Читать книгу Писать или не писать - Артур Юрьевич Газаров - Страница 2
Глава 2
Учимся заново или первые шаги на пути к писательскому ремеслу
ОглавлениеПосле десятого класса я пришел к выводу, что жизнь не столь трагична. Окончание десятилетки назвал кратко, но емко.
Освобождение!
Нескрываемая радость – в техническом ВУЗе не нужно зубрить стишки, вымучивать очередное изложение и списывать у кого-то сочинения.
С души сорвался огромный камень, и я с головой погрузился в электронику в надежде, что литературу забуду, как кошмарный сон.
– Больше никогда в жизни! – я поднял руки к небу.
Прошел первый месяц учебы в институте.
Стояла бархатная осень, я вышел из здания.
В мою сторону шла девушка по имени Ольга, мы учились на одном факультете.
– Ты не сможешь нарисовать для стенгазеты что-нибудь красивое, я слышала, что ты хорошо рисуешь?
– Ну насчет хорошо это слишком громко сказано, но кое-что умею. Когда надо?
– День-два, – улыбнулась девушка.
Пришлось постараться, картинка на стенгазету вышла недурственной.
Ольга от души поблагодарила и неожиданно выдала такое, что заставило меня вздрогнуть:
– Чувствую, что ты отличник и зуб даю – по литературе у тебя были только пятерки.
Я чуть не подавился. Дыхание остановилось и через секунду раскашлялся, глаза прослезились.
– Ууу…– сдавленно выдал я.
– Помоги, надо бы написать небольшую заметку о нашем радиотехническом факультете, материалы я тебе дам.
– Ммм…– глядя на Ольгу я не рискнул отказаться, хотя первая мысль была – ты что, о чем ты говоришь, какая заметка.
– Давай, у тебя ведь так классно все получается. Ты всемогущий!
– Много надо написать? – едва слышно промямлил я.
– Да нет, всего две страницы. Что тебе стоит.
– Надо же, мда…– я наморщил лоб и отрешенно посмотрел в потолок.
– Что такое? Ты ведь мастер, чувствую, что у тебя такой слог, всем понравится, мы еще на смотре первое место займем, – кивнула Ольга, поправив длинные волосы.
– Угу, – мне стало невыносимо жарко.
– Не, ты не скромничай, давай покажи себя во всей красе!
– Ладно, постараюсь. Как-нибудь, – медленно протянул я.
Капельки пота проступили на лбу, я нервно смахнул пот.
Когда Ольга передала материал и все объяснила я не на шутку приуныл.
– Вот дернуло меня согласиться, вот балбес, – бубнил себе под нос весь вечер.
Вышел на балкон, вдохнул запах выхлопных газов, смотрел на проезжающие автомобили.
– Позорище, двух слов написать не могу, а тут целых две страницы, – говорил я себе, показывая кулак.
Деваться некуда, выглядеть обещалкиным и неучем мне не хотелось. Расчистил стол, убрал все радиодетали, тестер, осциллограф и прочие любимые вещи, на которые я долго копил, экономил на завтраках, собирал подаренные родственниками деньги с дней рождения.
В этот момент на пол грохнулась касса и на полу оказалась тысяча мелочей – сопротивления, транзисторы, винтики, гайки, шайбы и все то, что я собирал годами.
Касса – это склеенное из пустых спичечных коробков хранилище всякой мелочевки. В нижнем ряду двадцать коробков, в высоту пятнадцать. Все это добро разлетелось по всему полу.
Положил перед собой чистые листы и вооружился главным инструментом писателя – ручкой.
Как начать, с чего, какое слово должно быть первым, в голове каша, в душе растерянность и парализующий страх.
Пытался вспомнить чему учили в школе.
Как выяснилось с того времени, как я краснел у доски ничего не изменилось.
Двух листов оказалось мало. Начинал, комкал и выбрасывал. Решил, что не зря говорят – утро вечера мудренее. Ничего не оставалось кроме как отправиться спать. Весь день прошел в «творческих муках». Что только я не делал – глубоко дышал, пил воду, ел, несколько раз выходил на балкон, даже прогулялся на улице. Но так ни одной строчки не выдавил из себя.
К вечеру у меня поднялась температура, глаза покраснели.
Держался стойко, несмотря на допрос с пристрастием со стороны родителей.
Ночь прошла в жутких видениях, под утро проснулся в холодном поту. С Ольгой мы договаривались встретиться в пять часов.
Без завтрака я засел за работу. Обед также пропустил и к пяти что-то все же нацарапал. Перечитывать свой опус не стал, свернул трубочкой и помчался к остановке метро.
