Читать книгу Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День первый. Настоящее - Айдас Сабаляускас - Страница 7

«Сто мужей именитых

Императорской свиты,

Верно, здесь, в Нигитацу,

На ладьях отплывали…

Нам неведомы эти далёкие годы…»

Ямабэ Акахито

«Как же ублажить эту свору собак… эээ… элитариев? Просто гаркнуть на них или сразу… пустить в расход? Гаркнуть – точно нельзя. Пугливые они, разбегутся кто куда по своим щелям и норам. Ищи их затем, свищи. И в расход нельзя – потом их костей не соберёшь, голосовать будет некому. А я хочу быть легитимным! Желаю, чтобы не только армия, но и весь сенат меня на царство помазал! Так сказать, всеримский Земский собор! Какие новые, но точные слова – Земский собор – ах, как кружится голова! Единогласие! Моя затея… эээ… моя идея!» – продвигаясь то впереди верного проводника, то вслед за ним к зданию сенатской курии, с упорством маньяка размышлял Филипп, вспоминая недавние наставления одного из своих более деликатных наушников, прежде тоже никогда в Риме не бывавшего, но человека если не начитанного, то набравшегося и вершков, и корешков. Нахватанного.

Что он там наговаривал?

Ах, да: мол, сенат как древний державный орган-институт то тайно, то явно, но до сих пор придерживается принципов, в последние годы республики озвученных и внедрённых в него ещё Помпеем, Цицероном и Катоном.

Что там ещё нашёптывал?

Ах, да: мол, сенат ни на шаг не отступал от этих принципов ни в периоды Цезаря или Октавиана Августа, ни при правлении иных Юлиев-Клавдиев, ни даже при Флавиях! Выдержал и эпохи просвещённого абсолютизма Траяна (однажды заявившего: «Я теперь скупее стал в желаньях…») и прочих разных Антонинов, поначалу смирившихся с возрождённым из античного пепла стоицизмом, а затем, пусть и поневоле, воспринявших его не просто как данность, а как свою внутреннюю сущность: императоры и людей покоряли, и сами идеям покорялись.

…Сенаторы меж тем уже спешно и вовсю сбегались и слетались, как мошкара, в курию Юлия – место их постоянных сборов, голосований, осуждений, словоблудий, тусовок, посиделок, чаепитий, а порой и пьянок-гулянок. Вот очередная заря пришла – устремлялись ей навстречу.

Во время пробежки многие думали: «Надо немедленно брать инициативу в свои руки везде, начиная с управления державой и кончая буфетом курии Юлия». Но чем ближе было здание сената, тем шустрее эти мысли покидали сенаторские головы. А внутри помещения – так вообще выветрились.

…Насмарку были думы.

*****

Курия располагалась примерно на том же самом месте, где третий легендарный царь Рима Тулл Гостилий восемьсот лет назад построил самую первую, названную в его честь: курией Гостилия. Не сам, конечно, построил, не своими руками (для этого рабы и прочие подневольные рукастые работяги под рукой имелись: рука ведь – она чья надо рука!), зато активно духовно наставничал: убеждал всех в наличии «исконных скреп».

В I веке до нашей эры в период диктаторства Суллы курия Гостилия была реконструирована и в метраже расширена, получив при этом новое название – курия Корнелия: Сулла ведь был не просто Суллой, а Луцием Корнелием Суллой. И преномен, и номен, и когномен – всё было при нём.

Последняя курия в результате то ли гражданских, то ли внутригородских войн, то ли вообще понятийных бандитских разборок патрицианско-нобилитетско-плебейской знати через тридцать лет после своего апгрейда сгорела: а всего-то-навсего чернь разожгла на Форуме рядом с курией прощальный погребальный костерок для одного из своих лидеров, погибших в ходе этих войнушек. Вот здание, прихватив с собой за компанию ещё часть Рима, в пламени и сгинуло.

Но, как выяснилось, не навсегда.

Двести лет назад Юлий Цезарь за десятки миллионов сестерциев выкупил это место (если и не пепелище, то стопудово пожарище) вместе с большим участком прилегающей землицы. Приобрёл, так сказать, в личную собственность. Устроил там первый в истории Рима императорский Форум и начал возводить для сенаторов новую курию – надеялся заслужить этим их благодарность и благосклонность. Но не тут-то было! Прогадал, не заслужил. Достроить не успел – его убили. Только и успел воскликнуть сакральное: «Et tu, Brute?» – «И ты, Брут?!» (а Брут тем временем и был таков).

Довёл здание до ума и с помпой открыл его, торжественно перерезав красную ленточку, лишь внучатый племянник Цезаря и его официально усыновлённый наследник – Октавиан Август. Однако курия всё одно звалась одноимённо – курией Юлия, ибо Октавиан Август, как и все поистине великие люди, не был тщеславен: скромность всегда украшала мужчину, тем более этого…

Впрочем, император Домициан к зданию тоже свою руку приложил – его перестраивал. Но для потомков – тоже безымянно в названии.

*****

Вот сюда-то сенаторы и поспешали. Кто-то даже не торопясь.

Коли сидючи, поместиться в курии могло три сотни важных особ и тел (что, впрочем, было одним и тем же); а если стоя, как и положено стоикам, то помещение можно было набить ещё таким же числом правящего имперского класса. Ну, если не правящего, то синекурного.