Читать книгу В саду Эдема я смеялся громче всех. Остросюжетный роман-аллегория - AS Konstantin - Страница 3

Не доехав пары кварталов до моего дома, такси угодило в пробку.

После разговора с Эмилией мне совершенно не хотелось растрачивать время на подобные пустяки.

Я ужасно спешил. Спешил дышать, чувствовать, жить. Делать все что угодно, разве что не торчать в этой проклятой колымаге.

Заплатив водителю, я вышел.

С первых шагов по пыльному тротуару мои глаза стали пожирать окружающий мир.

А мысли… Их сейчас было столько, что голова попросту разрывалась на куски.

Никогда ранее я не думал, что человек, который умрет в конце лета, больше никогда не увидит осень, как, впрочем, он больше никогда не увидит зиму и весну.

И вообще, разве способен человек вообразить, сколько всего он не увидит после своей смерти? Думаю, вряд ли.

Жуткая нелепость: глазея по сторонам, я и не заметил, как налетел на необъятную женщину, которая несла в обеих руках по набитому пакету.

Хоть удар и вышел мягким, но меня здорово отпружинило назад.

Пока же я старался обрести потерянное равновесие, ручка на одном из ее пакетов лопнула, и на тротуар стали сыпаться какие-то макароны, консервы, сахар, чай, арахисовое масло…

– Слепой идиот! – завопила она голосом, способным перекричать, наверное, симфонический оркестр. – Не видишь, куда ты прешь?

Я вспомнил эту женщину. Она частенько проплывала мимо моих окон с такими же набитыми пакетами.

Не знаю, мне всегда было как-то жалко ее. Иногда даже хотелось выйти и помочь ей отнести пакеты. И разумеется, я ни разу этого не сделал. Возможно, потому что стеснялся. Или, скорее, потому что мне было наплевать.

Вот и сейчас стеклянными глазами я наблюдал, как она не может нагнуться, чтобы собрать продукты.

– Чего застыл? Иди и немедленно помоги мне. Ты что, глухой?

Конечно же, мне следовало сразу извиниться и помочь. Но я не смог. Просто не смог. И более того, внутри меня возникло чувство полнейшей отрешенности от происходящего.

Я воспринимал эту женщину как нечто нереальное. Будто она сама состояла из арахисового масла. Казалось, тронь ее, и на пальцах останется липкая масса.

Но вышло иначе: она первая потянула ручищи к моим плечам, и, ощутив это прикосновение, я взорвался.

Отпихнув ее руки, я пнул упаковку с макаронами.

Не выдержав удара, упаковка лопнула, и, подобно праздничному салюту, во все стороны разлетелись причудливые завитушки.

– А-а-а-а! – воинственно прокричал я и принялся топтать сахар.

– На помощь! – затрубила необъятная женщина. – Это псих. Держите его. Он хочет меня убить.

В ее призыве прозвучало нечто, присущее слепому фанатизму. Оно мгновенно заполонило собой окружающее пространство, начав ощущаться практически буквально.

Откуда-то выбежали несколько мужчин в рабочей одежде.

Подзадориваемые визгом необъятной женщины, они попытались скрутить меня.

Но не тут-то было: дернувшись, я вырвался из их рук и ударил ближайшего рабочего кулаком в лицо. Затем я ударил следующего и следующего за ним.

Глаза налились кровью. Я полностью вышел из себя, а потому бил яростно и беспощадно, на некоторое время даже посеяв смятение в их рядах.

Но исход битвы всегда непредсказуем: появились еще рабочие.

Ощутив численный перевес, мои противники воспряли духом и переменили стратегию: они попросту навалились на меня всей своей потной массой.

Зажатый, будто в тисках, я шипел, нанося редкие слепые удары по телам рабочих, одновременно терпя побои и от них.

Положение становилось хуже некуда.

К тому моменту рабочие не на шутку разозлились, а в дополнение ко всему сама необъятная женщина вцепилась мне в волосы с явным намерением добыть себе трофейный скальп.

