Читать книгу Эль-Сид, или Рыцарь без короля - Артуро Перес-Реверте, Arturo Perez-Reverte - Страница 9

Часть первая. Поход
V

Оглавление

Отряд неторопливо ехал на север, двигаясь по старой дороге навстречу маврам, которые рано или поздно непременно попытаются здесь пройти.

По этой дороге, сложенной из больших каменных плит, до сих пор остававшихся в хорошем состоянии, за последние восемь-десять веков прошли римские легионы, орды варваров, полчища готов, армии мусульман. Кое-где на обочинах еще сохранились столбы, отмеряющие мили. Руй Диас в очередной раз убедился, что задумана она была так умно, а проложена так прямо, что превратилась в артерию, по которой текла история народов, пусть бы тем запыленным и усталым всадникам, что скакали за ним, да и ему самому не было сейчас до этого никакого дела. Достаточно того, что ехать по ней удобней, чем через поле напрямик. Да, этого достаточно, и, видит Бог, это – очень немало.

Дорога бежала вдоль пустошей, ближе к вечеру пейзаж немного оживился сосновыми рощицами вокруг холма с развалинами крепости на вершине. Руй Диас ехал в голове колонны, за ним – Минайя и знаменосец Педро Бермудес, за ними – основные силы, за ними – вьючные мулы, а замыкал Диего Ордоньес с несколькими всадниками. Руй Диас, сложив руки на луке седла и повесив на нее шлем, видел, как далеко впереди медленно движутся двое разведчиков – передовой дозор.

– Хорошие ребята, – сказал поравнявшийся с ним Минайя.

Руй Диас кивнул, не спуская с них наметанного взгляда. Дозорные всегда ездили парами, чтобы один в случае надобности мог помочь другому. Бывали пары удачные, бывали – нет. Эта была из лучших: кастилец Галин Барбуэс и арагонец Муньо Гарсия – молодые, проворные, зоркие, рисковые, но не безрассудные – на славу притерлись друг к другу и друг друга дополняли. Они быстро разработали собственные условные сигналы, позволявшие хранить молчание и объясняться взглядами или жестами, понимать, зачем напарник свесился с лошади, вглядываясь в следы, или привстал на стременах, озирая окрестности. Они всегда держались поодаль друг от друга, но – в пределах видимости и шагах в двухстах от головы колонны. И чутко ловили любой признак опасности. Любой намек на приближение врага.

– Помнишь дорогу на Мединасели, Руй? Дело было лет тринадцать назад.

– Помню, конечно.

Минайя подбородком показал на дозорных:

– Мы с тобой тогда ехали, как эти двое. За нами, в двух полетах стрелы, шло войско инфанта дона Санчо. И тут вдруг – мавры!

– Ты первым их заметил.

– Да не важно, кто их заметил. Выскочили из перелеска и бросились на нас. На меня, верней, – я был ближе… Ты мог бы дать шпоры коню и ускакать. Но вместо этого бросился ко мне на выручку.

Не отводя взгляда от дозорных, Руй Диас кивнул:

– От них не ускачешь… Все равно погибнешь – только обессиленным и обесчещенным.

– Да, так мы считали в ту пору, – засмеялся Минайя. – Потому что были слишком молоды. Теперь бы так не сказали.

– Нет, не сказали.

– Скольких мы зарубили тогда? Ты помнишь? У меня они порой путаются.

– Пятерых. Того, кто наскочил на тебя с копьем, и еще четверых.

Минайя потрогал левую скулу, вдоль которой меж оспин шел рубец.

– Ты – троих, я двоих. Будущий король смотрел на нас издали. Славный был день.

– Недурной.

– Первые убитые мавры… В смысле – не христиане, потому до того мы еще успели повоевать с арагонцами в Граусе, когда отправился на тот свет король дон Рамиро[9], упокой, Господь, его душу.

Один из дозорных – тот, который ехал по правой обочине дороги, остановился. Руй Диас видел, как он всмотрелся в сосновую рощицу, пришпорил коня и через несколько шагов вновь остановился. Его напарник медленно пересек дорогу и подъехал к нему. Потом они короткой рысью разъехались и двинулись дальше. Значит, ничего тревожного не заметили. Может, птицу, может, зверя.

– Да, славный был день под Мединасели, – повторил Минайя, предаваясь сладким воспоминаниям. – Спустя несколько дней нас посвятили в рыцари. А через год ты стал знаменщиком дона Санчо.

– Да.

– Быстро время летит, Руй…

– Слишком быстро. Погляди, где мы оказались.

