Читать книгу И верь в сей ладан - Артур Вадалеев - Страница 8

– Алё.

– Сынуля, привет. Ты еще спишь? Я тебя разбудила?

– Не, только проснулся, за минуту до твоего звонка. – Данила зевнул и приподнялся на подушке. – Как дела, ма?

– У меня все хорошо. Как ты? Не замерз?

– Да нет…

– На улице уже холодно. А в квартире тепло? Батареи горячие?

– Теплые, в квартире тоже тепло. А у тебя?

– И у меня тепло.

Еще несколько лет назад такой разговор выглядел бы примерно так:

– Да.

– Сынуля, привет. Ты еще спишь? Я тебя разбудила?

– Есть немного. Чего, ма?

– Переживаю, ты не замерз?

– Ну с чего вдруг замерз-то? Что за фантазии?

– На улице уже холодно. А в квартире тепло? Батареи горячие?

– Горячие, горячие, я в порядке. Ты за этим позвонила что ли ни свет ни заря?

С годами человек становится сентиментальней и даже от душевного эпизода в фильме может вдруг пустить слезу: остывает после бурной молодости, смотрит вокруг поумневшим взглядом и понимает, что все могло быть намного лучше. Прошлое не вернуть.

Однажды Данила пересматривал старенький семейный альбом и загляделся на мамину портретную фотографию тридцатилетней давности. На него смотрела молодая красивая женщина с добрым и уверенным взглядом: на лице ни морщинки, на голове ни одного седого волоса. Данила уже и забыл, как мама тогда выглядела. За, казалось бы, неспешным ходом времени трудно увидеть текущие изменения, пока не остановишься в определенной точке, чтобы оглянуться. Тогда отец еще был жив, а старшая сестра не вышла замуж. С тех пор мама сильно постарела, стала бабушкой, и теперь любой день может стать роковым. «Неизбежно придет тот час, когда мамин голос перестанет звучать», – подумал Данила, и сердце его дрогнуло.

Отец ушел из жизни рано – Даниле всего-то было десять лет. В памяти сохранилось только два ярких воспоминания, связанных с отцом, если не считать тягостных похорон. Первое – родом из детского сада, куда папа пришел вечером забрать сына домой, а Данила и еще двое мальчишек, дурачась, переоделись в девочек. Увидев сына в таком обличье, папа посуровел. Не было слышно, что он высказывал воспитательнице, но та как-то неуверенно оправдывалась. Помогая же Даниле переодеваться, папа его отчитывал:

– Что это тебе такое взбрело в голову? Ты мальчик, будущий мужчина, защитник родины и опора для всей семьи. У меня уже есть дочь, а ты – мой сын. Чтобы больше такого не было, понятно? Посмотри на меня и скажи, что тебе понятно.

Взгляд отца был требовательный, но любящий.

– Я понял, па, больше не буду.

Много позже Данила проникся тревогой отца, ведь в то время он мог и не знать, что помимо геев существуют еще трансгендеры. И если бы отец не заявил тогда свой решительный протест, неизвестно что отложилось бы в подсознании ребенка и как бы это потом вылезло наружу. Данила давно понял, что «голубых» в мире немало, но только на четвертом десятке осознал, как их, на самом деле, много. А они считают, что это нормально. «Если тебе очень нравится какой-то мужчина, – рассуждал как-то Данила, глядя в потолок, – можно просто дружить. И не надо более глубоких отношений, тем более с практической точки зрения это непродуктивно и бессмысленно, хотя, возможно, кому-то в кайф. Тьфу».

