Читать книгу Друзья и недруги. Том 2 - Айлин Вульф - Страница 2

Каждую ночь я просыпаюсь до рассвета, долго лежу с закрытыми глазами, вспоминая увиденные сны, прежде чем вернуться к яви и встретить наступление нового дня. Сны мне снятся одни и те же – о детских годах, когда были живы отец и мать, а я была маленькой девочкой, единственной и любимой дочерью. В отличие от меня матушка была плодовитой и родила восьмерых детей, из которых выжили только двое: мой старший брат Брайан, первенец моих родителей, и я, четвертое по счету дитя. Остальные шесть моих братьев и сестер умерли – кто в младенчестве, кто чуть старше. Раньше, молясь за них вместе с матушкой, я всем сердцем жалела их, хотя знала, что они стали ангелами. Ведь смерть пришла за ними, когда они были еще в безгрешном возрасте. Жалея и оплакивая их, я старательно скрывала собственную радость: я-то осталась жива, меня миновали хвори, беспощадные к слабым и беззащитным перед недугами детям. Но в последнее время, поминая в молитвах усопших сестер и братьев, я завидую им, завидую их ранней смерти. Они не познали страданий, которые выпали на мою долю, а мне, грешной, утратившей детскую невинность, не стать ангелом, и, когда я умру, мой голос не сольется с их голосами, славящими Создателя. Иногда я смиряюсь, иногда ропщу на свой удел, не в силах понять, чем заслужила подобную несправедливость. Ведь я всегда была послушной и любящей дочерью, сестрой и супругой. Но ни смирение, ни роптание ничего не могут изменить в моей судьбе, и, понимая это, я впадаю в оцепенение. Так легче и проще: не видеть, не слышать, не чувствовать. Скоро все так и будет, ведь мой час близится, и при мысли о смерти мне становится то радостно, то страшно. Но ни радость, ни страх ни на что не могут повлиять. Они схожи со мной, мои радости и страхи: я тоже не имею влияния на ход событий. Учиться управлять собственной жизнью для меня уже поздно, да и кто бы меня научил? Мой супруг как-то обмолвился, что это умение либо дано изначально, либо его не постичь, как ни старайся. Пренебрежение, с которым он это произнес, отчетливо показало, что меня он относит к тем, кто не одарен подобным талантом. То, что всегда считалось женской добродетелью, – покорность воле мужчины, будь он отцом, братом или супругом, – обернулось пороком в глазах моего собственного мужа, основанием для презрения к жене – нелюбимой, сумевшей родить единственного ребенка, хотя бы и сына.

Я думаю о прошлом – будущего у меня нет, потому и нет нужды о нем думать. А еще я думаю о двух людях, которые останутся, когда меня уже не будет, о мужчине и женщине, разбивших мое сердце и уничтоживших меня. Его я не смею упрекать, ни в чем не виню, и дело не в том, что он мой супруг. Просто я до сих пор люблю его, не мыслю себя без него, зная, что он не любит меня, хуже того – презирает, а иной раз мне кажется – ненавидит. Нет, он не выказывает мне ненависти, но я всем своим изболевшимся сердцем чувствую ее – глухую, непримиримую, постоянную. Я знаю, что он ждет моей смерти как своего освобождения, и все равно люблю его и благословляю. Иное дело – эта женщина. Ее я ненавижу так страстно, словно ненависть к ней дает мне силы жить вопреки болезни, и стоит этой ненависти хоть немного утихнуть, как я тут же ослабею окончательно и сойду в могилу. Она – мой враг. Церковь учит нас прощать врагов, но ее я простить не могу. За что? Просто за то, что она существует. Я очень давно не видела ее – с того рокового дня, который окончательно порвал и без того слабые нити приязни моего супруга ко мне, и вряд ли увижу снова. Но она есть, и то, что она живет в счастливом супружестве, окруженная почетом и всеобщим уважением, знатная, в расцвете молодости и красоты, восхищавшей и продолжающей восхищать всех, кто встречался с ней хоть однажды, растравляет еще сильнее мою боль и ненависть к ней – супруге наместника короля в Средних землях, графине Хантингтон.

В далеком Веардруне, где мне никогда не доводилось бывать, она сейчас спит спокойным сном. О чем ей тревожиться – первой даме Средних земель? Спит в объятиях супруга, который любит ее всем сердцем. История их любви известна всему королевству, и даже мои служанки иной раз шепчутся между собой, вспоминая эту историю как волшебную сказку. И в любви графа Роберта к ней я усматриваю великую несправедливость. За что можно любить эту женщину? Что в ней достойного, кроме красивой наружности? У нее непокорный нрав, она дерзкая, говорит то, что думает, прямо в лицо. Ни благонравия, ни покорности, пристойной для женщины. Говорят, что упражнения с оружием и верховую езду она предпочитает вышиванию и прочим благочестивым занятиям. И это благородная, знатная леди? Она даже не удосужилась подарить супругу наследника, родив дочь! И при всех ее недостатках граф Роберт любит жену…. Почему?! Это выше моего понимания, но я ничего не могу поделать с собой и задаюсь этим вопросом каждый день, каждую ночь.

Моя постель давно стала холодной и одинокой, как могила, так что смерть для меня ничего не изменит. Не все ли равно, где спать в одиночестве и как долго – до утра или беспробудно? Я уже не помню, когда мой супруг в последний раз делил со мной ложе. Год назад лекари из-за моего недуга предостерегли его от супружеской близости, но он и не нуждался в этом запрете. Он оставил меня задолго до того, как я захворала. Брезговал мной, законной супругой и матерью его сына, словно все во мне вызывало в нем отвращение. Потому я и впала в тоску, потому заболела. И всеми своими невзгодами – пренебрежением мужа, болезнью и неумолимо подступающей смертью – я тоже обязана ей, леди Марианне Рочестер.

Не странно ли, что с будущим мужем и с женщиной, укравшей у меня любовь и уважение супруга, я познакомилась в один и тот же день? Провидение подсказывало мне, что в одновременном знакомстве и с ним и с ней кроется нечто роковое, но я не услышала и не разглядела этой подсказки.

****

Мой брат Брайан обручился с дочерью шерифа Ноттингемшира, и я приехала на празднование его обручения в Ноттингем из Лондона, где жила при дворе принца Джона и служила его супруге, с которой он потом развелся ради женитьбы на Изабелле Ангулемской. Моя матушка происходила из рода Лончемов, которые сильно возвысились, приобретя власть и богатство благодаря моему дяде Уильяму. Сам он, будучи епископом Илийским, стал и верховным судьей Англии, и канцлером при короле Ричарде, и даже был удостоен чести стать папским легатом. Достигнув вершин власти, дядя Уильям неустанно трудился на благо семьи. Мой другой дядя, сэр Озрик, получил должность шерифа Йоркшира, дядя Джон стал аббатом, двоюродный дядя Гесберт – епископом Герефордским. К несчастью, дядя Уильям не поладил с принцем Джоном. Их разлад зашел так далеко, что принц изгнал дядю Уильяма из Англии, но больше никого из нашей родни милости не лишил. Более того, дядя Роджер оказался в чести у принца, став едва ли не его наперсником, и дядя Уильям отнюдь не сердился на брата. Напротив, он считал, что ради процветания семьи необходимо, чтобы кто-то из Лончемов всегда был при царственной особе, будь то король Ричард или принц Джон. Дядя Уильям не покладая рук занимался на континенте делами короля, а дядя Роджер в то же самое время исполнял поручения принца Джона, который вовсе не жаждал возвращения брата. Казалось бы, дядя Уильям и дядя Роджер, исполняя противоположные воли короля и принца, должны были впасть во вражду, но так мог подумать лишь тот, кто не знал наших семейных устоев.

Я приехала в Ноттингем вместе с дядей Гесбертом. После гибели моего отца и вскоре последовавшей смерти матушки именно он опекал меня с отеческой заботой. Ему я обязана тем, что оказалась в близком окружении леди Изабеллы Глостер, супруги принца. Дядя Роджер добирался до Ноттингема отдельно от нас, а дядя Озрик отклонил приглашение, сославшись на дела и не забыв послать щедрые подарки Брайану и его невесте. Дядя Гесберт сказал, что дядя Озрик слукавил: он просто недолюбливает сэра Рейнолда, шерифа Ноттингемшира, и о помолвке Брайана с леди Клод дядя Озрик высказался с большим неодобрением. Я не очень вникала в то, что мне по дороге рассказывал дядя Гесберт. Брат, которого я горячо любила и почитала, решил, что леди Клод достойна стать его женой, значит, так тому и быть. А дядя Озрик всегда в нашей семье стоял наособицу и позволял себе суждения, которые шли вразрез даже с мнением дяди Уильяма.

