Читать книгу Чудо-шепоток, беду отводящий, счастье приносящий и здоровье дающий. Секреты древних славянских шептух - бабка Наталья - Страница 39

Встану я, раб Божий (имя), благословясь,

пойду, перекрестясь из избы дверями,

из двора воротами, в чистое поле,

погляжу и посмотрю под восточную сторону.

Под восточной стороной есть три печи.

Печка медна, печка железна, печка кирпична.

Как они разожглись-распалились от неба до земли,

разжигаются небо и земля и вся подвселенная,

так бы разжигало у рабы Божьей (имя) к рабу Божьему (имя)

легкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить,

ни быть, ни пить, ни есть, ни спать, ни лежать,

все на уме меня держать.

Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова,

пуще вострого ножа и рысьего когтя.

Встану я, (имя), помолясь,

пойду, благословясь, из избы дверями,

из двора воротами в чисто поле,

погляжу и посмотрю под восточную сторону.

Под восточной стороной стоит есть три печи.

Печка медна, печка железна, печка кирпична.

Как они разожглись, распалились от неба до земли,

разжигаются небо и земля и вся подвселенная,

так бы разжигало у (имя девицы) к (имя молодца) легкое и печень,

и кровь горячу, не можно бы ей ни жить,

ни быть, ни пить, ни есть, ни спать,

ни лежать, все на уме меня держать.

Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова,

пуще вострого ножа и рысьего когтя

тоску напустить, присушить девок.

Четыре зарницы, четыре сестрицы:

первая Марья, вторая Марфа,

третья Марина, четвертая Макрида;

подьте вы, сымайте тоску и великую печаль со гостей,

со властей, со кручинных, со тюремных людей,

солдатов-новобранцев и с малых младенцев,

которые титьку сосали и от матерей осталися.

Наложите ту тоску и телесную сухоту,

великую печаль на (имя), чтобы она, (имя),

без меня, (имя), не могла бы ни жить,

ни ходить, ни лежать, ни спать,

все по мне, (имя), тосковать;

тем словам и речам – ключенныя слова.

Встану я, (имя молодца),

помолясь, пойду, благословясь,

из избы дверями, из двора воротами

в чисто поле, стану на запад хребтом,

на восток лицом, позрю, посмотрю на ясно небо.

С ясна неба летит огненна стрела,

той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее:

«Куда полетела, огненна стрела?»

«Во темные леса, в зыбучия болота, во сырое коренье».

«О ты, огненна стрела!

Воротись и полетай, куда я тебя пошлю.

Есть на Святой Руси красна девица (имя девицы),

полетай ей в ретиво сердце, в черную печень,

в горячую кровь, в становую жилу,

в сахарныя уста, в ясныя очи, в черныя брови,

чтобы она тосковала-горевала весь день:

при солнце, на утренней заре,

при младом месяце, при вихре-холоде.

На прибылых днях и на убылых днях, отныне и до века».

Встану я на заре на утренней,

пойду я на зеленый луг,

брошу по ветру слова мудрые,

пусть они девице (имя девицы),

что люблю ее жарче пламени,

обожгут ее сердце доброе;

пусть уста ее, уста сахарны,

лишь к моим устам прикасаются,

от других же уст удаляются,

глаза жгучие пусть глядят всегда на меня,

дружка (имя молодца), добра молодца,

день и ночь они, улыбаючись.

О, пронзите же красной девице (имя девицы)

сердце доброе, мои реченьки,

как стрела огня молненосного,

растопите ее мысли-думушки,

чтобы все они были заняты только б мной одним,

добрым молодцем (имя молодца).

Я же буду ей верен до смерти,

верен до смерти, до могилушки.

Так же пусть и она, (имя девицы), будет мне верна.

Я слова свои скреплю золотом,

скреплю золотом, залью оловом,

залью оловом, скую молотом,

скую молотом, как кузнец-ловкач в кузне огненной,

в кузне огненной, в сердце трепетном.