К счастью, мое линчевание предотвратила подоспевшая полиция.

Офицеры без разбора принялись хомутать всех участников баталии и далее растаскивать по патрульным машинам.

Когда в машину волокли меня, я успел разглядеть добрую толпу зевак, уже окруживших место битвы; некоторые из них подбирали с тротуара продукты.

Всех доставили в местный полицейский участок, где рассадили в подвале по отдельным камерам.

Громче других, естественно, возмущалась необъятная женщина.

Еще приблизительно час ее дикие вопли сотрясали затхлый воздух подвала.

Но вот все стихло.

Про аресты я знаю одно: если тебя арестовали, лучше заткнись и жди своего адвоката. А мой адвокат, мистер Лаки, определенно этого заслуживал.

Мистера Лаки мне порекомендовал господин Магнус – человек, о котором вслух лучше не говорить.

Итак, мистер Лаки…

Чтобы стало ясно, вспомните истории публичных людей, имевших неосторожность впутаться в грязную уголовщину, но вскоре полностью оправданных судом.

Подобных историй очень много, и невзирая на различия, имеют они любопытную схожесть: интересы подсудимых представлял мистер Лаки.

Я наотрез отказался давать показания некоему лейтенанту Иклину, испросив свое право на один телефонный звонок.

Спустя три часа дверь моей камеры отворилась, и меня проводили к выходу из полицейского участка, а снаружи ожидал улыбающийся мистер Лаки.

Я был свободен.

Адвокат любезно предложил подвезти меня до дома. Едва ли я был в силах отказаться.

В целом поездка оказалась приятной.

Я узнал, что напавшие на меня рабочие-нелегалы будут высланы из страны уже к концу недели. По такому случаю мне даже выразили благодарность от департамента полиции. Якобы за неоценимую помощь в их поимке.

Необъятная женщина также приносила мне глубочайшие извинения.

Браво, мистер Лаки, – несомненно, вы стоите своих денег.

Машина плавно остановилась напротив моего подъезда: пора было выходить.

Любопытно, но ни в полицейском участке, ни по дороге сюда мысли о скорой собственной кончине совсем не беспокоили меня.

Утренний разговор с Эмилией я вспомнил только сейчас, в момент, когда машина мистера Лаки исчезла за поворотом.

Страх и неизвестность окутали вновь.

Я бегло огляделся.

Ничего нового: вечернее зарево огнем заливало небеса. Редкие прохожие. Дети, гоняющие по двору мяч, а еще соседка, вытряхивающая коврик прямо из окна.

Я понял, что безумно устал и хочу домой.

Квартира досталась мне от тетушки, скончавшейся четыре года тому назад вследствие сердечной недостаточности.

Обычная трешка на втором этаже, чьей роскошью были высокие потолки, застекленная лоджия да раздельный санузел.

С ремонтом никак не получалось. Вероятно, потому что, в отличие от тетушки, стремление к домашнему уюту было мне чуждо. Хотя нет, скорее, я просто не хотел задерживаться здесь надолго.

Вероятно, в фантазиях любого человека существует его идеальный дом. И неудивительно, что нечто подобное когда-то зародилось и у меня.

Вот там, в доме мечты, были бы и ремонт, и уют. И как горько – тот дом мне уже никогда не построить. Остается лишь равнодушно перешагнуть порог тетушкиной квартиры.

Не снимая обуви, я прошел на кухню, попутно бросив на стол ключи и мобильный телефон.

Поразительно, но в течение дня мне никто не позвонил. Даже Стелла…

Такая мысль несколько огорчила.

И внезапное:

– Осел! – в сердцах вскрикнул я, хватая телефон. – Ты же сам его отключил около клиники.

Едва аппарат вернулся к жизни, как начали поступать уведомления о пропущенных вызовах.

Что-то было по работе, еще какие-то незнакомые номера и да – она. Значит, она переживала.

Удовлетворенный, я широко улыбнулся. Пускай и немного рано – ведь после такого продолжительного молчания Стелла, несомненно, в бешенстве.

