Читать книгу Лорд и леди Шервуда. Том 2 - Айлин Вульф - Страница 3

Утомительная жара августовского дня начала спадать, и в синих сумерках по лесу разлился густой аромат тяжелой листвы. От реки, над которой редкими клочьями сгущался туман, доносилось конское ржание, раздавались негромкие голоса. Конный отряд вольных стрелков, патрулировавший Шервуд, перешел каменистый брод и спешился неподалеку от берега на лужайке, окруженной вековыми деревьями. Всадники освободили лошадей от удил, ослабили подпруги седел, и кони разбрелись по лугу вдоль речного берега, изредка перекликаясь тихим ржанием. Стрелки стали устраиваться на ночлег. В собранном за несколько минут сухом валежнике заплясал юркий огонек, и вскоре гудящий шатер пламени взмыл вверх, выстреливая в небо столбы искр. Вокруг костра расстелили плащи, разложили оружие, так чтобы оно было под рукой. Несколько стрелков отделились от отряда и отправились к реке смыть с себя дорожную пыль.

Поодаль от остальных стрелков, там, где ивы, что росли на откосе берега, купали в реке гибкие ветви, Марианна зашла в воду, осторожно нащупывая ногой скользкое каменистое дно. Вода дошла до плеч, лаская кожу нежными прохладными прикосновениями и смывая с тела усталость знойного дня, проведенного в седле. Окунувшись с головой, она немного проплыла под водой, пока не почувствовала силу течения, и вернулась к берегу. Остановившись там, где вода доходила до подбородка, Марианна замерла и закрыла глаза, наслаждаясь блаженной прохладой и улыбаясь попыткам подводных потоков сбить ее с ног и увлечь за собой.

Шумные всплески, раздавшиеся совсем близко от нее, тут же заставили Марианну очнуться. Она стремительной тенью метнулась под защиту шатра поникших над водой ив и поспешила укрыться в серебристых густых ветвях. В тот же миг мимо ее укрытия скользнули две тени. Два пловца наперегонки переплывали широко разливавшуюся ниже брода реку. Повернув обратно, один из них нырнул и попытался увлечь товарища под воду. Тот увернулся и в ответ окатил россыпью брызг нападавшего, едва его голова показалась над водой. Невидимая в полумраке Марианна, перехватывая гибкие ветви, бесшумно выбралась на берег. Дав себе обсохнуть под теплым ветерком, она стала одеваться, вслушиваясь в голоса и смех, в плеск воды, бурлившей от сражения, разыгравшегося между пловцами.

Она уже застегивала пояс, когда прямо над головой услышала голос Джона:

– Теплая вода, Саксонка?

Марианна от неожиданности выхватила нож, но, узнав голос, рассмеялась и с досадой воскликнула:

– Джон! Что ты здесь делаешь?

– Приглядываю за тобой, – невозмутимо ответил Джон.

– А почему ты считаешь, что мне нужен твой пригляд? Все-таки я уже почти четыре месяца в Шервуде! – раздраженно поинтересовалась Марианна, но Джон только добродушно рассмеялся в ответ.

– Я сам не первый год в Шервуде, Мэриан, но бывали моменты, когда мне очень хотелось, чтобы и за мной кто-нибудь приглядел!

– Да? Тогда вот тебе забота – пригляди за Робином и Виллом, – Марианна кивнула в сторону реки, где два пловца все еще пытались одолеть друг друга.

– Робин и Вилл могут сами о себе позаботиться, – отозвался Джон. – А ты хоть и переняла повадки вольного стрелка, но пока не приобрела такого ратного умения, чтобы сравнивать себя с обоими шервудскими братьями. Поэтому за тобой нужен пригляд.

– О моя любезная, но настырная нянюшка! – вздохнула Марианна и стала подниматься по склону.

Мощная рука Джона подхватила Марианну под локоть и, без малейшего усилия оторвав от земли, поставила на тропинку, проходившую вдоль речного берега.

– Почему ты без куртки? Хочешь простудиться? – ворчливо спросил Джон, оглядывая стоявшую перед ним Марианну.

Марианна в ответ небрежно набросила куртку на плечо, оставаясь в белой рубашке-безрукавке, заправленной в узкие светлые штаны. Капельки воды еще поблескивали на ее обнаженных руках, смуглых от летнего загара. Откинув голову и расставив ноги, обутые в мягкие замшевые сапоги, сцепив руки на поясе, туго охватившем ее тонкий стан, Марианна насмешливым теплым взглядом встретила недовольный взгляд Джона.

– Вот-вот! – буркнул Джон. – Ты даже переняла излюбленную позу нашего лорда и его брата и теперь думаешь, что стала непобедимой и можешь спорить со мной. Надень куртку!

– Да ведь жарко, Джон! – раздался в ответ серебристый смех Марианны. – Вода как парное молоко, а воздух совсем раскалился за день и даже в малости не остыл! Не иначе как быть грозе!

Джон, запрокинув голову, посмотрел на вечернее – уже почти ночное – небо и уверенно заявил:

– Не будет грозы. Идем к костру.

Марианна согласно кивнула, и они неспешно пошли по тропинке прочь от реки на красные отблески костра. Джон подхватил колчан Марианны, который она отдала без спора, едва он потянул за ремень на ее плече. Марианна шла, вдыхая полной грудью лесной воздух, то и дело беспечно срывая высокие стебельки травы, что росла по краям тропинки. Джон искоса очень внимательно разглядывал ее, но так, чтобы Марианна не заметила его взгляда.

Она окрепла от постоянных ратных занятий и бесконечных поездок по Шервуду. От той девушки – исхудавшей, озиравшейся взглядом волка-подростка – почти ничего не осталось, кроме обычно сурового и неулыбчивого лица. Ее походка, жесты, взгляд исполнились уверенностью. Вспомнив, как он укрывал ее плащом, когда она надломленным стебельком лежала на руках лорда Шервуда во Фледстане, Джон подумал, что Робин действительно знал, что делал, взяв ее в стрелки и заняв так, что у нее просто не оставалось времени думать о чем-то другом, кроме тренировок и службы вольному Шервуду.

А еще – и Джон только удивлялся тому, что он один это замечал, – она вновь становилась красавицей, и даже краше, чем была прежде. Ее светлые волосы наконец отросли, пусть пока не так, как привычно для женщины. Но стараниями Кэтрин, которая сама подстригала Марианну, они больше не топорщились стерней, а обрамляли лицо, подчеркивая его точеные и нежные черты. Ратные занятия не изменили совершенных линий ее тела, но придали особую грациозность движениям – грациозность сильного, опасного и изящного зверя. Ее руки вновь стали ухоженными, и Джон, едва заметив эту перемену, когда ногти Марианны перестали быть обломанными и грязными, а приобрели розовую чистоту и красивую форму, спросил жену, не ее ли это заботы. «Нет, – сказала Кэтрин и улыбнулась мужу, словно они были в заговоре, – это уже дело рук самой Марианны». Тогда Джон понял, что в Марианне, как бы она ни показывала иное, не умерла женщина, которой важна ее красота. И теперь он решил, что время для разговора, к которому он готовился давно, настало.

– Как тебе нравится у нас в Шервуде, девочка? – ласково спросил он.

Марианна невольно замедлила шаг, задумавшись над его вопросом, посмотрела на Джона и улыбнулась.

– Мне очень хорошо здесь, Джон!

– Тебе хорошо, – повторил он. – А что будет дальше? Ты размышляла об этом?

– Должна ли? – Марианна пожала плечами. – Я живу так, как живут все стрелки. Едва ли они постоянно думают о том, как им придется прожить следующий день!

– День – нет. А жизнь? – не отступал Джон. – Поверь, мы все об этом думаем. У нас есть семьи: жены, дети, родители. Мы не можем не думать о них! А тебе попросту не о ком думать. О себе же подумать ты не трудишься, и это неправильно. Ты с завидным упорством превращаешь себя в воина, забывая о том, что ты женщина. А любой женщине нужен муж, нужны дети, чтобы, вступив в зрелый возраст, она не обнаружила, что ее жизнь пуста.

– Муж, дети… – Марианна усмехнулась и стрельнула в Джона острым недобрым взглядом. – Джон, я думала, что тебе я не должна объяснять, почему этот путь для меня закрыт.

Джон остановился, вынуждая Марианну сделать то же самое. Положив ей на плечо тяжелую руку, он сказал мягким, проникновенным тоном:

– Послушай меня, девочка! Тебе не повезло, но ты далеко не единственная из женщин, которым довелось испытать насилие.

