Читать книгу Правозащитник - Артур Строгов - Страница 17
Часть вторая
Семнадцать лет спустя
Глава 2. У себя дома
ОглавлениеВыслушав последнее проклятие генерала, которого он так и не смог хотя бы немного смягчить, Белосельский в задумчивости сел в машину. «Да, за последнее время десятикратно увеличилось число моих противников, но среди них ни одного друга… Сколько я сделал для людей, а иногда мне кажется, что все капля в море. Я раздавал беднякам миллионы, но стали ли они счастливее? Я слышал об одном нищем, который, вообразив себя миллионером, вломился в ресторан и потребовал крепчайшего виски. Они все считают, что я нарушаю баланс равновесия в обществе. Они видят во мне инородное чудовище, от которого следует избавиться. Но так ли это? Я действительно иду вразрез со всякими принципами и разрушаю все их представления о богатом человеке. А ведь и до меня были меценаты, и общество относилось к ним терпимее, чем ко мне. Третьяков и Морозов, в сущности, были помешаны на картинах и занимались коллекционированием, Солдатенков строил дороги, Штиглиц – больницы, но всех этих уважаемых господ не стремились устранить с такой отвратительной циничностью. А что, в сущности, сделал я? Я лишь избавляю общество от худших его представителей, причем не совершая никакого преступления».
Затем Белосельский стал размышлять о более приятных вещах, о своих приемных детях. Какой замечательной красавицей стала Ива! Она превратилась в роскошную молодую леди со слегка вьющимися светло-каштановыми волосами, безупречным римским профилем, розовыми бархатистыми щеками, изящными плечами, словно вылепленными римским ваятелем. Ива походила на распустившуюся лилию, которая будучи пересаженной на благодатную почву, питаемая благородными соками, радостно тянется к свету и солнцу. Он привык слышать, как девушка весело щебечет, повествуя о своих успехах в институте; ее радостный смех заставлял его иногда и впрямь думать, что она его дочь. Ива прекрасно освоилась за эти пятнадцать лет, она в совершенстве выучила русский язык, и теперь, уже получив диплом бакалавра, заканчивала обучение в магистратуре. Она оказалась немного тщеславной и самовлюбленной, как и полагается всякой красавице. Белосельский намеренно поощрял в ней эгоизм, так как помнил о ее тяжелом детстве. Все то, что он мог дать ей в материальном плане – самые дорогие модные платья, украшения, драгоценности, автомобиль с шофером – все это было предоставлено в распоряжение девушки. К восемнадцатилетию девушки Белосельский открыл текущий счет на имя Ивы, и юная воспитанница показала себя достаточно расточительной. Он не возражал, снисходительно поощряя ее капризы и подчас нелепые детские выходки. Постепенно Ива научилась разбираться в модных тенденциях одежды и заказывала самые последние коллекции итальянских и французских модельеров. Теперь, находясь на вершине общественного благополучия, она забыла свое прошлое как дурной сон и предпочитала не вспоминать его. Иве, как и всякой девушке ее возраста, хотелось развлекаться, флиртовать с друзьями из института, ездить на пикники, устраивать вечеринки и среди веселой шумной компании ярко выделяться своей красотой.
Ее брат Милош был в этом плане немного более разумным. Он тоже возмужал, как и сестра, но не превратился в законченного эгоиста и лодыря. Он помнил о чувстве благодарности к своему опекуну, поэтому с готовностью согласился поступить на экономический факультет и усердно изучать финансовое и банковское дело. Словом, это был спокойный, уравновешенный юноша, худой, с прилизанными волосами. Он не мог забыть прошлое так просто, как сестра. Сначала он хотел поступить в военное училище, но Белосельский сумел его переубедить. Главным качеством Милоша было послушание. Он относился к опекуну с чувством глубокого уважения и благодарности. Привязанность возникла сама по себе, хотя он ему и говорил по-прежнему «дядя». Одно лишь угнетало Милоша – воспоминание о некой клятве. Когда Милош заговаривал об этом с Алексеем, тот всегда старался уйти от ответа. Это единственное, что обижало молодого человека. Еще Милоша заботило, что сестра превратилась в законченную кокетку и тратила слишком много денег на наряды, он не раз пытался доказать, что не следует такого делать «в чужом доме».
– Но это ваш дом, дети мои, – говорил тогда Белосельский, случайно услышав эти слова, – да, да. Дом записан на ваше имя. Этот особняк ваш. Вы такие же собственники в нем, как и я.
Ива молча улыбалась.
