Читать книгу Такой чудесный день - Айра Левин - Страница 4

Имя Сколу дал дедушка. Он всем им придумывал имена вдобавок к настоящим: свою дочь, маму Скола, вместо Анны называл Сюзу; папа был у него Майком, а не Иисусом (и считал это полной глупостью), а Мира – Ивой. Она страшно сердилась: «Не называй меня так! Я Мира! Мира КД37Т 5002!»

Дедушка Ян был странным. Со странной внешностью. Естественно – все старшее поколение отличалось выраженными особенностями: на несколько сантиметров выше или ниже положенного, слишком светлая или темная кожа, крупные уши, кривой нос. Дедушка Ян был и выше, и смуглее других, с большими выпуклыми глазами и двумя рыжеватыми прядями на седеющей голове. Он не просто странно выглядел – он странно говорил, в этом-то и заключалась его главная странность. Хотя дедушка всегда разговаривал бодро и энергично, у Скола возникало чувство, что он так совсем не думает, а думает как раз наоборот. К вопросу об именах, например.

– Изумительно! Чудесно! Четыре имени для мальчиков, четыре имени для девочек! Никаких ссор, все одинаковые! Конечно, мальчиков называют в честь Христа, Маркса, Вуда и Уэя, как же иначе. Верно?

– Да, – ответил Скол.

– Еще бы! И коль скоро Уни дает четыре имени мальчикам, то и девочкам надо четыре, так? Естественно!.. Слушай! – Он остановил Скола, которому тогда стукнуло семь, присел и заговорил прямо в лицо, причем его глаза навыкате плясали, словно он вот-вот засмеется. (Был праздник, и они направлялись на парад по случаю Дня Унификации или Дня рождения Уэя.) – Слушай, Ли РМ35М26Д449977ЬЭЮЯ. Я расскажу тебе кое-что невероятное. Когда я был маленький – ты слушаешь? – существовало больше двадцати разных имен только для мальчиков! Представляешь? Правда! Клянусь любовью к Семье. Ян, Джон, Аму, Лев, Хига, Майк, Тонио! А во времена моего отца их было даже больше, может, сорок или пятьдесят! Вот умора! Имена разные, а товарищи-то все абсолютно одинаковые и взаимозаменяемые! Какая невероятная глупость, да?

И Скол кивал, запутавшись и чуя, что дедушка имеет в виду прямо противоположное и что сорок или пятьдесят разных имен для мальчиков – не глупо и не смешно.

– Только посмотри! – продолжал дедушка Ян, ведя Скола за руку через Парк единства к месту парада. – Совершенно одинаковые! Ну не чудо ли? Те же волосы, те же глаза, цвет кожи, фигура; мальчики, девочки – все одинаковые. Как горошины из стручка. Правда здорово? Разве не супер?

Скол покраснел (у него глаз зеленый, не как у всех).

– А что такое «гарошиныистручка»?

– Не знаю. Была такая еда, пока не появились макси-кейки. Шарья говорила.

Дедушка работал прорабом в ЕВР55131, в двадцати километрах от 55128, где жил Скол с родителями, и по воскресеньям и праздникам приезжал в гости. Его жена, Шарья, утонула во время крушения экскурсионного лайнера в 135-м, в тот самый год, когда родился Скол; больше он не женился.

Другие бабушка и дедушка, со стороны отца, жили в МЕКС10405, и мальчик видел их только по телефону в дни рождения. Тоже странные, но куда уж до дедушки Яна.

Сколу нравилось в школе и нравилось играть. Музей доунификационной истории, «До-У», тоже нравился, хотя некоторые экспозиции наводили страх, например, «копья», «пистолеты» и «тюремная камера», в которой «заключенный» в полосатой форме сидел на нарах и сжимал голову в нескончаемой скорби. Скол всегда смотрел на него – если нужно, даже убегал от своего класса – и всегда после этого быстро отходил.