Лицо Марианны передернулось и ожесточилось, губы сжались в тонкую линию. Она попыталась сделать шаг вперед, но Джон не позволил, с силой сдавив ее плечо.

– Не вырывайся! Посмотри правде в глаза. Многие женщины страдали и страдают так же, даже не будучи втянуты в игры мужчин, а попросту оказавшись на их пути. Если бы они все накладывали на себя руки или становились ратниками наподобие тебя, жизнь давно бы прекратилась. Поверь мне, если мужчина любит женщину, он никогда не будет ее презирать за то, что она стала жертвой насильников, не разлюбит ее, не бросит.

– Что ты можешь об этом знать? – окончательно разозлившись, воскликнула Марианна. – Все твои благие рассуждения строятся на твоих же умозаключениях, и только!

Изменившийся взгляд Джона заставил ее замолчать. В его серых глазах появились и жесткость, и боль, даже ярость. Но тут же взгляд Джона стал привычно спокойным, и таким же спокойным голосом он сказал:

– В тот день, когда мы защищали наше селение, всех женщин, детей и стариков мы отправили в лес, чтобы они могли там надежно укрыться. Но Кэтти, по своему разумению решив, что надо остаться поблизости, вместе с подругой не стала уезжать далеко. И они нарвались на ратников шерифа, которых привел Гисборн. Подруге удалось от них убежать, а Кэтрин вырваться не сумела.

– И что же было дальше? – тихо спросила Марианна, уже предполагая ответ и страдая от того, что услышит.

– Как ты думаешь, что было дальше?! – с яростью в голосе осведомился у нее Джон.

Они оба помолчали, потом Джон тихо продолжил:

– Она ничего мне не говорила. Кэтти тогда ждала ребенка, но не успела сказать мне о беременности. Она очень боялась, что я подумаю, будто дитя, которое она носила, было зачато не мной. И она молчала. Стискивала зубы, когда я прикасался к ней как муж, никогда не отказывала и продолжала молчать. Я узнал обо всем, когда она была уже на сносях, и не от нее. Мы взяли в плен одного из ноттингемских ратников и собирались его допросить, когда он увидел Кэтрин и, глумясь, спросил, не его ли стараниями она так округлилась. Робин и Вилл с трудом оттащили меня от него. Только тогда она все рассказала, а Робин после допроса отдал мне этого мерзавца, и я даже не помню, как именно я его убил. Кажется, сначала задушил, потом порубил на части.

– А Кэтти? – еле слышно спросила Марианна.

Вспоминая всегда веселые глаза Кэтрин, ее живой, непоседливый нрав, она даже представить себе не могла, что та оказалась ее подругой по несчастью.

– А рядом с Кэт весь тот вечер пробыл Робин, чтобы она что-нибудь не сотворила с собой. Потом я вернулся, мы с ней долго говорили, но она больше не говорила, а рыдала, пытаясь мне объяснить, почему она так долго молчала и что я должен верить ей, что она беременна моим ребенком. Откровенно признаюсь тебе, что мы с ней утешали друг друга, но не могли правильно понять слов утешения. Она считала, что я просто решил признать ребенка своим, а я пытался объяснить ей, что люблю ее не меньше, чем прежде. К счастью, через неделю родился наш сын Мартин, и все разрешилось само собой.

– Каким же образом?

В ответ на вопрос Марианны Джон закатал рукав рубашки и показал ей причудливой формы родимое пятно на правой руке.

– У сына на руке такое же пятно. Оно передается в нашем роду из поколения в поколение, никто не остался без этой отметки.

Марианна провела кончиками пальцев по родимому пятну на руке Джона и вскинула на него пристальные глаза.

– А если бы в этот раз оно вдруг не проступило, заставив тебя всегда сомневаться? Как бы у вас с Кэтрин все сложилось дальше?

– Так же, как сейчас, – твердо ответил Джон и вдруг широко улыбнулся. – Мартин так похож на меня, что и без этого родимого пятна сразу видно, что он мой сын.

Ошеломленная его рассказом, Марианна нащупала за спиной дерево и прислонилась к его стволу.

– Почему ты рассказал мне об этом? Именно сегодня?

– Потому что тебе пора подумать о будущем, – ответил Джон и, посмотрев ей прямо в глаза, почти потребовал: – Тебе пора вернуться к Робину, Мэриан.

Марианна с откровенным недоумением посмотрела на Джона и, убедившись, что он действительно требует этого, рассмеялась беззвучным и безрадостным смехом.

– Ответь мне честно, кто настоял на разрыве? – продолжал наступать на нее Джон.

– Конечно, не Робин, – устало сказала Марианна, – наш лорд слишком благороден, чтобы отказаться от невесты потому, что ее обесчестили.

– Я так и думал! – протяжно вздохнул Джон. – Понимаю, тогда ты была даже не в отчаянии. Вокруг тебя все обрушилось, и ты оказалась словно в пустыне. Но сейчас для тебя все изменилось, Мэриан! И ты теперь другая. Пора вернуться к нему, девочка!

Дальше их разговор походил больше на состязание в скорострельной стрельбе из лука.

– Зачем?

– Затем, что ты по-прежнему любишь его.

– Не смей говорить то, о чем ты не можешь знать!

– Я вижу, какими становятся твои глаза, когда ты смотришь на него.

– Ничего ты не мог видеть! И Робин ко мне безразличен.

– Правда? А почему он постоянно опекает тебя?

– Не больше и не меньше, чем опекал бы любого новичка!

– Нет! – уверенно заявил Джон. – Нет! Он так заботится о тебе потому, что любит тебя, хоть и думает, что никто не понимает истинной причины его заботы. Ты далеко не безразлична ему, но Робин очень горд. Он ничего не скажет тебе прямо о своих чувствах, если именно ты потребовала разорвать вашу помолвку. Подойди к нему сама!

– Никогда! – ответила Марианна, на миг представив то, что предлагал сделать Джон. – Ты ошибаешься, и я прошу тебя прекратить этот разговор!

– И не подумаю! – усмехнулся Джон. – Он мой друг, и тебя я тоже полюбил. Я не терплю, когда мои друзья несчастны. А ты несчастлива, и Робин по твоей вине тоже. Ты убеждаешь меня в том, что безразлична ему? А он когда-нибудь рассказывал тебе, что случилось во Фледстане на следующий день после того, как мы привезли тебя в Шервуд?

– Нет, он ничего не говорил, – покорно ответила Марианна, понимая, что ей не переупрямить Джона, если тот решил высказать все, что намеревался.

– Весь гарнизон, который Роджер Лончем оставил в твоем замке, погиб, – так просто сказал Джон, словно говорил с Марианной о погоде. – В живых не осталось ни одного ратника.

Марианна невольно содрогнулась, когда до нее дошел жуткий смысл сказанного.

– Что же с ними произошло? – тихо спросила она.

– Мы пошли туда с Робином и Виллом после заката и вернулись на рассвете, – пожав могучими плечами, ответил Джон. – Ночи хватило на то, чтобы управиться со всеми.

– Джо-о-он, – протянула Марианна, поднимая глаза, в которых отразилась невозможность поверить в то, о чем он сейчас рассказал, – ты хочешь сказать, что вы втроем расправились с тремя десятками вооруженных до зубов ратников?

– Пятью десятками, – поправил ее Джон и недобро усмехнулся. – Месть, Марианна, придает много сил! Робин, словно волк, резал их как овец и упивался пролитой кровью. Кэтрин даже не стала пытаться отстирать его одежду – просто выбросила: так она пропиталась кровью. Я думал, что он разнесет весь твой Фледстан по камню: накануне я сказал ему, что Лончем с Гисборном спешно уехали и стали пока недосягаемы для его Элбиона.

– Бог ты мой! – выдохнула Марианна, когда воображение живо нарисовало ей картину ночи, о которой только что поведал Джон. – А если бы вас убили? Вилл – тот пойдет за Робином даже в ад, не раздумывая ни минуты! Но ты, Джон! Почему ты не отговорил Робина?

– Если бы я тогда сказал хоть слово против, то сразу бы перестал быть его другом. Я мог только помочь Робину, что я и сделал.

– И ты не боялся смерти?

– Что ты, Мэриан! – рассмеялся Джон. – Мой отец-норвежец свое неистовство в бою передал мне с кровью!

Марианна долго думала над рассказом Джона, потом медленно покачала головой и сказала с печалью:

– Робин мстил, но мстил за свою честь, Джон.