Второе хорошо запомнившееся событие произошло незадолго до смерти отца. Папа вернулся после двухмесячной командировки, уставший, небритый, с отпущенными усами и взлохмаченной головой. Он зашел в квартиру с сумкой на плече и, увидев всю семью, собравшуюся перед дверью при звуке открывающегося замка, широко разулыбался. Первым кинулся к отцу радостный Данила, обнял его и почувствовал, как от папиной одежды пахнет бензином и еще чем-то автомобильным. Позже, после праздничного ужина, вся семья собралась за столом в гостиной, и папа вывалил из сумки целую кучу денег, заработанных им за тысячи километров от дома. Мама, Данила и сестра весело считали разноцветные купюры, складывая их по разным стопкам, а отец, вытянув ноги, небрежно сидел в кресле и довольный собой рассказывал о том, как по всем скучал, как ему жилось и работалось в командировке. Тот летний день был для Данилы одним из самых счастливых в детстве. Осенью папы не стало – погиб в ДТП.

Через два года мама снова вышла замуж. Отчим, Вадим Степанович, был неплохим человеком, однако ничем особым не запомнился. Он любил и маму, и пасынка и падчерицу, но ни Данила, ни тем более сестра ни разу не назвали отчима «папой», хотя, похоже, ему было бы приятно это услышать. Однако они уже были не маленькие, чтобы настолько забыть отца. Время шло, на небе солнце сменяло луну, гасли и загорались звезды. Когда Данила служил в армии, скоропостижно скончался Вадим Степанович, его буквально за три месяца сожрал «рак». С тех пор мама решила, что отныне будет одна, никто ей больше не нужен, кроме детей, слава богу, уже ставшие к этому времени взрослыми. Вдобавок появилась и радость – дочь родила ей внука, которого назвали, как и деда, Сергеем.

На сегодня мама пригласила в гости; она решила запечь гуся, которого привезла ей из деревни подруга. Приедет сестра, племянник и, возможно, зять. Причина ужина была понятна без слов – маме хотелось в очередной раз увидеть милых сердцу людей. Лично для Данилы не надо было и поводов ни в виде аппетитных блюд или празднеств каких-нибудь, он и так бы приехал, если мама заскучает и просто захочет посмотреть на него. Она уже тринадцать лет жила в своей квартире одна.

Дорога была не столь длинная, как к Матвею. У выхода из метро располагался цветочный магазинчик, и Данила решил купить гербер; затем он подумал с минуту, помялся и купил еще хризантем для сестры. С опустевшим кошельком он направился во двор, размышляя о цветочной мафии и неоправданно завышенных ценах на ее товар.

В квартире вкусно пахло едой. Мама была одета по-домашнему – в халате. Увидев перед собой букет, она просияла:

– О, мои любимые! Спасибо, мой хороший, дай я тебя обниму.

Данила вспомнил старую фотографию и, пожалуй, только сейчас, прижав маму к себе, обратил внимание на то, что она стала еще и как будто-то ниже ростом. «Господи, – подумал Данила, – наступит тот час, когда я не только больше не услышу ее, но и не смогу обнять».

– Это для дочери? Давай отнесу.

– Да, чтобы ей не было обидно. Держи. Они еще не пришли?

– Нет. Должны скоро, час назад созванивались, они выходили из дома.

– Полным составом?

– Без зятя. У него вчера температура поднялась, дохает. Пусть лечится, нечего нас заражать.

– Правильно, нам больше достанется.

– Еще как достанется, гусь такой большой оказался, видать от души кормили. – Мама подала вешалку. – Ну, раздевайся, мой руки.

Квадратный стол был сервирован тарелками, вилками, ножами, стаканами, бокалами – всего на четыре персоны.

– Фрукты и салатик в холодильнике, я так понимаю? – спросил Данила, радостно потирая руки.

– И бутылка красного вина охлаждается там, – сказала мама, нежно глядя то на цветы, то на сына.

– Вау. А где гусь? Пахнет, а не видно.

– В духовке доходит. Сынуля, я пока быстро душ приму, а ты откроешь дверь, если я еще не выйду?

– Да, конечно, иди.

Оставшись один, Данила взял пульт и принялся переключать каналы телевизора. Мелькнули песни, новости, танцы, мультфильмы, черно-белый советский фильм, ток-шоу, глупая американская комедия, что-то про насекомых – ничего интересного. От нечего делать Данила приблизился к духовке, включил в ней внутренний свет. На противне кверху брюхом, окруженный золотистым картофелем, морковью и луком, красиво румянился гусь. Его ноги и крылья были стянуты ниткой, а из тушки выпирало сморщившиеся яблоко. Даже через закрытую дверцу отчетливо слышался дурманящий запах запекающейся птицы.

