Читать книгу Смерть предпочитает убивать изнутри: Крах невежества - Артём Валерьевич Савин - Страница 2

И все мы не раз в своих мыслях ночами

Вернемся туда, где проживали однажды.

Туда, где жизнь мы вкусили,

Своей мыслью и кровью своей беспощадно.

Границам нет природы познания,

Лишь смерть остановит наш ход,

Остановит и новость печальная,

Что эту смерть приведет.

Нет хуже ада, что пылает у нас,

Но холод сознания его подчинит.

Запомни, мой друг, начиная сейчас,

Наш путь этот миг до конца осветит.

Февраль. Зимнее солнце Санкт – Петербурга, свет которого проникал через окно платной клиники, только-только взошло над городом, но уже начинало клониться к закату. Я находился в коридоре больницы, где было тихо и малолюдно. Это была платная клиника, и не каждый мог воспользоваться её услугами, но в бесплатной мне её сделать не могли.

День поздней зимы, стояла стужа, какой давно уже не было в этом городе. Добавьте к этому влажный воздух и сильные ветра Петербурга, и вы получите погодку, сравнимую с холодами Сибири. Такая она, русская зима: капризная и непостоянная. Что не скажешь о других странах северного полушария Земли, где снега уже давно стаяли, отпуская города от стужи и окутывая их запахами приходящей весны.

Шел третий день проверок, и все это время я не мог найти себе места. Врачи сказали, что это был рак, и я не знал, имелась ли у меня возможность вылечиться от него. Но сегодня настал день, когда они могли дать мне более точный ответ.

Я был не первым человеком в семье, с которым произошло подобное. И надо сказать, отец делал все возможное, чтобы спасти тогда члена нашей семьи. Кто-то говорит, что такой недуг появляется из-за генов или экологии, другие утверждают, что это естественный ход эволюции, однако точная причина появления болезни до сих пор неизвестна.

В те далекие годы моя семья была самая что ни на есть обычная, разве что работа отца и матери заставляли её быть узнаваемой во многих научных кругах. Как и остальные люди в свое время, они успешно отучились в институте, а после вернулись в наш закрытый город, где начали работать в области перспективных исследований и изобретений. Вместе с командой таких же амбициозных и целеустремленных изобретателей в разных областях науки, все они работали не покладая рук, что-то изучали, пробовали и создавали. Отец среди них отличился как знаток компьютерных технологий и вычислительных систем, но помимо этого, он мог грамотно разобраться в других смежных областях науки. Мама была незаменимым членом в их команде, и на первых этапах работы проявила себя как физик в области механики, однако вскоре сменила свой проект, уйдя в другие области науки. Ученые не растерялись, и вскоре смогли реализовать множество скрытых от посторонних глаз проектов, многие из которых были приняты на вооружение. Прошли годы, родилась Аня, моя сестра, затем родился и я. Время шло, мы росли, развивались. Коллектив, в котором работал отец, продолжал приносить немалую пользу нашему городу и стране, за что эти люди прославились на всю страну.

– Пациент проходите, – сказала медсестра, прервав поток моих мыслей. Она выглянула из кабинета, где несколько дней назад начиналось мое обследование.

В помещении было намного светлее, чем в коридоре. Престарелый, усатый и с большой залысиной доктор, которого мне рекомендовали знакомые как умного специалиста, спокойно сидел и ждал моего прихода. Врач был серьезен, чего нельзя было сказать о медсестре – молодая глуповатая особа сидела в своем телефоне, водя пальцем по экрану.

– Итак, – начал доктор, протерев свои очки, – ситуация неприятная. Если в ближайшем времени не сделать операцию, то в худшем случае, до осени можете не дотянуть.

– Этого я и опасался, – ответил я расстроено и продолжил его слушать.

– Больных немного, так что мы готовы прооперировать вас в течении недели. Опухоль находится в жизненно важной части мозга, и её скорое увеличение может привести к отеку и коме в течение ближайшего месяца. Но вы можете провести экспериментальную недельную функциональную диагностику Зеленкина, дающую более широкий спектр поведение болезни. Решение оставляем за пациентом, – доктор сделал паузу, ещё раз посмотрев на анализы, а потом добавил, глядя на меня сквозь свои очки: – после исследования приходите снова и мы решим, что делать дальше. Оплата по чеку в удобное для вас время.

– Операции будет достаточно, чтобы я полностью излечился от недуга? – спросил я обеспокоенно.

– Сложно сказать, – продолжил доктор. – Тут сейчас стоит вопрос больше о продолжительности жизни, а не об излечении. Хирургическое вмешательство и курс химиотерапии позволит вам прожить пять лет, может и больше. А вот насчет полного излечения, – приостановился доктор, протягивая последнее слово, а затем снова взглянул на снимки и продолжил, – весьма маловероятно. Здесь отчетливо видна одна метастаза в районе позвоночника, без полного курса химиотерапии, боюсь, в течении года она может повредить нерв, и вы рискуете потерять способность ходить на своих ногах.

– Боже, – проговорил я, всхлипывая. – Почему же все так…

– В любом случае, надейтесь на лучшее. Вы молодой растущий организм, быть может переборете эту болезнь так, что и следов не останется. Ну а если нет… – протянул немного доктор. – Человек рождается и умирает, кто-то раньше, кто-то позже. Это неизбежный биологический процесс. В вашем случае конец будет более определен.

Мы обговорили ещё несколько моментов. Я ответил, что мне надо подумать насчет этой недельной диагностики, на что врач мне сказал, что у меня ещё есть время до завтра, поскольку решение нужно было принимать срочно. Также мне прописали мне пить таблетки, благодаря которым я не должен был терять сознания и мог чувствовать себя лучше, а затем я покинул больницу. Чек, что странно, мне выписали с учетом большой предоплатой государством, хотя такие деньги из бюджета всегда поступали только семьям военных. Этот вопрос я оставил без внимания и поспешил удалиться из холодного и серого больничного здания.

Температура воздуха стремительно падала, солнце медленно заплывало за горизонт, озаряя небо фиолетово-малиновыми оттенками. С противоположной стороны неба от солнца стали набегать тучи белого цвета, которые несли на себе очередную порцию снега, запуская позднюю зиму ещё сильнее. Я шел по улице, и на душе будто бы все заледенело.

«Сообщать родным или все-таки нет?», – размышлял я, пока двигался домой. – «Надо им все-таки рассказать, таких больших денег, хоть и со скидкой, у меня не найдется. Вот только когда им сообщить…».

Внезапный поток мысли прервал неожиданный звонок.

– Привет, Саш! – поприветствовал я своего питерского друга и продолжил идти к намеченной цели.

– Привет! – ответил он оживленно. – Представляешь? Она согласилась! – вскрикнул он от радости.

– А ты сомневался? – поддержал я друга слегка улыбнувшись. При каждом слове от моего рта поднимались густые клубы пара и устремлялись вверх. – Вы так долго встречались с Лизой, неужели ты думал, что она скажет нет?

– Ну мало ли, – ответил он протяжно. – Сначала ответила, что ей надо подумать, мол, потом даст ответ. А я вот несколько суток не спал, нервничал все, места себе не находил. И мое тревожное ожидание, наконец, закончилось. Она согласна!

– Это очень здорово. Только вот не ты один страдал бессонными ночами, – проговорил я пессимистичным голосом и вздохнул.

– Что случилось? – спросил он слегка обеспокоено.

– Недавно в обморок упал, а потом ещё несколько раз. Привезли в больницу, провели кучу обследований, прописали какое-то дорогое лекарство. Только сегодня узнал причину. В общем, у меня онкология, – проговорил я и нервно сглотнул.

– Онкология? – проговорил он голосом, медленно дервенеющим от чувства тревоги. – Как так получилось? Ты же не курил, не перебарщивал с алкоголем, вел здоровый образ жизни. А что говорят врачи? Это излечимо? Их же сейчас лечат.

– В одних местах вылечивают, в других – только симптомы снимают, – проговорил я расстроено. – Опухоль резать надо, а потом ещё курс химиотерапии.

– И этого должно хватить? – спросил он с надеждой в голосе.

– Чтобы прожить пять лет – да. Но не больше.

– И неужели с этим ничего нельзя поделать? Я в это не верю, – сказал он резко.

– Можно попробовать обследование в аппарате Зеленкина. Я пролежу неделю в состоянии искусственной комы, но по результатам обследования врачи смогут воздействовать на опухоль и некоторые метастазы более эффективно. Я думаю воспользоваться этим аппаратом, пока очереди нет.

– Да, обязательно воспользуйся! – поддержал он. – Надо использовать любые возможности и руки ни за что не опускать, понял меня?

– Угу, – ответил я.

– Все будет хорошо! Вот увидишь, на моей и на твоей свадьбе загуляем, – снова поддержал он. – А родители? Они что говорят?

– Я пока не рассказал им об этом, – вымолвил я с досадой.

– А по-моему, эти люди должны быть первыми, кому следует поведать об этом. Поговори с ними, может они что ещё предложат.

– Хорошо, – согласился с ним я.

Все то время, что я двигался домой, я не мог оторваться от общения с Сашей. Мы делились мыслями, переживаниями, мнениями и впечатлениями о пройденном или увиденном. И словно чувствуя каждую мою тревожную каплю в голосе, он перебивал меня и неустанно повторял: «Все будет хорошо, надо бороться за жизнь. Удача благоволит трудолюбивым». Вот она – настоящая дружба, которая проверяется неприятностями, невзгодами и взаимодоверием, а не деньгами и связями, как это часто стало проявляться в нынешних реалиях.

Я зашел в подъезд, когда на улице началась метель. Войдя в свою съемную квартиру, холодную и пустую, я повесил верхнюю одежду на вешалку и направился на кухню. Окна и двери здесь были старыми и не плотно закрывались, поэтому сквозь них постоянно просачивался ветер, отчего я все время слышал протяжное и пугающие завывание. Я бы и рад был сделать ремонт, но хозяйка была принципиально против.

Расположив чайник на плите, я включил газ, а после расположился за столом, ожидая скорого чаепития. Взяв телефон в руки, я решил позвонить родителям и наконец рассказать им обо всем, что со мной случилось. Но мне никак не хватало смелости сделать этого, и чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей я начал читать новости.

«Новый ледниковый период – правда или вымысел?», – начинался заголовок одной статьи. – «Ученые считают, что глобальное потепление во всем мире является предпосылкой к возникновению ледникового периода, который может начаться в ближайшем десятилетии. Связано это в первую очередь с таянием ледника, ослаблением течения Гольфстрима и наличием большого количества парниковых газов в атмосфере. Экологи бьют тревогу: большой процент мусора в мировом океане может привести к нарушению экосистемы всей планеты. За минувшие пять лет погибло свыше десяти тысяч видов растительной и животной природы под водами океана из-за влияния человека и его мусора».