– Нет! – и Джон рассмеялся. – Он мстил за тебя, за боль, которую тебе пришлось испытать! Уж поверь мне, в те дни только ты занимала его мысли! Впрочем, как и потом, как и сейчас.

– Нет, он больше не любит меня, не может любить, – твердо возразила Марианна. – Я оскорбила его, сама того не желая.

– Что ты сказала ему?! – встрепенулся Джон и несильно сжал пальцами ее запястье, требуя ответа.

– Я сравнила его с Гаем Гисборном, и так, что никто из них не выигрывал в моем сравнении. Никогда прежде я не видела Робина разгневанным столь сильно! Я почти испугалась, хотя мне казалось, что причин для такого гнева не могло быть.

Джон даже простонал, услышав ее ответ, и сказал, глядя на Марианну с горькой снисходительностью:

– Девочка, а что ты вообще знаешь о Гае Гисборне? Мы-то испытали на себе его верность слову! Робин, например, сразу заподозрил его в том, что и смерть твоего отца, и то, что случилось с тобой, произошло по черному замыслу сэра Гая, о чем и заявил ему в лоб.

– Что же ответил Гай?

– Возмутился. И, отдать ему должное, помог нам спасти тебя. Но позже я, поразмыслив, пришел к мысли, что в случившемся крылся некий адский замысел. Повинен в нем сэр Гай или нет, но ты и впрямь была весьма опрометчива, сравнив Робина с ним! Слишком много злых дел было сотворено по воле Гая Гисборна еще до того, как вы с Робином первый раз встретились.

Заметив, как посерело лицо Марианны, Джон поспешил ее успокоить:

– Робин проницателен и умен. Он прекрасно понимает, что в те дни ты была в отчаянии и не продумывала слова, которые говорила ему. Если он и рассердился на тебя, то давно уже простил. Хочешь, я сам поговорю с ним?

Марианна строптиво стряхнула с плеча его ладонь и зло сверкнула глазами.

– Ты и впрямь считаешь себя пастырем наших душ? Посмей только подступиться к Робину с подобным разговором, и я стану твоим врагом на всю оставшуюся жизнь!

– Это слишком долго, чтобы ты не устала держать зло на меня! – рассмеялся Джон. – Ладно, улаживай свои дела сама, как считаешь нужным. Только, Мэриан…

– Да? – враждебным тоном отозвалась Марианна.

– Мне не нравится то, что происходит между тобой и Скарлетом, – сдержанно и сурово ответил Джон и, когда Марианна удивленно посмотрела на него, жестко сказал: – Девочка, не окажись между двух огней! Вилл не просто брат Робина – он самый близкий ему человек, они привязаны друг к другу с детства. Вилл предан Робину без оговорок, и Робин платит ему такой же преданностью. Если ты встанешь между ними, то нанесешь удар и одному и другому. Разве тебе по душе сеять страдания?

Марианна ничего не поняла из его отповеди и, вскинув ладони в знак защиты, замотала головой под неотступным взглядом Джона.

– Подожди! Я ничего не понимаю! Ты меня совсем запутал! При чем здесь еще и Вилл?!

Джон посмотрел на Марианну самым внимательным взглядом и понял, что сейчас сказал лишнее. Широко улыбнувшись, чтобы стереть из ее памяти свои последние слова, он ответил:

– Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь его язвительные слова, которые он тебе говорит, когда занимается с тобой. Старайся пропускать их мимо ушей. Вообще не обращай на него внимания, и все будет хорошо!

– Вот ты дошел и до моих уроков! Хорошо, я не буду впредь злиться на Вилла, если это твой приказ! – потеряв терпение, в сердцах воскликнула Марианна и, не сводя с Джона сердитых глаз, сложила руки на груди.

Заметив этот жест, без слов засвидетельствовавший намерения Марианны огородить себя от чересчур заботливых глаз Джона, тот довольно улыбнулся.

– Просто совет, – сказал он и ласково потрепал Марианну по волосам. – Идем, Саксонка!

Они почти вышли к костру, вокруг которого расположились стрелки, когда Джон с обычной для него внезапностью спросил:

– Ты давно исповедовалась?

Марианна от неожиданности споткнулась о какой-то корешок, остановилась, с недоумением посмотрев на Джона, а потом задумалась. Последний раз она была на исповеди в тот день, когда встретила у отца Тука лорда Шервуда, встреча с которым оказалась роковой для них обоих. Едва ли то ее посещение отца Тука можно было назвать исповедью, если она каждую минуту думала о Робине!

– Значит, давно, – подытожил ее размышления Джон, наблюдая за Марианной. – Тогда сходи к исповеди на этой же неделе. И это приказ.

– Не знала, что мне будут приказывать и в духовных делах! – передернула плечами Марианна.

– Такова моя обязанность! – рассмеялся Джон. – Я слежу, чтобы в ваших душах не скопилось чересчур много не отпущенных грехов.

Потрепав Марианну по плечу, он наконец оставил ее в покое, ушел к костру и присоединился к собравшимся вокруг огня стрелкам, опустившись на расстеленный плащ возле Статли.

– Саксонка, с какой целью ты загородила тропинку? – раздался над ухом Марианны веселый голос Робина.

Его прохладные ладони легли на ее голые руки, отодвигая Марианну с дороги, и губы лорда Шервуда вдруг на миг прикоснулись к виску Марианны, когда он прошел мимо нее.

– Вот так чудо, Робин! – воскликнул за спиной Марианны шедший следом Вилл. – Ты поцеловал Саксонку и остался жив!

Слыша позади себя его смех, Марианна поспешила за Робином и устроилась возле костра между Джоном и Статли. Бросив куртку на траву, Робин сел напротив, стряхивая ладонью с мокрых волос капельки речной воды. Вилл лег поодаль, возле Хьюберта и Дикона, подперев рукой голову, и принялся длинной веткой заталкивать обратно в костер выскакивавшие из пламени угольки.

– Робин, я слышал, что ты решил навестить Ноттингем? – спросил Клем, быстро покончив со скромным ужином.

Робин, поймав брошенную Джоном флягу с сидром, молча кивнул.

– И ты, разумеется? – Клем обернулся к Виллу.

– Нет, – лениво протянул Вилл, не отрывая взгляда от язычков пламени. – Меня ярмарочная суматоха утомляет больше, чем стычка с наемниками сэра Рейнолда.

– Неужели, тебе не надоедает все время сидеть в лесной глуши подобно медведю? – рассмеялся Дикон, запивая сидром жесткую ячменную лепешку.

– А я и есть медведь, – неохотно отозвался Вилл, накалывая на нож ломтик копченой оленины. – И тебе, Дик, советую поскорее вырасти в такого же зверя. Пока ты еще глупый медвежонок.

– Чем же я отличаюсь от тебя, могучий медведь Скарлет? – задорно вскинулся Дикон.

– Тем, что в отличие от глупого молодняка я до смешного дорожу своей шкурой.

Услышав ответ Вилла, Джон поперхнулся и благодарно кивнул Марианне, когда она постучала ладонью ему по спине.

– Дорожишь так же, как Робин? – стрельнув взглядом в сторону лорда Шервуда, посмеиваясь, поддел Вилла Статли.

– Робин! – и Вилл пренебрежительно фыркнул. – Тоже мне, нашел пример безрассудной отваги! Робин, прежде чем позволит себя во что-то втянуть, продумает все до мелочей. Даже Джон уже сообразил, что тот же сэр Гай в умении все просчитывать наперед просто зеленый юнец!

– Вот это что сейчас значило: даже Джон? – подозрительно проворчал Джон под приглушенный смех стрелков, но Вилл лишь небрежно махнул рукой в его сторону.

– То, что ты бегаешь за Робином, как за сорванцом. А наш лорд – хитрый волк, готовый в любой момент прикинуться безобидным псом. Просто вы все этого не замечаете, вот и чтите его за непомерную удачливость и отвагу.

– Ты выговорился? – улыбнувшись одними глазами, осведомился Робин и обернулся к Джону. – Не сердись на него, Малютка! Я его едва не утопил, вот он и не может простить мне того, что нахлебался воды.

– Ах, это ты, оказывается, меня утопил? А мне померещилось, что все обстояло в точности наоборот! – усмехнулся Вилл и соизволил посмотреть в сторону брата. – Послушай, сколько можно за один глоток выпить сидра?

– Лови, жадина! – рассмеялся Робин и бросил ему флягу.

