Читать книгу Memoria. Стихотворения - Артём Ершов - Страница 3

Я склонился над тёмной водой,

И в меня непонятное что-то

Упирается мордой седой,

Непохожей на Крошку Енота,

Ухмыляется из темноты —

Едкий смех пузырится на глади.

Почему это именно ты?..

Я сыграл и остался в накладе.

О награде такой не мечтал,

Но, очнувшийся на пьедестале,

Пригляделся сквозь дымку – а там

Переменены цифры местами,

И цветы не в руках, а в ногах,

И труба завывает уныло

Не о мной побеждённых врагах —

Обо мне: то не пруд, а могила,

Дождь заполнил её до краёв,

Что кабину твоей карусели…

Не затем ли ты вырыл её,

Чтоб мы вместе с тобой туда сели,

Тот, кто прячется в тёмном пруду,

И отправились в бегство по кругу?..

Час настанет, когда я приду

И пожму тебе руку, как другу,

Но, прости, – не сейчас, не сейчас.

Прервалась шестерёнок работа,

И в руках у меня не свеча,

А простой карандаш – и всего-то, —

И костюм я ношу каждый день,

А не только по случаю, значит

Ты ошибся, приняв мою тень

За меня, – я ошибся иначе.

Свет волну тугую гонит,

По стеклу, как шёлк, скользя.

Я пишу стихи в вагоне,

Прислонившись где нельзя.

Помнишь юность? В это время

Вытворяли чудеса:

Ни копейки не имея,

Обнимали небеса,

Ели крохи, пили росы,

Но, живее всех живых,

Не заботились вопросом

Дотянуть до выходных.

А теперь – не то уж, право,

Был запал да вышел весь,

Цепь крепка – иду направо

Зачинать унылу песнь:

Невесёлая дорога,

Колокольчик, две шлеи,

Безотчётная тревога,

Снег заносит колеи —

Я гляжу на них несмело,

Будто ставки на кону…

Может, мне пойти налево,

Сказку рассказать кому?..

Я гляжу, но как будто насквозь,

Мимо всех близлежащих предметов —

Это издревле так повелось

(Самый верный и действенный метод),

Это значит, что приступ настиг:

Лишь бы только успеть ухватиться

За перо и бумагу, а стих

Неминуемо должен родиться…

Только нет под рукою пера,

Вся бумага исписана вязью —

Имена, адреса, номера

В их чудовищном однообразье:

Строки ровные, точно в стихах,

Но, увы, не стихи даже близко…

Я искал телефон впопыхах,

Сунув палец в отверстие диска.

Как эпохи минувшей предмет,

Я его поместил в эти строки,

Чтоб ярчайшей из прочих примет

Обозначить конкретные сроки:

Это было, когда провода

Извивались спиралями, это —

Помутненье в былые года,

Первый миг пробужденья поэта.

Я тогда без труда отмахнул

Накатившую было тревогу

И пластмассовый диск повернул;

И, в себя приходя понемногу,

Я за праздной беседой забыл

Отзвук бездны, холодной и тёмной, —

Но в руках у меня уже был

К вдохновению ключ обретённый.

Так не пишут, не дышат, не знаются люди друг с другом,

       Так не любят, не плачут, не лгут…

Отправлялся в далёкий поход, но прошёл полукругом —

       В точку разницей в пару минут.

Оглянись: в этих нескольких метрах тугого пространства,

       Душном воздухе, полном золы,

Ты увидишь – но нет, не себя, а того, кто остался

       Экспонатом в кусочке смолы.

Это время, сгустившись, впечатало прошлое в вечность:

       Тот, другой – это ты и не ты…

Погляди на него и беги, ибо губит беспечность,

       Сохраняя не суть, но черты.

Чей-то образ размытый, из прошлого весточка, камень,

       Расколовший стекло забытья,

Промелькнул закоулками памяти или веками,

       Точно над облаками летя.

Приземлившийся ровно по центру зеркального круга,

       Он избавит сознанье от пут:

Вот, как пишут, как дышат, как знаются люди друг с другом,

       Вот, как любят, как плачут, как лгут…

Этой тоненькой книжки страницы,

Эти странницы в мире вещей —

Через них моя мысль разлетится,

Певчей птицы беспутная дщерь.

Что ей горы, леса и болота,

Плеск воды и полуденный зной?

Никакие мирские красоты

Не прельстят её к жизни земной.

Ей постыло скитаться по свету…

Выше, выше – к вместилищу душ,

Где в дрожащих огнях силуэты, —

Двух миров пограничье нарушь!..

Там, где звёздный колышется невод,

Говори на земном языке —

И кометой по тёмному небу

Прокатись, как слеза по щеке.

Строить планы смешно. Выхожу и гляжу на дорогу.

Или нет: никуда не хожу, а гляжу из окна.

Словно карты в колоде, тасую покой и тревогу

И сдаю их, пока не останется карта одна.

Сквозь стекло наблюдаю за жизнью, текущей снаружи.

Или нет: наблюдаю за жизнью, застывшей внутри.

И, движенье неясное снова в себе обнаружив,

Я его заглушаю, считая в уме: раз, два, три…

…девять, десять, одиннадцать… двадцать один… тридцать восемь…

Или нет: восемнадцать, семнадцать, шестнадцать, пятнад…

Вперемежку, как дети, конфет и прощения просим

У того, кто всегда в нашей зоне слепого пятна.

Я прошёлся по комнате. Было туманное утро.

Или нет: была ясная ночь, и я лёг на кровать.

Всё – безумье; но звёздное небо придумано мудро,

Чтобы разом и светом, и тьмой с головой накрывать.

Я уснул, но не понял, когда, на оборванной фразе…

Или нет: я проснулся, чтоб фразу закончить свою.

Мне неведом тот путь, по которому движусь, но разве

Не поэтому вновь я на пыльной дороге стою?..

Я, как прежде, часами трудился над парою строк,

Словно путник, идущий по морю сквозь бури и грозы,

Но, закончив писать, я кладу карандаш на листок

И, окно распахнув, возвращаюсь в реальность из грёзы.

Тишина и покой. Жизнь замедлилась, словно во сне.

Горизонта черта заалела, как свежая рана.

В ухо матери-ночи сопит неокрепший рассвет,

Разметав по земле белый пух одеяла-тумана.

Преисполнена тихой заботы о слабом птенце,

Над косыми домами летит одинокая птица.

Я устал, словно луг, просыпаться с росой на лице

И хотел бы, как эта роса в жаркий день, испариться.

Как всегда, я ещё не ложился, а скоро – вставать.

Догорают последние звёзды, и день нарастает.

Обними меня так, как умеет одна только мать, —

Дай мне силы продолжить идти, когда сон мой растает.