Нравилось мороженое, игрушки и комиксы. Однажды в центре снабжения он прижал к сканеру браслет и этикетку конструктора. Индикатор замигал красным, и пришлось положить игрушку в корзину для возвратов. Скол растерялся – он ведь пришел в правильный день и выбрал товар из правильной категории. Сзади в очереди кто-то произнес:

– Должна быть причина, мой милый. Позвони наставнику.

Скол так и сделал. Выяснилось, что игрушку не дают временно: он где-то дразнил сканер, снова и снова прикладывая браслет, и теперь Уни учил его больше так не делать. Это было первое в жизни моргающее красное «нет», которое касалось чего-то важного, а не просто запретительный сигнал, когда по ошибке вошел не в тот класс или перепутал день терапии. Отказ расстроил и причинил боль.

Нравились дни рождения, Рождество Христово, Рождество Маркса, День Унификации и День рождения Уэя. Еще больше нравились, потому что были редкими, дни, когда в браслет добавлялись звенья. Новое звено долго-долго блестело ярче других. Потом он про него забывал, а когда спохватывался, все звенья были старыми, совершенно одинаковыми и неразличимыми. Как гарошиныистручка.

Весной 145-го, когда Сколу исполнилось десять, он с родителями и Мирой получил право посетить ЕВР00001 и увидеть Уникомп. Дорога между автопортами заняла час. Сколу казалось, что он никогда в жизни так далеко не ездил, хотя родители говорили, что в полтора года он перелетел из Мекс в Евр, а несколько месяцев спустя – из ЕВР20140 в 55128. Они поехали смотреть на Уникомп в апрельское воскресенье вместе с парой за пятьдесят (чьи-то странные дедушка и бабушка, оба ненормально светлокожие, а у нее к тому же неровно подстрижены волосы) и еще одной семьей, мальчик и девочка в которой были на год старше, чем Скол и Мира. Другой папа повел машину от поворота на ЕВР00001 до автопорта около Уникомпа. Скол с интересом наблюдал, как он переводит рычаг и нажимает кнопки. После стремительного полета было странно снова ехать колесами по земле.

Сфотографировались на фоне белого мраморного купола Уникомпа (белее и красивее, чем на картинах и по телевизору, потому что снежные вершины позади еще величавее, а Озеро вселенского братства – голубее и шире), постояли в очереди, коснулись сканера и вошли в округлый, ослепительно-белый вестибюль. Улыбающийся товарищ в голубой униформе проводил их к очереди в лифт. Подошел дедушка Ян, радостно ухмыляясь при виде изумленных лиц родных.

– А вы что тут делаете? – спросил отец, когда дедушка целовал маму.

Родители сказали ему, что получили право на поездку, но он ни словом не обмолвился, что тоже ее запрашивал.

Дедушка Ян поцеловал отца.

– Решил вас удивить, только и всего. Хотел рассказать моему другу… – он положил большую руку на плечо Сколу, – про Уни немного больше, чем диктор в наушниках. Привет, Скол.

Дедушка наклонился, чмокнул внука, и тот, дивясь, что стал причиной дедушкина появления, поцеловал его в ответ.

– Привет, деда.

– Здравствуй, Мира КД37Т 5002, – серьезно произнес дедушка Ян и поцеловал Миру. Она тоже поцеловала его и поздоровалась.

– Когда вы запросили поездку? – поинтересовался отец.

– Через несколько дней после вас, – ответил дедушка, не снимая руки с плеча Скола. Вместе с очередью они продвинулись вперед на несколько метров.

– Ты же был здесь всего пять или шесть лет назад, – сказала мама.

– Уни знает, кто его собирал, – улыбнулся дедушка Ян. – Для нас делают исключения.

– Неправда, – возразил отец. – Исключений не бывает.

– Словом, я здесь, – сказал дедушка и ласково посмотрел вниз на Скола. – Верно?

– Верно, – ответил Скол и улыбнулся в ответ.

В молодости дедушка Ян помогал строить Уникомп.