– Кстати, вы заметили, что в последнее время нам стали чаще попадаться навстречу ратники шерифа? – спросил Джон, обводя стрелков внимательным взглядом. – Поэтому на ярмарке будьте осмотрительнее. А к тебе, Вилл, осторожный медведь, если ты все-таки надумаешь туда пойти, мои слова относятся прежде всего. Не то тебе придет в голову покрасоваться с мечом перед какой-нибудь красоткой, и пропало дело!

– Отстань от меня со своими проповедями! – ответил Вилл, возвращая Джону наполовину опустевшую флягу, и кивнул в сторону Марианны. – Я каждый день красуюсь с мечом перед нашей красоткой, вернее, она передо мной. Могу я хотя бы пару дней отдохнуть от женщин?

Увидев, как загорелись в ответ глаза Марианны, Джон сжал ее руку и, предупреждая обычную ссору между Марианной и Виллом, предложил:

– Давайте-ка спать! Уже за полночь.

– Ох, такая бархатная ночь совсем не навевает сна! – улыбнулся Клем, лег на спину и, заложив руки за голову, посмотрел в усыпанное звездами небо. – Может быть, наш менестрель споет нам?

– В самом деле, Алан, почему бы тебе не спеть? – живо спросил Джон, делая глоток сидра и передавая флягу Марианне.

– Он бы с радостью, – фыркнул Статли, – да вот беда: выпил вчера вина со льда и теперь молчит! Вы сегодня хоть раз слышали его голос? То-то и оно!

Стрелки рассмеялись, глядя, как возмущенный Алан попытался ответить, но потом осторожно потрогал горло и махнул рукой. Достав из седельной сумки лютню, он неожиданно для Марианны протянул ее Робину и выразительными жестами предложил товарищам поддержать его безмолвную просьбу.

Усмехнувшись в ответ на удивленный взгляд Марианны, Робин решительно отклонил руку Алана.

– Считай, что я тоже не в голосе.

– Ты все лето не в голосе! – возмущенно воскликнул Бранд. – Нам надо преклонить перед тобой колени, чтобы ты соизволил наконец запеть?

– Побереги колени, – с улыбкой посоветовал Робин и вдруг, посмотрев на Марианну, указал Алану взглядом передать лютню ей. – Среди нас есть певец с голосом таким же бархатным, как эта ночь. Спой нам, Саксонка.

– Я? – покраснела Марианна и хотела отказаться, но Робин, продолжая улыбаться, тихо сказал, предупредив ее намерение:

– Это приказ.

– Это произвол, а не приказ! – возмутилась Марианна. – Легко пользоваться властью, чтобы заставить кого-то делать то, что он и не хочет, и не обязан!

– Вот именно, – с усмешкой подтвердил Робин, – поэтому пой, а не пререкайся.

Строптиво сверкнув глазами, Марианна все-таки взяла лютню и принялась настраивать ее. Алан протестующе замахал руками.

– Он говорит, что лютня настроена как надо, – рассмеялся Статли, переводя безмолвный язык друга.

– Так же, как и его голос сегодня, – пренебрежительным смешком ответила Марианна, пробегая пальцами по струнам.

Наконец звучание лютни удовлетворило Марианну, ее пальцы стали играть мелодию, и Марианна запела. Разговор с Джоном или бархатная августовская ночь растревожили ее, но Марианна, спев несколько шутливых песен и заслужив одобрение стрелков, незаметно для себя самой перешла к любовным балладам. В Шервуде прежде никто и никогда, кроме Робина, не слышал ее пения, и теперь стрелки были зачарованы нежным голосом Марианны. Она пела и вкладывала в слова и мелодию всю душу так, словно эти слова еще имели для нее смысл, хотя ей казалось, что она полностью утратила веру в то, о чем сейчас пела.

– Святая Дева, а ведь она красивая! – еле слышно прошептал Хьюберт, не сводя с Марианны глаз.

– Красивая? – так же тихо откликнулся Бранд, глядя на Марианну завороженным взглядом, и покачал головой. – Нет, Хью, она не просто красивая. Она очень красивая!

– Вы только сейчас это разглядели? – усмехнулся Дикон и грустно вздохнул, слушая голос Марианны, вторивший серебряному перезвону струн.

Печалью снова песня перевита!

О том томлюсь и на того сердита,

Пред кем в любви душа была открыта.

Неведение мне больше не защита,

Ни красота, ни духа глубина.

Я предана, обманута, забыта,

Теперь с другими ваша речь нежна.

Я утешаюсь тем, что проявила

К вам, друг, довольно нежности и пыла.

Как сладкозвучный благовест любила!

И, хоть моя и побеждала сила,

Столь, друг мой, ваша высока цена,

Что вам, в конце концов, и я постыла,

Впрямь, видно, стала другу не нужна.

Мне славы хватит отразить упреки:

Род стар, нрав легок, чувства же глубоки,

И не присущи внешности пороки.

Как вестника я шлю вам эти строки.

О друг мой милый, ибо знать должна,

Из ревности ли вы со мной жестоки

Иль это злонамеренность одна.

Понятны ль вам в посланье сем намеки

О том, сколь гордость для любви вредна?¹

Джон откинулся на локоть и за спиной Марианны осторожно толкнул Статли. Когда он тоже лег на спину голова к голове с Джоном, тот указал ему глазами на лорда Шервуда и прошептал на ухо Статли:

– Посмотри на Робина!

Робин полулежал, прислонившись плечом к дереву, и покусывал травинку. Со стороны могло показаться, что он дремлет. Но Статли заметил, с каким пристальным вниманием лорд Шервуда из-под ресниц наблюдает за Марианной. Он смотрел на нее так, словно она была его противником, которому он собирается бросить вызов, и сейчас раздумывал, как надо будет вести поединок, чтобы добиться победы.

Переведя взгляд на Джона, который так довольно ухмылялся, словно Марианна пела по его замыслу, Статли усмехнулся и удрученно покачал головой. Джон вопросительно вскинул брови, и Статли в ответ шепнул:

– А теперь посмотри ты. Не на Робина! На Вилла.

Джон посмотрел туда, куда ему указал Статли, и помрачнел. Вилл смотрел на Марианну точно так же, как лорд Шервуда.

– Вот это плохо! – шепотом проворчал Джон. – Надо поговорить с ним!

Статли с сомнением покачал головой.

– Да, но говорить с Виллом вправе только Робин.

– Значит, я поговорю с Робином! – решительно прошептал Джон.

Отвлеченная шорохами и перешептыванием, которые шелестели за ее спиной, и уставшая, Марианна в последний раз провела пальцами по струнам и отложила лютню. Нежно улыбнувшись, еще погруженная в грезы собственных напевов, она подняла затуманенные глаза на притихших товарищей и вдруг заметила, что они все молча смотрят на нее. Ее глаза прояснились, и Марианна, которую вдруг закрутил поток темного ужаса, едва не вскочила на ноги. Но Робин вскинул руку, останавливая ее порыв, и сказал мягко и властно:

– Мэриан, не бойся! Мы все просто залюбовались тобой.

Она встретилась с ним взглядом и не смогла отвести глаз. В первый раз за все время, что она жила в Шервуде, она увидела в его глазах нежность, и золотые искорки ласковой улыбки, и понимание. Вспомнив, как он умеет читать по ее глазам все, о чем она думает и что чувствует, Марианна тут же опустила глаза. Но выступивший на скулах румянец выдал ее волнение, и Робин едва заметно улыбнулся, наблюдая, как Марианна пытается укрыться, возводя вокруг себя невидимые стены.

– Почему ты замолчала, Саксонка? – с тревогой спросил Бранд, когда наступившая тишина рассеяла очарование, навеянное голосом Марианны.

– Я охрипла! – улыбнулась Марианна и, вернув лютню Алану, так же, как он, провела пальцами по горлу. – Давно не пела.

Стрелки рассмеялись. Статли подал Марианне флягу с сидром и, пока она пила, заботливо укутал ее плечи плащом.

– Пора спать! – потянулся Дикон и сладко зевнул. – Хьюберт, где ты ляжешь?

– Возле Саксонки! – ухмыльнувшись, заявил Хьюберт. – Я хочу увидеть сегодня райские сны, а для этого надо лечь рядом с ангелом.

– Вот как? – буркнул Джон, заметив, как загорелись одинаково недобрым огнем глаза Дикона – закадычного друга острослова Хьюберта, Вилла и что-то похожее на отблеск стали мелькнуло в бесстрастном взгляде лорда Шервуда. – А ты уже был в раю и знаешь, какие сны там снятся?