В Ноттингемском замке я первым делом встретилась с Брайаном и от души пожелала ему счастья. Он представил меня своей невесте, и, расцеловав леди Клод, я поклялась себе, что полюблю будущую жену брата самой горячей сестринской любовью. Дядю Роджера я увидела, когда пришло время трапезы, и там же, в трапезной, он представил меня сэру Гаю Гисборну. Когда сэр Гай склонился над моей рукой, я почувствовала, как сердце сначала куда-то провалилось, а потом забилось невообразимо быстро. Сэр Гай был очень хорош собой! Высокий, статный, с правильными чертами лица, обаятельной улыбкой, властным взглядом темно-ореховых глаз, он очаровал меня с первой минуты знакомства. Я старалась вести себя скромно и с достоинством, как и положено хорошо воспитанной девушке из знатного и могущественного рода. Но мне стоило больших усилий просто отвечать на его вежливые вопросы, трудной и утомительной ли была дорога, понравился ли мне Ноттингем, бывала ли я прежде в Средних землях. Мое горло пересыхало от волнения.

А вот леди Марианна не привлекла моего внимания. Красивая? В зале было много красивых девушек, да и я сама в ту пору была очень пригожей, чтобы меня поразила ее внешность. Я забыла о ней, едва нас представили друг другу и мы с ней обменялись учтивыми, ничего не значащими фразами, и вспомнила только по окончании трапезы, когда меня привлек какой-то спор между дядей Гесбертом и дядей Роджером – судя по выражениям их лиц, весьма горячий. Я подошла ближе и услышала очень недовольный голос дяди Гесберта:

– Наихудший выбор, Роджер! Оставь эту затею – ты с ней не справишься! Согласен, она способна напустить на себя такой кроткий вид, что ее можно принять за ангела, но она далеко не ангел!

– Я уже все про нее разузнал, Гесберт, – очень спокойным тоном возразил дядя Роджер. – Да, у нее есть странности и причуды, несвойственные девице. И все же она именно девица, а значит, слабее мужчины, и я с ней справлюсь. Не сомневайся!

– Дозволено ли мне узнать, о чем вы так жарко спорите? – вежливо спросила я, не очень надеясь на то, что меня посвятят в подробности разговора.

Но дядя Гесберт был на грани того, чтобы выйти из себя, и потому ответил в сердцах:

– Твой дядя Роджер вознамерился вступить в брак!

– Что же в этом плохого? – удивилась я. – Дядя Роджер долго вдовеет, ему впору задуматься о новой женитьбе.

– То, что он выбрал из всех девиц самую неподходящую для супружества!

– Кто же она, избранница дяди Роджера? – спросила я, и дядя Гесберт раздраженно указал на леди Марианну.

На этот раз я всмотрелась в нее внимательнее. Она была занята беседой, и не с кем-нибудь, а с сэром Гаем, что мне не понравилось, а то, что он был очень увлечен разговором с ней, не понравилось еще больше. Я презрительно оттопырила губу и с укоризной посмотрела на дядю Роджера:

– И вы унизитесь до брака с девицей из саксонского рода? Вы же Лончем! А кто она?

– А она из рода Невиллов. Да, Беа, это саксонский род, но очень древний и не менее знатный, чем наш. Еще она сестра графа Линкольна, который в милости у короля Ричарда, и племянница правителя Уэльса. Земли Невиллов обширны, и у нее очень большое приданое. Если тебе недостаточно того, что я назвал в качестве достоинств леди Марианны как моей будущей супруги, то прими во внимание, что она мне по сердцу и я женюсь на ней. Это решено, Гесберт, и не о чем больше спорить.

– Ты уже сделал ей предложение? – вдруг поинтересовался дядя Гесберт.

– Еще нет.

– Тогда и впрямь не о чем спорить. Сначала сделай, а потом уже восхваляй ее достоинства. До сих пор она никому не ответила согласием, и отчего ты решил, что станешь исключением?

Дядя Роджер в ответ лишь улыбнулся уверенной и самодовольной улыбкой, при виде которой дядя Гесберт насмешливо покачал головой:

– К тому же у тебя есть соперник, если ты еще не заметил. Он моложе тебя, привлекательнее и обладает возможностью уделять ей куда больше времени, чем ты. Ведь он, как и она, живет здесь, в Средних землях, а ты в Лондоне.

Я поняла, на кого намекает дядя Гесберт, и мое хорошее настроение окончательно испарилось бы, если бы не дядя Роджер.

– Мы с ним уже обсудили это затруднение, и он сам заявил, что не видит себя моим соперником в борьбе за благосклонность леди Марианны.

– Мало ли что он тебе говорил! – не сдавался дядя Гесберт. – Больше доверяй собственным глазам, Роджер. Что они сейчас видят?

Дядя Роджер тоже бросил взгляд на леди Марианну и сэра Гая, которые продолжали что-то обсуждать и пересмеиваться, и хладнокровно пожал плечами:

– Ничего, что бы меня встревожило, Гесберт, я сейчас не увидел. Леди Марианна станет моей женой, а сэр Гай найдет себе другую невесту. Вот, например, наша племянница, чем не достойная пара ему?

– Неплохо было бы спросить, что думает об этом сама Беа, – проворчал дядя Гесберт.

– Она весь вечер ест Гая глазами, – рассмеялся дядя Роджер. – Так надо ли еще и спрашивать вслух?

Я почувствовала, как залилась горячим румянцем до самых ушей. Я думала, что мои взгляды – сдержанные, украдкой, из-под ресниц – никто не заметил. Но для дяди Роджера мои уловки не оказались тайной, а для самого сэра Гая?

– Не красней так, Беа, – сжалился надо мной дядя Роджер и ласково погладил по щеке. – Ты у нас завидная невеста. Ведь за тобой стоят все Лончемы, а наша поддержка дорогого стоит! Гай очень умен и практичен, чтобы не понимать твоей ценности на ярмарке незамужних девиц.

– Возможно, – ответила я, взяв себя в руки и стараясь говорить так же хладнокровно, как дядя Роджер. – Но мне бы доставило удовольствие, если бы внимание обращали на меня саму, а не на выгоды брака со мной.

Теперь уже рассмеялся дядя Гесберт:

– Вот как, Беа? Ищешь сердечных чувств? Но ведь одно не мешает другому. Ты у нас очень красивая девушка, ничуть не уступишь той же леди Марианне, в которую так опрометчиво влюбился Роджер, изменив обычной для него рассудительности.

Ночью я долго не могла заснуть. Слишком много новых людей, впечатлений, открытий! На следующий день был назначен турнир. Мой милый брат, к несчастью, накануне повредил руку и, к своей большой досаде, не мог принять в нем участие. Чтобы смягчить, хотя бы отчасти, огорчение Брайана, леди Клод заявила, что не будет выбирать рыцаря, который бился бы в ее честь, и не позволит победителю, кем бы тот ни оказался, провозгласить ее королевой турнира. Это было очень достойно и учтиво с ее стороны – проявить подобную лояльность к будущему супругу. Я искренно восхищалась поступком леди Клод, но не могла не признаться самой себе, что в моем восхищении есть и доля корысти. Раз леди Клод заранее отказалась от привилегий своего положения – турнир-то был затеян в ее честь! – то любая другая девушка могла быть избрана победителем для увенчания короной королевы Любви и Красоты. Что если победит сэр Гай и вдруг он остановит свой выбор на мне? Мое сердце сладко щемило от этих мыслей. Но тут же я вспомнила, как он весь вечер провел возле леди Марианны, ни разу не обратив на меня внимания, и мои мечты улетучились, чтобы через недолгое время вернуться вновь. Ведь дядя Роджер сказал, что намерен жениться на ней, а если он что-то решил, то другим остается лишь смириться с его волей и подчиниться. Значит, леди Марианна не представляет для меня опасности в борьбе за внимание сэра Гая. Напротив, мне следует познакомиться с ней ближе и держаться со всей любезностью, раз она скоро станет женой дяди Роджера и моей тетушкой. С такими благими помыслами я и уснула.

Перед началом турнира я постаралась занять место рядом с леди Марианной. Мы успели переброситься несколькими вежливыми словами, когда начались поединки рыцарей и наш разговор оборвался, толком не начавшись. Леди Марианна утратила внешнюю холодность, очень оживилась и наблюдала за поединками с большим азартом. Да и мое внимание поглотило то, что происходило на ристалище.

Спустя недолгое время стало очевидным, что самыми сильными турнирными бойцами были сэр Гай и мой дядя Роджер. Они не изведали ни одного поражения, и мне было очень интересно, кто из них вышел бы победителем, вызови они на бой друг друга. Родственные чувства требовали, чтобы я желала победы дяде Роджеру, но мое сердце было целиком на стороне сэра Гая. К счастью, в одиночных поединках они ни разу не сразились между собой, возможно, заранее об этом условившись.