В лифт помещалось около тридцати товарищей, и вместо музыки в нем говорил мужской голос – «Добрый день, братья и сестры! Добро пожаловать в Уникомп!» – мягкий, дружелюбный голос, который Скол знал по телепередачам. «Как видите, мы начали движение. Наша скорость – двадцать два метра в секунду. Спуск на пятикилометровую глубину занимает более трех с половиной минут. Данная шахта…» Голос приводил данные о размере здания Уникомпа и его толщине, рассказывал о том, как он защищен от любых природных и антропогенных катаклизмов. Скол слышал все это раньше, в школе и по телевизору, но теперь, когда он в самом здании, внутри его стен, и вот-вот увидит Уникомп, рассказ звучал по-новому захватывающе. Он внимательно слушал, глядя на динамик над дверью лифта. Дедушка Ян все еще сжимал его плечо, словно удерживая. «Мы снижаем скорость, – объявил голос. – Желаю вам приятной экскурсии». Лифт мягко остановился, и створки двери разошлись в стороны.

Снова вестибюль, меньше, чем на первом этаже, снова улыбающийся товарищ в голубом и очередь, на сей раз парами к двойной двери в слабо освещенный коридор.

– Подождите нас! – крикнул Скол.

– Не обязательно идти всем вместе, – успокоил дедушка.

Они отстали от родителей и Миры. Те вопросительно оглядывались – родители то есть, Миру из-за малого роста не было видно. Товарищ впереди предложил их пропустить, но дедушка Ян отказался.

– Нет-нет, ничего. Спасибо, брат. – Он с улыбкой помахал родителям. Скол последовал его примеру.

Дедушка Ян осмотрелся, сияя глазами навыкате и по-прежнему улыбаясь. Его ноздри раздувались в такт дыханию.

– Итак, ты наконец увидишь Уникомп. Волнуешься?

– Да, очень.

Они прошли вперед вместе с очередью.

– Я тебя не виню. Потрясающе! Когда еще увидишь машину, которая выберет тебе профессию и назначит задания, решит, жить тебе или умереть, женишься ли ты на понравившейся девушке, а если да, то будут ли у вас дети и как их назовут. Как тут не волноваться?

Скол, чувствуя себя неуютно, вскинул глаза.

Дедушка Ян, по-прежнему улыбаясь, похлопал его по спине, и они вошли в коридор.

– Иди! Смотри на экспозиции, на Уни, на остальное! Все здесь специально для тебя. Смотри!

Скол взял наушник со стойки, как в музее. Странное поведение дедушки его встревожило, и хотелось быть там, впереди, с родителями и Мирой. Дедушка Ян тоже надел наушник.

– Интересно, что новенького мне скажут?! – хмыкнул он себе под нос.

Тревога и неловкость испарились, когда Скол увидел сверкающую стену, по которой носились сотни искрящихся огоньков. Тот же голос, что и в лифте, рассказывал ему в ухо, как Уникомп получает из опоясывающих мир ретрансляционных станций микроволновые импульсы с бесчисленных сканеров, телекомпов и прочего оборудования, как оценивает эти импульсы и посылает ответ на реле и в пункты запроса.

Уни – самый быстрый, самый умный, он везде-везде!

Следующая экспозиция демонстрировала работу блоков памяти; луч света вспыхивал над перекрещенным металлическим квадратом, освещая то одну, то другую его часть. Голос говорил о пучках электронов и сверхпроводниках, заряженных и незаряженных участках, которые становятся положительными и отрицательными битами информации. Когда Уникомпу задают вопрос, пояснил голос, он просматривает соответствующие биты…

Скол не понимал и оттого приходил в еще больший восторг. Уни знает все на свете! Так необъяснимо! Так сказочно!

Далее шла стеклянная перегородка, сквозь которую был виден он – Уникомп: два ряда разноцветных металлических кубов, как процедурные кабинки, только ниже и меньше, розовые, коричневые и оранжевые; между ними, в большом, освещенном розовым светом пространстве ходили десять или двенадцать товарищей в голубых комбинезонах. Они улыбались и считывали показания приборов, занося их на красивые голубые пластмассовые планшеты. На дальней стене красовался крест и серп. Часы показывали 11:08 воскр. 12 апр. 145 э. у. В ухо Сколу просочилась и набрала силу музыка: «Всё дальше, дальше…» – играл огромный оркестр так проникновенно и величаво, что на глаза наворачивались слезы радости и гордости.