Иногда Белосельский отсутствовал по несколько месяцев, и «дети» оставались предоставленными сами себе. Однажды Ива, будучи первокурсницей, пригласила в особняк почти всех своих одногруппников. Молодежь устроила безумную вечеринку в гостиной и холле. Ночью музыкальные аккорды были настолько проникновенны, что едва не пострадали барабанные перепонки охранявших дом «железных церберов». На следующее утро почти все вазы, картины, драпировки, канапе оказались в таком плачевном состоянии, как будто по этажам прошли полчища солдат Мамая и Чингисхана. Милош тоже принимал участие в этой вакханалии, как он потом честно признался. Белосельский, как ни странно, не рассердился. Он лишь погладил по волосам Иву, которая заявила, что совершенно ни при чем.
– Тебе было хорошо? Ты повеселилась?
Ива утвердительно кивнула головой и посмотрела своими невинными голубыми глазами, в которых таилось глубокое лукавство.
– Тогда я рад. Мебель и драпировки сегодня заменят.
Когда девушка поняла, что ее никогда не накажут и, более того, что опекун никогда не обидит ее ни словом, ни жестом, ни намеком, она стала настоящей проказницей и озорницей. Она устанавливала в гостиной караоке и принималась исполнять в микрофон популярные мелодии. При этом танцевала весьма зажигательно. Даже Милош протестовал. Иногда девушка, подражая какой-то героине из фильма, на велосипеде носилась как ветер по второму и третьему этажам просторного особняка с риском опрокинуть китайские вазы и картины. Белосельский проявлял необыкновенное терпение и лишь затворялся в своем кабинете.
А бывало, что на девушку набегала легкая грусть – она не спускалась к ужину, когда все собирались за столом. Дразнила экономку и повара. А к Виталию относилась, как к слуге. Последний оказывался на редкость весьма терпимым.
Однако к учебе Белосельский относился весьма щепетильно. Ива ведь училась в одном из самых престижных вузов Москвы, и однажды, из-за постоянных вечеринок, «завалила» один экзамен. Белосельский тогда поговорил с девочкой так печально и вместе с тем убедительно, что она ощутила себя виновной. В нем был необыкновенный дар убеждения.
– Что ты сказал ей, дядя? – спросил Милош.
– Это секрет! – улыбаясь отвечал Белосельский.
Подруги, окружавшие Иву в институте, которых она часто приглашала в особняк, отнюдь не являли собой пример воспитанных, благоразумных и образованных девиц. Они, конечно, были детьми достаточно состоятельных родителей, и с детства у них было все, но несмотря на это их души были пропитаны ядом зависти и фальши. Белосельский ясно видел это. Девицы часто просили Иву одолжить им то машину, то шофера, то коллекцию шляпок или туфель. Иногда даже позволяли себе брать деньги взаймы. Но здесь уж Ива проявляла наибольшую рассудительность и осторожность. К концу четвертого года обучения Ива, наконец, поссорилась почти со всеми своими подругами кроме одной и вскружила голову всем симпатичным молодым людям. Но сама пока не была влюблена. Ей не хотелось сильно влюбляться, ей нравился то один, то другой. Серьезных отношений она не хотела.
Обо всем этом думал Белосельский пока ехал. В конце концов, разве он достиг так мало? У него есть семья, правда, неполная… но семья… без жены Елены, которая так и не простила его. Войдя в гостиную, он застал Иву, которая распаковывала только что купленную модную коллекцию одежды, красиво уложенную в форме пирамиды из блестящих коробок, перевязанных цветными ленточками.
– Их так много, что я одна не унесу в свою комнату. Попрошу их отнести наверх.
Глаза девушки горели от любопытства, щеки полыхали румянцем.
– Я тебе помогу.
– Не надо, дядя, на что тогда «слуги»? Это последняя коллекция от Люсьена Меор. Только что принесли.
Она подставила ему лобик для поцелуя, но затем снова погрузилась в созерцание только что приобретенных вещей.
– Я рад, что тебе нравится. Это костюмы? Вижу. Ты потрясающая красавица, Ива.
Он хотел снова прикоснуться к ее волосам, но девушка ответила:
– Не впадай в сентиментальность, дядя. Ты мне мешаешь… Посмотри, какой чудесный жакет…
– Извини, я не хотел тебе мешать. А где Милош?
– Не знаю. Он вроде как встречается с друзьями. Кстати, на эту покупку ушло несколько миллионов, а моя кредитная карта… К тому же я же должна отметить получение диплома.
– Без сомнения. Я положу еще сто миллионов, этого, надеюсь, хватит?
– Конечно, дядя. Кстати, я сама уже хочу водить, и шофер мне надоел… он меня стал раздражать последнее время, уж очень глупая физиономия, похожая на павиана.
И девушка звонко засмеялась.
– Давай это обсудим позже, – Белосельский невольно поморщился, – я тебе подарю новую машину и ты сможешь водить сама.