Кованые копыта монотонно цокали по каменным плитам. Минайя поглядел на полуразрушенную главную крепостную башню.

– Ты мне еще не рассказал про мавров, с которыми нам предстоит иметь дело. Что тебе удалось вытянуть из пленных?

Руй Диас поведал ему подробности. Мавританское войско состояло из полусотни всадников, причем две трети их были мурабиты, – все люди поднаторелые в военном деле и охочие до драки. Командует ими мавр из Феса по имени Амир Бенсур. Остальные – те, кого в Виваре привыкли называть агарянами, – андалусийцы из Альпуэнте и Альбаррасина, объединившиеся в чаянии удачных грабежей. Замысел, как и предполагалось, состоял в том, чтобы перейти Гуадамьель, добраться до Сьерра-дель-Худио и сразу же двинуться назад по римской дороге с угнанным скотом, захваченными рабами и прочей добычей. Разведчиков послали посмотреть на Корверу и проверить, можно ли там будет напоить лошадей. К этому часу отряд уже должен был разорить деревню в Гарсинавасе и двинуться в обратный путь. Это значило, что сейчас мавры – на севере, до них один-два дневных перехода и они идут навстречу кастильцам.

– Что рассказали про своего предводителя?

– Это сын мавританского богослова и невольницы-христианки. Лет тридцати пяти, повоевавший, опытный, умелый… Год провел в Испании. Король Малаги выписал его из Африки с двумя сотнями копейщиков, чтобы помогал собирать дань с Севильи и вообще держал тамошних в узде. Судя по всему, он с поручением справился. И с частью своего войска двинулся в пограничье искать удачи… Людей у него примерно столько же, сколько у нас.

– Тяжеловооруженные тоже с ним? Рыжий монашек сказал, что всех штурмовавших разглядеть не мог.

– Человек восемь-десять. Не больше. Латники. У прочих – луки и копья. По крайней мере, так показал пленный.

– Если этот Бенсур – такой правоверный мурабит, как предписывает Пророк, он должен быть настоящим фанатиком.

– Такой и есть. Смертная казнь – всем, кто не исполняет заповеди ислама. Запрет на вино и игру. Даже на шахматы – представляешь?

Минайя сплюнул вперед, меж ушей своего коня:

– Вот ведь сволочь, а.

– Не говори.

– Неудивительно, что пиренейские эмиры отправили его в пограничье – тоже небось захотели отдохнуть от его исламских добродетелей. И в надежде на то, что он не вернется.

Руй Диас поглядел на дозорных, снова теперь ехавших в двухстах шагах – каждый по своей обочине.

– Это от нас зависит, – сказал он. – Чтобы не вернулся.

Минайя засмеялся, скребя в бороде:

– Дай-то Бог…

– Непременно даст, если ты Ему поможешь.


Крепость, возведенная во времена визиготов[10], а может быть, и римлян, была почти разрушена. Уцелели – и то частично – лишь главная башня и кусок стены, в тени которой отряд и расположился на привал. С этого места открывался превосходный обзор на бо́льшую часть римской дороги. Обнаружилась и альхибе – емкость с дождевой водой, грязной и илистой, однако ее, разлив в кожаные ведра и процедив через тряпки, сделали пригодной для питья и людям, и лошадям. Поблизости росло несколько олив и два рожковых дерева, с ветвей которого воины быстро оборвали плоды.

– Людям – ужинать и отдыхать, – приказал Руй Диас. – Минайя, дозорного на башню. Только скажи, чтоб лез осторожно – стену бы не обрушил и шею бы себе не сломал.

– Будет исполнено.

– Ночью тронемся в путь. Выедем с первыми петухами, пока луна не взошла.

Он спешился. Расседлал и разнуздал коня, вытер ему спину попоной, прежде чем бросить ее наземь и растянуться на ней в тени старых деревьев.

– Огня не разжигать, еду не варить. Кто голоден – пусть ест всухомятку.

Руй Диас стащил с себя кольчугу, отстегнул шпоры, снял сапоги, приспустил штаны, чтобы рассмотреть на левой ляжке, чуть ниже паховой складки, потертость, которая от таких долгих переходов, от постоянного трения о седло, от пота и грязи сильно воспалилась. Может нагноиться, подумал он с досадой. Надо бы вычистить да прижечь, однако пока с маврами не решено, ничего нельзя сделать. Он ограничился тем, что промыл ее уксусом и, не вытирая, высушил на солнце.