Необходимо было дать о себе знать.

Перед звонком я решил освежиться: оттягивал момент.

Ну что мне ей сказать? Вся наша жизнь рухнула. Как такое можно объяснить?

Нагнувшись над раковиной, я наполнял ладони холодной водой и ополаскивал лицо. Раз за разом. Никак не мог остановиться.

Приятно удивило, что во время драки по лицу мне так и не попали.

Мда… Даже в ночных кошмарах не приснится день, который мне выпало сегодня пережить.

Сквозь шум воды я услышал телефон.

Сердце тревожно дрогнуло: без сомнения, это была Стелла.

Времени для раздумий не оставалось.

Я решил ничего не говорить ей о болезни. Во всяком случае, пока. Дальше посмотрим.

Наспех вытерев лицо и руки, я вбежал на кухню и сходу ответил на звонок:

– Милая, прости. Я только сейчас заметил, что забыл включить телефон.

Никто не ответил.

– Стелла, пожалуйста, только не молчи. Я говорю тебе правду…

– Простите, – перебил глубокий мужской бас. – Мне нужен человек по имени Летран Тларир.

Вот так неожиданность. Зря я прежде не взглянул на номер, с которого звонили. Теперь уже поздно.

– Это я. Здравствуйте. Кто говорит?

– Здравствуйте, Летран. Называйте меня доктором.

– И почему мне вас так называть? – удивился я.

– Потому что я доктор, – ответил собеседник.

После этих слов мне все стало ясно. То был очередной шутник, раздобывший мой номер и решивший повеселиться.

С приходом известности такое периодически случается.

– Я сегодня не в духе. Прощайте.

– С вашим диагнозом оно не удивительно.

Я опешил.

– О чем вы говорите? Кто вы такой?

– Проявите терпение, и вы поймете.

– Хорошо, – ответил я. – Объяснитесь.

– Утром вы спрашивали об учреждении, в котором вам смогли бы оказать помощь. Я представляю такое учреждение и, по понятным причинам, вынужден соблюдать анонимность. Оттого я и попросил вас называть меня доктором.

Я был шокирован. Это Эмилия. Больше некому. Выходит, я в ней не ошибся.

– Да, доктор. Вы можете мне помочь?

– Если не будем терять времени, – произнес собеседник. – А его у вас практически не осталось. Я изучил анализы. Ситуация поистине удручающая.

– Что нужно от меня? – от волнения мой голос дрожал.

– С вами свяжется человек. Он сам вас найдет. Пока же берегите себя.

Из динамика послышался треск: разговор был окончен.

Миновало несколько минут, прежде чем я немного пришел в себя. Мне захотелось узнать, с какого номера позвонил этот доктор.

Журнал звонков в телефоне показал, что номер не определился. Плюньте мне в лицо, если я был этим удивлен.

Настало время хорошенько все обдумать.

Я приготовил чай и удобно расположился за столом.

Какова вероятность, что таинственный доктор способен продлить мою жизнь? У меня не нашлось ответа. Полнейшее отсутствие фактов в противовес бесчисленному множеству домыслов.

Было ясно одно: Летран Тларир не мог позволить себе паниковать. Не мог вызывать к себе жалость, как это делает большинство людей в подобных ситуациях. Летран Тларир не станет умолять о спасении. Не дождутся.

Да, смерть меня пугает, однако права была Эмилия – ведь умру не только я. Рано или поздно все они умрут. Но прожить, как я, способны лишь единицы. Поэтому плевал я на жалость людей, в особенности подобных той необъятной женщине. Пусть до глубокой старости она таскает в свою нору пакеты с едой и пусть знает, что вся ее жизнь есть прямая тропа, вымощенная кирпичами из ее же серого и вонючего дерьма. И поделом.

Так, время сменить тему…

В камере мне пришла забавная мысль: захотелось отснять серию фотографий о том, как человек принимает смерть.