Улучив подходящий момент, я поинтересовалась мнением леди Марианны, кто все-таки станет победителем турнира. И вот тут леди Клод, сама того не желая, сильно огорчила меня! Она не дала леди Марианне и слова сказать, безапелляционно заявив, что кто бы ни победил, сэр Гай или мой дядя Роджер, королевой турнира в любом случае станет леди Марианна. Дядя Роджер и в самом деле по завершении каждого поединка оказывал леди Марианне знаки почтения, которые она игнорировала с полным безразличием, наверное, еще не догадываясь, сколь серьезны намерения могущественного лорда Роджера Лончема в отношении ее особы. Но сэр Гай и она ни разу не обменялись даже взглядом, не то что приветственным жестом. Она аплодировала его победам так же, как победе любого другого рыцаря, а сэр Гай не склонял перед ней копье, не удостаивал отдельным поклоном. Почему же леди Клод решила, что, победи сэр Гай, он непременно выберет леди Марианну? «Потому, милая Беатрис, что сэр Гай давно избрал леди Марианну своей Прекрасной Дамой и служит ей преданно и неустанно», – так ответила леди Клод, добавив, что это обстоятельство известно всему Ноттингемширу. Куртуазная любовь, поняла я, вот что связывает сэра Гая с леди Марианной. И все же ответ леди Клод, хотя и немного успокоил меня, показался странным. Ведь по всем куртуазным канонам рыцарю надлежит испытывать подобное чувство исключительно к замужней даме, а леди Марианна – девица. Вспомнив вчерашний разговор дяди Роджера и дяди Гесберта, я подумала, что сэр Гай знает о намерениях дяди Роджера, а потому уже сейчас выказывает леди Марианне любезную учтивость, как если бы она была замужем. Поразмысли я еще чуточку – и сообразила бы, что решение дяди Роджера созрело совсем недавно, а леди Клод утверждала, что о поклонении сэра Гая леди Марианне известно каждому в Ноттингемшире. Увы, я не уловила этого противоречия и услышала не то, что было сказано, а то, что пожелала услышать.

Началась вторая половина турнира, где рыцари вступали в сражение не поодиночке, а двумя отрядами, и я позабыла о леди Марианне. Один из отрядов возглавил дядя Роджер, второй – сэр Гай, и они оба направили коней в нашу сторону. Дядя Роджер, разумеется, склонил копье перед леди Марианной, и она была вынуждена ответить на этот знак величайшего почтения. А сэр Гай неожиданно, прямо как в моих мечтаниях, опустил копье к моим коленям. От волнения я едва не порвала свой шарф из тончайшего шелка, пока повязывала его вокруг копья сэра Гая.

Конечно, он победил, и я радовалась его победе, одновременно сочувствуя дяде Роджеру. Но мое сочувствие затмилось упоением, которое я испытала, когда сэр Гай поднес мне на острие копья корону королевы Любви и Красоты, а после преклонил передо мной колено, чтобы я возложила на его голову венец победителя. Глашатаи славили доблесть сэра Гая, возносили хвалу моей красоте, и совместное звучание наших имен показалось мне счастливым предзнаменованием. Мне даже стало немного жаль леди Марианну, которая, как я считала, испытывала грусть и зависть ко мне.

Сэр Гай отказался смотреть на состязание лучников и отправился в свой шатер освежиться после сражения и сменить доспехи на обычную одежду. Пока он отсутствовал, я витала в светлых и радостных мечтах и не следила за стрелками. Вокруг меня все было как в тумане, и я краем глаза увидела победителя – высокого старого лучника, но не прислушивалась к его разговору с сэром Рейнолдом, пока лучник не пожелал, чтобы награду ему вручила непременно леди Марианна. Свое пожелание он высказал громко и твердо, вызвав негодование отца леди Марианны, которое я разделила всем сердцем. Пусть она и саксонка, но все-таки знатная и благородная девица, чтобы ею так беззастенчиво помыкали. Но, к моему удивлению, леди Марианна отнеслась неожиданно благосклонно к прихоти убеленного сединами старца и не только вручила ему награду, но и нашла для него учтивые слова и самые добрые пожелания. Я никак не могла понять, что стало причиной подобной доброжелательности, особенно если вспомнить, с каким равнодушием она отнеслась к знакам внимания дяди Роджера. Оказалось, что мой дядя Гесберт, решив преподать ей урок смирения, потребовал от леди Марианны исполнить просьбу старого лучника, сам не зная, чем обернется его урок.

А обернулся он громким скандалом, когда стало известно, что этим лучником был предводитель знаменитых шервудских разбойников, именовавших себя вольными стрелками лорда Шервуда. Узнал его сэр Гай, вернувшийся к гостям сэра Рейнолда, когда лучник уже торопился уйти. Но узнал не сразу, и промедление оказалось роковым. Пусть сэр Гай и отправил ратников в погоню, но они не сумели настигнуть лучника, и вместо лорда Шервуда сэр Рейнолд получил письмо, прочитал его и передал сэру Гаю. И вот тут произошло нечто невиданное: сэр Гай переменился в лице и с такой непозволительной грубостью обрушился на леди Марианну, что дядя Гесберт, при всей нелюбви к ней, был вынужден вступиться и сказать, что она всего лишь подчинилась его настоянию. Леди Марианна выслушала упреки сэра Гая с холодным высокомерием, после чего покинула нас и в сопровождении небольшой свиты отправилась в Ноттингемский замок. Сэр Гай, минуту помедлив, бросился следом за ней. Я увидела, как он догнал леди Марианну и поймал ее руку, которую она немедленно высвободила. Тогда он опустился перед ней на колени, прямо в жижу из талого снега и грязи, низко склонил голову и поднес к губам край ее плаща. Леди Марианна что-то сказала ему, и он тут же поднялся, заговорил быстро и сбивчиво и подал ей письмо лорда Шервуда, словно оно могло послужить оправданием допущенной им грубости. Леди Марианна прочитала письмо и вдруг рассмеялась, а сэр Гай снова вспылил. Я смотрела на них во все глаза и совершенно не понимала, что происходит. Если это куртуазная любовь к Прекрасной Даме, то сэр Гай изобрел какие-то новые каноны, о которых еще никто не знает!

К обеду я постаралась принарядиться, ведь сэр Гай как мой рыцарь проводит меня за стол и займет место рядом со мной. Так все и вышло, но мне казалось, что сэр Гай вообще не обратил внимания ни на мой наряд, ни на меня саму, словно делить со мной трапезу было для него долгом, а не удовольствием. Он почти не занимал меня беседой и оставался очень мрачным. Не придумав лучшего способа привлечь его внимание, я сказала:

– Никогда бы не подумала, что известный всей Англии лорд Шервуда так стар!

– Известный всей Англии! – с нескрываемым гневом повторил сэр Гай и, наконец соизволив посмотреть на меня, усмехнулся: – Нет, дорогая леди Беатрис. Он вовсе не старый, мы с ним ровесники.

– А как же седина, старческие пятна на коже? – поразилась я.

– Притворные, как и хромота, которую он утратил, едва отошел подальше. Для него не составит труда принять любое обличье. Возраст легко угадать по рукам, но ведь он скрыл их под перчатками для стрельбы, – объяснил сэр Гай и в сердцах выдохнул: – Оборотень! Хотел бы я знать, зачем ему понадобилось так рисковать, появившись на этом турнире!

– Возможно, он просто решил позабавиться? – предположила я, радуясь, что разговор завязался и сэр Гай оживился, хотя и оставался мрачным.

– Позабавиться? – хмыкнул он и, сощурив глаза, покачал головой: – Нет, леди Беатрис! Вы, похоже, наслушались о лорде Шервуда разных историй, а они далеко не всегда правдивы. Он вовсе не такой бесшабашный, каким его описывает молва. Для подобного риска должен быть какой-то расчет. Понять бы, что за цель он преследовал!

– Полагаю, все объясняется просто, – вступил в беседу дядя Гесберт. – Его привлекла серебряная стрела, обещанная в награду победителю среди лучников.

Сэр Гай долго молчал, потом очень неопределенно пожал плечами и сказал так, словно сомневался в собственных словах:

– Возможно, вы и правы. Все-таки стрела Веланда, святыня саксов.

Если бы не дурное настроение сэра Гая, обед показался бы мне очень веселым, ведь нас развлекали жонглеры и акробаты, шуты смешили своими дурачествами, менестрели услаждали слух музыкой и песнями. В самом конце обеда сэр Рейнолд вдруг попросил леди Марианну спеть. Он высказал просьбу очень учтиво, но мне она показалась неуместной. К моему удивлению, к просьбе сэра Рейнолда присоединились почти все гости, даже мой брат. Я была уверена, что леди Марианна откажется, но она согласилась. Ей подали лютню, и она запела. В трапезной воцарилась тишина, в которой звучал только ее голос, и он был таким чарующим, что я сама не заметила, как заслушалась пением. На лютне она играла виртуозно, много искуснее любого из менестрелей. Внимая ей, я краем глаза увидела, как преобразилось лицо сэра Гая. От мрачности не осталось и следа. Он неотрывно смотрел на леди Марианну и, казалось, почти не дышал. Мое сердце кольнула ревность. Ведь он был сегодня моим рыцарем, не ее! Поэтому я, перед тем как идти спать, нашла дядю Роджера и во всех подробностях рассказала ему обо всем, чему была сегодня свидетельницей.