Так неси же, ветер, словеса мои в ту сторонушку,

где живет она, друг-зазнобушка (имя девицы),

и вернитесь вы, словеса мои,

в сердце девицы (имя девицы),

что мила, люба крепче солнышка, ярка месяца.

Встану я на заре ранней, пойду,

не помолясь, в зелены луга.

Стоит в тех лугах ракитов куст,

сидит в нем баба-толстуха, сатанина угодница,

людская греховодница.

Поклонюсь я той бабе в ноженьки,

отвернусь от отца-матери, роду-племени.

Уж пойди ты, баба, к моей любушке,

разожги в ее сердечке страсть ретивую.

Пусть грустит по мне раба Божия (имя),

не желает есть, не желает спать.

Пусть у ней будет желаньице —

разыскать меня, быть со мной навек.

Говорено-переговорено, закрыто на засов.

Стану я, (имя молодца),

помолясь, пойду, благословясь,

из избы дверями, из двора воротами

в чисто поле на три розстани.

Помолюся я, (имя молодца), трем братам,

трем ветрам: первый брат – ветер восточный,

второй – ветер западный,

третий – ветер северный.

Внесите тоску и сухоту в (имя девицы),

чтобы она о мне, (имя молодца),

сохла и тосковала; не могла бы ни дня дневать,

ни часа часовать отныне и до века, и во веки!

В печи огонь горит,

палит и пышет, и тлит дрова.

Так бы тлело, горело сердце

у (имя девицы) по (имя молодца),

во весь день, по всяк час, всегда.

Ныне и присно, и во веки веков.

Стану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь,

из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле.

На желтом песке есть белая рыбица.

Как белая рыбица тоскует и мечется,

и не может без воды жить, ни дневать,

ни часу часовать, на всяк день и на всяк час,

и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста,

так бы прилегли ко мне, (имя молодца),

у нее, (имя девицы), думы и мысли на всяк час

и на всяк день, в полном месяце и по все четные,

во все двадцать четыре часа, всегда,

ныне и присно, и во веки веков.

Лягу я, (имя молодца),

помолясь, встану я, благословясь;

умоюсь я росою,

утрусь престольною пеленою,

пойду я из дверей в двери,

из ворот в ворота, выйду в чисто поле,

во зеленое поморье.

Стану я на сырую землю,

погляжу я на восточную сторонушку,

как красное солнышко воссияло,

припекает мхи-болота, черные грязи.

Так бы припекала, присыхала

(имя девицы) о мне, (имя молодца), —

очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли;

спать бы она не засыпала,

гулять бы она не загуляла.

Как у меня, (имя молодца),

пот кипит и горит,

так же бы у (имя девицы) кипело

и горело сердце обо мне, (имя молодца).

Рыба карась или плотица,

как тебе тошно на желтых песках,

без воды и без грязи,

тошно тебе в горячей и кипучей воде,

так бы было тошно (имя девицы) по (имя молодца),

чтоб она, (имя девицы), быть не могла;

кто ту рыбу съест, тот без меня не проспит, не проживет

и ни единой минуты быть не может.

Стану я, (имя молодца),

пойду из дверей во двери,

из дверей в ворота,

в восточную сторону, на океан-море.

На том море стоит остров,

на том острове стоит столб,

на том столбе сидят семьдесят семь братьев,

они куют стрелы булатные день и ночь.

Скажу я им тихонько:

– Дайте мне, семьдесят семь братьев,

стрелу, которая всех пыльчее и летчее.

Стрельну этою стрелою в девицу (имя девицы),

в левую титьку, легкие и печень,

чтобы она горевала и тосковала денно,

нощно и полунощно, не заедала и не запивала.

Заключаю замком крепким, а ключ в воду.

На море, на Омане,

на острове на Буяне лежит тоска;

бьется тоска, убивается тоска,

с доски в воду, из воды в полымя.

