показались люди, и пришлось забыть о теплой спасительной шубе и верном топоре. Застигнутый врасплох, совершенно раздетый, он помчался вниз по реке, скользя по льду босыми ногами, и оставляя на нем черные смазанные следы. Началась долгая изматывающая погоня.

Горма преследовали до самого вечера. Беглец совсем не чувствовал ног, руки сгибались с трудом, тело дрожало, а зубы стучали так, что казалось, разобьются, как сосульки об камень. Такого холода Горм не испытывал ни до ни после. Иногда падал, и думал, что уже не сможет подняться, но выносливость и упорство спасли ему жизнь. Снова и снова он находил в себе силы, чтоб встать на ноги. Он ждал, он надеялся на удачу, и удача пришла.

Один из преследователей, юный Улагор – младший внук Хелката, слишком увлекся погоней, и оторвался от своих опытных и сильных соплеменников. Пользуясь моментом, Горм подпустил его к себе, выхватил топор и убил юношу. Одежда Улагора была маловата, но сейчас Горму казалось, он мог бы натянуть на себя раковину улитки, если бы только попалась ему под руку.

Солнце пересекло небо, и снова скрылось за вершинами гор. Ночь спрятала следы беглеца. «Орлиные когти» упустили Горма, а с ним исчезла и надежда на то, что бойня учиненная этим утром останется в тайне. Воины отправились в обратный путь. Впереди их ждала еще одна долгая утомительная ночь, и последняя короткая война.

Через неделю от болезни, о которой говорили «вещие», близ селения и в местах охоты «Орлиных когтей» стали погибать животные и птицы. Рыба поднималась со дна и переворачивалась брюхом ко льду. Те немногие, кто продолжили пить воду из Стоячей реки, заболели и умерли. Горцы стали пить из горных ручьев, пока еще это было безопасно. Но были и те, кто предпочли бы умереть прямо сейчас – уснуть и больше не просыпаться. Будущее пугало.

«Вещие», близнецы и воины, которые охраняли их, были представителями семи разных кланов. Весть о содеянном «Орлиными когтями» возмутила племена всех пяти горных вершин.

Через две недели лучшие воины десяти доселе непримиримых кланов собрались вместе, чтобы наказать племя, поправшее единый для всех закон. Их было втрое больше, чем «Орлиных когтей», и это всего лишь десятая часть тех, кто желал принять участие в битве. Не каждый удостоился чести наказать преступников.

И хоть все они говорили о благородной мести, но мысли их были заняты дележом будущей добычи. Этот вопрос так волновал, что перед тем как выставить племени ультиматум, получить отказ и напасть на него, они встали лагерем в нескольких кругах вниз по течению Стоячей реки, и задумались о том, как ни рассориться после боя.

Добыча и в самом деле ожидалась впечатляюще огромной . «Орлиный когти» одно из самых многочисленных племен. Полвека они отбивали почти все вражеские набеги и успели накопить немало оружия и драгоценностей. Стены своих шалашей они подбивали соболиными шкурами, а статуэтки старых духов отливали из золота. Каждый мужчина племени имел жену, и всегда мог взять себе наложницу, одну из тех общих рабынь, которые жили вместе в отдельных шалашах. Рабынями делали только женщин из Бескрайней долины. Их одевали и кормили лучше, чем жен, но детей от них убивали, потому что они ничейные и кровь их не чиста.

Горм лично передал ультиматум вождю «Орлиных когтей». Они встретились с Хелкатом на нейтральной территории, возле той самой проруби, где две недели назад Горм чуть не расстался с жизнью.

Для начала он потребовал голову самого вождя и половины старейшин племени. Потребовал, чтобы племя передало им половину своих женщин, причем тех, на которых они укажут сами. Потребовал сложить все драгоценности и шкуры в одну кучу, при них разделить надвое и отдать половину. Потребовал, чтобы племя оставило эти земли, и полмесяца шло вверх на Север. Последним он потребовал отдать им сестер и братьев близнецов. Дав на раздумье полдня и полночи, Горм вернулся к своим.

Свой ответ «Орлиные когти» дали той же ночью. Как только солнце скрылось за горами, они напали на лагерь объединенных племен. Даже Горм, который всякого повидал от горцев, не ожидал подобной дерзости. Хелкат мог начать торговаться, или попробовать увести племя выше в горы, но напасть на столь грозного противника было решением слишком неожиданным и имело непредсказуемые последствия для обеих сторон. «Орлиные когти» древний клан, переживший многих, именно потому, что никогда раньше не поступал столь рискованно.

Эта вылазка неожиданна еще и тем, что в ней, казалось, нет никакого смысла, ведь вслед за Гормом придут другие, их будет больше, и они будут беспощадней.