Он стоял бы там часами, разглядывая деятельных веселых товарищей, мерцающие блоки памяти и слушая «Всё дальше, дальше…», а потом «Раса могучих», но музыка понемногу стихла (когда 11:10 превратилось в 11:11), и голос мягко, щадя его чувства, напомнил о ждущих в очереди и попросил перейти к следующей экспозиции. Скол неохотно оторвался от стеклянной стены. Вокруг него тоже вытирали глаза и кивали. Он улыбался, и ему улыбались.

Дедушка Ян схватил мальчика за руку и потащил к двери, рядом с которой висел сканер.

– Как тебе, понравилось?

Он кивнул.

– Это не Уни.

Скол широко раскрыл глаза.

Дедушка выдернул у него наушник.

– Не Уникомп, – продолжил он быстрым шепотом. – Коробки эти, розовые и оранжевые, – не настоящие! Просто милые игрушки на радость Семье! – Его выпуклые глаза были совсем рядом, капельки слюны брызгали Сколу на нос и щеки. – Он там, внизу! Под нами еще три этажа! Хочешь посмотреть? Хочешь увидеть настоящий Уникомп?

Скол только беспомощно таращился на деда.

– Хочешь? Посмотреть хочешь? Я могу показать!

Скол кивнул.

Дедушка Ян отпустил его руку и выпрямился.

– Хорошо, пойдем. – Взяв Скола за плечо, он повел его обратно мимо стеклянной перегородки, у которой толпились товарищи, мимо схемы блоков памяти с бегающим лучом, мимо экспозиции с сотнями огоньков, сквозь очередь – прошу прощения! – и по коридору в другую сторону, где было пусто и сумрачно, со стены свисал огромный неисправный телекомп, а рядом стояли носилки с подушками и сложенными одеялами.

В углу находилась дверь со сканером. Дедушка удержал его руку.

– Сканер, – произнес Скол.

– Не нужно.

– Разве мы не туда ид…

Не обращая внимание на сканер, дедушка Ян подтолкнул Скола вперед, вошел следом и с силой потянул на себя шипящую медленно закрывающуюся дверь.

Скол уставился на него, весь дрожа.

– Ничего страшного, – резко сказал дедушка, а потом, уже не резко, а ласково взял его голову обеими руками. – Ничего страшного. Все будет в порядке. Я делал так тысячу раз.

– Мы не спросили разрешения. – Скол все еще трясся.

– Ничего страшного. Смотри: кому принадлежит Уникомп?

– Как принадлежит?

– Ну чей он? Чей это компьютер?

– Он… всей Семьи.

– А ты член Семьи, так ведь?

– Да…

– Значит, это и твой компьютер! Он принадлежит тебе, а не наоборот – не ты ему, а он тебе.

– Нет, мы должны спрашивать разрешения!

– Скол, пожалуйста, верь мне. Мы ничего не возьмем и даже не будем трогать. Только посмотрим. Я для этого сегодня и приехал – показать тебе настоящий Уникомп. Ты же хочешь его увидеть?

Скол секунду поколебался.

– Да.

– Вот и не волнуйся, все в порядке. – Дедушка ободряюще посмотрел ему в глаза, а затем отпустил его голову и взял за руку.

С площадки, на которой они стояли, вела вниз лестница. Они спустились на четыре или пять ступенек – стало прохладно, – и дедушка остановился, придержав Скола.

– Жди здесь. Я на секунду. Никуда не уходи.

Скол испуганно смотрел, как дедушка поднялся обратно на площадку, осторожно выглянул и нырнул в дверь. Она медленно закрылась.

Скол снова затрясся. Сначала он не коснулся сканера, а теперь стоит в одиночестве на холодной пустынной лестнице – и Уни не знает, где он!