Прикосновение к голому телу навело его на мысли о жене: в Сан-Педро-де-Карденья Химена с дочками ждут от него вестей. Он вспомнил ее – белую кожу, круглые груди, крутые бедра, созданные для деторождения. Вспомнил глаза и губы.

Ощутил, как встрепенулась плоть повыше зудящей потертости. Он лежал на спине, заложив руки за голову, закрыв глаза. И вспоминал их первый поцелуй – первый и долго остававшийся единственным, – когда он, дерзкий и пылкий, каким и подобает быть в расцвете юности, влез на балкон и этот поцелуй сорвал. За этим последовали – отказ отца, графа Лосано, спесивого потомка королей Овьедо, и оскорбление, которое тот нанес отцу Руя, старому Диего Лаинесу, пришедшему просить руки Химены для своего сына, и в ответ – пощечина, пощечина непоправимая и бесповоротная. И наконец, вызов, посланный Руем отцу своей возлюбленной, и поединок между астурийским графом и юным идальго из Вивара, – поединок в чистом поле на копьях, как предписывают правила чести. Пущенный галопом конь, удар – и граф Лосано, выбитый из седла, лежит на траве и, защищая лицо, вскидывает перед шлемом руку – ту самую, которой он оскорбил седины старика, а значит – и весь род Виваров. И Руй Диас, теперь уже спешившись, приближается, чтобы одним ударом эту руку отсечь и в тот же день в охотничьей сумке доставить отцу, а потом – королю.

Химена – воплощенное постоянство – долго не прощала его. Даже свадьба по приказу короля, желавшего, согласно обычаям и закону, обеспечить будущность осиротевшей дочери и для того выдать ее за виновника ее сиротства, не сумела растопить лед ее глаз, ее уст, ее плоти. До тех пор, пока Руй Диас, воротившись из трудного и не слишком удачного похода – осады Коимбры, – не вошел в дом весь в дорожной пыли, как был, в доспехах и вооружении – и, по обыкновению, не обнаружил, что двери спальни закрыты. Тогда, осатанев от ярости, он громовым криком выгнал вон всех слуг и, не в силах более сносить свое положение мужа лишь по названию, разнес дверь в щепки и, вломившись в альков, заплакал перед Хименой в первый и единственный раз с тех пор, как был ребенком, и сказал ей так: «Я убил твоего отца в честном бою, лицом к лицу, а не исподтишка. Одного мужчины я тебя лишил, но другого дал тебе». Таковы были его слова. Химена долго-долго глядела на него в молчании, потом нежно прикоснулась к его лицу, словно стирая со щек слезы. Взяла Руя за руку и повела к кровати.

Память. Время, расстояние и память. Руй Диас, еще взбудораженный воспоминанием о теле этой далекой женщины, поднял влажные от испарины веки и стал следить, как кружит ястреб над развалинами башни. Солнце уже было низко, и в сосняке, протянувшемся у подножья холма, как безумные, заливались цикады. Стояло полнейшее безветрие.

«Тебе надо поговорить с ними, – настойчиво сказал тогда Минайя. – Они последовали за тобой в изгнание только потому, что ты – это ты. Но теперь пришла пора поговорить с ними. Они заслужили это своей верностью и молчанием».

Может, сейчас самая подходящая минута, подумал он. Удобный случай.

Он натянул сапоги, поднялся, опоясался мечом. Это было на совесть откованное, в меру увесистое, правильно уравновешенное оружие с обоюдоострым клинком длиной в пять пядей и крестообразной рукоятью, обтянутой кожей до самого навершия-«яблока» и достаточно массивной, чтобы использовать ее в тесноте рукопашной схватки. Оружие, место которому – на поле боя, а не в дворцовых залах; оружие, которое для таких, как он и те, кто последовал за ним, воплощает в себе честь своего владельца и особенность его личности. Не в пример высшей знати, титулованной аристократии, получившей свои привилегии и земельную ренту благодаря славным деяниям предков, идальго из приграничья всем на свете обязаны лишь своим мечам и живут только в настоящем, а особые права и возможность не платить налоги добывают собственной доблестью. И даже простолюдину по истечении скольких-то лет трудов и опасностей дано стать кабальеро.

– Все ко мне! – крикнул он.