– Ты настоящий друг, талантище. Я в тебе не ошиблась, – Ольга обняла и поцеловала в щеку.
Тонкий, едва уловимый запах духов.
В этот момент чуть сквозь землю не провалился. Мне еще никогда так не было стыдно. Что я натворил? Позорище какое-то. Лучше бы сразу отказался. Нет у меня силы воли и никогда не будет.
Стенгазета красовалась на видном и ярко освещенном месте, многие останавливались – студенты и преподаватели. Стенд я проскакивал на большой скорости, машинально поворачивал голову в другую сторону.
Единственное желание: сорвать со стены газету и больше никогда не писать. Тысячу раз права Аида Львовна. Ну не мое это и не надо меня просить, заставлять, шантажировать…
– Что натворил! – я схватился за голову.
Теперь все будут смотреть на меня как на Витю Перестукина из мультфильма.
К счастью, простудился и пришлось взять больничный. Надеялся, что через десять дней весь этот кошмар, висящий на стене, все забудут и газету сменит новый выпуск.
В понедельник приехал в институт, деловито направился в аудиторию – слушать лекцию по статистической радиотехнике.
На лестнице передо мной встала женщина лет сорока пяти в очках:
– Алексей, можно вас на минуточку?
Увидев мой растерянный взгляд, дама в клетчатом костюме пояснила:
– Меня зовут Жанна Александровна, я редактор ВУЗовской многотиражки «Политехник». Слышал, наверное?
– Неа, – искренне признался я.
– Прочитала я твою статью в стенгазете…
Наверное, в этот момент я покраснел как помидор. Сердце забилось и мне стало не по себе. Не знал, что и говорить, лишь невольно кивнул. Врать я не умел. Меня выдавало все: глаза, сразу краснеющие уши, нервные пальцы…
– Знаешь, неплохо, но есть над чем поработать. Приходи вечером на занятия, в шесть.
– Какие занятия? – у меня отвисла челюсть.
– Журналистика. Я веду курсы. Как раз тебе надо подтянуться, все у тебя будет отлично. Пройдёшь курс молодого бойца и вперед, добро пожаловать, – подбодрила Жанна Александровна.
– Хм…куда это? – дышать мне стало тяжело, будто в руках пудовые гири, пот проступил на лбу, и я потянулся за платком.
– В «Политехник», редакция, это сто тридцать седьмой кабинет, будешь писать статьи.
– У меня не получится.
– Почему это? С чего ты так решил? – брови Жанны Александровны поползли вверх.
– Я не умею писать, и в школе по литературе у меня всегда была двойка. Учительница мне сказала, что я бездарь и никогда не смогу научиться излагать свои мысли, – мой голос был подавленным, я смотрел в пол.
Лучше сразу все сказать, как есть, чем как в случае с Ольгой – пообещать и потом жалеть об этом.
– Ничего. Мы еще покажем твоей учительнице статьи в газете. Ты способный человек, а все, что надо я тебе дам на курсах. Так что не волнуйся, приходи, позанимаемся. У тебя обязательно все получится. Поверь мне, я вижу, кто на что способен.
– Может не стоит на меня тратить время?
– Стоит, еще как стоит. Жду.
На занятиях, как ни странно, мне было интересно. На первом вечере познакомился с умными и талантливыми ребятами. Двое – пятикурсники, второй учился на третьем, еще девушка со второго. Один из пятикурсников принес городскую газету, в которой только что напечатали его статью. Девушка же показал молодёжную газету, где красовалась ее статья о спорте.
Внутри что-то щелкнуло, и я смотрел на этих эрудированных, уверенных в себе ребят, которые печатаются в серьезных газетах с нескрываемой завистью. Какие же они замечательные, талантливые и целеустремленные.
Все, подумал я, ни одного занятия не пропущу и буду стараться. Любые задания Жанны Александровны выполню как следует.
Даже тетрадку завел и на обложке написал – «Журналистика».
Я смотрел на Жанну Александровну как на кумира, каждое слово хватал на лету, все записывал и прилежно выполнял домашние задания.
В один прекрасный день редактор многотиражки подошла ко мне:
– Давай-ка напиши статью для нашей газеты, мы ее опубликуем.
– На какую тему?
– Выбирай сам.
– Можно о нашей группе? У нас много увлеченных радиолюбителей, такие усилители и колонки собирают, что об этом нельзя не сказать? Еще и многие круглые отличники.
– Разумеется. Когда-то надо начинать. Так что смелее. Жду на следующей неделе.
– Попробую.