Дядя Роджер, к моему удивлению, ничуть не огорчился и, рассмеявшись, потрепал меня по щеке:

– Ревнуешь, малышка? Не стоит!

– Но, дядя, он опустился перед ней на колени, в грязь, лишь бы она простила грубость, с которой сэр Гай с ней прилюдно разговаривал!

Дядя Роджер снисходительно пожал плечами:

– Беа, сэр Гай восхищается леди Марианной и не скрывает своего восхищения. Но в беседе со мной он признался, что не видит в ней качеств, необходимых для доброй супруги. Леди Клод сказала тебе правду: он любит ее как Прекрасную Даму, служит ей как верный рыцарь, но и только. Ни у тебя, ни у меня нет причин не то что для ревности, а даже для волнения.

Как же мы с ним заблуждались! А в ту минуту я, успокоенная его словами, лишь спросила, сделал ли он предложение леди Марианне и когда будет свадьба. В том, что она ответит согласием, я не сомневалась.

– Сделаю завтра, – ответил дядя Роджер. – Хотел сегодня, но, поскольку я потерпел поражение и не смог поднести ей на копье венец королевы турнира, постольку счел неуместным просить ее руки этим днем.

Я смутилась и огорчилась: ведь корона досталась мне. Заметив мое смущение, дядя Роджер снова рассмеялся и поцеловал меня в лоб.

– Не красней, Беа! Все сложилось, как ты и мечтала. Мечты юных девушек должны сбываться, а взрослые мужчины вроде меня сами устраивают свою жизнь так, как считают нужным.

Поговорив с дядей Роджером, я вновь решила сойтись с леди Марианной ближе, раз уж она скоро пойдет под венец с моим дядей и станет первой дамой в нашей семье. Поэтому на следующий день около полудня я навестила ее. Леди Марианна встретила меня приветливо, но я заметила, что она куда-то собирается.

– Вы заняты и я пришла не вовремя? – спросила я.

– Я хотела прогуляться по торговым лавкам, но могу отложить прогулку, – ответила леди Марианна. – Чем вызван ваш визит, леди Беатрис? Делом или желанием скрасить досуг?

– Я слышала много лестных слов о вас от моего дяди Роджера и решила познакомиться с вами поближе, – сказала я со всей возможной откровенностью.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Если ваше желание более близкого знакомства вызвано предложением руки и сердца, которое мне сегодня сделал ваш дядя, то я должна сразу предупредить вас: я отказала ему.

От такой прямой речи, совершенно несвойственной девицам и дамам, я слегка оторопела. Судя по выражению ее странных серебристых глаз, мое замешательство не осталось незамеченным.

– Чем я вас шокировала, леди Беатрис? Тем, что отклонила предложение вашего дяди, или тем, что сказала об этом?

– И тем и другим, – вынужденно призналась я.

Она беспечно рассмеялась и пожала плечами, словно хотела сказать, что мое замешательство ее ничуть не волнует. Я собиралась спросить, почему она отказала дяде Роджеру, понимает ли, какие выгоды сулит ей брак с ним, и как вообще можно оставаться такой безмятежной, отказав одному из влиятельнейших лордов при дворе принца Джона! Но я ни о чем не успела спросить леди Марианну, потому что внезапно пришел сэр Гай. Он был одет в расчете на зимнюю непогоду и явно собирался покинуть стены замка.

– Леди Беатрис! Леди Марианна! – поприветствовал он нас, учтиво склонив голову.

Мне показалось, что леди Марианну удивило его появление, так же как и меня, потому что она вопросительно и довольно прохладно посмотрела на сэра Гая. Мне же в голову вдруг пришла шальная мысль: что если он пришел в поисках меня? Но я тут же укорила себя в неразумности: зачем он в таком случае был в меховом плаще, да и вряд ли он стал бы искать меня с подобной бесцеремонностью! Его слова, обращенные к леди Марианне, подтвердили, что я оказалась бы слишком самоуверенной, если бы возомнила, что он искал меня:

– Мы же условились, что я буду сопровождать тебя.

Леди Марианна промолчала, продолжая смотреть на сэра Гая долгим задумчивым взглядом. Он глубоко вздохнул и спросил голосом, полным раскаяния:

– Неужели ты до сих пор сердишься на меня? Ведь я выполнил твою просьбу, а ты откажешься исполнить мою? Несправедливо, принцесса!

Леди Марианна повела глазами в мою сторону и любезно предложила:

– Леди Беатрис, не желаете ли присоединиться к нашей прогулке?

Конечно, я желала, и очень! Но встретившись глазами с сэром Гаем, я увидела в них предостережение.

– Благодарю вас, леди Марианна, но мне не хочется гулять в такой холод, – ответила я и, услышав сорвавшийся с губ сэра Гая вздох облегчения, не удержалась, чтобы не уколоть леди Марианну, в которой опять увидела соперницу: – Да и что особенного можно найти в ноттингемских лавках, чего нет в Лондоне?

– Наверное, ничего, – легко согласилась со мной леди Марианна и рассмеялась: – Куда нам, обитательницам Средних земель, тягаться со столичными модницами!

Я так и не поняла, было ли ее замечание ответным уколом или она говорила искренно, но все три дня нашего знакомства наряды и украшения леди Марианны демонстрировали ее безупречный вкус. Даже служанка, присутствовавшая при этом разговоре, но не участвовавшая в нем, была одета едва ли скромнее своей госпожи. Раз уж я не могла принять участие в прогулке сэра Гая и леди Марианны, то, махнув рукой на приличия, решила поболтать с этой девушкой, зная, что прислуга любит посплетничать о господах. Поэтому, когда сэр Гай и леди Марианна ушли, я обратилась к служанке как можно любезнее:

– Дорогуша, расскажи-ка мне о своей госпоже все, что знаешь сама. Раз уж нам с ней доведется породниться, я должна понимать, с кем имею дело.

Служанка ответила взглядом, от которого меня оторопь взяла. Даже супруга принца Джона не умела смотреть с таким достоинством, а ведь леди Изабелла была одной из самых знатных дам Англии, не в пример этой простолюдинке.

– Леди Беатрис, у меня нет привычки судачить о ком бы то ни было, и в первую очередь – о леди Марианне, – холодно заметила девушка.

– Но есть привычка дерзить, что еще менее пристало доброй служанке, – заметила я ледяным тоном, чтобы поставить негодницу на место.

Она же ответила так, что пристыженной оказалась я:

– С чего вы взяли, что я служанка? Я приемная дочь барона Невилла и названая сестра леди Марианны. Мои родители были благородного происхождения, и у вас нет никакого права разговаривать со мной в подобном тоне!

Смутившись, я поторопилась принести извинения, которые были приняты не слишком теплым кивком. Осведомившись об имени собеседницы, я примирительно сказала:

– Леди Клэренс, не считайте мое любопытство грубой бестактностью. Ведь леди Марианна станет супругой моего дяди сэра Роджера Лончема, и я всем сердцем хочу подружиться с ней.

– Вы же слышали, что она отказала вашему дяде, – пожала плечами леди Клэренс. – Так есть ли необходимость искать ее дружбы?

Я с трудом подавила снисходительный смех.

– Конечно, она отказала не всерьез. Многие девушки считают нескромным принимать предложение с первого раза.

– Леди Марианна не относится к числу жеманниц, – ответила леди Клэренс и плотно сжала губы, давая понять, что больше не скажет о леди Марианне ни слова, поскольку и так разговорилась сверх меры.

Понимая, что доверительной беседы не получится, я простилась с высокомерной девицей и отправилась на поиски дяди Роджера, но вместо него нашла дядю Гесберта.

– Не ищи его сейчас, детка, – посоветовал он, когда я спросила, где дядя Роджер. – Он только что разговаривал о леди Марианне с ее отцом и пребывает не в самом добром расположении духа.

– Неужели и барон Невилл ответил ему отказом? – до крайности изумилась я. – Да быть такого не может!

– Нет, Беа, сэр Гилберт не ответил отказом, а сказал, что предоставил дочери право самой избрать себе супруга. А вот она Роджеру отказала, о чем, как я понял, ты уже знаешь. Роджеру бы и покончить на этом, но он закусил удила. Я пытался вразумить его и услышал лишь то, что леди Марианна рано или поздно даст согласие вступить с ним в брак, – с досадой сказал дядя Гесберт.