«Новейшее лекарство человечества – стволовые клетки – в скором времени планируется испытания в отдельно взятых лабораториях. Технологически планируется передавать клетки по воздуху», – далее идут рисунки, схематические чертежи, фотографии установок, которые запустят их в воздух. «Клетки обладают сверхживучестью и приспособляемостью, поэтому наибольший процент выживших клеток в условиях окружающей среды успевает достигнуть человеческого организма. Если быть точнее, клетки сначала попадают в мозг. Потом они встраиваются в нервную структуру организма и точно так же, как и другие ткани и органы, получают сигнал из мозга. Приняв команду, они передают указания другим своим стволовым клеткам устремляться в поврежденные участки ткани и регенерировать их». А потом споры и мнения в сети: «Россия заслуживает участия в проекте – технология была украдена, весь мир это знает; запуск клеток может привести к непредвиденным инцидентам; далеко не все свойства изучены», и так далее.

Я убрал телефон в сторону и глубоко вздохнул. Неприятно жить в мире, где на твоих идеях наживаются воры, называя их своими. Злишься, психуешь, не можешь перестать думать об этом, а потом появляются различные проблемы со здоровьем и психикой – ещё один прекрасный бизнес для некоторых платных клиник. Неприятен был и тот факт, что все эти разработки начинались в месте, где я родился и вырос.

ЗАТО1 Синевой – моя малая родина. Каждый житель города ЗАТО знал, для чего и зачем закладывали эти города в то непростое советское время, когда шла гонка вооружений и главным её аргументом было, есть и будет ядерное оружие.

В то время, когда я был ещё ребенком, компания изобретателей пришла к одной никем ещё не реализованной идее – к быстро развивающимся стволовым клеткам. Основной замысел заключался в том, что они должны молниеносно регенерировать ранение любой степени тяжести, восстанавливать поврежденные ткани и органы, устранять раковые клетки. У современных же стволовых клеток было два серьезных недостатка: их скорость и их стоимость. Команда изобретателей в течение нескольких лет писали химические, генетические формулы, проводили расчеты на компьютерах, ставили эксперименты и опыты, искали пути решений и возможности. Прошло много лет с тех пор, результат был почти готов. Но за два месяца перед финальной презентацией и отчетом о проделанной работе, технология была нагло украдена, а все сведения о ней уничтожены. Чуть позже выяснилось, кто это сделал: давний знакомый отца Грейстоун. Он все время испытывал не то зависть, не то ненависть к нему и однажды продался некоторому кругу людей, заплатил наемникам и продажным людям, которые помогли ему в проведении всех его мероприятий. Беззаконными рейдами и всего за сутки они успешно штурмовали сначала дома изобретателей, а затем и сам исследовательский центр в поисках сведений. Их результатом стала кража и уничтожение любой информации об этих клетках, а также смерть тридцати невинных людей. Город был небольшой, по нему быстро разнеслись слухи, что и кто натворил, да ещё и в таком огромном масштабе. Семьи и друзья изобретателей шли толпами в прокуратуру, но там качали головой, приговаривая, что никого не видели. Так и ушел он, безнаказанным и бесчестным, сначала из города, а затем из страны вовсе. Ни для кого не было секретом, что он продал эту технологию другим лицам и организациям, которые сразу же стали действовать на благо своих целей, ибо для Грейстоуна это всего лишь набор цифр и текста, а также способ заработка.

К тому времени, когда прокуратура и руководство опомнились, что произошло, было уже поздно. В те дни ситуация прогромыхала на всю страну, произошедшее назвали «Зацветшей резней», и мало кто не слышал об этом не только у нас, но и во всем мире тоже.

Вибрация телефона заставила меня вернуться в реальность. Смс от мамы: «Давно не слышали тебя, как твои дела? Мы уехали по делам, вернемся в город завтра к вечеру. Папка твой секретик маленький рассказал. Его команда – все, кто остались – снова собрались, теперь уже неофициально. Все молчат, никому ничего не говорят. Опять что-то изобретательское делать начали. Надеемся, что после учебы вернешься к нам. Ладно, завтра позвоним, расскажем все. Мы без связи».

И снова грусть навалилась на меня. Опять все старые лица, все старые события, которые меня никак не отпускали, стояли здесь, у меня перед глазами. Нервный стресс, плохие воспоминания, напряжение – все это и привело меня к такому неблагоприятному диагнозу.

Чайник вскипел, я заварил чай и сел обратно за стол. Отхлебнув пару раз из кружки в какой-то момент я вдруг вспомнил, как отец рассказывал однажды за столом о своей работе. С того дня, когда мама сменила свой проект, это был первый разговор о результатах его работы. В лаборатории находилось пятьдесят крыс, которым вводили сыворотку с клетками. Результаты были интригующими: половина крыс полностью излечилась от ранений, полученных экспериментальным путем, двадцать четыре штуки умерло из-за различных патологий, а оставшиеся одна – видоизменилась, эволюционировала. Её лапы стали большими и когтистыми, так что она могла сломать прутья клетки и убежать. Ученые вовремя это заметили и попытались усыпить её, но она не реагировала ни на один препарат. Предприняв другой подход, ученые смогли её все-таки убить. Вскрытие показало, что внутренняя структура органов и тканей начала радикально меняться. Видоизмененная ткань создавала такие же клетки, как и те, что её породили. Почему эта сыворотка так на неё повлияла? Каковы могли быть последствия такого перерождения? Со временем такой процент поведения клеток свели к нулю. Из-за этого инцидента разработчики отказались от переноса клеток по воздуху, опасаясь их непредсказуемости и повторения результата, который мог привести к страшным мутациям и эпидемии.

Я просидел до десяти вечера, начались головные боли. Доктор предупреждал, что могут быть спазмы, иногда тошнота, галлюцинации и приступы. Чтобы последствия меньше тревожили меня, врач приказал быть более спокойным, не голодать, а ещё много спать и своевременно принимать лекарство.

Сытно поужинав, я начал готовиться ко сну. Так как некоторое время я страдал бессонницей, доктор прописал ещё мощное снотворное. Приняв его и лекарство, я лег и сразу же уснул.

На следующий день, я пришел в онкологическое отделение. Оно располагалось недалеко от моего дома, буквально в двух кварталах от него на соседней, параллельно идущей, улице.

Доктора провели меня в небольшую одноместную палату, которая располагалась на третьем этаже отделения. Осматривая комнату, я увидел в углу встроенный шкаф для верхней одежды, вместо кровати здесь располагался длинной около двух с половиной метров лежак необычной формы, рядом с ним находился стол с компьютером и аппаратурой. Лежак, на котором должен был располагаться человек, ограждался бортиками с левой и правой стороны. В передней и задней части располагались некие механизмы, которые, вероятно, держали голову и ноги человека, который будет там находиться. Также над передней части размещалось защитное стекло, которое герметично закрывало человека внутри, делая среду обитания замкнутой и полностью регулируемой в плане подачи кислорода и тепла. Снизу располагалась большая аккумуляторная батарея, вероятно, на случай отключения от электричества. Ещё слева находилась капельница с различными бутылками и веществами, полностью обслуживаемыми автоматикой. Вся эта аппаратура вместе со странным лежаком и бутылями именовалась как «Аппарат Зеленкина». Основная задача аппарата заключалась в сборе данных о человеке в течении недели, о его реакции на различные вмешательства, на смену условий среды и состава вводимых веществ, анализируя в конечном итоге поведение опухоли и её метастаз.

Пройдя все смежные процедуры, я разделся до нижнего белья и расположился внутри капсулы. Врачи вставили мне специальную иглу в вену и подсоединили её к механизму, который должен был закачивать различные вещества. После, они закрепили датчики, приборчики и присоски к моей грудной клетке и голове. Я молча лежал в аппарате, наблюдая за всеми действиями врачей, и тихо ненавидел себя за трусость, ведь мне так и не хватило смелости рассказать родителям о своей проблеме.

Защитное стекло закрылось, спина почувствовала легкое тепло снизу, а в глазах начал появляться странный туман и отчуждение мысли. Лица, объекты в комнате, стали размываться, пока полностью не потемнели, вокруг все стало тихим и несущественным.

***

Холодно, что-то неприятно свербило в правой руке. Сквозь тишину и умиротворение сна стал просачиваться противный, периодически повторяющийся писк. Тяжелые, словно чугунные, мои глаза начали открываться и, проморгавшись, я окончательно начал различать свое окружение.

В комнате стоял полный мрак, лишь свечение от аппаратуры немного освещало палату. Стекло было поднято, значит диагностика завершена, но врачей вокруг не наблюдалось. Более того – в окошке, ведущем в коридор, тоже было темно и подозрительно тихо.

– Врач, доктор. Эй, кто-нибудь, мне нужна помощь, – говорил я громко. Но по истечении пяти минут никто так и не появился.

Мне стало не по себе, поэтому, не дожидаясь врача, я самостоятельно отсоединил капельницу, снял с себя все приборы и начал медленно садиться. В этот момент времени моя голова сильно закружилась, в глазах все засверкало, отчего я чуть не повалился назад. Помогая себе своими руками мне, наконец, удалось устойчиво сесть на пятую точку, и через некоторое время спокойного сидения неприятный гул и головокружение стали проходить. Я попробовал встать на ноги, но эффект вернулся вновь, и я опустился назад на койку. В ногах была страшная усталость, словно они были накачаны ватой, поскольку остатки вещества все ещё действовали. Вдобавок ко всему в конечностях был определенный застой крови, обусловленный неделей лежачего безактивного состояния, так что мне требовалось время на её разгон и активность всего организма. Я вытянул ноги вперед, и принялся активно ими шевелить, чтобы моя кровь в ногах потекла немного интенсивнее. Спустя ещё с десяток минут шевеление в ногах было уже более уверенным, и наконец, с небольшим головокружением, мне удалось встать на ноги. После небольшой зарядки, я накинул на себя привычную мне форму одежды: футболку, джинсы, толстовку и часы, которые подарили мне после службы на границе. Дабы прекратить противный писк, я выключил будильник на компьютере, поскольку в технике и различных механизмах я разбирался вполне сносно. Выключая будильник я также взглянул на служебную информацию и был неприятно удивлен. На мониторе было написано, что аппарат отключен от основного питания около четырёх дней назад, и все это время работал на аккумуляторах без подзарядки. Более того, автоматика сообщала мне, что нет соединения с центральным сервером, и все результаты были записаны на флешь-носитель, а также распечатаны на принтере. Свет не работал, электричества не было в этой комнате и, возможно, во всей больнице, не было интернет соединения, а также полностью отсутствовали люди, и я понял, что во всем городе случилось что-то страшное.