– Не попробую, а постараюсь.
Целую неделю я писал, переписывал. Кому-то показывать я стеснялся и когда в сотый раз перечитал мне показалось, что каждое слово на своем месте.
Некоторые слова и обороты я самым наглым образом перетащил из газет – «Известия», «Правда» и других. Родители выписывали кучу газет, журналов, было откуда стырить. Подумал, что в газетах используют самые красивые и нужные слова.
В назначенный день плоды титанических усилий с замиранием сердца выложил на стол.
– Вот!
– Хорошо. После занятий я посмотрю, – улыбнулась Жанна Александровна.
Слушал и одновременно не мог найти себе места, ерзал, грыз губы, тер пальцы. Еще у меня была дурацкая привычка со школы дергать плечом. Как шутил мой брат – надо повесить над плечом острый меч и через день перестанешь дергаться.
– Все свободны, до следующей встречи, а ты, Алексей, останься, – прищурилась Жанна Александровна.
– Хорошо, – потупил голову я и в эту минуту совсем некстати заболел живот.
Да так сильно, что я задержал дыхание. Я весь сжался, но выйти не осмелился.
– Фууу, так писать нельзя! – выдохнула Жанна Алексанровна.
Ну все, сейчас меня накажут и с треском выгонят и больше я никогда даже и думать не буду о том, чтобы что-то написать. Какой стыд! Как можно быть таким самоуверенным. Двоечник всегда и везде двоечник. Никакие курсы не спасут. Точно бездарь! Иди своей дорогой и чем дальше от литературы, тем лучше.
Все это пронеслось в голове как вихрь.
Жанна Александровна подошла, села рядом:
– У тебя сплошной канцелярит. Так не пишут. Вернее пишут, но в официальных документах. Это деловой стиль, который используют сам понимаешь где.
– Не, не понимаю.
– Ну вот смотри…
Жанна Александровна мне на пальцах объяснила, что такое хорошо и что такое плохо. Рассказала про слова-паразиты и про то, что писать надо живым языком, а не заезженными штампами.
Удивился, когда она подвела черту:
– Больше никогда так не делай.
– Как?
– Не надо хватать из газет шаблонные фразы, перетаскивать все эти слова. Выбрось их из головы навсегда. Оставим это тем, кто по долгу службы вынужден использовать канцеляризм.
Легко сказать, по другому-то я не умею, подумал я и выскочил, прямиком направившись в конец коридора.
Вечером сидел насупившись.
С одной стороны, что-то начало вырисовываться, с другой все далеко не так, как хотелось бы. И вообще так тяжело все это дается, что стоит подумать.
Забросить бы все это…
Мне не давала покоя мысль о статье в серьезной газете, часто вспоминал ребят, которые печатались в газетах и которые могли говорить так интересно и красиво. Нестерпимо захотелось, чтобы хотя бы одну мою статью напечатали в «большой» газете. Подумал и решил – буду стараться как смогу.
Это можно назвать завистью, но должно что-то подталкивать человека, как это принято сейчас – должна быть мотивация. Иначе так и буду лежать на печи, как Емеля.
Каждый день отвлекался постоянно, причин – тысяча и одна.
Так как в почтовом ящике частенько появлялись любимые журналы я долго сидел в кресле чуть ли не каждый день. Журналы приходили не все сразу, а с интервалом в два-три дня. «Юный техник», «Техника молодежи», «Наука и жизнь», «Радио», «Юный художник», «Художник», «Знание – сила» и другие. Как вы думаете мог я делать что-то еще, когда в руках очередной интересный, вкусно пахнущий целый мир, куда можно смело погрузиться с головой часа на два.
Сверху меня услышали. Чудо свершилось – статью напечатали в серьезной газете. Почти через год.
Затем опубликовали еще две статьи, через месяц.
Другие интересы вскоре перебили желание писать, и я надолго забросил.
Занялся атлетической гимнастикой, затем Кунг-фу, собрал новую цветомузыку, позже раздобыл еще одну схему – бегущие огни.
Мало того, проявил в институте инициативу – создавал музыкальную группу, взялся покупать музыкальные инструменты. Когда прибрели их и я увидел аналоговый синтезатор «Поливокс» – каждый вечер я проводил за ним.
В библиотеке попалась книжка Алексея Толстого «Аэлита», затем я открыл для себя Ивана Ефремова книгой «Час быка», потом углубился в «Лезвие бритвы». Дальше пошло-поехало. От чтения меня не оторвать.
Ни разу так и не прикоснулся к бумаге.
Права была Аида Львовна, не мое это.