Дверь снова отворилась; показался дедушка с перекинутыми через руку синими одеялами.

– А то околеем, – пояснил он.

Завернувшись в одеяла, они вместе шли по тесному проходу между стальными стенами, которые соединялись в одну точку где-то далеко впереди, а вверх тянулись почти до светящегося белого потолка. На самом деле не стены, а параллельные, разделенные узкими зазорами ряды сдвинутых вплотную и запотевших от холода гигантских стальных блоков, аккуратно помеченных спереди на уровне глаз черной краской: Д46, Д48 – по одну руку, Д49, Д51 – по другую. Не меньше двадцати в ряду. Перпендикулярно, через равные расстояния, шли четыре прохода пошире.

Дыхание превращалось в пар, под ногами расплывались нечеткие тени. Тишину нарушал только шелест паплоновых комбинезонов да отдающееся эхом шлепанье сандалий.

– Ну? – поглядел на Скола дедушка Ян.

Тот плотнее закутался в одеяло.

– Наверху лучше.

– Да уж. Тут никаких тебе симпатичных молодых товарищей с ручками и планшетами. Никакого теплого освещения и уютных розовых приборов. Из года в год – никого. Безжизненно, пусто и холодно. Отвратительно.

Они стояли на перекрестке. Стальные ряды протянулись в одну сторону, другую, третью, четвертую… Дедушка покачал головой и нахмурился.

– Это неправильно. Не знаю, что именно, но неправильно. Мертвые планы мертвых товарищей. Мертвые идеи, мертвые решения.

– Почему так холодно? – спросил Скол, глядя на облачко пара, в которое превратилось его дыхание.

– Потому что мертво, – ответил дедушка, а потом покачал головой. – Блоки работают только при очень низкой температуре. Не знаю – моей задачей было доставить их на место и не разбить.

Они шли бок о бок вдоль следующего ряда: Р20, Р22, Р24.

– Сколько их всего?

– Тысяча двести сорок здесь и еще столько под нами. И это не предел; за восточной стеной уже вырезано вдвое больше места в расчете на то, что Семья вырастет. Шахты, система вентиляции…

Спустились дальше: все то же, что и этажом выше, только на двух пересечениях рядов – стальные колонны, а блоки памяти пронумерованы не черным, а красным. К65, К63, К61.

– Самый глубокий в мире котлован. Самое грандиозное задание – построить один компьютер, который заменит пять. Я был сопляком вроде тебя, и об этом каждый вечер говорили в новостях. Сообразил, что, когда мне исполнится двадцать, еще успею поучаствовать, если получу нужную специальность. И я попросил.

– Попросил?

– Именно. – Дедушка кивнул и улыбнулся. – В мое время такое бывало. Я попросил наставницу узнать у Уни… нет, не у Уни, тогда еще был Еврокомп, – короче, я попросил, она сделала, и – Вуд, Уэй, Иисус и Маркс! – я получил категорию 042С, строитель третьего разряда. И первое же мое задание – здесь. – Он оглянулся, все еще улыбаясь и поблескивая глазами. – Они собирались опускать эти громадины в шахту по одной. Я просидел без сна всю ночь и рассчитал, что закончить можно на восемь месяцев раньше, если прорезать туннель в Пике Любви… – показал большим пальцем через плечо, – и закатить их сюда на колесах. Еврокомп до такого простого решения не додумался. А может, просто не спешил расставаться с мозгами! – Он расхохотался.

Наконец дедушка смолк, и Скол впервые заметил, что голова у него совсем седая. Рыжеватые пряди бесследно исчезли.

– И вот они здесь, все на своих местах, доставлены по моему туннелю и работают на восемь месяцев дольше, чем было бы по изначальному плану. – Он посмотрел на блоки почти неприязненно.

– Ты разве не любишь Уникомп?

Дедушка Ян секунду помолчал.

– Нет. – Он кашлянул. – С ним нельзя поспорить, объяснить…

– Он все знает. Зачем объяснять и спорить?

Они разделились, огибая квадратную стальную опору, и снова сошлись.