Я выглянул в окно. Моему взгляду представилась пустая улица, заметенная глубоким снегом. Свет в окнах нигде не горел, на улицах стояла полная тишина, а людей поблизости не было. Складывалось впечатление, что человечество в городе полностью вымерло или просто ушло.

Решив с кем-то связаться, я включил сотовый телефон и начал проверять последние оповещения. Никаких смс и звонков за прошедшую неделю не поступало, в том числе и обещанный звонок от родителей. Связи тоже не было, экстренные звонки в различные службы не проходили.

«Что же произошло?», – начал я рассуждать. – «Может, война? Всех эвакуировали, увезли. Но чтобы за одну неделю войны бросить город, да ещё в такой спешке… Даже если бы и бросили, то почему не проходят звонки? Где все и почему меня никто не эвакуировал?», – размышлял я.

Некоторое время спустя я пришел к выводу, что в ближайшее время было необходимо добраться до дома, собрать какую-либо часть вещей, а затем забраться на крышу высотного здания и осмотреться. Может, люди где-то и были, но в другом месте. В противном случае был смысл просто дойти до другого конца города и узнать, как там обстоят дела.

Полностью одевшись, я подошел к двери и несколько раз толкнул её, чтобы открыть, но она не поддавалась. Я глянул в дверное окно и увидел, что снаружи вход был завален носилками и небольшим количеством мебели. Также в самом коридоре, куда выходила дверь, царил страшный погром: куча разбросанных вещей, мусора, тряпок, мебели. Никогда ещё мне не приходилось испытывать страх к темноте, но это место просто вымораживало своей атмосферой, отсутствием людей и адским разгромом. Применив силу, мне наконец удалось приоткрыть дверь так, чтобы моё тело смогло протиснуться в коридор, из-за чего с грохотом посыпалась вся построенная баррикада. Когда все предметы перестали двигаться, мертвая тишина вернулась вновь, и я наконец смог покинуть свою палату.

Используя телефон в качестве источника света, я начал двигаться к лестнице, осторожно обходя мусор и баррикады, встречающиеся у меня на пути. В свете телефона масштабы погрома казались ещё более пугающими, но все это было практически ничем в сравнении с тем, что я увидел на лестничной площадке. Она была завалена ещё более огромным количеством каталок, носилок, столами и хламом, словно это была баррикада, сделанная на скорую руку с перспективой защиты от чего-то, что могло добраться до верхнего этажа по лестнице. Завал был настолько большим, что я решил не рисковать идти по нему. Вместо этого я начал размышлять на тему того, как мне можно было покинуть это здание более безопасным путем. Логика подсказала мне, что наличие баррикады могло также свидетельствовать и о том, что на этом этаже – а он был последним – могли укрываться люди, которые их и соорудили. Для этого я решил обыскать все комнаты этажа, попутно зовя людей и ища другой, более безопасный путь наружу.

Отделение было небольшим. Как оказалось, на последнем этаже располагались в основном, хирургические палаты и лаборатория забора крови. В одном из последних помещений, из которого сквозило холодом, я встретил тела мертвых людей, занесенных снегом примерно по пояс. Все трое лежали возле окна, в голове каждого светилась дыра от пистолетного выстрела, который был сделан в упор. Одно окно было разбито, вероятно, из-за пули, которая прошла сквозь человека и попала в стекло. По всей видимости, эти люди перестреляли друг друга или застрелились сами, но на каких основаниях они это сделали, было для меня загадкой.

С каждым шагом в голове становилось все больше и больше вопросов. Складывалось впечатление, что я уснул в одном мире, а очутился совсем в другом, непонятном пока для меня. И мне бы очень хотелось вернуться обратно в свой, только я не знал как.

Из разбитого окна подул резкий холодный ветер, из-за которого я немного пошатнулся от легкой слабости. Ветер зашевелил остатки мусора в больнице, прогрохотал ими, отчего мне стало ещё страшнее.

Я плотно закрыл помещение и направился исследовать этаж дальше, но более ничего особенного, кроме очередных груд мусора, я не нашел, а другие лестницы также были забаррикадированы. Идти через такие преграды на лестницах – занятие весьма опасное, поэтому я ещё раз пробежался по комнатам в поисках возможного пути к спасению. Путь привел меня обратно в помещение, где лежали мертвые люди, и за окном же я увидел свой, вероятно, единственный выход – старую пожарную лестницу.

«Если я соскользну, надеюсь, снег внизу окажется достаточно глубоким, чтобы смягчить мое падение», – пронеслось в голове. – «А вот пистолет может мне пригодиться», – сверкнула новая мысль, когда мой взгляд упал на зажатое в руке мертвеца оружие. Переступая через отвращение и ощущение аморальности по отношению к обыску мертвых людей, я нащупал пистолет Макарова и выдернул его из рук мертвеца. Щелкнув затвором пистолета, я проверил его работоспособность и наличие патронов в магазине, благо в прошлом уже был опыт в стрельбе и обращении с оружием.

Найдя металлическую палку – часть железной кровати – я полностью освободил окно от осколков стекла, а затем осторожно перелез через подоконник, свесив ноги, и глянул вниз. «Хоть и пятый этаж, но вот падать будет больно», – мелькнула тревожная мысль в голове. Проверив одной рукой, что лестница не скользкая и не развалится, я ухватился за неё второй, подтянулся и встал ногами. Нервно, трясущимися от страха руками, я начал перехватываться, медленно и осторожно спускаясь вниз. Каждый шаг я делал с крайней степенью осторожности, пока через пять минут нога не ощутила, что ступеньки лестницы закончились, и я спрыгнул вниз, провалившись по пояс в снег.

Путь домой был тяжким. Приходилось прикладывать большие усилия, чтобы сделать хотя бы один шаг, двигаясь по глубокому снегу. Все это время я внимательно осматривал проезжую часть, на которой располагались занесенные снегом автомобили с открытыми окнами и разбитыми стеклами. Под снегом то и дело мне попадался механический мусор, от каждого прикосновения я нервно вздрагивал, но благо мертвые люди мне не попались.

В подъезде моего дома было пусто, безлюдно и тихо. Зайдя в квартиру, я присел немного, и ещё раз все обдумав, начал собирать свои наиболее важные вещи. Раскрыв сумку, я положил туда свой компьютер, кучу вещей и одежды, взял нож, который мне подарил когда-то мой дед, и немного консервированной едой. Что не менее важно, взял с собой лекарство, снимающие симптомы моего недуга, а когда начал застегивать сумку, то услышал доносящийся со стороны улицы громкий гул двигателя. Я подбежал к окну и принялся наблюдать, как по улице, оставляя четкий и красивый гусеничный след на снегу и пуская густой черный дым, ехал танк. Машина двигалась быстро, сохраняя направление своего пути по середине дороги. Но, вскоре, танк резко ускорился, его повело в сторону, после он врезался в небольшой ларек, остановился и заглох.

«Наконец! Живые люди! Но что с ними могло произойти, раз танк так странно себя повел. Стоит подойти к ним как можно быстрее, пока они не уехали без меня».

Взяв с собой своё снаряжение, я пулей вылетел на улицу и добежал до танка. Запрыгнув на башню, я несколько раз постучал по люку, ожидая действий со стороны экипажа.

– Эй, впустите меня! Я здесь один! – проговорил я отчаянно.

Внутри танка началось какое-то движение и шум, однако вскоре все стило и люк продолжал оставаться закрытым, поэтому я решил открыть его самостоятельно. Потратив ещё немного времени я понял, что и это занятие было бесполезным: на люке отсутствовали какие-либо ручки или рычаги, чтобы можно было это сделать. Не зная, что делать дальше, я молча уселся и принялся ждать, пока экипаж самостоятельно мне не откроет.

Внезапно люк открылся, из тьмы танка вылезло дуло пистолета и направилось прямо на меня:

– Ты кто такой, как тут оказался? – начал со мной диалог непонятный силуэт.

– Я… я не понимаю, что вообще происходит, – испуганно ответил я и поднял руки вверх, опасаясь нападения человека. – Где все люди? Почему никого нет? И зачем вы на меня наставили свое оружие? Я не бандит.

– Бред какой-то… – покачал силуэт своей головой. – Кого смогли – уже давно эвакуировали на север города. Небось, мародерничаешь тут втихаря? – надавил он на меня агрессивно.

– Я на диагностике Зеленкина лежал. Не слышали разве о такой? – спросил я и, не дождавшись ответа, продолжил. – Лучше вы объясните, что происходит? Война? Революция?

В воздухе повисла пауза, а затем человек продолжил:

– Тебя никто не кусал? – спросил он.

– Да вроде нет, – ответил я неуверенно. – Эпидемия бешенства?

– Ладно, залезай, – сказал он, проигнорировав мой вопрос. – Но увижу, что чудное удумаешь – получишь пулю в лоб! – закончил силуэт.

Дуло скрылось во тьме брюха боевой машины, зажегся свет.

В свете танка внутри было видно, что человек, направлявший на меня пистолет, имел серьезные раны. Его ноги и тело в некоторых местах были усеяны глубокими ранениями и укусами, вероятно, оставленными какими-то дикими животными. В другом конце танка лежал труп человека, и под ним медленно растекалась кровь.

– И долго тебя ждать? Закрывай люк с этой или с другой стороны, – сказал мужик психованным, дёрганым голосом, отвлекая меня от моих размышлений.

Услышав речь человека, я опомнился и залез внутрь, закрывая за собой люк.

– А почему он… мертв? – задал я вопрос, заостряя внимание на теле мертвого человека. От незнакомца веяло опасностью, рука машинально потянулась за пазуху, где находился мой пистолет.

– А, Федя… Он скрыл от нас, что его укусили, – заговорил раненный танкист уже более спокойным, но расстроенным голосом. – Пока мы ехали к точке встречи, он обратился и напал на меня. С ножом, да ещё и покусал в двух местах. Из-за Феди я получил раны, но мне это не помешало остановить его. Похоже недолго мне осталось, теперь тоже скоро обращусь… – сказал танкист со вздохом.

– Как это, обратился? – спросил я, осознав, что танкист не психопат, и расслабил руку.

– Видимо, ты говорил на полном серьезе, – проговорил собеседник. – Он стал зараженным, потерял контроль над собой. – В моей сумке находилась связка бинтов, я передал её попутчику, догадываясь, что тому необходимо организовать первую помощь. Танкист поблагодарил меня, начал плотно забинтовывать ноги, немного морщась от боли и попутно продолжал свой рассказ. – Видишь ли, случилась эпидемия. На западе, в США, да и вообще в мире экспериментировали с микробиологией – мол, лекарство от всех бед, прорыв в науке. А вирус изменился, начал заражать и убивать всех подряд, причем очень быстро. Болезнь молниеносно распространилась по воздуху, заразив теплые и дождливые регионы. А у нас он не выжил в воздухе из-за сильных холодов, и вирус начал использовать человека как носителя, полностью захватывая его разум под свой контроль вместо простого убийства. Поэтому, зараженные толпами стали приходить в холодные замерзшие города, чтобы найти и заразить всех оставшихся людей.