«Крылья такие длинные, – отчего то подумал Данила. – Большие и бесполезные. Домашние, вроде, не летают. Угодил ты, парень, в передрягу. Жил, никого не трогал, ел такой, спал, ходил взад-вперед, гоготал чего-то там, и вот такой финал…».

Внезапно Данила вспомнил вчерашний сон и сразу все опустошилось в груди, словно мигом вышел весь воздух, а сердце заколотилось с удвоенной силой, будто изнутри кто-то застучал; одновременно с этим потеплел и живот. «Опять? Двойник? Дубль? Или как там тебя еще?», – стараясь восстановить дыхание, подумал Данила.

Прошлой ночью ему приснилось какое-то темное помещение с большой клеткой, в которой сидел белоголовый орел. Поначалу он будто бы спал, но потом открыл глаза и принялся осматриваться, при этом Даниле показалось, что птица эта ему знакома. Орел издал жалобный крик и начал с трудом поворачиваться в клетке вокруг своей оси, то и дело просовывая голову между прутьев, как если бы хотел выбраться наружу. Клетка стала медленно раскачиваться, словно была подвешена на нитях. Видимо, не найдя выхода, орел принялся непрерывно кричать с надрывом и пытаться хлопать крыльями, хотя размеры клетки не позволяли им размахнуться полностью. Орел пришел в неистовство, и вот он сжимает мощными когтями прутья, кусает, стараясь разорвать их своим загнутым клювом, мотает головой, раскачивая клетку все больше и больше. Зрелище было поистине впечатляющим. Данила вспомнил, что до него даже доносился ветерок от буйства орла, а мелкие перья разлетались в стороны. В какой-то момент клетка сдается, срывается вниз, с грохотом падает наземь и ломается, а орел, выбравшись наконец, гордо посмотрел, показалось Даниле, прямо ему в душу, взмыл с победным криком и скрылся из виду…

Данила сглотнул. Гусь по-прежнему томился в духовке, напоминая своим видом о бренности и праздности существования. Вроде пыжишься, работаешь, что-то там делаешь на благо общества, но при этом являешься всего лишь звеном в длинной цепочке изменения мира, звеном настолько ничтожным и незначительным, а цепочки вряд ли такой уж существенной, что не покидает ощущение бессмысленности жизни, которая проходит быстро и растворяет человека без остатка. И на этом все, эпитафия.

От таких мыслей Даниле сразу захотелось выпить. Мелодичная трель дверного звонка смахнула с Данилы налет меланхолии, на душе сразу стало легче и позитивней. Одновременно из ванной вышла мама и, со словами «Во, как я вовремя» открыла дверь.

На пороге стояла сестра с бутылкой белого вина в руке, а рядом довольный восемнадцатилетний племянник ростом под метр восемьдесят, на голову выше своей матери. Сергей был худощав, сестра же, напротив, располнела, поэтому рядом они смотрелись довольно комично. Данила не видел их уже с полгода и успел сильно соскучиться по ним.

После приветственного церемониала все прошли на кухню, где Данила вручил сестре букет:

– Держи, Светка, и ни в чем себе не отказывай.

Сестра искренне удивилась сюрпризу, на щеках выступил румянец.

– Ого, – сказала она, чмокнув брата. – Спасибо! В честь чего?

– Просто так.

– Даня, какой ты стал сердечный, заботливый, а ведь был хам хамом.

– Да не придумывай, – отмахнулся Данила. – Я всегда был хорошим, скажи, ма.

– Скажу!

Все расселись за столом, и под общий восторг мама достала из духовки противень с дымящимся гусем; аромат распространился на всю кухню. Данила исподлобья покосился на птицу, испытав к ней жалость.