И вот они степенно подошли и сгрудились вокруг него, и он увидел любопытство на покрытых рубцами, выдубленных солнцем лицах ветеранов и на безусых лицах юношей, совершавших свой первый поход. Те и другие перемешались, хотя на привалах устраивались у котла по возрасту, месту рождения или родству; все подчинялись железной дисциплине, насаждаемой Минайей и Диего Ордоньесом. Большинство составляли уроженцы Бургоса, но встречались и уроженцы других мест Кастилии, а также один астуриец, двое леонцев и арагонец Галин Барбуэс: сыновья идальго и простолюдины, алчущие богатства и почестей, небогатые или совсем неимущие искатели удачи, закаленные, подобно своим отцам и дедам, четырехвековой войной с неверными – да и с единоверцами тоже. Терять им, кроме жизни, нечего, зато, если повезет, приобрести они могут всё. Сообщество, возникшее на границе двух миров и выкованное для войны.

– Мы здесь, – сказал Минайя.

Руй Диас обвел их взглядом, помедлил, чтобы ожидание сделалось напряженней. Налицо были все двадцать семь человек, кроме двух часовых на римской дороге и одного на башне. Стоял среди воинов и рыжий монашек, который взирал на все с большим любопытством и покусывал стручок рожкового дерева. Стало быть, двадцать восемь.

– Подойдите ближе.

Они повиновались и окружили его. От них несло потом, немытым телом, конским навозом, насаленной кожей и оружейной сталью. Командир отряда был не мастер произносить речи, хоть при случае и мог блеснуть красноречием. Он владел основами риторики, которым вместе с начатками латыни, истории и счета обучился еще мальчишкой в отчем доме, однако прежде всего в совершенстве знал этих людей, ибо плечом к плечу – а порой и грудь в грудь – с ними он воевал семнадцать лет. И знал еще, что одно дело – говорить с придворными и совсем другое – с солдатами и что слова, произносимые под крышей и на коврах, не следует употреблять, когда ты опоясан мечом и ветер войны у тебя в зубах. Он и сам, без Минайи, знал, что все эти люди оказались здесь ради него. Ибо его имя и его слава обещали добычу и приключение.

– Завтра или послезавтра, бог даст, встретимся с маврами, – сказал Руй Диас, повышая голос, чтобы всем было слышно. – Они идут с богатой добычей, так что постараемся, чтобы она сменила владельцев.

При упоминании грядущей выгоды люди заулыбались и стали переглядываться. Руй Диас, дав им минутку помечтать, положил руку на эфес меча.

– Хочу еще вот что прояснить, если кто пока не понял, – продолжал он. – Король Альфонс Шестой изгнал меня, и вы по доброй воле предпочли последовать за мной. Однако он остается моим государем – так же, как и вашим… В Кастилии мы или в краю мавров, клятва верности нарушена не будет. Приостановить действие присяги нельзя. А потому, сколько бы добычи ни захватили мы, положенную долю будем, как прежде, отдавать королю. – Он еще чуть повысил голос. – И доля эта – неприкосновенна.

Воины вновь переглянулись. Люди из Вивара, как всегда, согласно закивали, но остальные были явно обескуражены. Более того – недовольны. Диего Ордоньес, по обыкновению хмурый, поднял руку.

– А какова она, королевская доля? – неприязненно осведомился он. – Пятая часть?

Руй Диас уперся в него немигающим взглядом:

– Я решу, сколько ему будет причитаться из добычи.

Ордоньес, заложив большие пальцы за пояс, помотал головой.

– Полученной нашим по́том и кровью, – едко заметил он.

Руй Диас не перевел глаза на Минайю, хоть и знал, что помощник смотрит на него и думает то же, что и он. А думает он, что в этих людях, как и во всех на свете, намешано и хорошего, и дурного, однако этих свирепых бойцов надобно держать в узде, ибо они ни на миг не забывают, что всем обязаны только самим себе, собственным достоинствам и тяжким ратным трудам, и, кроме гордости, иного достояния у них нет. Им недостаточно отдать приказ и мало – растолковать его суть. Поведение бойца образуется из того, чего ждут от него, – а потому следует разбередить ему душу. Поводья следует то натягивать, то ослаблять. Управлять воином, добиться от него слепого повиновения – это искусство, которое дано далеко не каждому, но лишь тому, кого остальные считают выше себя, лучшим из всех – и потому уважают. А в бранном деле доказывать, что ты именно таков, проходить через это испытание, ниспосланное Богом и устроенное людьми, надобно каждый день.

– И кровь ваша, и пот принадлежат мне, – промолвил Руй Диас сурово. – Потому что они перемешаны с моей кровью и моим потом.