– У него этот рай в селении, что в пяти милях от Шервуда, – улыбнулся Вилл, догадавшись, что Джон твердо намерен никого и близко не подпустить к Марианне. – Там, где живет крошка Дженнет.

– Ты почему вдруг так заулыбался? – встревожился Хьюберт и подозрительно посмотрел на Вилла, забыв и думать о Марианне.

– Ну что ты, Хью! – лениво повел плечом Вилл, переворачиваясь на спину и все с той же улыбкой глядя в ночное небо. – Неужели ты подумал, что я способен отбить подружку у товарища?

– Очень даже способен! – проворчал Хьюберт, но, заметив протестующий жест Вилла, довольно рассмеялся. – А! Я понял: ты просто завидуешь мне! Но сегодня, глядя на Саксонку, пока она пела, я почти забыл о самом существовании других девушек на свете. Вы только посмотрите, как она сердится, стоит бросить в ее сторону ласковый взгляд! Успокойся, Саксонка, я верный друг моей малышки Джен! Да и Дик вот-вот перережет мне горло. Ай, Дик, ты сейчас проткнешь меня локтем!

– Болтун! – усмехнулся Джон, посмотрев в сторону покрасневшего Дикона, который действительно сжимал рукоять ножа.

– Вот уж нет! – не согласился Хьюберт. – Это ты, Малютка, верный муж. А всех остальных, по-моему, этим вечером очень взволновала красота нашей воинственной леди!

– Если ты не заткнешься сам, тебе помогу я, – раздался в ответ голос Марианны.

Встретившись с ее ставшими недобрыми глазами, Хьюберт поднял обе руки в знак повиновения и улегся возле Дикона.

– Да, Робин! – вдруг встрепенулся Дикон. – Ты приказывал напоминать тебе, когда запас наконечников для стрел уменьшается до половины. Так вот, он уменьшился. Если пойдешь на ярмарку, сделай стрельнику заказ.

– Спасибо за напоминание, – ответил Робин. – Кстати, тебе никто не мешает пойти вместе со мной и напомнить мне завтра еще раз.

– Да, конечно! – с готовностью кивнул Дикон.

– И можешь захватить с собой своего приятеля, – добавил Робин.

В отличие от Дикона Хьюберт предложению лорда Шервуда не обрадовался. Поймав вопросительный взгляд Робина, который тотчас почувствовал его замешательство, Хьюберт признался:

– Я готов составить компанию и тебе, и Дику, но если во мне нет особенной надобности, то я очень хотел бы…

– Навестить завтра крошку Дженнет? – договорил за него Робин и улыбнулся. – Ну что же, передай ей привет от меня.

– Непременно! Я что, сам себе враг? – вдруг рассердился Хьюберт. – Она и так уже несколько раз расспрашивала о тебе. Как Робин хорош собой! Какие у него глаза! Ах, мой милый, я так тебя люблю! Ты случайно не знаешь, есть ли у Робина подружка? – передразнил Хьюберт тонкий девичий голос, и стрелки громко расхохотались.

– Значит, Хью, тебе надо обзавестись более верной подругой! – нравоучительно заметил Статли, перемигнувшись с Аланом.

– Еще лучше обзавестись десятком подруг, да таких, чтобы они все хранили мне верность, – не растерялся Хьюберт.

– Что же тебе мешает? – усмехнулся Вилл, поведя глазами в сторону Хьюберта.

– У меня попросту нет такого опыта обращения с женщинами, как у тебя или Робина, – с невинным видом отозвался Хьюберт.

– А ты не слишком разболтался? – угрожающе вскинув бровь, осведомился Вилл, и в его глазах мгновенно вспыхнул недобрый огонек.

– Что такое? Для чьих ушей мои слова не предназначались? – немедленно поинтересовался Хьюберт. – Кажется, ни для кого в Шервуде не секрет, что девицы вам обоим с готовностью вешаются на шею, стоит вам только посмотреть в их сторону!

– Хьюберт, почему ты еще не спишь? – негромко спросил Робин и улыбнулся про себя, заметив, как сузились и помрачнели глаза Марианны, которая внимательно слушала перепалку Хьюберта с Виллом.

– Уже сплю! – под общий смех воскликнул Хьюберт и в подтверждение своих слов с головой закутался в плащ.

Вилл тоже завернулся в плащ и, вытянувшись на траве, сладко потянулся.

– Кого оставим дозорным? – спросил он сонным голосом.

– Чего спрашиваешь, если сам успел улечься? – насмешливо ответил Джон. – Я часок посторожу первым.

– Потом разбуди меня, – сказал Робин, поднимаясь с травы и взглядом выбирая, где лечь.

Джон, не дав ему долго раздумывать, подхватил плащ Робина и расстелил его рядом с Марианной, устроившейся на ночлег возле Статли.

– Ложись на мое место! – предложил он, с невозмутимой улыбкой встретив взгляд Робина, которым тот высказал все свое неодобрение хитростей друга. Заметив, что и дремавшая Марианна проснулась, приподняла голову и встревоженно посмотрела на них, Джон поспешил успокоить ее: – Спи, девочка! Должен же кто-то защищать тебя, пока я буду в дозоре. Статли не добудишься, хоть из рога труби ему в ухо!

– Старый сводник! – улыбнувшись, прошептал про себя Статли и повернулся к Марианне спиной.

Марианна, закрыв глаза, услышала, как Робин лег возле нее, как зашуршал плащ, которым он укрывался. Робин случайно задел Марианну локтем, и она тут же отодвинулась, повернулась к нему спиной и свернулась в клубок. Робин закрыл глаза, и через несколько минут Марианна услышала его ровное дыхание. Она еще какое-то время слышала шорохи листвы, шаги Джона, фырканье бродивших по лугу коней, потом тоже уснула.

****

Робин проснулся, почувствовав прикосновение к руке, и решил, что это Джон будит его себе на смену. Но, открыв глаза, он увидел лицо спавшей Марианны и ее ладонь на своей руке. Потом она вдруг обняла его, уютно устроилась щекой на его плече и прильнула к Робину. Он удивленно скосил на нее глаза, не зная, что об этом думать. Он ведь сам отправлял ее в объезд дозоров с друзьями, но в каждом из них Робин был уверен без малейших опасений за Марианну. А вот ее он в расчет не брал. Неужели она каждый раз на ночлеге в лесу вот так искала во сне объятий, сама не зная, чьих? Но шепот Марианны развеял его сомнения. Уткнувшись лицом ему в шею, она прошептала те же слова, которые шептала в Руффорде:

– Робин! Как мне нравится твой запах! Мне все в тебе нравится, Робин…

Почувствовав себя так, словно из его сердца наконец-то вытащили стальной шип, мучивший его острой болью конец весны и все лето, Робин осторожно, чтобы не потревожить сон Марианны, обнял ее. Он слушал ее сонное дыхание, а сам не спал. Против воли или согласно ей на него нахлынули воспоминания о том, как они встретились в Руффорде. Он – наяву, а ей эта встреча тогда казалась сном.

В октябре прошлого года до него дошла весть о тяжком недуге, поразившем целое селение, и долг целителя позвал лорда Шервуда в путь. Приняв обличье старика, чему способствовали седой парик и накладная борода, длинный балахон и тяжелый плащ до пят, Робин к позднему вечеру добрался до злосчастного селения, называвшегося Руффордом. Поручив коня сопровождавшему его Бранду, обремененный тяжелыми сумками с лекарствами, он пешком пошел к воротам селения и неожиданно столкнулся с кордоном ратников. На их одеждах и щитах был герб Невиллов, во владения которых входили земли Руффорда. По разбитым шатрам и обустроенному костровищу Робин понял, что ратники стоят в карауле не первый день.

– Стой, старик! – рослый ратник решительно загородил Робину путь, всем видом давая понять, что не даст ступить и шагу дальше. – В Руффорд никого не велено пускать – таков приказ леди Невилл!

– Вот как? – недовольно проворчал Робин, стараясь, чтобы голос был старчески скрипучим, и сокрушенно вздохнул: – Значит, я напрасно проделал такой долгий путь?

Ратник окинул взглядом пропылившийся плащ Робина и сделал радушный жест в сторону костра:

– Садись к огню, отдохни и обогрейся! Судя по одежде, твой путь и впрямь был не близким. Если не побрезгуешь остатками нашего ужина, перекуси с дороги.