Гусь оказался богатым на вкус, хотя мясо было жестковато, несмотря на десятичасовое маринование, как пояснила мама. Неожиданно Данила (еще совсем недавно подсознательно отождествивший себя с этой глупой птицей) принялся поедать мясо с особым, животным рвением, желая таким способом быстро и по возможности агрессивно, разделаться со своей никчемной жизнью, чтобы в кратчайшие сроки начать новую, осмысленную и стоящую, пока не поздно: как бы это не выглядело глупо, но в последнее время для него любая подобная чушь имела значение. Сестра и мама больше ели овощи, а племянник, осмелевший к совершеннолетию выпивать в открытую, с деловым видом сомелье дегустировал вино.

– Белое какое-то кислое, – морщась, сказал Сергей. – А вот красное куда приятней.

– Потому что белое – сухое, малолетний ты алкоголик, – пошутила сестра. – Подрастешь, поймешь.

Племянник, являясь типичным представителем молодежи, негромко парировал:

– Лол.

При этом выглядело все так, как если бы в тексте какой-нибудь пьесы стояла авторская ремарка – в сторону.

Наконец вдоволь наевшись, допив второй бокал вина и подавив отрыжку, Данила расположился к беседе.

– Ну что, Серега, как поживаешь? Поступил, значит, на платное. Юристом будешь?

– Ну да.

– Адвокатом или прокурором?

– Не знаю еще.

– Лично я, никогда не считал юриспруденцию, как и экономику, за науку. – Данила отпил апельсинового сока. – Психологию, кстати, тоже.

– Это почему? – удивился племянник.

– Потому что первые понапридумывали всякой всячины, что черт ногу сломит, тем самым себе работу обеспечили разруливать эти нагромождения, нужными себя сделали, хитрецы. А вторые вообще обман и надувательство громко назвали «экономический закон».

– А третьи? – спросила сестра.

– Третьи? Психология – это просто наблюдение за поведением человека с множеством выводов. Офигенная наука – полторы теории и сто пятьсот гипотез. Главное говорить с умным видом. Наука, насколько мне известно, это возможность провести эксперимент и получить однозначный результат.

– Ну, не знаю, – сказал племянник. – Ты не прав. А история?

– Тоже не наука. В ней вообще половина вранья. Кому как угодно, так и рассказывают.

Сергей вздохнул и сказал:

– История все же оперирует фактами, письменными и вещественными, археологическими находками, есть свой понятийный аппарат. Не фундаментальная наука, как физика, но все же. Юриспруденция примерно то же самое, она тесно связана с историей. Чуть ли не с первобытных племен стали появляться законы, которые постепенно множились, как люди после потопа. Не совсем наука, в классическом понимании…не знаю, как сказать… А вообще мне все равно, наука там что то или нет. Какая разница? Жиза такова, что все это есть и с этим надо разбираться. Короче, я не собираюсь становиться ученым.

Данила икнул. Как-то слишком внезапно для него племянник перестал быть малолеткой с глупыми юношескими суждениями и максималистскими взглядами. Похоже, самодовольная мысль «Неужели я был таким же дебилом» отныне стала не актуальна.

– А, ну ладно, – сказал Данила. – Не, это я к тому начал, что есть всякие кандидаты юридический наук, и так далее.

– И флаг им в руки. Вообще, я блоггером хочу быть.

– А кто это? – спросила мама.

– Это балабол, – пояснила Света. – Они в интернете обитают. Всякую ерунду рассказывают на камеру. Или показывают, как они что-то умеют делать. Красуются.

– Сразу видно – отсталый человек, – фыркнул Сергей. – Раскрученные блоггеры миллионы зарабатывают.

Данила кивнул:

– Зарабатывают. Есть среди них интересные, и блоги их нужные, полезные, правда таких, на мой взгляд, не много. Большинство обыкновенные бездельники и трепачи.

– Я все рано не понимаю, – вздохнула мама.

