Читать книгу Блаженные и негодяи - Артур Олейников - Страница 7

Часть первая
Глава шестая

Оглавление

Я возвращался с теми же людьми. Они уже были с пустыми сумками, в которые бережно собирали нехитрые продукты, чтобы накормить своих родных. У некоторых светились от спокойствия лица, что они выполнили свой долг и пусть хоть немногое, но смогли сделать для больных и обществом забытых людей.

На аксайском повороте я пересел в маршрутку и отправился домой в Аксай. Пассажиры уже были другими, что прежде. Люди возвращались из торгового центра Мега и Ашан. С коробками и покупками. Они были довольны и счастливы от приобретений. Завтра их снова поглотит обыденность и рутина, и они станут несчастными как все, но сегодня и сейчас они представляли, как достанут покупки, как будут счастливы. Мы так устроились в жизни, что выбрали настоящим чувствам от общения друг с другом шопинг в погоне за не нужными в жизни вещами, обменяв бесценный огонь сердец на бездушные вещи. Или жизнь так несовершенна, что мы выдумываем вокруг себя миры, пусть они и бесчувственные, но какая-нибудь вещь, не обманет и не придаст как может сделать самый близкий и родной человек.

Я думал о церкви и а людях что так больно обидели мать, и так желал увидеть своими глазами и церковь и тех людей своими глазами, так думал о том, что пропустил свою остановку и поехал к городскому храму.

Главный храм города Аксая был с историей и отчасти необыкновенный, а было все так или примерно так.

Двое пьяных опричников Ивана Грозного лютовали, проходивший мима мужик косо посмотрел и бросил:

– Антихристы!

– Ты что мелишь? Борода! – выкрикнул один и поднял коня на дыбы, чтобы задавить мужика.

Мужик отскочил, опричники спешились и повалили мужика и стали бить ногами.

На крики подбежала полная баба жена провинившегося мужика.

Досталась и ей.

Драку увидели двое братьев Степан и Петр, рослых детины и вступились.

Петр ударил одного из опричников в зубы да не рассчитал сил и убил с первого удара.

Второй опричник убежал за подмогой.

– Степан, уходить надо! – сказал Петр. – Изловят, шкуру живьем сымут.

– Куды?

– На Дон! Говорят воля там!

– Нет воли на свете, а если и есть, дорога, та воля стоит.

– Заплатим!

– А, пойдем, здесь воля только у мертвых.

С пустыми руками было идти не с руки и братья решились позаимствовать кое-какие вещи у местного боярина, что был хуже Ирода и с белого света сживал мужиков. Ночью вломились к нему в дом, разбили голову в кровь и унесли богатую икону Богородицы.

– Нет средь них, веры! Бог так нам положил! – говорил Степан.

И с иконой братья пришли на Дон в местечко Аксай. Долго не показывали никому что привезли с собой, а потом и во все Петра убил турок, а Степан спрятал икону и сам где то сгинул.

Прошло уже как двести лет как пропали братья с этого света, и по станице загуляла и плодилась холера.

И в одной бедной семье, в которой страшный мор выкосил всех кроме бабки, да девочке десяти пришла весть, что девчушке приснился сон, об иконе Одигитрии, которая сотворит чудо и избавит от смертельной напасти станицу.

Девочка указала на место и икону нашли.

Дивились казаки и весь честной народ на богатое убранство, бриллианты, изумруды и алмазы, золотой венец, и прочее богатство, один только серебряный киот был весом в 7 с лишним килограмм. Но серебро и злато стало ни что по сравнению с чудом, которое явила икона, а именно, то что зловещая холера исчезла из станице, а заболевшие люди, которые находились в шаге от смерти пошли на поправку. И на месте обретения иконы 18 мая 1891 года был заложен храм. Владелец этого участка сотник Лотошников пожертвовал его Церкви вместе с принадлежавшим ему недостроенным домом и денежной суммой…

Через пять лет постройка церкви была окончена и попечители обратились к Архиепископу Донскому Афанасию (Пархомовичу) с прошением благословить престольный день Одигитриевской церкви 4 сентября, то есть «в день явления иконы, которое было избавлением от страшной холеры». Престольный праздник был установлен, но снова, словно какой рок совершался в отсутствии иконы, перед списком с нее, поскольку в этот день согласно утвержденному расписанию, икона находилась в Новочеркасском Вознесенском кафедральном соборе.