Решив узнать, что делают ратники Невилла в Руффорде, Робин не стал отклонять приглашение и сел возле костра. К нему придвинули блюдо с хлебом, сыром и холодной бараниной, один из ратников подал фляжку, наполовину полную вина.

– Что тебя привело в Руффорд? – полюбопытствовал ратник, который привел Робина к костру. – Неужели ты не слышал, что в здесь стряслась беда? Селение поразил мор. Любой, кто сейчас окажется в Руффорде, может прямиком отправиться на погост!

– Весть об этой беде и позвала меня в дорогу, – ответил Робин. – Я лекарь, и мой долг – спешить туда, где нуждаются в исцелении.

Ратники в знак уважения к гостю склонили перед ним головы.

– И все же не обессудь, почтенный! – вздохнул старший ратник. – Леди Невилл приказала нам охранять все пути, что ведут в Руффорд, и никого, будь он конным или пешим, не пускать в селение. Хоть ты и лекарь, мы не можем нарушить приказ нашей госпожи – леди не сделала исключений ни для кого. Она сказала, что путники могут разнести недуг по всему графству, и вот тогда случится непоправимая беда.

– Ваша госпожа полностью права, – подтвердил Робин, и ратник довольно улыбнулся.

Леди Невилл… Робин подумал, что сэр Гилберт вступил в повторный брак. Он помнил, как страстно и безнадежно любил лорд Невилл свою жену леди Рианнон, но, видимо, время в силах излечить любую боль, даже сердечную. Робин спросил о даме, которая стала новой супругой сэра Гилберта, и с возрастающим удивлением слушал ответ старшего ратника.

– Нет, наш лорд сэр Гилберт и в мыслях не держит вступать в брак второй раз! Леди Невилл мы называем его дочь – леди Марианну, – суровое лицо ратника мгновенно смягчилось, едва он упомянул имя Марианны. Улыбнувшись, ратник смущенно пояснил: – Конечно, сама она не именует себя так, как зовем ее мы, но леди Марианна и впрямь госпожа владений Невиллов. Она, как только вернулась из монастыря, сразу принялась управлять землями отца, да так умело, что сэр Гилберт на нее не нарадуется. Похоже, он и сам не заметил, как передал ей бразды правления! Он поручил ей даже вершить суд, и ее решения всегда справедливы и разумны настолько, что и те, не в чью пользу она разрешала спор, отзывались о ней с хвалой!

Робин в то время очень много думал о Марианне и не преминул узнать о ней больше. Поэтому он осторожно сказал:

– Я слышал много добрых слов о леди Марианне…

Он не надеялся, что ратники проявят большую откровенность, но они так оживились и подвинулись ближе к нему, что Робин понял: они готовы говорить о своей леди до рассвета.

– Говорят, что она умна, хороша собой, добра и великодушна, – продолжал Робин, вопросительно поглядывая на ратников.

– Ни одного слова лжи или преувеличения, – горячо подхватил старший ратник, потом покачал головой, всем видом выразив сомнение: – но вряд ли слова могут описать в действительности, как она прекрасна душой, красива обликом и добра сердцем!

– Тогда почему она запретила пропускать в Руффорд всех, не сделав исключение для лекарей? – возразил Робин и хотел добавить, что такой поступок не украшает Марианну, но ответные слова ратника заставили его онеметь.

– А зачем? Во всех Средних землях нет более искусного целителя, чем сама леди Марианна! – с тайной гордостью сказал ратник. – Она сейчас в Руффорде и сама лечит тех, кто заболел.

– И сэр Гилберт отпустил дочь в селение, пораженное мором? – только и смог вымолвить ошеломленный Робин.

Ратники в смущении переглянулись, и старший ответил:

– Нет, конечно. Сэр Гилберт сейчас в валлийских владениях и не знает, что в Руффорд пришла болезнь, как и о пребывании здесь леди Марианны. Я же говорил тебе, что это был ее приказ.

Пробормотав благодарные слова за ужин и беседу, Робин покинул гостеприимных ратников, объяснив им, как его можно найти, если их госпоже все же понадобится помощь. Выйдя из освещенного костром круга, Робин прислонился спиной к дереву и закрыл глаза, пытаясь прийти в себя.

Она в Руффорде!

В Руффорде, где, как он знал, за одну неделю умерла треть жителей! И она, зная о том, что болезнь очень заразна, отправилась в самое логово недуга и смерти! Ратники забыли сказать, что нет слов, которые могли бы достойно и красочно описать легкомыслие их госпожи, а не только красоту и прочие достоинства. Глупая, безрассудная девчонка!.. Робин скрипнул зубами и глубоко вздохнул. А есть ли ему дело до причуд леди Марианны, которыми она заполняет досуг?

Его внимание привлек оживленный гул голосов. Посмотрев в сторону костра, Робин увидел, что ратники вскочили на ноги и устремились к селению, но через пару шагов все как один остановились, словно наткнулись на невидимую преграду. Избегая попасть в свет костра, Робин сделал несколько шагов в ту же сторону и увидел преграду, о которую споткнулись ратники.

Ею была девичья ладонь, вскинутая в запрещающем жесте. Освещаемая отблесками костра, Марианна зябко куталась в плащ и негромким размеренным голосом перечисляла ратникам, что ей необходимо получить из Фледстана: съестные припасы, травы, воду. Робин слушал, но почти не разбирал слов, только неотрывно смотрел на нее. Ему стоило больших усилий не выйти из темноты и, схватив ее в охапку, увезти далеко от места, где обосновалась Смерть. «Как ты можешь так рисковать собой?!» – взывал он с отчаянием, вглядываясь в побледневшее, очень усталое, но такое милое лицо, обрамленное светлыми косами. Сейчас он снова не признал бы в ней знатную леди, и не столько из-за простого платья, в которое она была одета, сколько из-за ее поступка, который не совершила бы ни одна из знатных и благородных девиц, – самоотверженного поступка, подчиненного долгу целительницы, но безмерно опасного для самой Марианны.

– Тут один старик приходил, – сказал старший ратник, когда Марианна смолкла. – Говорил, что он лекарь и пришел помочь жителям Руффорда. Может быть, леди Мэриан, вам пригодится его помощь? Вы только скажите, и мы догоним его! Вряд ли он успел далеко уйти.

Робин невольно улыбнулся, услышав обещание разыскать его, которое мог дать только тот, кто и в малости не знал повадок лорда Шервуда.

– Нет, – недолго подумав, ответила Марианна, – болезнь пошла на убыль, так что помощь не требуется. Если увидите этого славного старика, поблагодарите его от моего имени. А завтра я должна получить из Фледстана все, что сейчас назвала вам.

И она, закрыв лицо до глаз маской из ткани, пошла обратно в селение.

«Девочка моя! – мысленно крикнул вслед ей Робин. – Ты все делаешь правильно! И то, как защищаешься, и травы, которые ты перечислила, нужны тебе для тех лекарств, которые способны побороть эту болезнь! Но сейчас согласись, и пусть они позовут меня! Ведь ты там совсем одна, а сколько у тебя осталось сил?»

– Госпожа! – неуверенно окликнул ее ратник. – Если опасность миновала, не лучше ли вам вернуться во Фледстан?

Очевидно, не высказанные до конца опасения Робина за жизнь Марианны все же посеяли сомнения в душе старшего ратника. В ответ раздался серебристый смех Марианны, и, уже едва видимая в темноте, она помахала рукой.

– Потерпите несколько дней! – эхом донеслось до ратников и лорда Шервуда. – Пока я еще нужна здесь!

Робин вернулся в Шервуд. Все последующие дни для него не было важнее новостей, чем те, что касались Руффорда. К его огромной радости новости приходили самые утешительные. Число больных стремительно убывало, выздоравливающих – росло. Смерти пришлось отступить перед упорством и умением Марианны. Робин уже вздохнул спокойно и, перестав тревожиться за Марианну, полностью окунулся в дела Шервуда, когда в лагерь на взмыленной лошади примчался отец Тук.

– Ко мне заявился один из ратников Невилла, – задыхаясь, сказал он и жадно осушил кубок вина, не заметив, как половину пролил себе на грудь. – Помнишь, ты предупреждал меня, что если они станут искать старого лекаря, я должен сразу найти тебя?

– Значит, леди Марианне все же понадобилась помощь? – спросил Робин, очень внимательно посмотрев на священника.

