Читать книгу Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Б. С. Илизаров - Страница 24

Книга первая
Тайная жизнь Сталина
По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма
Рецензенты: доктор исторических наук В. С. Лельчук, доктор исторических наук А. П. Ненароков
Издание шестое
Раздел I. Портрет героя
Глава 4
Душа Кобы подлинного
От «Великого Моурави» до «Великого Сталина»

Оглавление

Состав ленинского руководства российским государством был более интернациональным, чем за всю предыдущую историю. Так или иначе, в нем было представлено большинство национальностей, проживавших в России. Самым видным партийно-государственным деятелем, кровно связанным с Кавказом, был грузин Джугашвили (Сталин). Он был членом высшего политического органа – Политбюро ЦК РКП(б), а также стал одним из первых народных комиссаров советского правительства. То, что впервые в истории России был создан специальный государственный орган, Народный комиссариат по делам национальностей, который возглавил нарком-грузин, также было не случайно. После того как Сталин завладел единоличной властью, до конца войны он продолжал соблюдать в руководстве определенный национальный баланс, стараясь избегать обвинений в землячестве, одновременно шумно демонстрируя приверженность и к «интернационализму», и к «великорусскому» шовинизму. Политика Сталина, со всеми ее разновидностями, была в высшей степени конъюнктурна и демагогична. Но с середины 30-х годов, благодаря его личной поддержке, все более заметную роль во властных структурах стали играть кавказцы – грузин Серго Орджоникидзе, армянин Анастас Микоян. Главным же действующим «лицом кавказской национальности» в сталинском руководстве был, конечно, мегрел Лаврентий Берия. С середины 30-х годов и до самой смерти Кобы Берия был не только его «глазами и ушами», не только организатором и исполнителем его самых тайных замыслов. Судя по той особой доверительности, которая возникла между ними со времени совместной работы над фальсификацией истории большевистских организаций Закавказья, Берия стал для Сталина особенно близким лицом. Конечно, как и со всеми другими близкими людьми, Сталин играл и судьбой Берия, то приближая, то отдаляя его, то поручая самые важные и тайные дела, то демонстрируя недоверие и отчуждение. Стиль отношения Сталина к политически близким людям – это особая тема. Длительное время у Сталина было несколько человек, которые пользовались его особым расположением. Это русские Молотов, Маленков, еврей Каганович и грузин Берия. По разным причинам другие члены Политбюро, включая Кирова и особенно Орджоникидзе, пользовались гораздо меньшим расположением вождя и, похоже, именно поэтому так рано расстались с жизнью. Я думаю, что Сталин, как многие, воспитанные в атмосфере обостренного отношения к национальной проблеме, постоянно подсчитывал соотношение национального с другими факторами в каждом приближенном человеке. Привычка тщательно взвешивать национальный фактор в повседневной, а значит, и в политической жизни была воспитана в нем еще со времен кавказской юности и подпольной молодости.

Но с середины 30-х годов не только люди с Кавказа все чаще стали появляться в различных партийных и государственных учреждениях, в ближайшем окружении Кобы, на даче, в быту, в карательных органах. Культура Кавказа, в особенности Грузии, в том числе литература, музыкальный фольклор все в больших масштабах стали проникать в общероссийскую культуру. Любимые с юности писатели и поэты вождя переводились на русский язык и издавались массовыми тиражами. Приведу несколько примеров, иллюстрирующих неизменный интерес стареющего Кобы к Кавказу, к своей родине.

В сохранившейся части сталинской библиотеки я нашел несколько десятков книг на грузинском языке и много переводной литературы с дарственными надписями авторов, переводчиков, составителей. Среди них, например, грузинский перевод «Божественной комедии» Данте Алигьери, несколько изданий поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», книга Т. Амиранашвили «История грузинского искусства (Т. 1. Тбилиси, 1944), И. Джавахишвили «Введение в историю грузинского народа» (Т. 2. Тбилиси, 1937), работы по кавказоведению и языкознанию Н. Марра, А. Чикобава, художественные произведения К. Гамсахурдиа, Г. Леонидзе и другие. В библиотеке вождя находится сейчас и экземпляр книги Шота Руставели на русском языке, изданный в 1937 году, с дарственной надписью Светланы Аллилуевой своему брату: «Милому Васе в день рождения, Светлуха. 4 марта 1944. Примечание: Этот фолиант предназначен для создания уюта, лежа на столе»[319]. Действительно, эта громоздкая книга в тяжелом переводе Пантелеймона Петренко и с портретом Руставели, нафантазированным Сергеем Кобуладзе, предназначена больше «для создания уюта», чем для чтения. Не знаю, знал ли Сталин о существовании дореволюционного и очень удачного перевода поэмы К. Бальмонта, но то, что он лично инициировал работу над текстами средневекового персидско-грузинского памятника литературы, это очевидно. Напомню, что еще в семинарии он зачитывался романтической поэзией Руставели и даже сам нарисовал его воображаемый портрет. Светлана Аллилуева утверждает, что отец любил иногда рассуждать о достоинствах русского перевода поэмы[320].