Но Хелкат видел смысл. Его поступок – послание всем кланам: «Эта война обойдется им дорого. Он пойдет до конца. Племя отказывается от любых переговоров, и будет драться до последнего мужчины».

Внезапность сыграла свою роль. За одну ночь союзники потеряли половину своих людей. «Когти» напали с трех сторон, не давая им опомниться, и объединиться под одним командованием. Обе стороны дрались с небывалым отчаянием и жестокостью. Но удача в эту ночь сопутствовала смелым. «Когти» потеряли не больше дюжины бойцов. От их мечей и топоров пало не меньше двухсот воинов со стороны союзников. До самого утра победители преследовали разрозненные, спасающиеся бегством отряды.

В прежние годы такую победу отмечали бы несколько недель, но ни в это утро, ни в последующие дни никто не танцевал и не пел, и «Сыны» не били в свои звонкие черные бубны. «Когти» знали – судьба племени на волоске; последний бой уже близко.

Через две недели в племени начался голод. Мужчины, которые уходили на охоту, уже не возвращались. На всех тропах были засады. Союзники подтягивали силы, окружая клан со всех сторон.

День, которого все так ждали и боялись, все же пришел. Впервые за многие недели пропал ветер, воздух стал теплым и влажным; с неба полетели хлопья снега, скрывая туманной пеленой горные хребты и вершины. Из воздуха, из ослепительной белой дымки прояснялись очертания человеческих фигур. Они спускались по склонам с Севера, поднимались на холм с Востока, черной волной двигались по руслу замерзшей реки с Запада.

В какой-то момент все замерло, горы затаили дыхание, от мертвящей тишины зазвенело в ушах, а потом раздался первый крик, а за ним второй, третий, и вот уже все зашумело и задвигалось: звуки, люди, небо, снег и кровь смешались в кучу и кубарем понеслись в бездну, к самому краю света.

Их было тысяча, а может и больше, и все же они отступили. Отступили, оставив большую часть своих людей убитыми и смертельно ранеными. Отступили, потому что не хватило ни сил, ни воли. Отступили, чтобы зализать раны, собраться с силами и следующим утром закончить начатое.

От клана «Орлиных когтей» осталось не больше четверти. Почти все мужчины погибли. Пал Хелкат и оба его сыновей, убили Эгора, его брата и отца, погибли старейшины, и Сыны старых духов. Уцелевших можно было сосчитать на пальцах одной руки. Краогор, как и многие другие был серьезно ранен.

Снег валил все гуще. Под его покровом, дождавшись ночи, остатки племени, перешли горный хребет, и отправились на Север, в надежде затеряться среди скал и бесчисленных ущелий Высоких гор. На наспех сколоченных санях женщины тащили по снегу своих мужей и детей, свои разобранные дома и шкуры – единственное, что обладало сейчас реальной ценностью.

Поднявшийся ветер морозил до костей, но сейчас он был нужен; ветер медленно заметал следы, скрывая направление их поспешного бегства.

Старые духи не оставили племя – союзники потеряли их. Одной проблемой стало меньше, но все чаще напоминал о себе голод, снежные сугробы становились все выше, и все труднее было идти.

Через три дня племя встало на большой привал. Пора было отдохнуть, дождаться отставших, и определиться с дальнейшим маршрутом.

На привале выбрали новый совет племени и нового вождя – молодого Тагорма – старшего из внуков Хелката. Единственного из рода вождя, кто остался в живых.

Наиболее здоровых мужчин Тагорм отправил на Восток, туда, где можно встретить племена скотоводов, или «шкурников» – охотников одиночек из высокогорных племен, которые занимались зимними запасами для своих кланов. Надо было срочно раздобыть еды: выменять ее на золото или отнять силой.

– Остальные пойдут дальше на север, – объявил молодой вождь. – Мы дойдем до Жертвенного вулкана, и выполним то, что требовали от нас духи смерти. Мы предадим близнецов расплавленной земле. Духи покарали нас за гордыню. Нирон и Акрон должны были возвеличить нас над другими кланами, а вместо этого стали проклятьем племени. Мы согнаны с собственной земли. Когда-то мы дрались в небе с орлами, а благодаря им, упали на землю и прячемся от диких собак.

Сыны старых духов ошиблись. Мой прадед ошибся. Все те, кого сегодня с нами нет – ошиблись. Но мы остались, и мы исправим эту ошибку. Нам надо примериться с кланами. Мы не можем ставить на одни весы жизнь двух мальчишек и судьбу целого народа. Мы обещали защищать их, хотели идти до конца, но мы не были готовы к такой цене. Нам надо примериться с кланами, – повторил он. – И в первую очередь с «Острыми камнями» – они пострадали больше всех. Половину спрятанного в пещерах золота мы отдадим им.