– Так и есть, ей она и понадобилась! – с отчаянием воскликнул отец Тук и в волнении схватил Робина за руку. – Он сказал, что Марианна заболела, что ей очень плохо и никто не знает, как ей помочь! Сделай же что-нибудь, Робин, иначе она умрет!

Священник зарыдал, не стыдясь слез. Не медля ни минуты, Робин разбудил Джона, приказал ему отправляться по дозорам вместо себя и предупредил, что уедет на несколько дней. Джон не успел спросить его, куда и зачем, как Робин уже был у себя и спешно переодевался, принимая облик старика. Собирая в сумку необходимые лекарства, он не заметил появления Эллен, которая стояла на пороге, наблюдая за сборами Робина.

– Я была у отца Тука и приехала вместе с ним, – сказала она, когда Робин наконец бросил на нее взгляд. – И сейчас я поеду с тобой. Не возражай! Ты едешь врачевать девушку, и тебе понадобится женская помощь.

– Хорошо! – отрывисто сказал в ответ Робин и вытолкнул Эллен в коридор. – Но если твоя лошадь отстанет, не обессудь: я не буду тебя ждать!

Они едва не загнали коней, домчавшись до Руффорда за немыслимо короткое время. Ратники, несшие караул у ворот селения, завидев всадников, бросились им навстречу.

– Хвала Святой Деве! – воскликнул старший ратник, узнав Робина, и, едва дождавшись, пока он спешится, увлек его к селению. – Идем быстрее!

Пока они шли к дому бейлифа, который на время стал пристанищем Марианны, ратник торопливо говорил:

– Позавчера она показалась мне бледнее обычного, но я решил, что она просто устала. Столько дней и ночей почти без сна! Вчера утром она сказала, что сегодня мы можем вернуться во Фледстан, и она вместе с нами. А днем служанка бейлифа прибежала к нам и сказала, что госпожа пожаловалась на озноб. Я пошел вместе с ней в селение. Леди выбранила меня, ответила, что с ней все в порядке, и приказала возвращаться. Но всего через пару часов она прилегла отдохнуть и больше не смогла подняться с постели. К вечеру она стала задыхаться, у нее начался жар, а к ночи она впала в беспамятство. Словом, все, как у тех, кого сразил этот клятый недуг! Я уже не чаял дождаться тебя!

Робин, внимательно слушая ратника, распахнул дверь. Служанка отвела его к постели Марианны, и Робин, передав сумку с лекарствами Эллен, сел рядом с девушкой и взял ее за руку, нащупывая пульс. Биение пульса было очень слабым и частым, а исхудавшая рука Марианны горела огнем. Не замечая взглядов – жалостливых служанки и отчаянных ратника, Робин тщательно изучал лицо Марианны.

Как она бледна! Не опоздал ли он? Нет, смерть не получит такую жертву! Пальцы Робина уверенно пробежали по телу Марианны там, где он ожидал нащупать уплотнения, которые свидетельствовали бы о заражении, но ничего не нашел. На лице Марианны не было и следов сыпи. Робин склонился к ее груди, прислушался к дыханию и понял, чем она больна. Он даже рассмеялся, и все, кто был в доме, включая Эллен, посмотрели на него как на сумасшедшего.

Выпустив руку Марианны, Робин принялся доставать из сумки нужные ему лекарства. Отыскав большой флакон с мазью, он подал его Эллен:

– Натри ее этим, Нелли, переодень в сухую сорочку и застели постель свежими простынями.

– Ты вылечишь леди Марианну?! – не выдержал ратник, с силой тряхнув Робина за плечо.

Робин снял с себя его руку, приказал служанке принести воды и стал готовить лекарство.

– Да, не тревожься, – ответил он ратнику. – Это всего лишь простуда. Леди была до крайности утомлена, вот ее и одолел самый обычный недуг. Смерть ей не грозит: два-три дня, и она будет здорова.

Ратник с глубоким вздохом облегчения вытер взмокший от пота лоб.

– Хвала Святой Деве! – повторил он. – А я уже думал о том, что мне сказать сэру Гилберту, который утром прибудет в Руффорд, как объяснить ему, почему я не уберег его дочь!

– Слова так важны? – спросил Робин, смешивая лекарство с водой.

– Нет! – горячо ответил ратник. – Я просто подставил бы голову под его меч и счел бы такую кару справедливой!

Робин хотел успокоить ратника, но смог лишь кивнуть ему и выставил вон из дома. Эллен со служанкой растерли Марианну мазью и уложили ее в перестеленную кровать. Робин сел рядом и, подхватив Марианну под спину, напоил ее приготовленным лекарством.

В дверях снова показался ратник:

– Сэр Гилберт непременно захочет поблагодарить тебя! Не упусти возможность поправить дела. Ему не будет жаль ничего за жизнь леди Марианны! Уверен, он пригласит тебя провести остаток дней во Фледстане, если ты того захочешь!

Робин едва не рассмеялся, представив, как обрадуется сэр Гилберт тому, что в его замке обоснуется лорд вольного Шервуда. Ратнику же он ответил:

– Мои дела в порядке, а жизнь вашей госпожи сама по себе будет для меня наибольшей благодарностью.

Он решительно выпроводил ратника и отправил служанку искать ночлег в другом доме. Ему хотелось снять с себя тяжелый балахон и парик с бородой, что он и сделал, едва за всеми закрылась дверь. Освежившись холодной водой, Робин вернулся к постели Марианны. Сев на кровать возле нее, он взял девушку за руку и долго всматривался в ее лицо.

Как только он мог подумать, что ее пребывание в Руффорде было желанием заполнить праздный досуг! Как он вообще мог принять ее за избалованную девицу, испорченную богатством, высоким положением и всеобщим восхищением ее редкой красотой? Ведь все ему говорили правду: она и впрямь была безмерно доброй, сострадательной к чужой боли, великодушной и самоотверженной!

Робин ласково положил ладонь на лоб Марианны, на котором выступила испарина. Только сейчас он понял, какую боль испытал бы он сам при вести о ее смерти.

Ее лицо было бледным и осунувшимся, но и таким оно казалось Робину прекрасным в обрамлении светлых волос, разметавшихся по простыням. Он с трудом удержался от желания погрузить руки в сыпучие россыпи ее кос, но не смог не дотронуться до ее губ легким поцелуем, как если бы проверял дыхание Марианны. И кроме восхищения она, даже такая – истаявшая от жара, все равно вызывала в нем желание.

– Вот и пришел твой час, – услышал он голос Эллен и, подняв голову, встретил ее печальную улыбку. – Как бы ты ни отгораживался от женских чар, все равно не уберегся! Недаром когда ты и прежде упоминал о ней, то всегда называл своей невестой. Твое сердце предчувствовало любовь к ней, хоть ты сам и не помышлял об этом!

– Прости, Нел, – тихо сказал Робин, заметив грусть в ее глазах.

– Тебе не за что просить прощения, – пожала плечами Эллен, – каждый из нас давно уже живет своей жизнью. Я сама пришла к тебе в ночь после отъезда сэра Эдрика. Ты не виноват в том, что я полюбила тебя. Даже после того как ты влюбился в Мартину, ты все равно оставался добрым ко мне. Ох, милый! Но что ты теперь станешь делать? Ведь она не только твоя невеста. Она самая завидная невеста в Средних землях, а тебя считают погибшим! Она хоть знает, кто ты и как вы связаны друг с другом?

– Нет, – глухо ответил Робин, – и не узнает. Довольно, Нелли! Ложись спать. Утром я вернусь в Шервуд, а тебя прошу остаться с ней до тех пор, пока она не придет в себя.

Он мог бы вернуться прямо сейчас, ведь жизни Марианны не угрожала опасность. Но Эллен чутким сердцем догадалась, что он хочет провести возле Марианны несколько лишних часов. Она устроилась на шкурах, застилавших пол, и уснула, укутавшись в плащ с головой. Робин только потом оценил ее такт. А тогда он лишь почувствовал себя свободнее. Приготовив новую порцию лекарства, Робин напоил им Марианну. Она по-прежнему не приходила в себя, и ему пришлось поддержать ее, обхватив рукой тонкие плечи и положив ладонь ей на лицо. Она покорно выпила снадобье и, глубоко вздохнув, склонила голову на его плечо.

– Наконец-то ты пришел! А я уже так устала ждать тебя! – вдруг прошептала Марианна.