В библиотеке Сталина есть также сборник повестей и рассказов Ильи Чавчавадзе, который был издан на русском языке в 1937 году с предисловием В. Гольцева. Автор предисловия сослался, конечно, на доклад-брошюру Л. Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье» (издание 1935 г.), в которой Чавчавадзе характеризовался как основатель «феодально-прогрессивного» политического направления[321]. Гольцев первым высказал предположение, что Чавчавадзе (член Государственного совета царской России), возможно, был убит в 1907 году по распоряжению царской охранки за свои антиимперские антирусские настроения. Позже в БСЭ и в справочниках уже без всяких сомнений утверждалось, что он был тайно убит охранкой, хотя на самом деле писатель был известным карточным игроком, бретером и очень вспыльчивым человеком. Поэтому подлинные мотивы убийства первого светского наставника Кобы, скорее всего, имели мало общего с поздней официальной версией. Хотя в целом Чавчавадзе был скорее национал-либералом, он очень откровенно высказывал свои националистические взгляды, причем не только позволял себе традиционные для многих грузинских националистов антиармянские выпады, но в литературных произведениях допускал выпады антирусского характера. Предисловие Гольцева помогало русскому читателю относиться к ним с пониманием. «Что же касается национализма Ильи Чавчавадзе, – писал он, – его нельзя оценить по достоинству, если не вспомнить, что при царском режиме революционный и демократический национализм являлся средством самозащиты маленьких угнетаемых народов, что, в частности, Илье Чавчавадзе и его соратникам приходилось вести борьбу против реакционных публицистов вроде Каткова, цинично предлагавших грузинам перенести свои национальные знамена в цирк, против кавказских попечителей вроде Янковского, изгонявшего грузинский язык даже из программ начальных школ, против тбилисских экзархов, проклинавших с высоты амвона грузинский народ»[322].

Чавчавадзе действительно значительный грузинский писатель, но первые переводы его произведений на русский язык уже в советское время не очень удачны. Приведу небольшой отрывок из его повести «Записки проезжего. От Владикавказа до Тифлиса», в котором одновременно пародируются лермонтовский «Герой нашего времени», Гоголь с его образом России, как «птицы-тройки», и художники-передвижники с их чувствительными портретами русского мужика-труженика.

«Удивительно! Как прекрасно тупое лицо этого ямщика на картинах русских художников, – этого самого ямщика с толстой шеей, ленивой, распущенной повадкой и какими-то скотскими, нечеловеческими движениями! Настолько хорош портрет, настолько – даже с виду – отвратительна действительность!..

– Кто изобрел этот возок? – спросил меня француз, указывая пальцем на почтовый возок, на котором неуклюже дремал еще не очухавшийся от сна ямщик.

– Русские, – ответил я.

– Да, пожалуй, ни один народ не станет его у них оспаривать!

– Что поделаешь? Вся Россия так ездит»[323].

Как мы помним, перевод вышел в 1937 году. Оставалось десять лет до начала эпохи борьбы «с безродным космополитизмом» и инспирированных Сталиным заявлений на весь мир о русском приоритете в большинстве областей мировой науки и техники.