– В смысле пришли? То есть, догадались, что мы не заболели и пошли на нас нападать? – спросил я попутчика.

– Поговаривают, болезнь разумна, способна самостоятельно принимать решения, отчего мы сейчас и проигрываем, – подчеркнул он, заканчивая перевязку ног. – Уж слишком они тактически верно занимают позиции и атакуют слабые места в нашей обороне. И количеством берут. Огромным количеством.

– А как же остальной мир? Германия, Франция, Австралия? – спросил я.

– Они молчат. Поначалу, северные страны, вроде Норвегии, Исландии, тоже сопротивлялись, но все равно смолкли. Хотя нет, Норвегия со Швецией ещё сопротивляются, – поправился собеседник. – В общем, никто не знает, что произошло на других концах земного шара, и как военная техника смогла проиграть бой мутантам. Похожи, только мы и остались. И, к сожалению, многие наши города тоже затихли: Владивосток, Краснодар, Челябинск… Вроде даже эвакуацию хотели сделать, да вот не успели. Прилетели, а там живых больше не было, одни мутанты бродят и трупы везде, – приостановил рассказ танкист, вколов порцию обезболивающего. – Я уже сказал, что вирус погибает на холоде, но чтобы ему выжить, он должен находиться в теле человека, понимаешь? Должен сидеть внутри нас. Оттого и надо избегать контакта с зараженными. Мол, укусит тебя такой и все, через два-три часа обратишься.

– Ладно, хорошо, – подытожил я. – А куда вы направлялись?

– Мы из третьего танкового батальона, направлялись по приказу к общему месту сбора.

– Батальон? А остальные танки где?

– Мы и есть батальон, – молвил он. – Ты не ослышался, один батальон – один танк.

– Как вас много, – заметил я. – А там, куда мы направляемся, я смогу дозвониться до своих родных, которые живут на Урале? – спросил я у танкиста, сохраняя надежду на лучшее.

– Урала больше нет. Если у тебя там были родные, то им уже не помочь.

В сердце нервно екнуло. «Неужели, я теперь остался совсем один?» – пронеслась грустная мысль у меня в голове.

Не хватало мне ещё остаться без родных, с такими навалившимися проблемами. В общем, хуже уже быть не могло: больной раком человек сидел в танке посреди зараженного города с попутчиком, который скоро присоединится к армии мертвецов.

– Жалко, знания моего отца могли бы нам пригодиться, – сказал я расстроено.

– В каком плане?

– На самом деле, эту технологию разрабатывали у нас, если говорить прямо. Мой отец был участником этого проекта, – ответил я. – У него должны были остаться записи. Если я свяжусь с ним, то он может дать информацию.

Танкист посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, как на кого-то знакомого, но давно забытого человека, и никак не мог вспомнить, где же он его видел. Через минуты размышления, он решил спросить меня:

– Подожди, не твоя ли семья участвовала в разбирательстве «Зацветшая резня», которое произошло несколько лет назад?

– Участвовала, – подтвердил я слова человека. – Кто-то остался без работы и средств к существованию, а кто-то лишился родных и друзей.

– А это заражение вокруг может иметь отношение к технологиям, что у вас разрабатывали? – поинтересовался попутчик.

– Скорее всего да. По моим воспоминаниям отец с его командой разработчиков получали похожие результаты, но в лаборатории и под контролем ученых. Однако другие ученые, что продолжили работать с нашей разработкой после «Зацветшей резни», похоже не знали всех особенностей. Вот все и вышло из-под контроля.

– Так, это уже куда интереснее, – проговорил танкист, заметно оживившись, а затем дополз до места командира, включил рацию и надел наушники:

– Полковник, говорит лейтенант Митрохин… да, полковник… Нет, стоим. Наводчик обратился, заразил меня… Нет, я не на ходу, ноги не работают, ранены сильно. Тут такое дело, полковник… Сидит тут попутчик, который был жертвой по делу «Зацветшая резня», рассказывает мне некоторые факты об украденной технологи… Нет, полковник, не врет он, я уже видел его лицо. Не знаю, как он смог оказаться тут, в Питере. В общем, он может раздобыть информацию о том, как победить заразу… Да, точно, я узнал его. Можете сами взглянуть, – танкист включил маленькую камеру и повернул её в мою сторону, а затем выключил и после долгой паузы и продолжил: – Да… Да, хорошо товарищ полковник, понял… До связи.

Митрохин снял наушники и продолжил разговор со мной:

– Не знаю, что за совпадения такие, но полковник тебя откуда-то знает и подтвердил твои слова. Теперь наша задача сводится к тому, чтобы довезти тебя до Петропавловской крепости, где расположен временный штаб. Проблема в том, что я теперь не смогу управлять танком, так как скоро обращусь. Придется в быстром режиме научить тебя управлять им вместо меня.

По инициативе Митрохина мы упаковали Федора в мешок и привязали его в задней части танка. Лейтенант заметно приуныл, но в его глазах ещё блестел огонь надежды.

Попутчик объяснил мне буквально на пальцах как надо было управлять техникой. Хорошо, мои технические мозги понимали все это с полуслова, а навык езды на автомобиле ещё не пропал. Митрохин умудрился объяснить все это буквально за пятнадцать минут, а потом добавил:

– …и напоследок: здесь стоит автоматическая коробка передач, но можно включить принудительно пониженную передачу, чтобы проехать сложный разъезд. Например, когда будем переезжать трамваи. Не забывай, Питерские дороги сейчас завалены машинами и прочим транспортом и хрен его знает, что там под снегом ещё может лежать, – попутчик задумался на минуту, а затем продолжил: – Теперь самое важное. Пистолет, как я заметил, у тебя уже есть, но возьми ещё и мой. Когда я обращусь… Даже когда заметишь, что я буду себя вести как-то странно, издавать звуки или что-нибудь ещё – стреляй. Лучше в голову, чтобы наверняка и без мучений. Не хочу быть одним из тех уродов хотя бы одну минуту. – Митрохин затих, призадумался о чем-то, а потом взглянул на меня и продолжил. – Грустно осознавать, что тебе остается жить не более трех часов, а ты после себя даже ничего и не оставил.

– Человек рождается и умирает, кто-то раньше, кто-то позже. Это неизбежный биологический процесс. Ваш конец будет более определен, – процитировал я слова доктора.

– Тогда точно не стоит сидеть и тратить время просто так – сказал Митрохин, затем пополз и снова уселся на место командира-наводчика.

В танке нового поколения было всего два члена экипажа: механик-водитель и наводчик-командир. Здесь использовался автомат заряжания, поэтому надобность в заряжающем полностью отпала. Также разработчики объединили задачи наводчика и командира, заменяя две роли на одну – наводчика-командира. Удалось это сделать благодаря тому, что в качестве системы управления танком начали использовать удобные джойстики с рулями.

Я надел шлемофон, с помощью которого можно было общаться с Митрохиным во время движения танка. Ещё раз все обсудив, мы решили двинуться в путь, к Троицкому мосту, который соединяет нашу часть суши с Петроградской стороной Питера.

Зажглись три монитора. Левая, передняя и правая камера давали мне полный обзор вперед и в стороны, а при необходимости можно перенастроить камеру и взглянуть назад. Щелчок выключателем, и двигатель танка завелся, издавая рев двух тысяч лошадиных сил.

– Погоди, дай ему немного прогреться, – раздалось из моего шлемофона.

Не прошло и пяти минут, как на экранах стали мелькать силуэты. Их было порядка пяти – десяти человекоподобных существ и появлялись они из подъездов домов, магазинчиков и разных закоулков. Их явно интересовала наша машина, и они целенаправленно двигались к ней, однако глубокий снег не давал им это делать быстро.

– Я полагаю, это и есть зараженные? – спросил я Митрохина через шлемофон

– Именно. Услышали гул мотора. Поехали, пока их не набежала целая туча.

Джойстик медленно наклонился вперед. Увеличилось количество оборотов, двигатель стал работать громче, и машина медленно двинулась вперед. Набравшись больше энтузиазма, я наклонил рычаг сильнее, от чего машина неожиданно разогналась сразу до тридцати километров в час, выехав на середину бульвара. Глубокий снег такому зверю был не помехой, стоило только опасаться крупного мусора под снегом, который мог причинить ущерб гусеницам машины.

Парочке зараженных удалось приблизиться к танку и несколько раз укусить и ударить стального зверя, не понимая, что это вовсе не живое существо. Мы нисколько не обратили на них внимание, и продолжили разгон, пока все зараженные не остались далеко позади.

Через некоторое время мы выехали на улицу Типанова, а затем и на безлюдный и полупустой Московский проспект – прямая дорога к центру и Сенной площади.

Недалеко от центра нам начали встречаться «пробки» из машин, занесенные снегом, объехать которые не представлялось возможным. Наш танк беспроблемно переезжал их и двигался дальше.

Все то время, что мы ехали, я рассматривал город и приходил в ужас от того, что с ним стало. Разбитые витрины, брошенные машины, сгоревшие дома – все это было лишь каплей в море по сравнению с тем, что мы увидели на Сенной площади, когда туда наконец приехали.

Все пространство площади было занято мутировавшими людьми. Непроглядные тучи зараженных смотрели куда-то в одну сторону, противоположную от нас, и услышав шум приближающегося железного монстра разом обернулись. Какое-то время они стояли неподвижно, словно увидели чудо техники первый раз в жизни, но затем сорвались с места и бросились на танк.

– Лейтенант, что делать? – спросил я командира, попутно останавливая машину. – Назад, по другому маршруту?

– Нельзя, – сказал он с одышкой. – Во-первых, мать его, там везде капитальные бетонные баррикады… Во-вторых… они нас уже окружили, – небольшой монитор с задней камерой показал ещё одну толпу, выползающую уже из торговых центров и ресторанов центра города, замыкая кольцо вокруг нас. – Хоть мы и в танке, но большой и шумной толпой они могут накликать Жнеца, а от него точно спасения нет. Езжай напролом, – закончил танкист и несколько раз прокашлялся.

Танк рывком полетел в гущу толпы, снося зараженных как пушинки со своего пути. Несмотря на большую мощь двадцатитонной машины, преграда в виде зомби сильно тормозила нас. Повернув руль, я развернул машину и направил её на соседний проспект, который должен был вывести нас к мосту.

Впереди стояла маленькая полуразрушенная баррикада, размером чуть больше нашего танка. Одним махом, стальная машина на большой скорости наскочила на эту преграду, разнося и продавливая её, но что-то пошло не так – танк резко повело влево, и чтобы не угробить машину, я остановил её.