– Отец предоставил леди Марианне свободу в выборе мужа? – переспросила я, не веря своим ушам, и, когда дядя Гесберт кивнул, удивилась: – Никогда не слыхала о подобном! Вот почему у нее такой независимый вид! Как же мне к ней подступиться?

– А зачем тебе к ней подступаться? – напряженным голосом спросил дядя Гесберт.

Я поделилась с ним своими соображениями, и он погладил меня по голове, при этом зло покривив губы:

– Ты хорошая девушка, Беа, и чтишь интересы семьи, но я хочу предостеречь тебя от дружбы с леди Марианной. Если она все-таки станет женой Роджера, в чем я сильно сомневаюсь, и тогда не сходись с ней близко, а сейчас вообще держись от нее подальше.

– Она не нравится вам, дядя?

– Очень не нравится, Беа. Я не вижу в ней ни одного достоинства, которыми должна отличаться добрая и покорная мужу жена. Она дерзкая, своенравная, от нее никогда не знаешь, чего ожидать, а кроме того, у меня есть подозрение, что она занимается магией.

– Вы считаете ее ведьмой? – спросила я с замирающим сердцем: никогда прежде мне не доводилось встречать настоящую ведьму.

– Язычницей, – ответил дядя Гесберт, – что в моих глазах приравнивает ее к ведьме.

– Если она такая, то почему дядя Роджер стремится получить ее в жены? – с недоумением спросила я.

Дядя Гесберт замялся – было видно, что я коснулась чего-то, что ему было и неловко, и неприятно объяснять мне.

– Потому что он не может получить ее иначе, а если бы мог, то и речи бы не вел о женитьбе, – выдавил из себя дядя Гесберт.

Я поняла, что он подразумевал, и от смущения загорелась румянцем. Дядя Роджер испытывал к леди Марианне сильные плотские желания, настолько сильные, что готов был вести ее к алтарю. Возможно, она и вправду ведьма, а дядя Роджер околдован ею? Вот только зачем она его околдовала, если ответила отказом? Впрочем, я слышала, что ведьмы могут околдовать просто ради забавы. Неужели и сэр Гай стал жертвой ее чар?

Я спросила дядю Гесберта, что он думает о странных отношениях сэра Гая и леди Марианны. Не приворожила ли она его? Дядя Гесберт посмотрел на меня как на маленькую и очень глупую девочку, словно сам минутой раньше не говорил о том, что подозревает леди Марианну в занятиях магией.

– Сэр Гай, Беа, жертва собственного непонимания природы леди Марианны. Он исподволь приручает ее и думает, что приручит. Только он ошибается. Никогда пантера не превратится в кошку! Даже если она замурлычет, нельзя поручиться в том, что через миг не оскалит клыки.

Я почувствовала себя сбитой с толку. Сэр Гай приручает леди Марианну? Зачем?

– Чтобы жениться на ней, разумеется, – ответил дядя Гесберт так, словно говорил о погоде.

– Но ведь дядя Роджер сказал, что сэр Гай тоже не видит в ней качеств, необходимых доброй супруге, и уверил его, что не станет соперничать с ним в борьбе за ее руку!

– Он и не соперничает, – усмехнулся дядя Гесберт. – Леди Марианна сама отказала Роджеру, значит, ее рука остается свободной, и, если она вдруг протянет ее сэру Гаю, то почему он будет не вправе принять ее?

После такого откровения я истерзалась ревностью и уже без зазрения совести дала волю неприязни к леди Марианне. Дядя Гесберт был умен и наблюдателен, я верила ему безоговорочно и в том, что он говорил о леди Марианне, и, увы, в отношении истинных намерений сэра Гая. Но я никак не могла взять в толк, зачем сэр Гай добивается ее, если сам же считает леди Марианну негодной к супружеству? К моему великому облегчению, барон Невилл и леди Марианна на следующий день покинули Ноттингем, и мне стало легче дышать. Ведь сэр Гай остался. Впрочем, отсутствие леди Марианны не очень нас сблизило: с утра до позднего вечера сэр Гай был поглощен делами графства, словно шерифом Ноттингемшира являлся не сэр Рейнолд, а именно он. И все же во время трапез мы с ним сидели рядом, он был учтив и любезен со мной, занимал меня разговорами, и такой малости было достаточно, чтобы я вновь уносилась неведомо куда в мечтах о нем.

Мой милый брат Брайан предложил мне остаться в Ноттингеме до его свадьбы с леди Клод, назначенной на апрель. Дядя Роджер, вернувшись в Лондон, испросил позволения у леди Изабеллы, и она милостиво разрешила мне гостить у брата так долго, как я сама пожелаю.

Для меня наступило счастливое время, которое мы проводили очень весело, занимая себя то охотой, то верховыми прогулками. Я не слишком хорошо держусь в седле, но старалась не отставать от Брайана и леди Клод. А уж сэр Гай был таким великолепным всадником, что даже Брайан не мог с ним сравниться! Мы с леди Клод очень сдружились, и я радовалась тому, что брат сосватал такую замечательную девушку. И я влюблялась, с каждым днем сильнее и сильнее влюблялась в сэра Гая. Мне нравилось в нем все: стать, поступь, мгновенные, все примечающие взгляды темно-ореховых глаз, улыбка, преображавшая обычно замкнутое лицо, красивое мужской красотой. Смех, голос – все в нем пленяло и кружило мне голову. Конечно, я старалась не выдать своих чувств, вела себя скромно и осмотрительно. Но Брайан, как и я, восхищавшийся сэром Гаем, что-то подметил и однажды шепнул мне, что мечтал бы породниться с ним через его брак со мной. Одобрение старшего брата добавило мне уверенности. Все дни, прошедшие от помолвки Брайана до венчания, я ни разу не видела леди Марианну, сэр Гай никогда не упоминал ее имени, и я позабыла о ее существовании, впервые усомнившись в правильности суждений дяди Гесберта.

Единственным, что напоминало мне о ней, были известия от дяди Роджера, который не отказался от желания жениться на леди Марианне. Дядя Гесберт сказал, что за два месяца он посватался к ней трижды, и она трижды отказала ему. Но я знала, каким упорным бывает дядя Роджер в достижении своих целей, и была уверена в том, что он добьется согласия леди Марианны, раз уж ей довелось стать такой целью. Я всей душой желала дяде Роджеру удачи, но больше ради себя, чем ради его блага. Ведь если он женится на ней, значит, сэр Гай будет искать другую невесту, и – кто знает? – возможно, его выбор падет на меня. Каждый день я в молитвах просила Всевышнего даровать мне в супруги сэра Гая. Ведь тогда я еще не знала, как ярость способна искажать его лицо, как резко и зло может звучать его голос. Впрочем, нет, знала: он был таким, когда в гневе из-за неудачи в поимке лорда Шервуда грубо разговаривал с леди Марианной. Но по наивности я не думала, что он способен быть грубым и со мной.

Безмятежность нашей жизни смутило одно событие, произошедшее в самом начале марта. Оно бы прошло мимо меня, если бы не леди Клод, которая, пользуясь доверием сэра Рейнолда, получала известия от него, то есть из первых рук. Возбужденно блестя глазами, она поведала мне о том, что мой дядя Роджер, отчаявшись добиться согласия леди Марианны, устроил ее похищение! Ей каким-то образом удалось сбежать от его людей, и отец леди Марианны потребовал от сэра Рейнолда призвать дядю Роджера к ответу за похищение благородной девицы. Сэр Рейнолд, испытывая к барону Невиллу самую теплую дружескую приязнь, тем не менее отговорил его от разбирательства дела, убедив в том, что, кроме слов леди Марианны, никаких иных доказательств участия дядя Роджера в ее похищении нет.

– Конечно, отец не сомневается, что ее похитили люди сэра Роджера, но не хочет ссориться из-за леди Марианны ни с сэром Роджером, ни с епископом Гесбертом, – говорила леди Клод. – Она сама виновата! Разве девице пристало проявлять столь непростительное упорство, отказываясь от лестного для нее брака с таким могущественным лордом, как твой дядя Роджер?

Я подивилась и тому, какую сильную страсть леди Марианна внушила дяде Роджеру, что он прибег к подобному способу заполучить ее, и ловкости, с которой леди Марианна ускользнула от его слуг. А уж они у дяди были очень толковыми и бдительными! Укор, прозвучавший в голосе леди Клод, навел меня на мысль, что будущая жена Брайана не очень-то жалует леди Марианну, о чем я вскользь заметила.

– Мне она совершенно не нравится! – ответила леди Клод. – Я веду себя с ней любезно только ради соблюдения приличий и из уважения к дружбе, которой мой отец одаривает сэра Гилберта. На мой взгляд, леди Марианна слишком много мнит о себе. Подумай, Беа! Недавно ей минуло восемнадцать лет, а она до сих пор не замужем. Столько знатных лордов искали ее руки, а она всем отвечала отказом! Почему? Считает себя достойной только графа или даже принца? И занятия, которыми она увлекается, никак не подходят девушке ее положения. Книги, что она читает, годятся для мужского ума, а не для женского. Увлечение медициной завело ее так далеко, что прошлой осенью она почти на месяц затворилась в охваченном мором селении, где сама лечила больных, пока не подхватила от них заразу. Выздороветь ей помогло не иначе как чудо! Вот ты можешь понять такой поступок?