* * *

На всех упомянутых книгах из библиотеки Сталина, имеющих отношение к Грузии, нет видимых следов размышлений вождя. Но зато они в изобилии встречаются на других изданиях, художественных и научных произведениях, хранящихся ныне в его архиве. Помимо переписки и официальных документов, там есть три группы источников, характеризующие его личное отношение к Грузии в период своего могущества. Одна группа – это публикации произведений самого Сталина на грузинском языке, как дореволюционные, так и советского времени. Помимо тех, о которых уже шла речь в связи с изданием первых томов сочинений, упомяну брошюру на грузинском языке (1905 г. издания) «Вскользь о партийных разногласиях». На ее обложке Сталин собственноручно начертал значительно позже: «Составлено И. Сталиным»[324]. В сборник статей «Об основных вопросах борьбы компартии Грузии», изданный в Тбилиси в 1934 году, включены работы как дореволюционного периода, так и более поздние тексты[325]. Эта публикация предшествовала докладу и брошюре Берии и, возможно, послужила для нее теоретическим подспорьем. На страницах этого сборника есть замечания Сталина на грузинском языке, главным образом грамматического характера.

Вторая группа источников, находящихся в архиве Сталина, – это художественные произведения и киносценарии на тему истории Грузии. Третья группа – научные книги и статьи по истории и культуре Грузии и народов Кавказа. Последние две группы опубликованы как на русском, так и на грузинском языках. На всех них есть более существенные пометы Сталина также на двух языках, которые он делал до начала 50-х годов, то есть фактически вплоть до своей кончины.

В истории Грузии, как и в истории любого народа, есть разные персонажи: благородные герои и негодяи, сильные духом подвижники и приспособленцы, тупые исполнители чужой злой воли… Все как у всех. По-детски идеализируя своих родителей и предков, человечество ищет в них опору во всем, даже в заведомо сомнительном с точки зрения обычной морали. Потомки всегда оправдают предков, которые в целях ли защиты отечества, восстановления его целостности или независимости, то есть в целях «высших» национальных интересов, прибегают ко лжи и коварству, используют в борьбе измену и неблагодарность. Но если в интересах «народа» это делали «они», наши отцы и деды, то и «нам», их наследникам и потомкам, можно и должно делать то же. А поскольку у других народов есть свои авторитетные предки, которые им «завещали» то же самое, но по отношению к своим ближним и дальним соседям, то на земле, на поле боя идут сражения не только между живыми потомками, но и между тенями предков, «подхлестывающих» их эмоциональными бичами. Попробуем понять, почему Сталин избрал в качестве официального героя Древней Грузии Георгия Саакадзе, чье поведение с точки зрения общечеловеческой морали было далеко не безупречным. При этом оставим для специалистов споры о реальном историческом лице, жившем в Грузии в самом конце XVI – начале XVII века.

В истории Грузии было множество исторических деятелей, издревле пользовавшихся огромным уважением и удостоенных благодарной памяти потомков. Например, особой любовью пользуются три властителя Грузии XII века: Давид Строитель, Георгий III и царица Тамара. При них страна достигла наивысшего расцвета, а территория Грузии включала в себя части теперешних Армении и Азербайджана. Они отражали нашествия турок-сельджуков, достигли больших успехов в экономике и культуре. Но Сталин, возможно еще с юности, избрал в качестве образца исторического героя не их, а военачальника-авантюриста, потомственного «моурави». Так называли воеводу, административное лицо, управлявшее небольшой территорией феодального государства. В конце XVI – начале XVII века Грузия стала яблоком раздора для двух могущественных соседних мусульманских государств – Персии и Турции. Поучаствовав в различных феодальных войнах, Саакадзе в 1612 году вместе с дружиной перешел на службу к известному персидскому завоевателю и государственному деятелю шаху Аббасу I. Там он зарекомендовал себя в качестве талантливого полководца и верного сатрапа. В 1623 году шах поручил ему вместе с группой других военачальников возглавить поход на Грузию, которую раздирали феодальные междоусобицы и которой пытались овладеть турки. Оказавшись на родине, Саакадзе в 1625 году изменил персам и вместе с грузинским царем Теймуразом I разбил собственные войска, выделенные ему шахом. Но вскоре он рассорился и с грузинским царем, был разгромлен соотечественниками и поэтому бежал под защиту своих бывших врагов в Турцию, где через несколько лет был убит. Судьба Саакадзе довольно обычна для того времени, когда отважные авантюристы, наемники и конкистадоры из различных стран Европы и Азии с легкостью переходили от одного правителя к другому. Вспомним хотя бы русского князя Андрея Курбского. В грузинской исторической и литературной традиции образ «Великого Моурави» очень быстро приобрел черты защитника угнетенного отечества, хитроумно использовавшего одних своих врагов против других. Возможно, именно этим образ Георгия Саакадзе и привлек к себе Иосифа Джугашвили еще в юности.