– Ну вот, – начал Данила, – кто-то записывает себя на видеокамеру, рассказывая что-то. Например, комментирует политическую обстановку. Так называемые диванные эксперты. Есть те, кто проводит журналистские расследования, разоблачает фейки, то есть ложь. Или, к примеру, некоторые показывают, как ремонт в квартире надо делать или ремонтировать автомобиль. Или как ногти красить и морду. Кто-то алкоголь дегустирует, разную еду готовит, животных снимает, природу, фокусы показывает, шутки шутит, вниз головой висит на крыше дома, в общем кто на что горазд. Готовое видео «заливают» в интернет, чтобы все увидели и оценили. Чем популярней видео, тем больший доход оно приносит. От количества просмотров зависит.

– Господи, кто ж на заводах будет работать? – удивилась мама, всех развеселив.

– Вот именно, – подтвердил Данила. – От блоггеров ничего не останется, а от рабочих – материальные ценности.

Сергей возмутился:

– Да что вы все мелите? Не для всех же вести блог – только заработок. Для многих это просто хобби. После того же завода. Рассказывает людям полезную информацию, да, а кто-то шутки шутит. Что в этом плохого? Кому-то интересно одно, кому-то другое.

Данила согласился, но ничего говорить не стал.

– А что будешь рассказывать ты? – спросила мама.

– Не знаю еще.

– Так, блоггер, – сказала Света, похлопав сына по плечу. – Ты вначале закончи университет. Юрист – вот полезный человек.

– С этим не поспоришь, за это можно выпить. – Данила разлил всем вина. – За полезных людей!

Все чокнулись, пригубили из бокалов.

– Чем живешь, кроме учебы? – спросил Данила.

– В комп гамаю, – буркнул племянник, ковыряя вилкой в тарелке.

– До красных глаз, – недовольно подтвердила Света. – Спит по пять часов в сутки, а то и меньше.

– На пенсии отосплюсь, – зевнул Сергей. – Спать – значит тратить время впустую.

– Гамаю… Что ты, дорогой, делаешь? – удивилась мама.

Света рассмеялась.

– Играет то есть, в компьютерные игры.

– Сереженька, надо больше гулять, на свежем воздухе быть, – сказала мама. – Играть с ребятами, в футбол, например. Как твой дядя раньше.

– Я и играю, бабушка, – заулыбался племянник. – В ФИФУ.

От удивления мама открыла рот.

– Господи… В легкомысленную девушку что ли? – спросила она, опять всех развеселив.

Отсмеявшись, Данила пояснил:

– ФИФА, мама, это компьютерная игра в футбол. Сокращение от «Международная федерация футбола», если перевести с английского. Прикольная, кстати, игра, я тоже в нее раньше…как там?

– Гамал, – подсказала сестра.

– Сложно понять, как сейчас общается молодёжь, – пожаловалась мама. – Совсем старая стала.

– Я тоже не все понимаю, – подтвердил Данила. – В мое время сленг отличался. Сейчас говорят жиза, хейтер, хайп, сасный, агриться, еще что-то там.

Сергей усмехнулся, опустил глаза в тарелку и принялся накалывать на вилку горошины из оливье.

– А что значат остальные слова? – спросила мама.

Данила махнул рукой.

– Это ладно, не забивай себе голову, – сказал он, вытащив из кармана смартфон. – Ты еще не знаешь, как в соцсетях общаются. Там если не сленг, то правила русского языка вообще отсутствуют, запятые как попало. Вот послушайте, сообщение недавно прислал знакомый: «привет Даня!) сто лет не виделись, как ты? я нормалек. вчера травонулся пивом, ну сеня посе тяжелого дня, 150 км по городу наматал, выпил пару а то и три бутылочки все как рукой снило))) сам нипойму как так)))завтра наши играют, подтягивайся в бар если что. Думаю будет адинадин. Лан, я спать) спчн)))». И сплошные смайлики, эмодзи.

– Это называется «Какопись», – пояснила Света. – То есть как хочу, так и пишу.

Все рассмеялись, Сергей же только улыбнулся и отстраненно пожал плечами.

– Ты такое слово придумала? – спросил Данила.

– Нет. Прочитала где-то.

– Ужас какой, – прокомментировала мама.