Краогор был ранен; он лежал в горячке в наспех собранном продуваемом ветре шалаше, и не мог заступиться за сыновей.

Кто-то из старых воинов все же попытался спорить с молодым вождем.

– Решение было принято советом, – сказал он. – Даже твой дед не мог его отменить, и отдал свою жизнь, чтобы исполнить волю старейшин. Мы найдем союзников и вернемся. Сыновья Краогора объединят кланы. Так обещали Сыны старых духов.

– Никого они не объединят, – холодно ответил Тагорм. – Их судьба сгореть в Жертвенном вулкане, а моя спасти то, что осталось от племени.

Тем же вечером двое молодых воинов из нового совета сообщили о решении вождя Краогору и его жене. Братьям запретили отходить далеко от мест стоянок племени. Два раза в день им и близняшкам Агорна надо было проходить мимо шалаша вождя. Тагорм хотел быть уверен, что никто из них не убежит.

Лежа в своем шалаше, Краогор молча выслушал приказ молодого вождя и, соглашаясь с ним, моргнул болезненными мутными глазами. Новый вождь мог отменять решения старого. Законы племени позволяли это и после оглашения, никто из членов сообщества не имел права их оспаривать.

Как и муж жена не проронила ни слова, лицо Найи оставалось холодным и беспристрастным, но, как только советники ушли, глаза девушки вспыхнули, а губы растянулись в странной жестокой усмешке.

– Какой ты мужчина? – прошипела она. – Какой-то мальчишка, который еще и копье в руках держать не научился, хочет убить твоих детей, а ты лежишь, как выпотрошенная рыба на берегу, надеясь поскорее бы здохнуть.

– Женщина, – сквозь зубы прорычал Краогор, засунул руку в угли почти погасшего костра, и медленным, слабым движением бросил несколько из них ей в лицо.

Найя успела увернуться, она отодвинулась подальше от огня и от мужа, ткнулась спиной в одну из палок, служащих остовом шалаша.

– Они должны уйти сегодня, – требовательно произнесла она. – Им надо бежать прямо сейчас. Куда угодно – на Восток к Бескрайнему морю, на Юго-запад – к Бескрайней долине, на Юг, еще куда-нибудь, но только ни здесь… Здесь им оставаться нельзя. Твои сородичи убьют их…

– Они останутся здесь, женщина, – слабым голосом произнес Краогор. – Племя решило бросить их в Жертвенный вулкан, значит так тому и быть. Не тебе женщина отменять решения совета. Я не желаю слушать тебя больше. Замолчи, или я позову старую Илду, и она заштопает твой рот своей большой иглой.

– Тебя не услышат, – тихо сказала она. – Орлиные когти племя трусов и предателей. Вы напали на «ледяных» когда мужчины были на охоте. Вы поступали так всегда. Вы не деретесь честно, вы презираете друг друга, вы не уважаете отцов и попираете собственных богов. Я ненавижу вас. Глупые трусливые псы. Вы говорили о великом будущем, и обещали защищать моих детей, а теперь ни величие, ни обещания вам не нужны. Вы просто пытаетесь спасти свои бесполезные жизни. Вы нашли самого ничтожного из мужчин и сделали его своим вождем. Вам стыдно вымаливать прощение у «Острых камней», но этот юнец Тагорм прикажет, и у вас не останется выбора, и вы сможете вылизывать им ноги, не теряя достоинства.

– Тагорм думает только об интересах племени, женщина. Он прав, а ты… – Краогорм с трудом поднялся на локтях. – Ты всегда была нашим врагом… всегда презирала нас… Когда ко мне вернутся силы я убью тебя.

– Хорошо, – согласилась Найя. – Убей меня, но детей ты отпустишь. Ни ты, ни ваши трусливые старейшины, ни их пустоголовые жены, никто из вас не стоит моих детей.

– Мои сыновья останутся, – прохрипел Краогор. Шубы Нирона и Акрона лежали рядом у его ног. С большим трудом он смог согнутся, дотянулся до них, и подтянул к себе. Дети, которые укрывались ими, поежились от холода, но не проснулись. Найя потянулась за откинутым рукавом, но муж подобрал шубы еще ближе.

– Ну давай попробуй, – прохрипел он. – Наклонись еще, и я сверну тебе шею.

Они как-то одновременно посмотрели на боевой топор, который по обычаю вместе со щитом лежал у входа в шалаш. Краогор протянул руку, но Найя опередила его, вытягиваясь стрелой, схватила гладкую рукоять, и угрожающе тряся топором перед собой, отползла на прежнее место.

– Знаешь, что с тобой сделают, когда узнают, – предупредил Краогор.