Я согласилась с леди Клод, что знатная девица не должна позволять себе подобного поведения.

– Я вообще не понимаю, что в ней находят мужчины! – продолжала леди Клод, воодушевленная нашим единомыслием. – Стоит ей появиться, как они начинают пялиться на нее, забыв обо всем. Не так уж она ослепительно хороша, чтобы ее славили первой красавицей Средних земель. К счастью, Брайан тоже не находит в ней ни особенной красоты, ни должного благонравия.

– А сэр Гай? – осторожно спросила я.

Леди Клод бросила на меня понимающий взгляд и беспечно махнула рукой:

– Даже не думай об этом! Он как-то обмолвился, что ему доставляют удовольствие беседы с ней. Дескать, она умна и ее суждения интересны и необычны, а сэр Гай любит все необычное. Но в жены девушек выбирают совсем по иным качествам, Беа. В первую очередь жена должна повиноваться мужу, а ты можешь себе представить, чтобы леди Марианна кому-то подчинилась? Пример твоего дяди Роджера свидетельствует об обратном. Сэр Гай очень умен, чтобы заблуждаться в натуре леди Марианны, и в супруги он ее никогда не выберет, поверь мне! Ведь не выбрал же до сих пор. Да он пока и не намеревается связывать себя брачными узами!

– Почему, Клод? – спросила я, затаив дыхание. – Ведь ему двадцать шесть лет. Брайану минул двадцать один, но вы скоро поженитесь. А чего ждет сэр Гай?

Леди Клод сострила милую гримаску и пожала плечами:

– Откуда мне знать? Возможно, он приглядывается к тебе, Беа. Не уступая леди Марианне красотой, ты-то как раз обладаешь всеми достоинствами, которые любой мужчина желает обрести в жене.

Она подмигнула мне, и я, разомлев, подумала: ах, если бы слова леди Клод да Богу в уши!

Леди Марианну мне довелось снова увидеть только в дни торжеств по случаю венчания Брайана с леди Клод. Едва я заметила ее, как мое праздничное настроение тут же омрачилось. Опять мне придется наблюдать за ней и сэром Гаем, вместо того чтобы веселиться и радоваться счастью новобрачных! Но первые два дня забот не доставили. Сэр Гай после венчания Брайана и леди Клод тут же покинул Ноттингем по каким-то делам, а леди Марианна показалась мне отстраненной и очень задумчивой. Иногда она едва заметно хмурилась, словно праздник был ей не в радость. Вот и оставалась бы в своем Фледстане, раз уж ей в тягость блестящее общество знатных лордов и леди!

Третий день торжеств оказался так насыщен событиями, что к вечеру у меня голова пошла кругом. Утро началось с того, что дядя Роджер в моем присутствии заявил дяде Гесберту о высочайшем изволении принца Джона на брак дяди Роджера с леди Марианной, и теперь ни ее отцу, ни ей самой не остается ничего, кроме как смириться. Дядя Роджер прямо-таки светился, но дядя Гесберт не разделял его радость.

– Мой тебе совет, Роджер, – сказал он, – не торопись говорить им то, что сейчас заявил мне, пока у тебя не будет на руках письменного подтверждения воли принца.

Судя по выражению лица дяди Роджера, он без должной серьезности воспринял совет дяди Гесберта – и напрасно, как показали дальнейшие события этого дня.

Тем же утром в Ноттингем вернулся сэр Гай, присоединившись к гостям. Если в соборе во время бракосочетания Брайана и леди Клод он перемолвился с леди Марианной от силы двумя-тремя словами, то на этот раз, едва войдя в празднично убранную трапезную, он сразу устремился к ней, завел какой-то разговор и даже взял ее за руку, что мне совсем не понравилось. Я попыталась подобраться к ним ближе и услышать, о чем они говорят, но сэр Гай так зорко поглядывал по сторонам, что мое присутствие не осталось бы им незамеченным, и мне пришлось довольствоваться только тем, что открывалось глазам, но не ушам. Когда я увидела, как он поднес ее руку к губам, а потом прижал к своей груди, накрыв ладонью, я с отчаянием подумала: в эту минуту он, несомненно, делает ей предложение. Но стоило мне предположить подобное, как выражения их лиц изменились и разговор стал очень похож на ссору. Она даже вырвала у него руку, а он что-то ей ответил, гневно искривив губы, и у меня отлегло от сердца.

Но ссорился он с ней или нет, за столом сэр Гай предпочел занять место возле нее, а не рядом со мной, к чему я уже привыкла, пока она вновь не оказалась в Ноттингеме. Лицо сэра Гая было очень мрачным. Леди Марианна, напротив, улыбалась и даже смеялась, уделяя все внимание незнакомому мне рыцарю, который сидел по ее другую руку. Мне думалось, сэр Гай должен был оскорбиться пренебрежением, выказываемым ему леди Марианной, но, сердитый и хмурый, он не выглядел оскорбленным, словно она могла вести себя как угодно, только это ничего не меняло.

До начала обеда леди Клод попросила леди Марианну спеть какую-нибудь песню о любви в честь новобрачных. Как и в прошлый раз, леди Марианна не стала отказываться и пела она, нельзя не признать, восхитительно. Но, пока она пела, сэр Гай смотрел на нее очень странно. Казалось, что ее пение вовсе не очаровало его, а, напротив, заставило о чем-то задуматься и даже встревожиться. Вот и за обедом он все время о чем-то напряженно думал, потому, наверное, и не придал значения оживленной беседе, которую вела леди Марианна с другим соседом по столу.

К моему великому огорчению, и не столько за себя, сколько за брата и леди Клод, праздничный обед, устроенный в их честь, был сорван невообразимым происшествием. Сэр Рейнолд пожелал показать нам всем, словно редкостного зверя, захваченного в плен шервудского разбойника. Мало того что этот разбойник вел себя очень дерзко, так его еще и плохо обыскали. В его сапоге оказался припрятан нож, который он метнул не в кого-нибудь, а в сэра Гая и ранил его. Разбойника, конечно, тотчас убили, но праздник был безнадежно испорчен. Морщившийся от боли сэр Гай, мертвое тело, распростертое на полу в луже крови, – какой уж тут обед! Поднялась такая суматоха, что о новобрачных и думать забыли. Леди Марианна увела сэра Гая, пожелав перевязать ему рану, и ее поступок выглядел не слишком пристойным: будто в замке не было лекарей, которые справились бы с лечением сэра Гая ничуть не хуже леди Марианны. Она и впрямь слишком много мнила о себе!

Следом за леди Марианной и сэром Гаем пошел барон Невилл, а чуть погодя, не слушая возражений и увещеваний дяди Гесберта, туда же устремился и дядя Роджер.

– Роджер, не делай этого! Не сейчас! – крикнул ему в спину дядя Гесберт, на что дядя Роджер ответил:

– Они покинут Ноттингем, если я промедлю еще хотя бы минуту, и кто знает, что она и ее отец успеют предпринять!

Я так и не поняла, что же произошло после, лишь услышала об отъезде барона Невилла и леди Марианны из Ноттингема, увидела, как дядя Роджер прошел мимо меня с таким страшным, искаженным гневом лицом, что я не осмелилась ни о чем спросить его. С дядей Гесбертом и сэром Рейнолдом, который был глубоко опечален собственной затеей, испортившей праздник его единственной дочери, дядя Роджер уединился возле оконной ниши. Я не удержалась, подобралась как можно ближе и спряталась за высокой спинкой массивного кресла, тут же услышав гневный голос дяди Роджера:

– Почему никто из вас не сказал мне, что леди Марианна помолвлена?!

– Это случилось очень давно, сэр Роджер, – подавленным тоном ответил сэр Рейнолд. – Да и к чему помнить о том, чему не бывать? Тот, с кем она была обручена, никогда не станет ее супругом. Его нет, и дело с концом.

Дядя Роджер разразился проклятиями.

– Нет? А Невилл во всеуслышание усомнился в гибели ее нареченного, и Гай заявил, что разделяет его сомнения!

– В таком случае Невиллу известно больше, чем нам! – в сердцах бросил дядя Гесберт и примирительно добавил: – Роджер, Невилл просто не нашел иного способа защитить дочь от твоих притязаний. Все Средние земли знают, что тот, о ком внезапно вспомнил Невилл, погиб, обороняя свой замок. А Гай… Я ведь предупреждал тебя, что Гай преследует собственные интересы.

Повисло долгое молчание.