– Ты мне это обещаешь уже вечность, надо мной все уже давно смеются. Я хочу водить сама. Понимаешь меня?
– Обещаю, так и будет.
Ива, недослушав, выбрала из груды блестящих упаковок несколько коробок с наиболее красивыми жакетами и поспешила подняться наверх в свою комнату – примерять наряды перед зеркалом.
Белосельский сделал знак Виталию, чтобы тот попросил «дежурного цербера» отнести остальные коробки в комнату Ивы. «Старый пес» был уже сед и производил впечатление старика, которому не терпится уйти на пенсию.
– С Вашего разрешения, я хотел бы поговорить с Вами о…
– Позже, позже, – ответил Белосельский. – Нет новых данных по нашим текущим проектам? Нам никто не угрожает из серьезных людей?
Виталий печально покачал головой.
– Звонила Ваша жена.
– Что ей нужно? – резко вскричал Белосельский. – Почему ты не сказал раньше? Ты знаешь, что сейчас я занят!
– Вы сами меня попросили больше о ней не напоминать, но она настаивает.
– Что она хочет?
– Поговорить.
– Нам не о чем беседовать, так ей и передай… А что касается тебя, твоих проблем, то завтра поговорим, – заключил хозяин и поднялся в свой кабинет. Здесь он позволил себе наконец снять пиджак, расстегнуть пуговицы у горла и отбросить сверкающую панель смартфона на красивый столик с изогнутыми ножками. Приоткрыв окно на веранду, Белосельский несколько минут вдыхал прохладный осенний ветер. Затем он сел за письменный стол и принялся пробегать глазами материалы досье, сложенные под пресс-папье. Затем он включил ноутбук и целиком погрузился в глубокое море счетов и цифр, которые, казалось, жили по своим собственным законам. Цифры – это особый мир со своими драконами, эльфами, чудовищами, и над всеми главенствует его величество итог, который словно паук стягивает в свою паутину столбцы доходов и расходов.
В дверь постучали. Белосельский подумал, что это Ива с какой-нибудь просьбой, но увидел перед собой довольно крепкого телосложения девушку лет тридцати, с копной черных как смоль волос, немного резким, почти орлиным профилем, чувственными губами и волевым подбородком. Руки и ноги у девушки были довольно изящные. Она была недурно сложена, если не считать совсем легких недостатков фигуры.
– Я помешала?
Голос у девушки был немного резкий, хрипловатый – так непохожий на мелодичный нежный голосок Ивы.
– Нет, что ты. Проходи, Самина. Ты же знаешь, я всегда рад тебе.
– Я установила новые камеры на первом этаже и в холле. Они такие миниатюрные и так замаскированы, что ты ни за что не угадаешь.
– Спасибо. Завтра проверю, но ты правда думаешь, что это необходимо?
– Да.
– Ты не доверяешь Виталию?
– Я никому не доверяю. Особенно мужчинам. Единственный человек, которому я верю, это Вы.
Белосельский улыбнулся.
– Самина, поверь, что я очень ценю твое отношение ко мне. Ты мой лучший телохранитель. Ты одна из очень немногих, на которых я всецело полагаюсь. Но это не должно вселять в тебя уверенность в том, что я хуже буду относиться к другим. Я хочу быть справедливым и беспристрастным ко всем.
– Я закурю, хорошо?
– Конечно, у меня в кабинете можно. А вот при Иве не надо, и при Милоше тем более.
Самина очень изящно поднесла сигарету к своим розовым губам и стала пускать сизые кольца дыма.
– О Милоше я как раз и хотела поговорить.
– Что он натворил? Опять пригласил тебя?
– Да, он настаивал на ужине в ресторане, а сегодня предложил прогулку на мотоцикле. Каким-то чудом он узнал, что я увлекаюсь хорошими мотоциклами и люблю скорость.
– Самина, я уверен, что ты сможешь дать ему верный ответ.
– Я уже и дала, но он не хочет слышать «нет». Он должен уже понимать, что когда девушка говорит отказом, настаивать невежливо.
– Ты же можешь поставить его на место. Он не допустит неуважения… Он же не виноват, что ты такая красавица.
– Если бы эту красавицу пригласил другой человек, более зрелый и опытный, – заметила Самина, завлекательно глядя на Алексея, – тогда бы девушка ответила согласием.
– Самина, – отвечал Белосельский, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Кроме любви есть и другие чувства. Привязанность, например, причем глубокая и сильная. И эта привязанность тоже может так сильно укорениться в сердце, что ее не вырвать никакими чувствами. И это то, что я испытываю к тебе…
– Почему бы и нет, Алексей? – возразила девушка, касаясь руками его волос.
Он не протестовал.