Ордоньес опустил глаза. Не потому, что его убедили слова командира, – но смиряя себя привычкой к подчинению старшему. Въевшейся в кровь и плоть привычкой повиноваться. Тогда Руй Диас, поочередно оглядев каждого из своих людей – не пропустив и рыжего монашка, – изложил свой замысел. Выйти на римскую дорогу навстречу маврам, подстеречь их там и ударить из засады. Изрубить сколько доведется, освободить пленных, отбить обоз с добычей. При упоминании пленных кое-кто беспокойно затоптался на месте, а Ордоньес, хотя на этот раз не вымолвил ни слова, вновь взглянул на командира неодобрительно. И тот счел нужным разъяснить этот пункт:

– За христиан нам уже уплатил магистрат Агорбе, а потому с них нам ничего не причитается… Все прочее – скотина, деньги, утварь – целиком принадлежит нам. Если кто из мавров останется в живых, продадим в рабство.

Он помолчал, подкрепив намеренную паузу улыбкой.

– А потому убивать – убивайте, однако не слишком увлекайтесь. Пусть потаскухи, которых для них Магомет припас, еще потомятся.

Послышались смешки и грубые шуточки. Неохотно улыбнулся даже Диего Ордоньес, оценив остро́ту. Руй Диас подобрал ветку и принялся рисовать на земле, продолжая излагать свой замысел:

– Лучше будет, если каждый сейчас поймет, что ему надлежит делать, потому что в бою отдавать приказы будет некогда… Здесь оставим мулов и все лишнее под присмотром одного бойца. Все остальные, в полном вооружении, со щитами за спиной, поскачут на мавров. С этой минуты каждый будет есть и пить только то, что у него с собой. Понятно?

Бойцы выжидательно закивали. Руй Диас завершил чертеж и резко перечеркнул его из угла в угол:

– Дело надо будет решить с одного удара. Главные силы нападут на врага, сомнут его и рассеют, а другая часть, поменьше, займется обозом и пленными, чтоб их не успели перебить.

Тут он снова помедлил и оглядел всех по очереди – так, чтобы каждому казалось, будто он обращается к нему лично.

– Под страхом смерти запрещаю даже прикасаться к добыче, пока хоть один мавр будет жив и не в плену. Это всем понятно?

– Под страхом смерти, – повторил Минайя, в свою очередь обводя воинов взглядом. – Очень даже понятно.

Все, включая Ордоньеса, кивнули. Педро Бермудес, племянник и знаменщик Руя, показал на римскую дорогу:

– А ч-что будет с обоими А-альварами и их людьми?

– Думаю, они пойдут следом за мавританской колонной. По пятам за нею. Если все будет хорошо, двинутся по римской дороге.

– Они смекнут, что происходит?

Руй Диас стер рисунок и выпрямился, отряхивая руки от земли:

– Оба они – люди опытные, поднаторелые в этом деле. Уверен – сообразят, что к чему. И сумеют встретить бегущих мавров… Кто еще хочет спросить?

Таковых не нашлось. Бойцы взирали на него удовлетворенно и почтительно. Чувствуя себя в надежных руках. Для ветеранов Руй Диас был давний товарищ по оружию, хороший начальник, который к тому же был известен тем, что добычу всегда делит по справедливости. Для молодых – просто легенда. А на самом деле призвание командира в том и состоит, чтобы разработать план действий и убедить других следовать ему, даже если это и приведет их к гибели.

Руй Диас переглянулся с Минайей и снова возвысил голос:

– Вы связали свою судьбу с моей, и всего золота мира не хватит, чтобы уплатить вам этот долг. Однако все же кое-что могу вам пообещать. Мы будем сражаться и сегодня, и потом, и о нас с вами будут говорить и христиане, и агаряне. Порукой в этом будет мое слово. Враги будут проклинать наши имена, друзья – восхищаться нами и тем, что мы совершили. С Божьей помощью.

Договорив, он перекрестился. И по рядам его бойцов, склонивших головы и тоже осенивших себя знаком креста, пролетело негромкое, но дружное: «С Божьей помощью».

Монашек поднял руку, благословляя всех:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, amen.

9

В начале 1063 года король Арагона Рамиро предпринял поход против Сарагосы и осадил крепость Граус. Правитель Сарагосы Ахмад I аль-Муктадир обратился за помощью к королю Кастилии и вместе с ним отбил Граус. В ходе сражения Рамиро был убит.

10

Визиготы (вестготы) – западная ветвь древнегерманского союза племен, отделившаяся от него в III веке. Считаются предками современных испанцев.

Эль-Сид, или Рыцарь без короля

Подняться наверх