– Не знаю! – наконец раздался уже не грозный, а удрученный голос дядя Роджера. – Положим, ты прав в отношении Невилла, но я не могу поверить, чтобы Гай лгал, да еще мне в лицо. Говорите, погиб? Могу я потолковать с тем, кто видел его мертвым? Узнать, где он был погребен?

– Сэр Роджер, замок был взят с огромным трудом. Даже когда удалось открыть ворота, его защитники не сложили оружие, а продолжили сражаться за каждую пядь земли и погибли все до единого. Сеча была страшная, после нее остались груды изрубленных тел, залитых кровью. Он был одет простым ратником, и как его было опознать среди прочих?

Слушая тягостный рассказ сэра Рейнолда, я невольно задрожала, воочию представив жуткое зрелище, и порадовалась, что мне выпало родиться женщиной. Пусть женщины более низкие существа в сравнении с мужчинами, зато нам не приходится проливать кровь в сражениях, мечи не уродуют наши тела и лица.

– Стало быть, мертвым его никто не видел. Выходит, сэр Гилберт справедливо усомнился в его гибели, а я напрасно обвиняю во лжи и его, и Гая, – мрачно сказал дядя Роджер. – Если нареченный леди Марианны жив и, объявившись с правом, которое ему дает обручение, потребует ее в жены, как я оправдаюсь перед принцем? Гесберт, ты понимаешь, в каком затруднительном положении я оказался?

– Я тебя предупреждал: не спеши, но ты мне не внял, – невозмутимо ответил дядя Гесберт. – Теперь же я прошу тебя успокоиться. Мертвым его никто не видел, говоришь? Но будь он жив, то где же пропадает столько лет? Нет, Роджер, никаких затруднений я не вижу. Помолвка? А кто о ней слышал, кроме нас? Сомнения в его гибели? Выброси их из головы и ничего не говори принцу. Скажу больше, тебе эта помолвка и твои сомнения только на руку: с их помощью ты сможешь аннулировать брак с леди Марианной, если супружество с ней разочарует тебя, – а так и будет, поверь мне! Сделаешь вид, что случайно узнал о ее давнем обручении, усомнишься в смерти ее нареченного и громогласно заявишь об этом, а после признания брака недействительным отправишь леди Марианну в монастырь, где уже я позабочусь о ней.

– Как и о ее приданом? – хмыкнул дядя Роджер.

– Уверен, мы придем с тобой к соглашению в этом вопросе, – рассмеялся дядя Гесберт.

– Все это славно, лорды мои, – вновь вступил в разговор сэр Рейнолд, – но вы забываете о Гилберте Невилле, а он не позволит обойтись с дочерью так, как вы задумали.

– Ничего, мы – вы и я – объясним сэру Гилберту, что ему лучше не твердить о давнем обручении леди Марианны, если он не хочет выставить на посмешище и себя, и дочь. Ее брак с Роджером при условии умолчания о той помолвке – более достойный выход, – уверенно заявил дядя Гесберт.

– Остается уповать на то, что Невилл прислушается к разумным доводам, – почти благодушно проворчал дядя Роджер и тут же снова вскипел: – А как быть с Гаем, вставшим плечо к плечу с Невиллом против меня?!

– В этом ни сэр Рейнолд, ни я тебе не помощники, – отрезал дядя Гесберт. – Сам улаживай разногласия с Гаем.

– Я из него душу вытрясу, но добьюсь правды! – пообещал дядя Роджер.

Послышался звук удаляющихся шагов. Украдкой выглянув из-за кресла, я увидела, как дядя Роджер покидает трапезную, и понадеялась, что сэр Рейнолд и дядя Гесберт последуют за ним, но они не торопились уходить.

– Ну-ну! – с угрюмой усмешкой сказал сэр Рейнолд. – Хотел бы я увидеть, как ваш брат попытается вытрясти из Гая то, чего у него нет и в помине, – душу!

– Вот как! Отчего же вы отказываете мне в том, чем Создатель одаряет каждого человека? – раздался в ответ веселый голос.

Сэр Гай! Я быстро нырнула обратно за спинку кресла, лишь бы он не застал меня за подслушиванием и не стал думать обо мне дурно.

– Лорды мои, я удивлен! Почему до сих пор ни один из вас не поведал мне, что леди Марианна помолвлена, а главное – с кем? – сэр Гай повторил почти слово в слово вопрос, ранее заданный дядей Роджером. – Кстати, и леди Марианна сегодня впервые услышала, что связана словом.

Мне показалось, что сэр Гай, упрекая дядю Гесберта и сэра Рейнолда, в то же время был весел, словно его что-то сильно позабавило.

– Интересно, – между тем продолжал сэр Гай, – а он помнит, что обручен с ней? Да еще так обручен, что, считай, почти обвенчан!

– Надеюсь, сын мой, ты в отличие от моего брата не считаешь, что он решит заявить права на леди Марианну? – с иронией осведомился дядя Гесберт.

– Кто знает, что он решит! – ответил недобрым смешком сэр Гай. – Пока он жив, помолвка сохраняет силу несмотря ни на что. И все же, сэр Рейнолд! Почему вы столько лет молчали, зная об этом обручении?

– Давнишнее дело! Ей в день обручения было восемь лет, ему шел шестнадцатый год – сколько воды утекло с тех пор! Я попросту забыл, – буркнул сэр Рейнолд, наверное, не найдясь, как вразумительнее отвести упрек сэра Гая.

Тот, должно быть, подумал так же, поскольку в его голове прозвучало притворное сочувствие:

– Годы дают о себе знать! Раньше вы не жаловались на память.

– Как бы то ни было, Гай, в деле с леди Марианной он не опасен, – раздраженно сказал сэр Рейнолд.

– Заблуждаетесь, как обычно. Он всегда опасен – каждую минуту, в любом деле, – холодным тоном возразил сэр Гай. – Надеюсь, сэр Роджер остался в неведении?

– Разумеется, сын мой. Ни ему, ни принцу ни к чему глубоко вникать в заботы Средних земель.

– Весьма благоразумно! – одобрил сэр Гай. – Но как поведет себя Гилберт Невилл? Его спор с сэром Роджером не оставил у меня ни малейших сомнений: Невилл прекрасно осведомлен не только о том, что нареченный леди Марианны жив, но и где тот сейчас пребывает.

– Я потолкую с ним. По-дружески, – с тяжелым вздохом сказал сэр Рейнолд. – Гилберт – человек рассудительный, поймет, что сегодня повел себя опрометчиво.

– Верно! – согласился дядя Гесберт. – Пусть он и потворствовал своеволию дочери, но два имени в одно в разговорах с ней не свяжет, чтобы она не узнала больше того, что открылось ей сегодня.

Голоса стали удаляться, и я наконец-то смогла пошевелиться. От долгой неподвижности ноги так онемели, что еще чуть-чуть – и я упала бы, выдав себя, чем вызвала бы справедливые упреки и – самое ужасное! – неуважение сэра Гая. Отважившись, я выглянула из-за кресла и увидела сэра Рейнолда, сэра Гая и дядю Гесберта в дверях трапезной. Больше в ней никого не осталось, кроме слуг, замывавших кровавые пятна на каменных плитах пола. Пристроившись в том же кресле, я задумалась о том, что услышала.

Очень интересно! Оказывается, леди Марианна обручена, о чем и сама не догадывалась. С кем же ее помолвили? Жаль, что имя ее нареченного никто не назвал! Но как все странно! Сперва сэр Рейнолд и дядя Гесберт убеждают дядю Роджера в том, что нареченный леди Марианны мертв, а в его отсутствие беседуют с сэром Гаем совершенно о противоположном, да еще так, словно каждый из них лично знаком с тем, о ком шла речь. И какие могут быть в Средних землях заботы, не стоящие внимания принца Джона, но, судя по всему, сильно беспокоящие и сэра Рейнолда, и дядю Гесберта, а прежде всего сэра Гая? «Он всегда опасен – каждую минуту, в любом деле», – вспомнила я отзыв сэра Гая о человеке, с которым оказалась обрученной леди Марианна.

Кто же это? Почему дядя Гесберт, зная, что он жив, заведомо толкает леди Марианну на грех двоемужия, который она неминуемо совершит, если выйдет замуж за дядю Роджера без расторжения той помолвки? А ведь речи о ее расторжении они вообще не вели! В чем заключается трудность расторгнуть помолвку?

