Читать книгу Семнадцатый - Артём Орлов - Страница 2

– Ему уже семнадцать лет, сам заработает. Паспорт есть, пусть получает и обязанности, – мама пыталась что-то возразить, но у нее слабо получилось, то ли от того, что она его любила, то ли опасаясь остаться без мужа, то ли от банального страха перед человеком, что намного сильнее ее.

Вова, стоявший в это время за углом перед коридорчиком, который вел на кухню (в коридор выходить боялся, ведь увидят силуэт в стеклянной двери), отчего-то был уверен, что это именно страх. Он сравнивал мать свою с женою Тараса Бульбы, которая и слова поперек не могла сказать мужу. Он размышлял, неужели его родной отец был таким же, раз мать его привыкла такое терпеть, но он никогда не узнает правды, потому что в этом доме не принято было вспоминать покойного хозяина. Даже в годовщину его смерти Вова ходил на кладбище один. Как-то раз припозднился и застал там свою маму, кажется, она туда обыкновенно ходила вечером, чтобы не с сыном. Бог знает, почему. И он не стал тревожить тогда плакавшую женщину, чтобы их тайна осталась только с ними.

Ему было больно от такой несправедливости, ведь мама просила совсем немного денег, всего семь или восемь тысяч, на выпускной Вовы. Их класс собирался ехать в концертный зал «Империя», и не то что бы Вове жутко хотелось смотреть концерт из звезд имперской эстрады, которые его не вдохновляли, однако сам факт того, что ему не хотели этого дать, его удручал и обижал. Разве он не заслужил? Разве родителей вызывали в школу за непотребное поведение сына?

Претензии, которые кружились в голове Владимира, когда он сел на кровати, тихонько прикрыв дверь в их с Алисой общую комнату, были только к Богу или року. Даже не к маме и не к отчиму, а, может быть, он мысленно винил своего родного отца за то, что он так рано его бросил. Как бы то ни было, Владимир обижался на мир за несправедливость: почему его мать оказалась такой слабой? почему ему достался такой отчим? Мысли цеплялись одна за другую, подталкивая его к тому, чтобы собрать вещи и уехать.

Алиса делала вид, что читает книжку, но он знал, что она давно не перелистывала страницы, внимание было рассредоточено.

– Алиса, ты только не говори, что я уехал, – он так же тихо собирал рюкзак, в который складывал свитер, футболки, какие-то не слишком нужные вещи.

У них не было традиции собираться вечером вместе, а потому у него был шанс уйти тихо, главное, чтобы Алиса не разболтала, но он ей доверял, как самому себе.

– Вов, возьми меня с собой! Я не хочу тут сидеть, – проныла девочка.

Куда ж он ее с собой возьмет? Конечно же, нет, нельзя. Она еще маленькая, к тому же туда, куда он едет, просто опасно ехать. У него не было чувства ревности к усадьбе или вернее к тому месту, где он мог спрятаться. Он готов был им делиться и с другими, но опасался, что туда могут дойти многие. Однако это же Алиса. Его Алиса, которая, пусть и не до последней капли крови его сестренка, но духовно они были близки. Наверное, потому что она девочка и больше похожа на маму.

– Утром скажешь им. Ладно? – попросил он, все так же тихо уходя. Он давно уяснил для себя, что скандалы и склоки ни к чему не приведут, что если он будет устраивать истерики, то рано или поздно дело дойдет до рукоприкладства, а к такому он явно был не готов.

В общем-то, даже если кто-то из людей, именуемых «родители», увидит, что Вова уходит, то он мог бы сказать, что он идет гулять. В апреле темнеет уже поздно, а юноше в семнадцать лет, порой, важно гулять вечером.

Шквала негодования не последовало, и он уже стоял на улице, вдыхая приятный весенний воздух – смесь сырости, свежести и жизни.

Владимир был зол на маму очень сильно, и свежий, даже прохладный воздух, ему помог немного прийти в себя. Надо было ему сразу убегать со двора, тогда у Алисы не было бы времени, чтобы собраться и выбежать на улицу. Он тысячу раз пожалел, что не стоял на автобусной остановке. Хотел было ее отправить домой, но ее молящие глаза сделали свое дело, и он глубоко вздохнул.

– Алис, папа тебя убьет, – была слабая надежда на то, что она послушается, ведь попытка не пытка. Он не любил называть его «папой», да никогда так и не делал, но в данном случае он назвал его, так сказать, должность по отношению к Алисе.

– Имей в виду, я туда не вернусь, потому что они опять ругаются, а еще у меня тройка по математике, он меня отлупит однозначно, так что все, Владимир, я с тобой!

Они пошли к остановке молча. Алиса, наверное, думала, что лучше молчать, пока Вова не передумал, а он боялся, как бы она и правда не передумала. Вот они сядут в автобус, и назад пути не будет. Он не сможет ее отправить домой одну на автобусе от вокзала.

– Алис, мы выедем из города, – уточнил он, когда они садились в автобус, но, то ли она не хотела казаться трусихой, то ли ей стало любопытно, то ли она не понимала всей серьезности, она все еще шла за ним.