– Лейтенант, что делать? – спросил я в шлемофон, но в ответ тишина. Я обернулся назад и увидел, что мой компаньон уже лежал без сознания на полу машины, и тут я понял, что остался один на один со всеми навалившимися проблемами. Пытаясь самостоятельно разобраться, что произошло с танком, я решил немного сдать назад и вперед. Машина продолжила крутиться и я понял, что левый трак танка заклинило, поэтому мы наматывали круги вокруг левой стороны прямо на баррикадной куче, не имея возможности ехать прямо. Я включил пониженную передачу и попытался направить танк в правую сторону, но со стороны двигателя послышались неприятные рычащие звуки, а потом он и вовсе запыхтел, рискуя заглохнуть. Слева же от меня стали доноситься звуки скрежета и скрипа металла, отчего мне стало ещё более боязно. Заклинившая гусеница танка натянулась и могла в любой момент разорваться, следовало что-то делать, но на этом наши беды не заканчивались.

Пока я разбирался с танком мутанты постепенно взбирались на потерявшую ход машину и готовились атаковать нас более эффективным способом. В отличии от прошлых зараженных, эти вели себя более осмысленно и спокойно: они двигались к объективам видеокамер и предпринимали попытки сломать их, словно знали, откуда за ними наблюдают. Потеря обзора могла бы навсегда решить нашу судьбу здесь, а надеяться на обзор из маленькой щели особо не приходилось, учитывая что сегодня я первый раз в жизни сел за руль танка.

Произошло чудо: что-то звякнуло слева, танк чуть дернулся и поехал прямо. Я снова включил авто передачу, нацелился на нужный мне переулок и двинул вперед. Зараженные повалились с танка, все-таки разбив одну из камер. Экран этой камеры я переключил на заднюю, и заметил один странный объект, похожий на огромный не то червь, не то стебель, возвышающийся над площадью и наблюдавший за нами. Его рот напоминал бутон большого цветка, а его тело было похоже на толстую змеиную кожу. «Видимо, это и есть Жнец. Тот самый, о котором предостерегал меня Митрохин», – подумал я с холодным ужасом. Жнец не проявлял признаков агрессии, а просто смотрел. Он скрылся, когда потерял нас из виду, в этот момент мы уже спешно покинули площадь, а все зараженные остались далеко позади.

«Ну и мутантище», – пронеслось у меня в голове. – «Как такая махина могла вырасти всего за пять суток»? Однако мысль осталась без ответа. Улицы снова опустели, стоило нам покинуть площадь, и я вздохнул от облегчения.

Жнец явно влиял на зараженных на площади. Они вели себя более осознанно и скоординировано, чем другие, что я наблюдал ранее. Мутанты знали куда надо бить и что делать, чтобы обездвижить врага или нанести ему максимальный урон. Из-за своих мыслей, я полностью забыл про своего компаньона, процессы которого начали переходить на новый этап. Но пока он лежал на полу танка без сознания, тихо и незаметно.

Наконец, мелькнул Летний сад, и мы оказались на Дворцовой набережной, которая соединялась с Троицким мостом. Танк остановился, и я немного расслабился, судорожно выдыхая воздух. Камеры показывали, что противники вокруг не наблюдались.

– Все, лейтенант, мы приехали. Звоните… – сказал я, обернувшись, и кровь моя застыла в жилах.

Митрохин, полностью выпрямившись, стоял на ногах, немного пошатываясь. Он смотрел четко на меня, из его рта капала слюна. Глаза лейтенанта переливались кровавыми оттенками, лицо его стало красным как помидор, а руки тянулись прямо ко мне, в предвкушении возможности отведать моей плоти.

Медленно, не сводя глаз с Митрохина, я расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Лейтенант зарычал и кинулся на меня, к этому моменту пистолет уже смотрел ему в голову, и я выстрелил, прекратив мучения существа, бывшего когда-то человеком. С непривычки от грохота в замкнутом пространстве, я немного оглох, в ушах все зазвенело. Я свалился на пол и ощутил резкое бессилие, сравнимое с тем, что было у меня в больнице. Я попытался встать снова, однако организм меня не слушался, и я понял, что мне следовало немного отлежаться. Спустя несколько минут звон в ушах прошел, а организм снова стал возвращаться под мой контроль, лишь тогда я смог встать на ноги. «Бедный танкист», – взгрустнулось мне. – «Надеюсь, ты теперь в лучшем мире». Обойдя мертвого танкиста, взгляд которого был направлен в никуда, я открыл входной люк и вылез наружу, чтобы оглядеться и подышать свежим воздухом.

Уже совсем рассвело, на часах было одиннадцать. Тучи ушли, выглянуло солнце и на душе стало немного легче. Из-за домов виднелись частые клубы черного дыма, в некоторых домах были выбиты окна, двери. Редкие постройки уже успели полностью сгореть, а на некоторых дорогах были расставлены большие бетонные заградительные блоки, полностью преграждающие путь по ней, но некоторые из них были поломаны.

Река, примечательно, не была полностью замерзшей, словно кто-то постоянно ломал новый нарастающий лед, чтобы по ней могли ходить корабли.

Центральная часть города, где я находился, через систему мостов соединялась с Васильевским островом и Петроградской стороной, куда мы и держали свой курс. Все мосты были подняты, кроме тех, что соединяли нашу сторону и Васильевский остров: они были просто взорваны. Однако Биржевой мост, соединявший Петроградский с Васильевским островом, был все же опущен, на нем стояли двуногие существа, и не было понятно, являлись ли они мутантами или людьми. То же самое происходило и на другой стороне реки, где располагалась Петропавловская крепость.

Двуногие существа также размещались и на стенах этой самой крепости, и возле дорог, стояли возле моста. Я никак не мог понять, являются они мутантами или нет, пока не увидел, как по дороге преспокойно проехала танковая колонна, возле которой эти двуногие существа не шелохнулись, один из них даже закурил, а двое других достали бинокли и стали рассматривать что-то на моей стороне Невы. В этот самый момент я точно понял, что на той стороне реки заражённых не было, и что надо бы связаться с людьми, чтобы понять, что делать дальше.

Я вернулся в кабину, задраив за собой люк, запустил рацию на последней использовавшейся частоте, надел наушники и начал диалог:

– Ало, как слышно! Прием!

– Да, мы вас слышим. Назовитесь, – мгновенно ответил женский голос.

– Я не знаю номер машины, знаю, что со мной был лейтенант Митрохин.

– Десятка, понятно. Подождите одну минуту.

Рация затихла, а затем раздался серьезный мужской голос:

– Митрохин, как слышно, это полковник Зорин.

– Нет, это его попутчик. Митрохин обратился, пришлось его убить, – сказал я.

– Жалко, что это уже не Митрохин – сказал полковник с досадой. – Хороший был танкист, мастер своего дела. Ладно, мы видим твой танк. Готовься, сейчас опустим Троицкий мост. Ты должен без задержек пересечь реку, остановиться у набережной и выйти из машины.

– Сделаю, – закончил я.

Связь оборвалась, я уселся в кресло управления и стал выезжать на указанную часть моста.

Раздался громкий скрип, и крыло моста спешно опустилось. На мост выбежало около пяти солдат и остановилось, проверяя обстановку, затем один из них подал знак рукой, что можно проезжать. Я надавил на рычаг, и танк медленно тронулся. Боевая машина проехала между сопровождающих солдат, пересекла мост и остановилась. Мост вернулся в прежнее состояние, солдаты возвратились назад и окружили танк. Я выбрался из машины и ступил на асфальт, слегка покрытым снегом, а военные стали внимательно осматривать машину изнутри и снаружи. Девушка в военной форме, стоявшая неподалеку, обратилась ко мне:

– Полковник ждет вас. Идемте.

Мы пошли в сторону Петропавловской крепости, у её внешних стен нас ждал высокий человек в военной форме, на плечах которого красовались погоны с тремя звездами полковника. По пути к нему я обращал внимание на встретившихся мне людей и приметил, что у всех них был суровый и холодный взгляд, что могло свидетельствовать о крайне печальной ситуации

– Полковник, гражданский доставлен, – доложила девушка и отдала честь.

– Хорошо, рядовой. Вы свободны, – проговорил серьезный, но спокойный голос полковника.

– Есть! – ответила она и спешно направилась обратно.

Зорин долго и внимательно смотрел на меня – вероятно, о чем-то думал. От нетерпения пришлось прервать тишину молчания:

– Полковник, Митрохин говорил, что вы меня знаете.

– Как и всю твою семью, – начал он, поправив свой солдатский китель, а затем протянул мне руку для рукопожатия и мягко улыбнулся. – Иван Митрофанович Зорин. Рад видеть тебя.

– Я вас тоже, – добавил я. – Раз вы говорите, что знаете мою семью, почему я о вас ничего не знаю?

– Идем, прогуляемся по округе. У нас есть много тем для разговора.

Наш путь завел нас внутрь крепости. Мы зашли в какую-то дверь, прошли через некоторое количество узких коридоров. Последний поворот привел нас в небольшую темную комнатушку. Стены комнаты были очень старыми, делали их ещё в петровские времена, а реставрировали явно не в этом тысячелетии. В центре комнаты стоял стол, на нем располагался компьютер с небольшой стопкой бумаг возле него, к столу было приставлено несколько стульев. Слева, около стены располагался старинный стеклянный шкаф, внутри которого висела форма офицера семнадцатого века. Сразу за шкафом стоял ещё один, более современный, на передней панели которого горели лампы и монитор с разноцветными символами.

– Когда-то, – начал полковник, – это был секретный штаб Петра I, здесь он принимал секретные решения вдали от чужих глаз. История умалчивает об этом, но в нашем статусе ставки все об этом знают. – Полковник сел за стол, я расположился напротив. – Долгое время это место пустовало, но после отреставрировали, сделав частью музея. За месяц до начала всех этих катастроф, я настоял, чтобы этому месту вернули прежнее предназначение, чтобы в городе было несколько запасных штабов. Сейчас эта комната, пока что, единственное место в городе, где можно связаться с внешним миром. Вся остальная связь – чисто локальная, но сегодня во второй половине дня должны расширить радиус действия, чтобы войска могли получать приказ напрямую из Кронштадта.

Разговор с полковником затянулся. Как оказалось, Иван Митрофанович Зорин – так он полностью мне представился – был не только знаком с нашей семьей, но ещё и оказывал непосредственное влияние на неё. Зорин был лучшим другом моего отца, после окончания училища он перебрался в Петербург чтобы служить и выполнять все поручения государства, касательные военных дел, его подъем по карьерной лестнице был быстрым. Зорин активно помогал разведке в деле «Зацветшая резня», поскольку не мог не разделить общую беду с моей семьей и остальными учеными. По его наводке были схвачены некоторые наемники, но сам Грейстоун, к сожалению, пойман не был.