Размышляя о том, кто же был нареченным леди Марианны, я подсчитала в уме его лета. Выходило, что сейчас он ровесник сэру Гаю. Произнеся в уме это слово, я неожиданно вспомнила, как сэр Гай точно так же зимой говорил о предводителе шервудских разбойников: «Мы с ним ровесники». Мысль была настолько нелепой, что я едва не расхохоталась. Не мог же барон Невилл обручить дочь с сыном какого-то йомена или виллана, который впоследствии совершил некое преступление, за что и оказался вне закона? Но узнать, с кем обручена леди Марианна, мне очень хотелось. Сперва я решила обратиться с расспросами к дяде Гесберту, но вовремя опомнилась. Ведь мне пришлось бы признаться, что я подслушивала. И я решила прибегнуть к помощи леди Клод. Пусть завтра спросит у сэра Рейнолда. Ее-то никто не заподозрит в подслушивании: все видели, как она вместе с Брайаном ушла в спальню, где их ждала первая брачная ночь. А слухи о сегодняшнем скандале могли дойти до ее ушей – от слуг, например.

Утвердившись в своем плане, я решила навестить сэра Гая. Полученная им рана – очень удобный предлог повидать его и справиться о самочувствии. Сказано – сделано, и я поспешила к покоям, которые занимал сэр Гай. Дойдя до двери его комнат, я заметила, что она приоткрыта, и услышала два мужских голоса. Один принадлежал сэру Гаю, второй был мне знаком, но я не вспомнила, чей он.

– Что тебе непонятно, Джеффри?

– Чтобы исполнить отданный вами приказ правильно, мне следует понимать причину, по которой вы его дали, сэр Гай. Иначе вы получите самые пространные доклады, в которых будет описано множество хворых людей, посещающих Фледстан в поисках ее помощи как травницы и целительницы. Вам ведь известно, что она не отказывает никому, кто нуждается в лечении.

Я поняла, кто был собеседником сэра Гая. Джеффри – командир его ратников и молочный брат. Разговор шел опять о леди Марианне, и любопытство одолело меня с новой силой. Наверное, этим днем я была обречена на подслушивание, и, махнув рукой на благонравие, я замерла в тени двери, стараясь не пропустить ни слова.

– Хорошо, имена и описания черни, толкущейся возле Фледстана, меня и впрямь не интересуют, – после долгого молчания сказал сэр Гай. – Ты помнишь вороного жеребца леди Марианны?

– Славящегося своей резвостью на все графство? Разумеется, милорд. Отменный конь!

– Значит, ты вчера узнал ее вороного?

Недолгое молчание, потом очень короткий, как будто сделанный через силу ответ Джеффри:

– Да, милорд.

– Как же ее конь оказался у него под седлом?

Отважившись прильнуть глазом к узкой щели между дверью и косяком, я увидела, как Джеффри пожимает плечами:

– Могу лишь предположить.

– Сделай милость!

– Он вызволил ее из обители, куда леди Марианну спрятали люди Роджера Лончема, а она в благодарность за спасение отдала ему самого резвого жеребца из конюшен Фледстана.

– Самого резвого или своего, Джеффри?

– Это имеет значение?

– Большее, чем ты думаешь. Да, и она мне сказала слово в слово то, что ты только что говорил: благодарность за спасение.

– Но вы почему-то усомнились в ее словах?

Сэр Гай, сидевший до этого в кресле, рывком вскочил на ноги и заходил по комнате из угла в угол.

– Не сомневался, пока не услышал сегодня ее пение. Джеффри, она влюблена, и я почти уверен, в кого именно. Она подарила ему не самого резвого коня, а своего! Куда более явный знак, чем шарф, брошенный на копье! Все, что мне нужно от тебя, – узнать, встречаются они или нет!

– Милорд, это невозможно! – воскликнул Джеффри.

Сэр Гай резко остановился, смерил его взглядом и мрачно усмехнулся.

– Почему? Пришел же он за ней в ту обитель, да еще нескольких ратников уложил в считаные мгновения, и все ради нее.

– Вам же известно, что осенью он дал приказ своим людям оберегать леди Марианну от любой беды. Она попала в беду, и он сам выполнил собственный приказ, вот и все.

– Не все. Он нашел время и для разговоров с ней, а говорил он обо мне, Джеффри. Предостерегал ее от меня. Зачем, если она ему безразлична? Какое ему дело, оказывает она мне предпочтение или нет? Почему он вообще отдал тот приказ?

– Все графство восхищалось ее самоотверженностью в борьбе с мором, поразившим Руффорд. Он не стал исключением.

Сэр Гай яростно помотал головой.

– Нет, Джеффри! Говорю тебе, она влюблена, впервые за все время, что я ее знаю. У нее даже взгляд сегодня иной раз становился таким, что я видел перед собой его, а не ее. Она смотрела на меня и не видела, словно смотрела насквозь, как это делает он. Говоришь, их встречи невозможны? Пусть так, но они могут обмениваться посланиями. Выследи гонца, перехвати письма, доставь их мне, – отрывисто приказывал он и, вспомнив о чем-то, рассмеялся очень злым смехом. – Да! Ты же не знаешь того, что узнал я! Они помолвлены, Джеффри. Их обручили лет десять назад. Она об этом не знала, но он, я уверен, не может пребывать в неведении о том, что касается его самого, и если она небезразлична ему…

Лицо Джеффри омрачилось, он задумался над тем, что ему доверил сэр Гай, потом тихо, но очень твердо сказал:

– Милорд, позвольте дать вам совет: отступитесь от леди Марианны. Если ваши подозрения верны и она обручена с ним, о чем теперь знает…

– Отступиться?! – сэр Гай прорычал так, что я отшатнулась от двери. – Отступиться, чтобы он получил ее? Чтобы и в этом он взял надо мной верх? Никогда! Впредь не смей давать мне подобных советов. Ступай прочь и займись тем, что я приказал тебе. Не спускайте глаз ни с Фледстана, ни с нее самой за пределами его стен.

Я поняла, что Джеффри сейчас выйдет в коридор и столкнется со мной нос к носу. Чтобы избежать встречи с ним, я подхватила пышный подол платья и на цыпочках стремглав бросилась бежать. Оказавшись в своей спальне, я прогнала служанок и с ногами, не раздеваясь, забралась на кровать. Мое сердце билось так сильно, что было готово выпрыгнуть из груди, и я с трудом отдышалась.

Что же происходит? Значит, у леди Марианны есть таинственный защитник, который помог ей бежать от людей дяди Роджера? И этот защитник и есть ее нареченный? В таком случае понятно, почему он приказал своим людям оберегать леди Марианну: ведь она его невеста. А теперь сэр Гай заподозрил, что она влюбилась в своего спасителя? Но ведь это так естественно – влюбиться в того, кто тебя спасает из плена! И сэр Гай почему-то очень не любит этого человека, так сильно не любит, что думает не о леди Марианне, а о нем. Не дать ему одержать верх и в этом… Значит, прежде нареченный леди Марианны одерживал верх над сэром Гаем? В чем и когда? Чтобы понять, надо узнать его имя. Ох, все это казалось мне таким таинственным, романтичным, так волновало мое воображение, что я и думать забыла о ревности. Лишь бы скорее узнать имя!

Увы, леди Клод ничего не смогла выведать у сэра Рейнолда. Выслушав дочь, он приказал ей немедленно забыть все, что она узнала, и никогда не доискиваться ни имен, ни подробностей давней истории с помолвкой леди Марианны. Так и осталось мое любопытство неудовлетворенным.

А вскоре случился целый сонм непонятных и страшных событий. Дядя Роджер наконец получил письменный приказ принца Джона о браке с леди Марианной и занял Фледстан. Барон Невилл погиб от стрел шервудских разбойников, а его дочь исчезла. Дядя Роджер и сэр Гай неожиданно уехали в Лондон. Когда я подступилась с вопросами к дяде Гесберту, он впервые в жизни накричал на меня, запретив упоминать само имя леди Марианны. Считай, что она мертва, сказал он. Леди Клод попыталась что-нибудь разузнать у сэра Рейнолда, но, как и я, потерпела неудачу. Мы с ней упросили Брайана помочь нам, полагая, что с ним и дядя Гесберт, и сэр Рейнолд будут более откровенны, но куда там! Оба наотрез отказались объяснить, что же произошло, и нам с леди Клод пришлось смириться с неведением, надеясь на будущее, которое однажды приоткроет завесу тайны, сокрывшую судьбу леди Марианны.

Я начала подумывать, не вернуться ли в Лондон, ко двору леди Изабеллы. Признаюсь, мысль о том, что в Лондоне находится сэр Гай, сильно подогревала мое желание оказаться поближе к нему. Даже при всей любви к Брайану я больше не видела смысла оставаться в Ноттингеме. У брата была молодая жена, и он уделял леди Клод времени больше, чем мне. Я почти собралась обратиться к дяде Гесберту с просьбой о возвращении в Лондон, как вдруг Брайан получил послание от сэра Гая. Ознакомившись с ним, он улыбнулся и протянул письмо мне со словами:

– Чем ему ответить, Беа? Согласием, отказом или просьбой о времени на раздумье?

Я развернула пергамент, вчиталась и сначала не поверила глазам, а потом меня охватило несказанное счастье. В письме сэр Гай просил у Брайана моей руки.