Автобус за пятнадцать минут домчал их до ***градского вокзала. Эх, почему он не живет в Святопетровске?! Ему всегда так хотелось жить именно там, в культурной столице, а он там даже ни разу не был, но отчего-то тот город казался ему много привлекательнее, может потому, что он, как герой одной из его любимых пьес, считал, что там лучше, "где нас нет"…

Он оставил Алису в очереди за билетиками, и еще миллион раз после порадуется тому, что ему не покупали мобильный телефон в тот год. Наверное, родители очумеют скоро от пропажи Алисы. Ну, и поделом им! Он не бросит ее, и даже лучше ей будет с ним! Глупая, конечно мысль, но такая свежая и сочная, что она ему даже понравилась. Оставил Алису он, чтобы купить что-то поесть и попить, потому что понимал – они точно там проведут ночь. Хлеба, колбасы, йогуртов, сока – словом то, на что еще хватило денег, и осталось на билеты туда.

Он вернулся как раз вовремя, когда очередь уже подходила, купил два билета на электричку, и они побежали на поезд, который вот-вот уже отойдет. Успели.

Народу было много, но все же они протиснулись и успели занять себе место в уголке, пока не пришли злобные тетки, которые уселись напротив них.

Поезд медленно ехал, отчеканивая какую-то мелодию, для каждого пассажира свою. Алиса сидела у окна и рассматривала пролетавшие мимо дома, постепенно превращавшиеся в дачные поселки. Он-то видел это не раз, а она по этой дороге ни разу не ездила. Он обнял ее и прижал к себе, вроде как, давая уверенность, что все будет хорошо, хотя сам не был сильно уверен, потому что к их приезду будет уже около восьми вечера, а это темно.

– Знаешь, куда мы едем? – это вопрос должен был беспокоить Алису с самого начала, и надо все же ответить на него. – Там есть одна усадьба, старая, заброшенная, но. она моя. точнее мамина, конечно, а еще точнее моего папы, но. твой папа о ней пока ничего не знает. не говори ему. вот в этой усадьбе жили мои предки, которые были, вроде как, дворянского рода, в революцию все разрушили, хотя дом еще стоит, он похож на замок с привидениями, – впервые за весь день он даже засмеялся. Последние несколько лет вообще трудно было добиться от Вовы улыбки, потому и не хотелось его звать Вовой…он все ж был каким-то Владимиром.

– Привидения?! – глаза ее расширились от удивления и восторга. – И что? Я тоже дворянка? – она развернулась к нему в ожидании чудесного рассказа.

Вот она – женская логика и женское любопытство. Ее и правда так легко было заинтересовать привидениями, что он даже расслабился от того, что не нужно ничего придумывать другого.

– Конечно, дворянка! Ты же моя сестра! – он не знал всех тонкостей титула дворянства, но сейчас, в современном мире, в их стране, этого уже давно нет, а потому можно было не напрягаться, впрочем, он никогда и не задумывался над тем, что у него мог быть какой-то другой статус, потому что он таких людей не встречал. Хотя, порой, представлял, что делают те, кто уехал во время революции.

– Ага, значит, если ты дворянин, и я дворянка, значит у нас куча прав. А ты можешь отругать папу, чтобы он не обижал маму?

– Папу… – нехорошо, что она вернулась к этому разговору, потому что настроение портилось. За что он мог его «отругать»? За то, что испортил жизнь? За то, что появился вообще в их жизни? Но тогда не было бы Алиски. Он прижал ее к себе покрепче. На такие жертвы он идти был не готов. – А судьи кто? За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима. Сужденья черпают из забытых газет, времен Очаковских и покоренья Крыма, – он очень любил Грибоедова и Чацкого, всюду цитировал и даже сравнивал себя с этим персонажем, делаясь снисходительнее к тем ошибкам, которые совершают взрослые и необразованные люди. Приходя домой, он видел своего отчима, который не блистал знаниями, и несмотря на то что Владимир не был жутким ханжой, чтобы высокомерно смотреть на того, кто не читал красивых книг, но он не мог совладать с собой, когда тот пытался выглядеть умным, перевирал цитаты и называл Пушкина Сан Сергеичем. Он слишком трепетно относился к литературе и искусству в целом, что наводило отчима на мысли о том, что пасынок вообще нетрадиционной ориентации.

– Еще немного пройти пешком, – он держал Алису за руку и вел по проселочной дороге. Начало темнеть, но свет уличных фонарей спасал. Через десять минут они свернули в чащу, через которую надо было пройти, чтобы дойти до самой усадьбы. Она скоро появилась из-за деревьев, и Вова опасался, что она не оправдает ожиданий Алисы. – Внутри гораздо лучше, – убедил он ее. Они прошли к центральному входу, поднялись по скрипучим и старым, почти развалившимся ступеням. На этой двери висел большой замок, как и на остальных, через которые можно было бы попасть в дом. Он отпер замок и впустил девочку в дом, хотя та заходила с опаской. – Да, не бойся, я тут уже ночевал, ничего страшного нет, – в доме и правда было темно, сыро, прохладно. Вова зашел вслед за ней и запер дверь на тот же замок изнутри. Он тоже боялся за свою жизнь и здоровье, впрочем, люди не ходят сюда просто так, почти все дачники знают, кому принадлежит дом, даже Вову знают, именно поэтому у него здесь есть плед, старая пружинная кровать и даже ватный синий матрас с огромными красными розами. – Ты только аккуратно ходи, а то дом старый, мало ли… – он должен был ее предупредить, потому что был уверен, что она обязательно пойдет что-то смотреть. На самом деле он и сам ничего не смотрел здесь досконально.