К началу катастрофы, Зорин имел уже звание полковника. Когда начались боевые действия, то высшее командование закрепились недалеко от Кронштадта, оставив в городе офицеров меньшего звания, в том числе и самого полковника. С таким званием и опытом он был единственным в городе среди командования, другие же офицеры погибли или пропали без вести. Бывших руководителей осталось мало, а тех, что способны принимать действительно эффективные решения, и того меньше. Поэтому полковника назначили командовать операциями шестой общевойсковой армии в качестве временного заместителя начальника штаба. К сожалению, полковник лишился своей жены и дочери после катастрофы, но подробности их гибели в нашем разговоре он не уточнил. Их смерть не свела его с ума так как это произошло с многими потерявшими, ведь от его работы и остальных солдат зависели жизни людей в городе.

Полковник поведал мне обо всем, что произошло за последнюю неделю, и полностью подтвердил слова, сказанные моим покойным попутчиком Митрохиным. Мутировавшие стволовые клетки, как позже добавил он, размножались в геометрической прогрессии (или даже быстрее), проникали в тела людей и молниеносно убивали живых. В самом начале катастрофы, когда клетки почти полностью захватили воздушные массы и людей всего мира, они стали достигать территорий с холодным климатом, их живучесть резко начала падать. Для сохранения своего вида, как утверждал Зорин, клетки мутировали и стали создавать ещё более ужасные вещи. Вместо убийства человека, они начали брать его мозг и тело под свой контроль, а так как в процессе жизнедеятельности человека генерируется тепло, клетки стали использовать его как инкубатор. Заражение теперь, по словам уже ученых, которые провели простейшие исследования в кратчайшие сроки, происходит только через укусы и порезы, создаваемые мутантами. И вот, спустя всего два-три дня, миллионы зараженных наводнили холодные города мира, чтобы начать распространять свою заразу там. Жнецы влияли на зараженных, делая их умнее, сильнее и скоординированнее. Это была новая угроза, с которой военные ещё никогда не сталкивались. Армия зараженных строилась из наших же людей, и любой раненый автоматически становился новоиспеченным солдатом армии мертвецов.

Оставшиеся страны замолкли прошлой ночью, лишь страны севернее Петербурга – Норвегия, Швеция и Финляндия – продолжали бороться до сих пор. Про остальные страны поговаривали, что им не хватило военного потенциала, чтобы отбиться. Четыре дня назад, когда пришли первые малочисленные волны мутантов, в городе уже активно строились баррикады. Умеющим стрелять давали оружие, мирных людей постепенно эвакуировали на северную часть города, а оборона пополнилась военной техникой. В метро тоже постепенно обустраивали баррикады и создавали подрывную команду на случай прорыва. И поначалу, все шло хорошо, оборона срабатывала на ура, но затем зараженные пришли миллионами. Строя живые лестницы, они перелезали через высоченные бетонные баррикады, темпа стрельбы солдатам уже не хватало для удержания волн, а в систему метро проник Жнец, распространяя заразу снизу. Чтобы изолировать север от центра, военные подняли мосты и взорвали все туннели метрополитена, соединяющие с центром. Между людьми и зараженными теперь стояла река, лед которой периодически ломали выжившие, а также несколько сотен метров обрушенных завалов в метро. Жнеца этот прием сильно задержал, но было неизвестно, в какой момент он мог прорвать подземные баррикады чтобы проникнуть на Петроградский остров. Очевидно, что примененная мера была временной, и перед командованием стояла задача в кратчайшие сроки убить монстра, пока он не выполнил свою задачу.

Зорин рассказал мне, что ожидается крупная наступательная операция для его уничтожения. После этого в силу вступит операция «Искра», суть которой – полная зачистка южных районов города от зараженных и возврат транспортного сообщения с другими отдаленными городами, оставшимися в живых. Сегодня военные подразделения шестой общевойсковой армии должны были собраться в городе чтобы приступить к операции.

Дальше наш разговор пошел о моем отце. Конечно же, дозвониться до него и узнать у него информацию не вышло – связи с Уралом не было. Однако мои воспоминания детства помогли дать ответы на некоторые загадки страшной болезни. Первое самое разумное предположение, которое мы с полковником смогли вывести о силе мутантов, свелось к наличию у них коллективного разума. Это заявление не было доказано кем-то, но могло иметь право на существование, поскольку пока не было установлено, имелся ли у них единый центр управления и что могло ими двигать, помимо заражения всех людей на земле. Вторая мысль, которая пришла мне в голову, касалась скорости мутации зараженных, которая достигалась возможностью быстро менять и перестраивать свой генетический код. Когда-то сам отец поражался этому явлению и тоже однажды упомянул при мне это. Хорошо, что нашлось хотя бы одно полезное применение моему постоянному самокопанию.

Затем разговор снова зашел об обсуждении плана ликвидации большого манипулирующего монстра, и честно, я не ожидал, что полковник захочет обсуждать военные темы со мной. Он предложил взять существо хитростью – выманить Жнеца в выгодном для военных месте и накрыть его ракетным ударом авиации. Для этого военные сделают имитацию наземного нападения, чтобы Жнец выбрался наружу. Известно, что монстр перемещается под землей по туннелям метрополитена и регулярно появляется из входа в метрополитен или из вентиляционной шахты, поэтому надо нападать возле этих мест. И делать это следовало большими группами, поскольку Жнец не должен был сомневаться в намерениях военных.

Кто-то позвонил Зорину и сообщил, что на Васильевском острове началось активное движение зараженных: высокая вероятность, что существо могло там объявится, и военные начали действовать. Колонна военной техники двинулась в сторону Биржевого моста, что соединял Петроградскую часть города и Василеостровскую.

Когда солдаты отступали из южной части города, Зорин был среди них и сидел в БТР с особой цветовой схемой. На нем он перемещался в первые дни апокалипсиса, пока не осел в одно месте. Тогда Жнец наблюдал за ним, и, вероятно, догадался, что это был автомобиль командующего, так как его защищали особенно сильно, а в бою он никогда не участвовал. Значит, если Жнец увидит машину снова, то нападет на неё при первой же возможности, чтобы попытаться уничтожить командующего.

Людей, способных управлять такой техникой, было по пальцам пересчитать, и все они были уже в своих машинах на пути к Васильевскому острову, ведь операция уже началась. Я не привык сидеть без дела и всегда старался максимально помочь своими действиями, поэтому я уговорил Зорина дать мне возможность принять участие в операции в качестве водителя БТРа. Тем более что управлять машиной некому, а учить на скорую руку времени сейчас уже не было.

Я спешно покинул крепость. До БТРа бежать пришлось недолго: он находился возле входа в артиллерийский музей, который располагался сразу за крепостью. У машины меня ждал человек:

– Привет, гражданский, – поздоровался со мной здоровый веселый паренек и пожал мне руку. – Иван Смольников, буду твоим командиром. Поговорим в дороге, сейчас по местам, – засуетился он.

Здоровый, сильный, дисциплинированный, продолжавший славную традицию своего прадеда, деда и отца – он уже долгое время служил на танке и имел большой опыт по управлению боевой машиной. Когда объявили тревогу, он находился в городе по случаю выходного дня и оказался буквально «запертым» на петроградском острове: мосты были разведены, а метро перекрыто. Через день пришли военные, по документам они восстановили пропавшего без вести Ивана и усадили за свободную машину. С его слов, новые военные машины выпускались с единой автоматизированной системой управления. Так что если у меня получалось управлять танком, то получится управлять и БТРом. Все это я узнал у него, пока мы стояли в танковой колонне и ждали приказа на атаку. И вот, по рации передали приказ об атаке.

БТР была более скоростная, чем танк, и управлять ей оказалось намного проще. Машина пересекла Биржевой мост и оказалась на Васильевском острове. На дороге, по которой мы двигались, находилось огромное количество трупов зараженных, военных и мирных жителей, слегка занесенных снегом. «Наверное, страшная была бойня», – пронеслось у меня в голове. Справа по набережной вдалеке был виден хвост танковой колонны, которая постепенно перестраивалась в боевой порядок.

– Давай за ними, догоняй, – приказал мне Смольников.

Один за другим танки поворачивали налево вслед за колонной и скрывались из виду. Вскоре и наша машина достигла этого поворота, но Ваня приказал остановиться:

– Тормози, у нас другая работа.

– Разве мы не должны следовать за ними? – поинтересовался я.

– Хорошо, что ты гражданский, не то бы прикрикнул жестко: отставить разговоры, – молвил он с упором на последние слова. – Но раз ты человек не военный, то слушай и запоминай. Они пошумят и выкурят его наверх, а мы повернем и выманим его уже на открытое место. Остальное сделает авиация и тяжелая артиллерия.

– А с ними что будет? – спросил я Смольникова.

Иван тяжело вздохнул и добавил:

– Я думаю, не самый лучший конец. Но не смей предупреждать их об этом по рации, они не должны ничего знать, чтобы не сбежать, не то вся операция сорвется.

– Но так нельзя, – сказал я с разочарованием. – У них могут быть семьи, дети, они может даже не попрощались с ними, а их посылают на смерть, говоря, что это очередная наступательная операция.

– Знаю, – добавил Иван, – мне тоже их жалко. Но такова жизнь солдат. Жнец не клюнет и не вылезет, если они начнут побег. Это малая жертва, чтобы спасти город и всех остальных.

Добавить было нечего, так что я повернулся обратно к смотровым мониторам машины и начал внимательно изучать передаваемое мне изображение.

Это был Средний проспект. В семистах метрах от нас на проспекте находилась станция метро Василеостровская. Техника выстроилась елочкой возле неё, и пулеметы, которые на них располагались, расстреливали зараженных, выбегавших толпами из недр станции. Помимо этого танки периодически постреливали из пушек, одновременно создавая большой урон выбегающим толпам и эффект наступательной операции.

– Приготовься, танкисты фиксируют подземные толчки, – сказал он мне, а потом обратился к руководству: – Штаб, это «Подсадная утка», цель близка, приготовьтесь нанести удар.

Что-то огромное, мощное вырвалось из земли, разметав вестибюль станции. Сквозь пелену образовавшийся пыли просматривался Жнец, и техника незамедлительно открыла по нему огонь. У монстра была удивительно прочная шкура, которая гасила удары снарядов и пуль, выпускаемых солдатами, и не позволяла причинить ему какой-либо ущерб.

Жнец действовал молниеносно. Взмахами своего хвоста он переворачивал боевую технику вверх дном, а затем наваливался всем своим весом, сдавливая насмерть сидящих там танкистов. Когда последний танк полыхнул ярким пламенем, солдаты разбежались врассыпную, но, как и говорил командир танка, все они были обречены. Наконец, Жнец обратил внимание на нашу машину и начал стремительно приближаться, попутно подгоняя своих двуногих безвольных рабов.