Он замер, вглядываясь в ее лицо. Но она спала в забытьи горячки, и Робин хотел уложить ее на постель, когда горячие пальцы Марианны с силой сжали его запястье и потянули к себе. Робин прерывисто вздохнул. Соблазн уступить влекущей силе руки Марианны был так велик, что Робин даже не стал и пытаться побороть его. Не выпуская девушку из объятий, он осторожно прилег на постель возле нее.

Так же, как сейчас, она тогда прильнула к нему и легла щекой ему на плечо. И он так же, как этой августовской ночью, почувствовал ревность: мало ли кого она видела в горячечных видениях? Но держать ее в объятиях и ощущать жаркое тепло ее дыхания было так невыразимо хорошо, что ревность уступила место необыкновенному радостному умиротворению, и Робин, заставив рассудок умолкнуть, с нежной силой прижал к себе Марианну.

Незаметно для себя он задремал и проснулся от того, что горячая ладонь Марианны проникла ему под рубашку и принялась блуждать по его груди. Робин остановил ее руку, накрыв сверху своей, и тогда она легла на бок и уткнулась лицом ему в шею. Ее жаркие сухие губы прикоснулись к нему, и Марианна шепнула в забытьи те же слова, что и сейчас:

– Мне так нравится твой запах! Мне все в тебе нравится, Робин!

Его сердце лихорадочно забилось при звуке собственного имени, произнесенного ее таким нежным, еле слышным голосом. Забыв обо всем, он приподнял ладонью ее лицо. Ее губы оказались совсем рядом с его губами и приоткрылись в безмолвном призыве. Тогда он, отринув благоразумие, обхватил ладонью ее затылок и прильнул к губам Марианны. Как она отозвалась на его поцелуй! Даже положила ладонь на его щеку, словно боялась, что он исчезнет. Он целовал и целовал ее, а она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Его пальцы погрузились в россыпь ее волос и принялись нежно ласкать ее затылок, шею, скулы. Она тихо простонала и выгнулась под ним. Ее стон заставил Робина опомниться. Оторвавшись от губ Марианны, он понял, что уложил ее на спину и подмял под себя. Кажется, он тогда сумел остановиться в последнее мгновение!

Оставив ее, он долго плескал в лицо пригоршни холодной воды, приводя мысли и чувства в порядок. Это было сущим безумием! Марианну и его неумолимо влекло друг к другу, они были даже помолвлены, но утром он вернется в Шервуд, а она, очнувшись от горячки, возможно, не вспомнит о нем. А если вспомнит, то решит, что он привиделся ей во сне.

Утром приехал сэр Гилберт. Робин едва успел надеть парик, бороду и балахон, когда в дом ворвался высокий седой человек, в котором он узнал барона Невилла, и бросился к постели дочери.

– Леди Марианна вне опасности, милорд, – поспешил успокоить Робин.

Невилл обернулся, и Робина поразило немое отчаяние в его глазах. Поверив словам старого целителя, Невилл в несколько шагов оказался возле Робина и порывисто сжал его в объятиях:

– Почтенный, мне сказали, что ты спас мою дочь! Могу я чем-либо отблагодарить тебя?

Робин пристально посмотрел на сэра Гилберта и ответил:

– Можете, милорд. Когда ваша дочь очнется, похвалите ее.

– Похвалить?! – повторил изумленный сэр Гилберт. – Похвалить ее за то, что она заперлась в больном селении и сама чуть не отдала Богу душу?

– Да, – с прежней твердостью сказал Робин. – Вы должны похвалить ее за то, что она одна спасла жизнь почти сотни людей. Если бы не она, все селение вымерло бы, а зараза разошлась по всему графству, а потом и по всей стране. Вдумайтесь в то, что я сказал, и решите сами: такая самоотверженность стоит похвалы или упреков?

Сэр Гилберт рассмеялся отрывистым смешком и всплеснул руками, выразив этим жестом и растерянность, и бессилие.

– Я выполню твою просьбу, старик. Но ты останешься единственным, кто найдет поступок моей дочери похвальным. Я не знаю, что мне делать с ней! Лишить свободы? – и он посмотрел на Робина так, словно ждал совета.

– Ангела не запирают в клетке, – коротко ответил Робин.

– Да, она зачахнет, – согласился Невилл, – но разрешать ей подвергать себя подобному риску впредь!.. Она единственная отрада моего сердца. Сын не так дорог мне, как Марианна. И она же – постоянный источник моих тревог.

– Выдайте дочь замуж, и ваши тревоги перейдут к ее мужу, – посоветовал Робин.

Он дал совет не от души – просто хотел узнать, не обручена ли его бывшая невеста с кем-либо.

– Замуж! – безрадостно рассмеялся сэр Гилберт. – За кого же? Кто потерпит от своей жены такого? – И он обвел взглядом стены дома так, словно перед ним было все охваченное мором селение.

– Я, – едва не ответил Робин, но вместо этого сказал: – Ваша дочь – целительница. У целителя есть священный долг, которым он не вправе пренебрегать. Она поступила в соответствии с долгом. Похвалите ее, милорд, и ни слова упрека!

Оставив Эллен возле Марианны и уверив Невилла в том, что ее помощи будет достаточно, Робин вернулся в Шервуд. Смятение сердца не давало ему ни покоя, ни сна, и он отправился к дозорному посту, сменив Вульфгара, который сильно удивился, что сам лорд Шервуда пожелал побыть простым дозорным.

Всю ночь Робин думал о Марианне. Слишком хороша она была, чтобы только опека отца обеспечила ей полную безопасность. И Робин решил сам сделать все, чтобы защитить Марианну от посягательств тех, кто считал принадлежащим себе все вокруг, включая дочь Гилберта Невилла. Он даже не пытался уверить себя, что его решение – побуждение долга, а не веление сердца. Он уже понял, что обречен любить ее до конца своих дней.

Вернувшись в лагерь, Робин назначил сбор – не всего Шервуда, а только тех, кто возглавлял отряды вольных стрелков.

– Я хочу, чтобы каждый в Шервуде знал, что леди Марианна Невилл находится под защитой вольных стрелков. Не только под защитой, но и под моим личным покровительством, – объявил он. – Те, кто не знает ее в лицо, при одном имени леди Марианны должны приходить ей на помощь, в чем бы эта помощь ни заключалась. Оберегайте ее от любого, кто бы ни замыслил недоброе дело против леди Марианны!

Его выслушали, не задавая вопросов. В Шервуде уже оценили самоотверженность и мужество леди Марианны, которая не убоялась сама прийти на помощь гибнущим от смертельного недуга людям. Поэтому приказ лорда Шервуда был встречен с воодушевлением, и даже Вилл не заподозрил в этом приказе сердечных чувств, хотя именно они и диктовали Робину слова, которые он сказал стрелкам.

…Протяжный вздох Марианны заставил Робина очнуться от воспоминаний. Он быстро посмотрел на нее и увидел, что прежде спокойное лицо исказилось гримасой страдания. Она рывком убрала голову с его плеча, упала на спину и хрипло простонала. Склонившись над ней, Робин накрыл ее губы ладонью и поцеловал в лоб, чтобы разбудить Марианну.

– Что?! – распахнулись ее блестящие, полные сонных видений глаза. – Что случилось?!

Заметив, что она крепко сжимает его запястье, Марианна тут же отдернула руку и вопросительно посмотрела на Робина.

– Тебе приснился кошмар, – шепнул Робин и убрал ладонь с ее лица. – Я не хотел, чтобы ты криками разбудила остальных.

Она молча кивнула, не сводя с него расширенных глаз, и в это мгновение к ним подошел Джон.

– Час прошел, – заметил он.

– Да, – ответил Робин, поднимаясь на ноги.

– Робин! – остановила его Марианна, глядя жаркими глазами. – Мой лорд, мне все равно уже не уснуть! Позволь мне заступить в дозор, а ты продолжай спать!

Робин посмотрел на нее и подал руку, помогая подняться.

– Не обижайся на мои слова, но тебе еще рано одной нести дозор в полевом ночлеге. Давай поступим так: ты будешь дежурить с южной стороны, а я с северной.

Марианна молча кивнула и, вынув меч из ножен, ушла за деревья в сторону леса. Робин хотел пойти к реке, но Джон поймал его за плечо и вопросительно посмотрел на друга.

– Ложись спать, златокудрая Фрейя! – шепотом сказал Робин в ответ на взгляд Джона.

– Ты, конечно, можешь унижать меня, называя златокудрой богиней, – так же шепотом ответил Джон, – но делай уже что-нибудь!

– Ложись спать, – повторил Робин и, высвободившись от захвата Джона, ушел в сторону реки.