– Не знаю… Не знаю… – Дедушка шагал в одеяле, не поднимая головы и насупившись. – Слушай, ты кем хочешь стать, когда вырастешь? Мечтаешь о каком-то особом задании?

Скол неуверенно поглядел на деда и пожал плечами.

– Нет. Назначат то, что мне подходит. Задания, которые полезны Семье. Все равно задание только одно – ширить…

– …Семью по всей вселенной. Конечно. По всей объединенной уникомповской вселенной. Пошли обратно. Мочи нет терпеть эту стужу, драка ее возьми.

Скол смущенно спросил:

– А еще этаж? Ты сказал…

– Туда нельзя. Там сканеры и товарищи, которые увидят нас и бросятся «на помощь». Да и смотреть там не на что – приемо-передающая аппаратура и холодильные установки.

Они направились к лестнице. Скол был разочарован. Дедушка почему-то им недоволен и, главное, нездоров: он хочет спорить с Уни, не касается сканеров и использует плохие слова.

– Тебе нужно сказать наставнику, что ты хочешь спорить с Уни, – произнес Скол, поднимаясь по ступеням.

– Я не хочу спорить. Просто хочу иметь такую возможность, если придет охота.

Скол совсем запутался.

– Все равно надо рассказать. Может, тебе назначат дополнительную терапию.

– Не сомневаюсь, – ответил дедушка Ян и мгновение спустя прибавил: – Хорошо, так и сделаю.

– Уни знает все про все.

Они поднялись еще на этаж и теперь стояли на площадке перед экскурсионным залом и складывали одеяла. Дедушка Ян закончил первым и ждал Скола.

– Готово, – сказал тот, прижимая одеяло к груди и разглаживая синие складки.

– Знаешь, почему я назвал тебя Сколом?

– Нет.

– От слова «осколок». Кусочек. Осколок своих предков.

– А-а.

– Я не имел в виду твоего отца или даже себя. Ты похож на моего дедушку. Из-за глаза. У него тоже был зеленый глаз.

Скол пошевелился, мечтая, чтобы дедушка скорее закончил разговоры и они бы вернулись куда положено.

– Знаю, ты не любишь о нем говорить, хотя стыдиться тут нечего. Немножко отличаться от других совсем не зазорно. Ты даже не представляешь, какие раньше все были разные. Твоего прапрадеда, очень отважного и одаренного товарища, звали Ганнон Райбек, – цифры к именам тогда не прибавляли. Он строил первую марсианскую колонию. Гордись, что у тебя его глаз. В наши дни ученые ковыряются в генах, драка их побери, – извини, пожалуйста, – но, может статься, с твоими вышла промашка и у тебя не только зеленый глаз, а и немного дедова таланта и смелости. – Он уже начал открывать дверь и тут снова повернулся к Сколу. – Попробуй хотеть чего-нибудь. За день-два до следующей терапии. В это время легче всего желать, беспокоиться…

Когда они вышли из лифта в вестибюль первого этажа, их уже ждали родители и Мира.

– Где вы ходите? – спросил отец, а Мира, держа в руке миниатюрный оранжевый блок памяти (невсамделишный), добавила:

– Мы заждались!

– Смотрели на Уни, – ответил дедушка.

– Так долго? – удивился отец.

– Да.

– Вы должны были уступить место другим товарищам.

– Это ты должен, Майк, – улыбнулся дедушка. – А мой наушник сказал: «Ян, дружище, сколько лет, сколько зим! Можете с внуком стоять и смотреть в свое удовольствие!»

Отец недовольно отвернулся.

Они отправились в столовую, запросили кейки и колу – кроме дедушки, который не хотел есть, – и пошли за купол на лужайку для пикника. Дедушка показал Сколу Пик Любви и подробнее объяснил, как бурили туннель, что очень удивило отца – туннель для тридцати шести не таких уж больших блоков. Дедушка сказал, что этажом ниже есть еще блоки, но не уточнил, сколько, какие они огромные и как там холодно и безжизненно. Скол тоже промолчал. Странное ощущение – знать, что они с дедом что-то скрывают; это выделяло их и в то же время роднило между собой.