– Назад, к площади! – вскрикнул Иван.

Я развернулся и дал по газам, двигаясь по набережной прямиком к Стрелке и заманивая монстра в запланированную ловушку. Но Жнец, не смотря на свои габариты, был быстрее и постепенно нагонял нас.

К тому времени, когда машина доехала до первого маяка на площади, Жнец уже появился из-за домов и находился в прямой видимости, до нас ему оставалось всего лишь двадцать метров. Зараженные, что бежали за ним, теперь направились в сторону Биржевого моста, пересекая тем самым линию фронта. Техника и пехота, охранявшая мост, открыла непрерывный огонь по зараженным, но их было слишком много, чтобы дать достойный отпор. Перебравшись на другую сторону, словно муравьи, они стали разбегаться по улицам Петроградки во все стороны. При таком раскладе стало ясно только одно – сегодняшний день закончится либо разгромом Петербурга, либо смертью Жнеца.

– Давай к другому маяку, будем кружить, а я сообщу, чтобы с крепости подсветку для авиации включили, – сказал Иван. В воздухе уже загудел шум приближающихся самолетов, а ротовая полость большого змея замерцала красной точкой лазера, все было готово к удару. Чуя неладное, монстр двинулся еще более стремительно, чем раньше, пытаясь достать нас во что бы то ни стало. Как ни крути, уловка удалась, и монстр купился, выбравшись на открытое место.

Жнец достиг нас быстрее, чем мы доехали до второго маяка. Монстр замахнулся хвостом и ударил им сверху вниз, пытаясь раздавить нас. До этого БТР успел сделать резкий маневр в сторону, и хвост монстра попал только по асфальту, разметав в стороны его куски. Осознав свою ошибку, змей решил действовать по-другому, и вместо замаха сверху решил ударить слева-направо. Я дал задний ход, но мы не успели увернуться от него. Удар получился мощным и тяжелым, и БТР с разворотом отлетел в сторону. Машина ещё прокручивалась какое-то время, её правая ходовая сторона выломалась наружу, теряя возможность самостоятельно ехать. Нас внутри резко дернуло, и мы повалились со своих мест, а машина продолжала крутиться, медленно останавливая свое вращение, и в конце рухнула одним концом на нижнюю набережную, встав по диагонали.

В себя я пришел удивительно быстро:

– Ваня, ты как? БТР больше не сдвинется, надо убегать, – сказал я и потряс потерявшего сознание Ваню, отчего он начал приходить в себя.

Я высунулся из машины, чтобы рассмотреть обстановку, но все, на что я уставился – это было приближающиеся тело и пасть Жнеца. «Это конец», – пронеслась пессимистическая мысль в моей голове. Но на морде монстра вовсю сверкали яркие красноватые проблески лазера, а гул самолета усиливался.

– Прячься, дурак! – выкрикнул высунувшийся Иван, поняв, что сейчас будет удар, а затем схватил меня за плечи изатащил внутрь машины, захлопывая люк. Только он сделал это, как тут же ударили ракеты по телу Жнеца. Удар был настолько сильным, что наш БТР затрясло от взрывной волны, и он свалился с уступа, принимая горизонтальное положение. В стороны полетели ошметки монстра, однако он все ещё шевелился и был вполне боеспособен.

Монстр издал громкий истошный крик о помощи, и на его зов кинулись все ближайшие зомби, пытаясь уберечь монстра от гибели. Авиация пошла на второй заход, запуская в существо ещё одну кучу ракет, пока тот приходил в себя. Второй удар разметал его вторую половину тела, окончательно приговаривая мутанта к смерти, а также других подбежавших уже зараженных.

– Господи, как башка раскалывается, – проговорил Иван, поглаживая набухавшую шишку на затылке, когда уже все стихло и успокоилось.

– Погоди, – стал успокаивать его я. – Вылезем наружу, снег приложишь.

– Ага, доктор хренов, – усмехнулся он. – Весь снег в жнецовском срачельнике, измажусь только.

Зазвучала рация. Иван подполз к ней и принял сообщение от полковника.

– Ну что, как там обстановка? – спросил я у Ивана, после того, как он закончил разговор.

– Что можно сказать… – начал он, не переставая гладить шишку. – Жнеца убили, это хорошо. Остались небольшие разбросанные силы зараженных, с которыми сейчас разбираются военные вертолеты. Сказали сидеть тут и ждать, пока все не станет относительно спокойно.

Несколько минут спустя взрывы стали заметно удаляться, и Иван не выдержал ожидания:

– Эх, хрен с ним. Погнали наружу, а то тут задохнуться можно, – добавил он и полез на свежий воздух, прихватив с собой автомат.

– Ладно, идем, – добавил я неуверенно и последовал за ним. Мы спустились на набережную, проверяя отсутствие зараженных поблизости, затем поднялись наверх, где стояли колонны. На площади мы наблюдали повсюду разбросанные останки убитого Жнеца, а также большой остов тела монстра, который от него остался. Это была прочная дугообразная кожа, отдаленно похожая на кожу змеи. Она выглядела как большая надкушенная луковица без сердцевины, а изнутри казалась кроваво-грязной и гнилой.

– Ну и громадина, – присвистнул громко Иван. Его свист услышала парочка уцелевших зараженных, которая, завидев нас, сразу же стала убегать, но автоматная очередь Ивана мигом остановила их план побега. После, Иван вальяжно уселся на скамейку, предварительно скинул с неё куски мяса убитого монстра, а я присел рядом.

– О чем думаешь, браток? – спросил меня товарищ по оружию, потом слепил из снега что-то вроде плоского комка и приложил к больному месту на голове.

– Думаю, что же теперь делать. Жнец убит, треть города в руинах. Что будет дальше?

– Не знаю, – ответил он и развалился на скамейке ещё более расслаблено.– Меня лично волнует, что происходит здесь и сейчас. Хотя место это веселое, помню по своим приключениям.

– У меня тоже здесь одно приключение было.

– Что, первая свиданка была, да, да? Да, свиданка… – затянул Иван с усмешкой и по-братски ударил меня по плечу. – Все тут свиданки любят проводить, – молвил он деловито. Этот парень казался мне серьезным и дисциплинированным только во время военных операций. Во всех других случаях, наверное, как и все военные, он был просто веселым дружелюбным парнишкой, который часто любил повеселиться и подурачится от души.

– Не совсем, первое знакомство, – решил рассказать я ему. – Летом, в теплую погоду, вечерами сюда приходят танцевать люди. Отдохнуть, расслабиться от всего. И я был среди них. Долго ходил, даже получалось сносно. А потом познакомился с одной очаровательной особой. Но лучше бы этого не делал. Плохое место.

В голове странным образом загудело, засвистело, закружилось, в глазах все побежало. Затем началась страшная головная боль, отчего я схватился за голову и упал на колени от нахлынувшей слабости. «Лекарство принять забыл…», – пронеслось у меня в мыслях перед тем как я потерял сознание.

***

Я очутился в палате в больнице. Она была полупустой, всего три кровати были заняты больными. Ко мне сразу же подошла медсестра и сказала:

– Хорошо, что вы проснулись. Аппарат выявил странную уязвимость вашего заболевания и, пока вы спали, вас прооперировали, – добавила медсестра и поправила мне бинт на голове.

– А где полковник, где Иван? – спросил я у медсестры. – Это что, был сон?

– Конечно, это был сон, – радостно и наивно ответила мне она. – Вы полностью здоровы, в больнице. Ещё чуть-чуть полежите и мы вас домой отпустим.

На душе ощущалась легкость и радость. Снега не было, зеленая трава виднелась за окном, пели птицы. Я достал телефон и обнаружил, что родители мне прислали смс, как и обещали: «Где ты там? Как ты поживаешь? Отцу большой грант дали за его проект „Автор“, скоро к тебе в гости приедем в Петербург. Не забудь голову перевязать, а то кровь вся вытечет».

«Странное какое сообщение», – стал я размышлять, попутно отключая телефон. – «Родители же не были в курсе, что я оперировался. Вообще не знали, что я болел, откуда они знали про перевязку?»

Я встал с кровати и подошел к зеркалу. Не знаю, почему, но мне сильно захотелось снять эту перевязку и посмотреть, что под ней. Рука стала медленно снимать бинт, слой за слоем раскручивая все более краснеющую ткань. Последний оборот, и к ужасу я обнаружил, что разрез, через который удаляли болячку, не был зашит. Более того, он обильно испускал кровь, а из него стала… высовываться рука?

– Сестра, сестра! – выкрикнул я с ужасом и оглянулся. Все люди в палате начали превращаться в странных существ и подниматься со своих кроватей, за окном солнце скрылось, стало темно как ночью, а медсестра неожиданно поросла волдырями и опухолями, её руки стали удлиняться в мою сторону. И чем ближе были её руки ко мне, тем больше набухали эти наросты.

«Господи, что это! Нет, нет». Я схватил первое попавшиеся под руку и стал отмахиваться от её рук, но все было бесполезно. Конечности медсестры полностью игнорировали мои воздействия на неё, как бы сильно я не старался этого делать. Превратившиеся в странных и непонятных существ монстры подбежали ко мне с двух сторон и схватили меня, медсестра дотянулась до руки, торчавшей из моей головы, и стала тянуть изо всех сил, причиняя ужасную боль. Я закричал – это единственное, что мне оставалось делать.

– Это сон! Это сон! Это сон! – вскричали мысли в моей голове, когда я проснулся.

Голова, как и все тело, были тяжелыми, словно чугунными, открыть глаза и смотреть было не менее тяжко. Я напрягся, пытаясь открыть их, но мне не удавалось, видимо нужно было время. Организм постепенно приходил в себя от случившегося приступа, с каждой новой минутой я начинал ощущать каждую часть своего тела все больше и больше. Сквозь темноту в щель открывающихся глаз ударил узенький лучик желтого света не-то свечки, не-то лампы. Вскоре, глаза открылись шире, и по находившимся рядом другим кроватям, я понял, что оказался в больнице. Позже, я начал чувствовать себя гораздо лучше, продолжил шевелиться более активно, попытался сесть. Затем пришли врачи и рассказали мне, что же со мной произошло.

После приступа на Васильевском острове, меня сразу же отвезли в госпиталь, где меня постепенно откачали, а через два дня я и очнулся. Ко мне приходили полковник и Иван, пока я был без сознания, но больше внимания мне оказывали доктора и медсестры, проверяя мое состояние. Они не сомневались, что это симптомы онкологии, но подробностей не имели, пока я не показал им распечатанные бумаги и их копии на электронном носителе – результат работы аппарата Зеленкина. Решение очевидное – операция и химиотерапия, но такие сложные и дорогие вещи в их больнице не делали, нужно было специальное оборудование. Через какое-то время меня снова навестил Зорин и рассказал о том, что я, собственно говоря, пропустил.