– Таковы реалии, – согласился Данила и обратился к племяннику. – Кстати, о ФИФЕ: а ты этот что ли, как их там…киберспортсмен?

– Неет, – протянул племянник. – Я же не задрот. Ой.

– Сережа, не ругайся, – погрозила пальцем Света.

– Постараюсь, вырвалось.

Данила пожал плечами:

– Какими бы эти спортсмены ни были, но зарабатывают они, я слышал, не мало.

– Соглашусь, – кивнул племянник. – Но далеко не все. Среди них тоже большая конкуренция. И не мое это, стрелялки, симуляторы. Можно поиграть, но…

– А что твое? – спросила мама.

– Мне нравятся красивые игры, умные. Игры сродни искусству.

– Вау, звучит-то как, – сказал Данила. – Но ты, по-моему, заигрался. Искусство – это литература, театр, живопись, кино. А компьютерные игры всего лишь развлечение, не всегда умное. Так, что угодно можно притянуть за уши к искусству, хоть мочиться желтыми кругами на снегу.

Сестра засмеялась, а мама укоризненно протянула:

– Сыына…

Сергей покачал головой:

– Вот так думать, это уже полный зашквар. Все, что ты перечислил, тоже развлечение. Ты завис в своей эпохе видеомагнитофонов, и не идешь в ногу со временем.

Внезапно Данила почувствовал себя оскорбленным, и в нем вспыхнула злость. «Чего ты сказал, студент? Ты еще недавно покемонов ловил, а сейчас возомнил себя великим искусствоведом? В твоем возрасте надо молчать и слушать, что говорят умные люди. В отличии от тебя я в свое время поступил на бюджетное, и в моем кармане уже давно есть диплом о высшем образовании!». Возможно, Данила так бы и ответил племяннику, будь они один на один, возможно дал бы еще при этом подзатыльник, но при родственниках не хотелось показывать себя уязвленным грубияном; очевидно, мама бы не одобрила, а сестра могла и обидеться за нападки на сына. В итоге Данила лишь усмехнулся:

– Ну, хорошо, и что это за игры такие сродни искусству?

– Квесты, например.

– Согласен, есть стоящие думалки.

– Стратегии, RPG, – добавил племянник.

– Понятно. А ты знаешь какая самая известная в мире игра-стратегия? – спросил Данила, решив блеснуть эрудицией.

– Civilization?

– Шахматы! Великая пошаговая стратегия, между прочим. На все времена.

– Понятно, – равнодушно ответил Сергей.

Пауза наполнила тишину глубокомыслием, во всяком случае для Данилы. Племянник хоть и избегал прямого взгляда с дядей, однако явно ощущал, возможно впервые, свое превосходство над взрослым. Данила вспомнил, как был таким же дерзким умником и одновременно осознал себя устаревшим, будто выцветшая фотография.

В телевизоре громко запели про вкусный майонез.

– Так, кому добавки? – оживилась мама. – Учтите, если не доедите, все увезете с собой.

– Мне лучше с собой, – сказал Данила.

– Правильно. – Света отодвинула от себя тарелку. – Хватит жрать, и так толстая, худеть надо.

Встреча с родными оставила двоякое впечатление. Безусловно, приятно было всех увидеть, пообщаться, отведать маминых угощений, но домой Данила возвращался в задумчивости. Пожалуй, только сегодня он ощутил, что уже совсем не молод, и недалек тот час, когда на УЗИ обнаружат песок в почках. Дальше последуют кризис среднего возраста, плохой сон, телепередачи о здоровье, и в итоге на горизонте замаячит старость. Еще совсем недавно, когда родилась дочь, казалось, что все впереди, а сейчас вдруг обозначился конец, не жизни, но целой эпохи, в которой тебя уже давно не считают за своего, которую уже заполонило собой странное яблочное поколение в дурацких зауженных джинсах.

«Какая жесть», – подумал Данила, глядя на осенний пейзаж через грязное стекло в маршрутке, трясущейся по шоссе навстречу огромной туче.