– Они узнают только завтра вечером, – задумчиво сказала она. – Я скажу, что тебе стало хуже, и все утро ты будешь давать сыновьям последние наставления. Я выиграю для них время. Когда Тагорм догадается обо всем, они будут уже далеко.

Краогор не мог поверить в то, что слышит. Впервые в жизни он испугался этой хрупкой, презренной, ни раз униженной им женщины. Он отвел глаза в сторону, потому что не смог выдержать ее пристального испепеляющего взгляда. Упираясь руками в землю, попробовал подняться, но силы оставили его. «А ведь убьет, – промелькнуло у него в голове. – Ведь не испугается. Решится?..»

Ни уверенности, ни злости больше не было, только паника и ужас охватили воспаленное сознание. И тогда, набрав полную грудь воздуха, Краогор закричал. Он стал звать на помощь Тагорма, Этгора, Сайруса и многих других; звал даже тех, кого уже не было в живых. Звал пока ни охрип. Но ни живые, ни мертвые не пришли к нему. Завывание ветра на улице заглушало его крики. Он не знал, что их шалаш Найя поставила особняком от других. Она предвидела такой исход.

Когда Акрон открыл глаза, в лицо брызнула кровь. Он думал, что все еще спит, поэтому испугался не сразу. Перед глазами мелькало лезвие топора; неяркий свет костра выхватывал сосредоточенное лицо матери, что-то брызгало в огонь, угли шипели, и ее профиль стал исчезать в темноте.

Скоро стало совсем темно и тихо. Акрон замер в ожидании, и через какое-то время мать взяла его за руку. Они сидели так долго. Просто сидели и молчали, слушая, как завывает ветер. Потом Найя бросила в огонь веток, и очень медленно, нехотя, пламя начало разгораться.

Акрон посмотрел в сторону и увидел испуганное лицо брата. Только теперь ему стало по-настоящему страшно. Нирон смотрел в темноту. Там, под своей тяжелой оленьей шубой лежал отец. Он был укрыт с головой; из под серой шкуры выглядывали ноги, обутые в теплые меховые сапоги.

Акрон вдруг понял, что отец мертв. И хоть видел все собственными глазами, все еще не мог поверить, что его убила мать.

Найя подобралась к Краогору, и выдернула что-то из его руки.

– Одевайтесь, вам пора, – сказала она, и положила перед детьми их шубы. – Идите на Юг, – добавила она, потом поправилась: – Нет, идите на Север. На Юге они будут искать вас в первую очередь. Но на Севере будет еще холоднее, и вам там совсем нечего будет есть. Мне нечего вам дать, – говорила она, разминая руками бледный лоб и уставшие глаза. – Совсем нечего дать… Идите на Восток… Нет, на Востоке будет еще хуже. Вы «Орлиные когти» – там вам все враги. Идите на Север… Нет, лучше на Юг… Идите куда-нибудь, только очень быстро. Только не останавливайтесь… И помните, у вас больше нет племени. Теперь вы сами по себе. Опасайтесь «Когтей»… «Когти» отдадут вас вулкану… «Когти» – первые ваши враги…

Найя стала их одевать. Братья сонно протирали глаза, не до конца еще осознавая, чего от них хочет мать, куда идти, и когда они смогут вернуться. Они не торопились ей помочь: отрешенно стояли посреди шалаша, поднимая руки, чтобы она могла просунуть их в рукава шубы. Она сама поплотнее затянула ремни на их поясах, чтобы под шубу не проникал холод, и затянула завязки на сапогах; одев на головы шапки и рукавицы на руки, вывела, почти вытолкала детей на улицу.

Наспех она прижала каждого к себе, потом развернула и подтолкнула в спины. Пройдя несколько шагов, дети остановились, и повернулись обратно.

– Идите же, ну, – прошептала она, но братья не уходили, смотрели друг на друга, или на мать, но никто не хотел смотреть в ту сторону, куда она махала рукой. – Идите, идите…– повторяла она, пыталась рассердиться, за то, что не слушаются, но не могла.

Постояв так какое-то время, Нирон снова шагнул к шалашу, но Найя попятилась к проходу и развела руки в стороны, давая понять, что обратно не пустит.

– Нет Нирон, – прошептала она, – вы не можете остаться.

Завыла вьюга, где-то далеко ей отозвался одинокий волчий вой а потом Нирон услышал позади себя хруст снега и глухое покашливание брата. Акрон уходил. Найя провожала его тоскливым взглядом, а потом совсем закрыла глаза. Из-за темени Нирон почти не видел лица матери, но чувствовал, что она плачет.

– Береги его, ты старший, – прошептала она, последний раз взглянула на сына, откинула лосиную шкуру и вернулась в шалаш. Опустив голову, Нирон потоптался на месте, повернулся в сторону удаляющихся шагов, и отправился вслед за братом. Больше он не оглядывался.