Как там? Хм… Отрицание, гнев. Еще торг, депрессия, принятие…

Стоп, это абсурд: предсмертная агония исключает саму возможность такого принятия, потому что жизнь никогда не уступит смерти.

Давай еще глубже, под самые ногти…

О да…

Агония… В ней найдется рациональное зерно. Да что там зерно – агония поистине бездонна. Каждая агония есть отражение причины, вследствие которой погибает организм.

Лики ее ужасны и величественны. А как трагична и восхитительна ее природа! Это должно воспеваться красивейшими из слов. Достойно быть увековеченным в лучших моих работах. И когда…

Внезапно раздался звонок.

Ну наконец-то. Стелла.

– Милый, привет. Где ты? Как ты себя чувствуешь?

– Привет. Я дома. Все хорошо. У меня телефон остался выключен. Прости, если заставил переживать.

– Я это поняла, – Стелла смеялась. – Ты как всегда рассеян, мой сапфировый разбойник.

А что я мог поделать? Не бросать же ее из-за одного только идиотского прозвища. Со временем почти привык.

– Ну да. Бывает, – согласился я, чуть поморщившись. – Ты скучала?

– Не представляешь, как! – воскликнула Стелла. – А еще я сильно за тебя переживала. Много крови пришлось отдать?

– Не так чтобы очень… Давай расскажу, когда ты приедешь.

В динамике стало подозрительно тихо. На секунду мне показалось, что нас разъединили.

– Стелла, ты меня слышишь? Алло. Стелла.

– Летран, милый, я не смогу приехать. Прости.

– А что произошло? Почему не сможешь? Ты обиделась на меня? – неожиданная новость сильно взволновала.

– Конечно, нет. Но кое-что и правда случилось. Я весь день пыталась дозвониться, чтобы посоветоваться, а ты был недоступен. В общем, мне нужно на пару дней уехать. Это по работе. Коллега должна была лететь, но утром выходила из машины и подвернула ногу. Там очень важная встреча. Подменить ее смогла только я. Пришлось соглашаться. Ты же не станешь на меня сердиться?

Подобное уже случалось. Стелла работала менеджером в модельном агентстве. Собственно, так мы и встретились: год назад она заказала мне съемку моделей для крутого ювелирного бренда. Работа у нее, мягко сказать, не сидячая. Всегда на грани. Не ты, так другой. Мода не ждет, и все в этом духе.

– Ни капли, – ответил я. – Во сколько тебе в аэропорт?

– Я уже там. Скоро начнется посадка. Ой, кажется, вот. Мне пора. Целую. Позвоню, когда буду на связи.

– Постой. А куда ты летишь?

Но Стелла уже отключилась.

Чай давно остыл, а вместе с ним у меня пропало хоть какое-то настроение.

Приняв душ, я облачился в любимую домашнюю пижаму.

Мне не хотелось думать больше ни о чем. Вот так бы и пролежал на тетушкиной кровати до самой смерти. И катитесь вы все: болезнь, Эмилия, Стелла, необъятная женщина, рабочие-нелегалы, лейтенант Иклин вместе со всем своим полицейским департаментом, мистер Лаки, таинственный доктор…

Сквозь наступившую тишину я расслышал звук. Он явно что-то напоминал. Что-то очень знакомое.

Похожий звук раздавался в тот момент, когда я нажимал на кнопку тетушкиного звонка.

Да, это точно был он.

Но почему тетушка не слышит, что кто-то звонит в дверь? Может, она на кухне? Я должен ее предупредить.

Открыв глаза, я понял, что всего лишь задремал.

Из коридора доносилась протяжная трель: кто-то и в правду нажимал на кнопку звонка.

– Ну все, иду, – прорычал я, неохотно поднимаясь с кровати.

Дойдя до прихожей, я распахнул входную дверь.

– Здравствуй, Витя. Твой телефон весь день недоступен. Я решил навестить тебя лично.

Меня словно окатили ведром ледяной воды.

Передо мной стоял господин Магнус – тот самый человек, видеть которого сейчас мне бы хотелось меньше всего на свете.