Пообедав, они направились в автопорт и встали в очередь. Дедушка Ян проводил родных до сканеров и попрощался, объяснив, что вернется домой с двумя приятелями из Ривербенда, которые в тот день тоже должны были приехать на экскурсию. Он называл Ривербендом место, где жил, – 55131.

Когда Скол в следующий раз увидел Боба НЕ, наставника, он рассказал про дедушку Яна: что он не любит Уни и хочет спорить с ним и что-то ему объяснять.

Боб улыбнулся.

– Такое иногда приключается с ровесниками твоего деда. Не волнуйся.

– Надо сказать Уни. Пусть ему назначат дополнительную терапию или более сильные лекарства.

– Ли! – Боб наклонился через стол. – Производство препаратов для терапии – дело дорогостоящее и трудоемкое. Если пожилым товарищам давать их, сколько требуется, то может не хватить молодым, а они Семье все-таки важнее. Чтобы синтезировать для всех достаточно лекарств, пришлось бы забросить более важные задания. Уни знает, что делать, сколько чего есть в наличии и кому что нужно. Это только кажется, что твой дедушка недоволен, поверь мне. Он просто любит поворчать. Когда нам перевалит за пятьдесят, мы будем такими же.

– Он говорил плохое слово, на «д».

– Типично для пожилых. Они ничего такого не имеют в виду. Пойми, слова сами по себе не «грязные» – оскорбительны стоящие за ними действия. Товарищи вроде твоего дедушки говорят, но не делают. Это не очень хорошо, однако само по себе не болезнь. А как дела у тебя? Какое-нибудь напряжение? Давай предоставим дедушку его собственному наставнику.

– Нет, – ответил Скол, вспоминая, как не коснулся сканера и без разрешения Уни ходил на нижние этажи. Почему-то вдруг не захотелось рассказывать об этом Бобу. – Никакого напряжения. Все супер.

– О’кей. Когда мы с тобой снова увидимся? В пятницу?

Приблизительно через неделю дедушку Яна перевели в США60607. Скол с родителями и Мирой поехал в аэропорт ЕВР55130 его провожать.

В зале ожидания, пока остальные наблюдали сквозь стекло за идущими на посадку, дедушка отвел мальчика в сторону и ласково улыбнулся.

– Скол Зеленый Глаз.

Скол насупился, но тут же постарался себя перебороть.

– Просил для меня дополнительную терапию? – продолжал дед.

– Да. А ты откуда знаешь?

– Догадался. Береги себя, Скол. Помни, чей ты осколок и что я тебе говорил: попробуй хотеть чего-нибудь.

– Хорошо.

– Посадка заканчивается, – сказал отец.

Дедушка Ян поцеловал их всех на прощание и присоединился к выходящим пассажирам. Скол смотрел через стекло, как он, выделяясь ростом, шагает в сгущающихся сумерках к самолету, а в нескладной длинной руке болтается дорожная сумка. У трапа повернулся, помахал – Скол замахал в ответ, надеясь, что его видно, – и приложил запястье к сканеру. Темноту и пространство прорезал зеленый огонек. Дедушка ступил на трап и медленно поехал вверх.

Обратную дорогу в машине Скол молча думал, что ему будет не хватать воскресений и праздников с дедушкой Яном. Только с чего бы? Он такой старый, странный и необычный… Вдруг Скол понял, что в том-то и причина – он странный, необычный и никто его не заменит.

– Что случилось? – спросила мама.

– Я буду скучать по дедушке.

– И я. Но можно иногда видеться по телефону.

– Хорошо, что он уезжает, – сказал отец.

– А я не хочу. Я хочу, чтобы его перевели обратно.

– Вряд ли. Да оно и к лучшему. Он плохо на тебя влиял.

– Майк! – произнесла мама.

– Не начинай эту ткань. Меня зовут Иисус. А его – Ли.

– А меня Мира, – вставила сестра.