В сентябре 1938 года Сталин получил в подарок книгу от Анны Антоновской – писательницы, специализировавшейся на исторических романах. По традиции того времени подарок был предназначен «вдохновителю нашей героической эпохи Иосифу Виссарионовичу Сталину». При этом она сочла нужным добавить: «С глубоким уважением и любовью, автор». Книга называлась «Диди Моурави. Исторический роман (Грузия XVI–XVII вв.)». Она вышла в издательстве «Заря Востока» в 1937 году. Книга была написана и напечатана по-русски, хотя издана в Грузии и ее грузинское название было напечатано русскими буквами. У меня нет сведений, позволяющих утверждать, что это был личный заказ вождя, но книжка явно пришлась по душе Сталину, и он ее прочитал всю, от корки до корки, включая словарь-комментарий. Книга написана талантливо, читается легко, несмотря на обилие персонажей, грузинских, тюркских, персидских слов и выражений. Конечно, автору помогали грузинские историки, о чем есть соответствующее указание. Переводчиком стихов и составителем комментариев выступил Борис Черный. Как всегда, даже когда читал с увлечением, Сталин отмечал карандашом неточности и, как он считал, допущенные автором ошибки. Так, он везде, где встретил, обвел карандашами разных цветов и поставил вопросительные знаки рядом со словами «чурек» и «аул». Судя по контексту, счел неуместным вкладывать тюркские слова в уста средневековых грузин, принадлежавших к индоевропейской (или, как тогда говорили, яфетической) языковой группе. Ему почему-то не понравилась и поэтическая оценка расстояния, отделявшего русское царство времен Бориса Годунова от Грузии: «Далеко очень русский царь сидит, сто восемьдесят солнц взойдет, пока к нам помощь доберется…» Слово «солнц» он подчеркнул и поставил рядом знак вопроса. Но зато он взял себе на заметку такую вот историческую справку, выписанную автором из научного издания:

«Географическая обособленность кавказских племен и народностей в условиях средневековой замкнутости хозяйства способствовала образованию изолированных друг от друга поселений, которые, при наличии различных религиозных воззрений, нередко считали ближних и дальних соседей своими непримиримыми врагами»[326].

С не меньшим интересом, чем сам роман, Коба изучил приложенный грузинско-русский словарь, отметив с десяток незнакомых старинных грузинских и тюркских слов. Он отметил имя легендарного царя Грузии IV века до н. э. Парнаоза, слова: «салтхуцеси» – министр двора, «Самцхе-Саатабаго» – юго-западная часть Грузии, «Светицховели» – название Мцхетского собора, «Тархан – по-татарски – вольная» и т. д.[327] Как всегда, он пользовался случаем, чтобы пополнить и освежить свои знания, в том числе и знание грузинского языка.

В 1940 году выходит вторая часть романа, и вновь Сталин прочитывает ее с различными карандашами в руке. Замечания все те же. Значит, он не счел нужным сообщить о них в свое время автору[328]. Роман Сталину явно все больше нравится. Еще бы, исторический персонаж выглядел в романе как былинный богатырь, защитник бедных и угнетенных, был справедлив даже к врагам, его окружали предатели и негодяи, а все его сомнительные поступки, оказывается, содержали в себе тайный умысел помочь несчастной родине. Об одном из эпизодов хочется сказать особо. Шах, отправляя Великого Моурави походом на Грузию, оставляет у себя заложником его сына Паата. Саакадзе знает, что сыну не жить, если он изменит Аббасу. Об этом догадывается и Паат. Тем не менее Великий Моурави поднимает восстание, громит персов, а взамен получает от шаха голову сына. Так демонстрировалась любовь героя к родине, которая сильнее всяческих родственных привязанностей. Хотя на самом-то деле литературный Саакадзе жертвовал жизнью сына ради приобретения собственного царства. Конечно, ни писательница, ни вождь не могли предположить, что через год после выхода второй книги сын «Великого» Сталина Яша окажется в немецком плену и как бы повторит судьбу сына Великого Моурави. Как и Паат, Яков, невольно давший отцу возможность продемонстрировать готовность жертвовать в войне даже жизнью своего единокровного сына, пропадет в немецком плену бессмысленно и бесполезно.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Подняться наверх