После гибели Жнеца, как и предполагалось, зараженные перестали проявлять наступательную инициативу и стали скрываться при первом визуальном контакте с человеком, особенно когда людей было с десяток и больше. Прилетевшая вовремя вертолетная авиация оперативно зачистила городские кварталы от заражённых, стараясь не навредить инфраструктуре города. Немногие выжившие из других стран, кроме стран севера, стали стекаться в наши города, спасаясь от бесчисленных орд зараженных. На связь вышла Финляндия, Швеция, Норвегия, которые уверенно держали северные территории.

Полковник разговаривал со ставкой, и они условились принять меня в Москве, чтобывыяснить, что мне известно об этом заражении. Ученые начали делать открытия, находя взаимосвязь между зараженными и Жнецом. Но для начала мне предстояло серьезное лечение, чтобы можно было продлить мою жизнь.

Через два дня меня перевели в другую больницу, где работали лучшие, а может и единственные, хирурги и врачи-онкологи в городе. Операция прошла без каких-либо осложнений и приключений, все было четко по плану. Далее были два курса химиотерапии и небольшое восстановление. Снимки показали, что опухоль была удалена без проблем, однако метастазы все ещё оставались в организме. Как и говорил врач, вопрос о выздоровлении тут и не стоял, только продолжительность жизни.

Всего на восстановление у меня ушло полтора месяца. Тогда, в последний день в больнице, я стоял перед зеркалом, застегивая пальто, и молча рассматривал свою голову, которая на месте заживающего шва стала, наконец, зарастать волосами. Прическа была ужасной, и я закрыл её, надев бандану байкерской расцветки.

В Петербург пришла весна: растаял снег, солнце стало светить чаще, что совсем не свойственно Питерской серой погоде. Ученые беспокоились, что заражение снова пойдет по воздуху – теплому и влажному, но этого почему-то не происходило. В самом Питере полностью избавились от зараженных и их следов, постепенно налаживая инфраструктуру города и пригородов. Некоторые сгоревшие дома или целые кварталы были полностью снесены строителями, и теперь появилась много площадок для нового строительства в городе. Появилось транспортное сообщение с другими выжившими городами, и продуктовые магазины наполнились едой и товарами. Военные начали часто проводить рекогносцировку2 местности, патрулируя границы, но зараженные больше не нападали на Петербург после смерти Жнеца. В город вернулся свет, тепло, запустили интернет и некоторые интернет ресурсы, в том числе и социальные сети, но спрос на них упал. Люди стремились уйти от пережитого, больше общаясь и контактируя друг с другом.

Мне предстояла поездка в Москву и общение, если не с правительством, то уж точно с ведущими учеными-исследователями, которых могла интересовать информация по поводу стволовых клеток и слабых мест зараженных. Уже к концу апреля я вернулся, в теперь уже свою квартиру, так как хозяйку признали пропавшей без вести, а потом я начал собирать вещи.

Все время после больницы, я искал Александра, его семью, его девушку. Оказавшись в его доме, я не встретил никого, даже следов его присутствия тут не было. Военные, проверявшие этот дом, также не нашли следов выживших или зомбированных. На душе было грустно: «Несправедливо это – его не стало, а я продолжаю жить, несправедливо», – пробегало в моей голове.

В день моего отъезда, в позднее время весны, я весь день гулял по Питеру ирассматривал его достопримечательности, будто видел их в последний раз.

Возле Дворцовой площади я встретился с одним странным стариком.

– Ты! Да-да, ты! Слушай, – обратился ко мне он. Человек был одет в лохмотья, небольшого роста и сутулый, но это никак не мешало ему активно жестикулировать руками и перемещаться взад и вперед, доказывая мне свою правоту. Несмотря на это, я был единственным человеком на площади, кто с ним общался, остальные будто бы не слышали его и не видели. – Грядет эпоха новая, знай же! Придет безликий, явится армия его металлом сотканная. На закате апокалипсиса сверкнут лучи железного огня, и внемлют люди голосу разума и логики, что этот безликий принесет. Будет новый страж и новая эпоха для всех живущих на земле!

«Бедный дед, совсем с ума сошел!», – подумал я, пока он продолжал мне что-то ещё рассказывать. Не дожидаясь его новых доводов, я отправился дальше.

И ведь часто такое бывало с людьми в дни сложностей и ужаса. Они сочиняли себе богов, сверхъестественную силу, духов, что всегда придут, помогут и защитят. К сожалению, это была всего лишь фантазия, а фантазиям, как известно, не суждено покинуть человеческий мозг и воплотиться в реальности. К сожалению, или к счастью. Однако, с другой стороны, в черную и бескомпромиссную эпоху людям, жизнь которых будет обречена, надо во что верить, чтобы продолжать бороться и жить дальше.

На Васильевском острове – том самом, на котором произошло два важных, но нехороших события моей жизни, я заметил, что люди снова стали танцевать и веселиться, как раньше, словно они и не прекращали своего веселья. Это удивительное зрелище, когда город, наполовину опустевший и разоренный, начинает снова возвращаться к обыденной жизни, а сами люди, несмотря на пережитые потрясения и боль, веселятся и отдыхают вновь. Как это ни печально, обыденной жизни, такой, как раньше, возможно, уже никогда не будет – с вечно шатающимися туристами, задорными и наивными иностранцами, с шумом дорогих и не очень авто, с шумными красивыми вечерами и изобилием продуктов и товаров в магазинах. Осадок от этой катастрофы останется и будет выводиться десятилетиями, даже людям не суждено теперь жить так, как жили они раньше, как раньше они старели, нянча своих внуков и правнуков. Но людям, этим танцевавшим людям, было все равно, они просто продолжали изливать огонь страданий, воплощая его в красивый красочный танец. «Я бы снова хотел станцевать с ними, может, снова встретить свою любовь, а потом… А потомопять скатиться в депрессию? Ну уж нет!», – столкнулись между собой потоки моих мыслей. «Пожалуй, оставлю это для следующей жизни, в этой с меня хватит».

Вечером, когда уже стемнело, на вокзале меня провожали Зорин и Иван Смольников. Это был уже не тот Московский вокзал, что раньше. Когда-то здесь всегда было много людей – веселых и не очень, было шумно, что-то объявляли по громкой связи. Поездов всегда было много, все они пронзительно поскрипывали, а в воздухе витал запах жженого угля. Теперь здесь было все по-другому, словно вырвали кусок одной жизни, и заменили другим. Людей тут было немного, некоторые рыдали, провожая своих родных, другие просто молчали и о чем-то думали. Поезда теперь загружались только по одному и большая часть вагонов у этих поездов были гружены снаряжением и техникой.

– Рад тебе сообщить – в Москву ты поедешь не один, – заговорил полковник радушно. – Вот, Ванек с тобой поедет. Вдвоем будет веселее.

– А вы не едете? – спросил я Зорина.

– А мне не положено покидать город. Ты же знаешь, мне как руководителю шестой общевойсковой армии надо защищать границы от зараженных и поддерживать порядок на улицах. Меня признали хорошим руководителем, наверное, повысят в звании и должности, так что я останусь тут, на посту.

– Жаль, товарищ полковник. Ну, если вдруг объявится хозяйка квартиры, то передайте ей это, – добавил я и передал Полковнику связку ключей.

– Хорошо, передам, – ответил полковник, мягко улыбнувшись, и положил связку в карман. – Вань, – обратился полковник к Смольникову, – парень после операции, помоги ему с сумками.

– Есть, товарищ полковник, – сказал Иван с энтузиазмом, и понес чемоданы в поезд, я, было, хотел перехватить их, чтобы доказать, что не следует принижать мои физические возможности, но Иван настоял на своем.

Полковник подождал, пока парень скроется в поезде, и начал говорить со мной уже на другую тему:

– У Ивана больше никого не осталось, в депрессии сидел последние три недели, не просыхал. Надеюсь, ты не против попутчика, ему развеяться надо, приключения половить, а то пойдет концы сводить. Парень он отличный, ты знаешь – шутит много, верный товарищ. Защитит, прикроет, поможет силой, если что. Да и вдвоем веселее будет.

– Не против, – ответил я полковнику.

– Тему семьи не поднимайте с ним, хорошо? – попросил Зорин, я кивнул в знак утверждения и продолжил слушать. – Веселитесь, гуляйте по Москве, она вообще не пострадала от катастрофы. С учеными разговаривай по существу, лишнего ничего не говори. – Полковник задумался на минуту. – И ни слова об онкологии! Ясно?

– Ни слова, – сказал я.

– Сделано, полковник, – ответил Иван, вернувшись после того как отнес вещи в вагон поезда.

Мы поболтали ещё на нейтральные темы, а затем проводница стала постепенно загонять всех пассажиров.

– Ладно, орлы, дерзайте. Счастливой вам дороги! – сказал нам полковник напоследок. – А то поезд без вас уедет.

Мы попрощались с полковником, зашли в вагон и расположились в купе. На весь вагон было всего три человека: мы с Иваном и какой-то инженер-технолог в другом конце вагона. Путешественников, видно, теперь совсем не много, да и путешествуют они сейчас только по делу. Самолеты, как уверял меня полковник, ещё не летают, так как военные опасаются новой напасти со стороны зараженных в небе. Не знаю, как это возможно, но раз этого опасаются военные, то этого действительно стоит опасаться. Так что вместо самолета, на что я надеялся, мы расположились в вагоне поезда, который будут охранять военные солдаты и патрули на станциях.

Поезд тронулся, и как подобает традициям, Зорин помахал нам вслед рукой. «Хоть и полковник, серьезный военный, а общается с нами, как со своими сыновьями», – подумалось мне. Мою голову терзала смутная навязчивая мысль, что, возможно, я Зорина больше никогда не увижу. Может, случится что-то со мной, или ещё что произойдет.

Мол, застряну там, в Москве, или ещё что хуже… Однако я старался не допускать этих мыслей, Зорин на сегодня – единственная связующая нить, которая соединяет меня и память о моей семье. И вот, похоже, теперь и меня начала захлестывать депрессия.

Застучали колеса, поезд стал выходить за пределы города. За окном было сумрачно и темно. Сверкающие окна города уходили все дальше и дальше, оставляя нас одних.

Город полностью скрылся из вида, за окном периодически мелькали огоньки не то военной техники, не то фонарей рабочих. Медленно покачивающийся поезд начал убаюкивать и затаскивать в сон. Мы расположились каждый по своим койкам и улеглись спать. Иван уснул достаточно быстро и захрапел, а вот мне все не спалось: прокручивал в голове все, что произошло, происходит, и что будет происходить с нами в этом приключении. Благо, голова уже полностью зажила и постепенно обрастала волосами, лежать на подушке стало совсем не больно. И я, наконец, погрузился в глубокий и спокойный сон.