– И этой хватит с них! – завистливо сказал настоятель Новочеркасского храма. – От Холеры, спасла и будет!

И странное почти страшное обстоятельство, освящение храма и службы без святыни в честь, которой он воздвигнут. Я много думал об этом прежде и тогда когда выходил на островке перед Храмом, почему то вспомнил. А после революции икона и во все пропала с Дона, белые и казаки выходит так, что как однажды братья Степан и Петр сказали:

– Нет средь них, веры!

И увезли икону с собой и где теперь, только одному Богу известно.


«Храм без иконы! Люди без сердца! Мир без Бога! – думал я, подходя к церкви. Где ты Христос? Сочинил анекдот! Смутил и испарился! Сказал, что приду скоро, а выходит, надул! Надул, весь белый свет! И тебя Христос надули! А как же не обманывают, одной рукой крестятся – другой грешат. Твои обряды покупаются и продаются. На всем и из всего копейка зашибается. Вот она твоя истинная паства!»

И я остановился перед нищим попрошайкой на воротах Храма.

Он был с клюкой наверно для солидности и с усами. В руках одноразовый пластмассовый стакан.

Я достал купюру в сто рублей и положил в стакан.

Нищий оживился, запричитал и стал желать мне здоровья и всех небесных милостей.

Я нарочно дал много, чтобы подружиться и разговорить попрошайку.

– Говорят у вас случился переполох?

– Какой?

– В колокола кто-то без спроса позвонил?

– Да, было! Лариса то!

– И что?

– Ничего! В полицию ее забрали.

– Выходит правильно?

– Не мне судить!

– От чего?

– А я кто? Ни кола, ни двора, ни семьи, ни матери. Слово скажу, погонят от их ней милости, запретят собирать копейку, а без копейки пропаду.

– А если по совести?

– Если почестному, то мне все одно кто звонит, лишь бы службы каждый день праздничные. Вот оно как на Пасху подали! Две тысячи, вот тебе крест…

Я отвернулся и больше не стал слушать.

«Черт с ним, убогий нищий, – стал думать я. – А вон этот молодчик в рясе?»

Заприметил я вышедшего из трапезной дьяка. Он только отобедал, и жидкая бороденка лоснилась от жира, и жир стекал по подбородку.

«Подойти и дать в зубы! Батюшки ноги переломать! Нет то пустяк! Если бы разом всех! – думал я и вошел в церковь»

Убранство было красивое и старинное. Пахло ладам, но тихо и не одной живой души, словно все вымерли.

Я стал искать взглядом Христа.

– Ну, здравствуй, – тихо сказал я в глаза, распятого Спасителя. Кто подумает, что я не верю в Тебя! Нет, ты знаешь, что верю, но так они тоже верят. Они верят так, что с того? Попрошайка слышал, как в тебя верит. Особенно в твое воскрешение, в которое ему по две тысячи отстегивают. А сытый дьяк, верит в то, что какая-нибудь баба прихожанка, принесет жирную домашнюю курицу и он проглотит ее и не подавится. Ах ты спрашиваешь, во что верю я! Верю в то, что не стоит Твой мир ни слезинки ребенка, ни слез матери. А знаешь что, а то что Твой мир и был самый пропащий! Чем ты купил этот мир? Думаешь, только муками на кресте, а как же Твоя мать Мария, что рыдала над тобой, что задыхалась от смертельной боли и что звала тебя на кресте и просила поменяться с тобой местами. Ты сказал во время нагорной проповеди, что блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Так знай, я так наелся твоей правды, что она уже поперек горла и осточертела. Молчишь? Но вот и помалкивай!

Я вышел вон с церкви, но думал, что я вернусь обратно, клянусь! Но в руках моих будет ни копейка на свечку, а что поистине настоящее, что заставит Тебя Христос содрогнуться!

– В полицию, говоришь Ларису, свезли! – зло окликнул я попрошайку.

– Известное дело!

– Но пойдем значит в полицию!

И я отправился в райотдел, чтобы посмотреть теперь и этим иудам в глаза.

Блаженные и негодяи

Подняться наверх