– Это испортило бы отношения между нами. Ты для меня очень важна. И сама это знаешь. В твоих руках моя жизнь. Разве не каждый день ты подставляешь себя под пули? Разве не ежечасно думаешь о моей безопасности? Это не просто работа.
– Я тебя уважаю за твою искренность и за то, что могу говорить все, что думаю.
– Разве это единственное мое положительное качество?
– Есть и еще, но именно это придает мне иной раз дерзости говорить все без обиняков.
Белосельский слегка отстранился от нее и вновь открыл окно на веранде.
– Так что будешь делать с Милошем? Почему бы тебе не принять его приглашение? Это же ни к чему не обязывает тебя.
– Да, но он потом попросит еще встреч…
– Он еще очень молод. Ты красивая девушка. В его годы естественно себя так вести. Не обижайся на него. Я считаю, что от одного ужина в ресторане особой беды не будет.
– Как скажешь!
– Я тебя не заставляю, Самина. Ты и только ты решаешь. Я просто даю совет, и тебе необязательно его выполнять.
– Но намек я поняла.
– В любом случае он еще не завершил учебу. Как можно загадывать?
– Меня привлекает совсем другой тип мужчин.
– Скажи ему об этом.
– Хочешь избавиться от меня, чтобы я тебе не докучала?
– Ни в коем случае!
– Кстати, чем Ива лучше меня?
– Самина…
– Хорошо, извини, я пошутила, вижу по твоим глазам. Я иногда говорю лишнее. Это мой недостаток, ты же знаешь.
– Ива – моя воспитанница, я ее опекун. Она мне очень дорога и я сделаю все для ее будущего.
Самина опустила глаза.
– Как там поживает наш генерал? – спросила она, меняя тему разговора.
– Этот генерал? Мне не удалось его смягчить.
– Я так и думала.
– Знаешь, что он натворил со своим братом, будучи ректором вуза по подготовке кадетов? Лучше не вспоминать.
Красивое лицо Самины исказила такая страшная гримаса, что она стала похожа на разъяренную тигрицу – воплощение ярости и мести.
– Ты не мстительна, Самина.
– Я думаю, это мой самый большой недостаток. Я не могу забыть обиды, которые мне причинили… Ну хватит об этом, я хочу, чтобы ты подтвердил мне одну вещь.
– Какую?
– Помнишь, ты мне обещал – что бы ни произошло, я всегда прикрываю только тебя одного. Других нет, как бы близки они тебе ни были.
– Я это знаю, но…
– Ты дал слово, вспомни.
– Да, и не беру его назад.
– Но в прошлом ты нарушал его. Я почти полгода была рядом с Ивой в этом институте под видом студентки и мне это изрядно надоело.
– Тогда была опасность. Ты же знаешь, они хотели выйти на меня через моих детей. Это было необходимо. Потом опасность отдалилась. Ведь это вопрос доверия.
– Все равно, Алексей. Больше я так не хочу. Я думаю только о твоей безопасности. Я защищаю только тебя. Никто другой для меня не существует. Почему? Потому что я тобой восхищаюсь как человеком. Иву же я охранять не хочу, попроси кого-нибудь другого.
– Хорошо, поручу это Дарье.
– Да, это отличная мысль. Тем более Даша сама недавно закончила институт и учеба ей к лицу. А на меня лекции и семинары навевают не просто скуку, а отвращение.
– Договорились… Кстати, тебе нравится наша программа обнаружения снайперов? – спросил Белосельский, меняя тему разговора.
Самина презрительно фыркнула.
– Это все детские игры. Такие вещи нужно чувствовать. Ты сам это знаешь.
– Но все равно.
Самина несколько минут доказывала, что не нуждается ни в каких «программах».
– Еще одно, Самина. Ива хочет водить машину. Ты прекрасно знаешь, какой у нее характер. Я ей подарю «Мерседес», но нужно поставить автоматический ограничитель скорости и, естественно, спутниковое слежение с нашей новой инновационной программой. Я должен заботиться об Иве каждую секунду. Сделай это незаметно.
– Ты слишком уж беспокоишься за Иву. Она давно не девочка.
– Нет, она мне дорога. Очень дорога. Я должен все предусмотреть.
– Хорошо, как только прибудет машина, я все там установлю сама. Положись на меня… И помни – ты дал мне слово.
Белосельский еще раз кивнул в знак согласия и опять взялся за свой ноутбук. Самина поняла, что аудиенция окончена, и удалилась. В то время как Белосельский мысленно прикидывал, сколько ему понадобится миллионов на ближайший месяц, в дверь опять постучали. Оказалось – Виталий.
– Опять Ваша жена. Говорит, что речь идет о Вашей дочери.
Белосельский отодвинул ноутбук и послушно взял телефонную трубку.