Из полымя выбегал сатанина,

кричал: «Павушка Романея, беги поскорее,

дуй (имя девицы) в губы, в зубы,

в ея кости и пакости, в ея тело белое,

в ея сердце ретивое, в ея печень черную,

чтобы (имя девицы) тосковала всякий час,

всякую минуту, по полудням, по полночам;

ела бы – не заела, пила бы – не запила,

спала бы – не заспала, а все бы тосковала,

чтоб я, (имя молодца), ей был лучше чужого молодца,

лучше родного отца,

лучше родной матери,

лучше роду-племени».

Замыкаю свой заговор

семьюдесятью семью замками,

семьюдесятью семью цепями,

бросаю ключи в море-океан,

под бел-горюч камень Алатырь.

Кто мудреней меня взыщется,

кто перетаскает песок из всего моря,

тот отгонит тоску.

На море на океане,

на острове на Буяне лежит камень,

на том камне сидит красна девка (имя девицы).

И идет к ней (имя молодца),

и говорит ей: «Ты меня не убойся,

я пришел, твой товарищ, тебя соблазнить,

чтобы тебе меня почитать

и всегда на уме держать,

в еде бы не заедать

и в питье бы не запивать,

во сне бы не засыпать,

в гульбе бы не загуливать;

бросалась бы тоска в ночное окошко,

в полуденное окошко, в денное окошко;

казался бы я тебе краснее красного солнца

и светлее светлого месяца,

милее отца и матери, роду и племени,

вольного света, разного цвета,

что на свете цветет».

Будь ты, мой приворот,

крепче камня, крепче железа, отныне и до века.

На море на океане,

на острове на Буяне стояло древо;

на том древе сидело семьдесят, как одна птица;

эти птицы щипали вети[17],

эти вети бросали на землю;

эти вети подбирали бесы

и приносили к Сатане Сатановичу.

Уж ты, худ бес, кланяюсь я тебе и поклоняюсь, —

сослужи мне службу и сделай дружбу:

зажги сердце (имя девицы) по мне, (имя молодца),

и зажги все печенья, и легкое,

и все суставы по мне, (имя молодца).

Буди мое слово крепко,

крепче трех булата – во веки!

Язык – проветчик,

зубы – межа,

глаза – вода,

лоб – бор, веди меня,

сударушка, на двор,

бери клюкву, мели муку,

пеки хлеб, корми меня,

будь отныне и довеку моя.

Спущу (имя молодца), на бабную девицу (имя девицы)

три тоски тоскущие, три сухоты сухотущие,

три жалбы жалбущие – в сердце ретивое,

в легкое, печень и в кровь горячую,

в глаза и суставы, и в мозга.

И казался бы (имя молодца) девице (имя девицы)

милее хлеба-соли,

милее милости Божьей, роду-племени,

отца-матери, красного солнца,

светлого месяца.

Мало-молодо (трижды).

Замок в море, ключ во рте.

Как замка из моря не вынимали,

ключа изо рту не доставати (трижды).

Кои слова в забытьи,

служите навеки впереди.

Будь, моя молитва,

крепка и липка, лучше

и зубастее зуба щучева.

Лягу я, (имя молодца), помолясь, и встану, благословясь,

и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота,

в чисто поле, под чистые звезды, под лунь небесную.

И лежат три дороги: и не пойду ни направо, ни налево —

пойду по середней дороге.

Та дорога лежит через темный лес,

в темном лесу стоит древо тоски.

Тоскует и горюет тоска, печалуется,

и поселяю я ту тоску в (имя девицы).

Взойди в ея белое тело,

и в ретиво сердце, и в русые косы,

в кровь горячую – в руду кипучую,

чтобы она по (имя молодца) тосковала,

и все бы она обо мне думала,

в питье бы она не запивала,

в еде бы она не доедала,

во сне бы она не засыпала,

и завсегда бы она меня, (имя молодца), на уме держала.

Как солнцу и месяцу помехи нет,

так бы и моему заговору помехи не было.

Как (имя молодца) любит (имя девицы),

так чтобы и (имя девицы) не могла без него ни жить,

ни пить, ни есть и любила

и почитала его лучше отца и матери,

белого месяца и красного ясна солнышка,

веки по веки, отныне довеку.

Встану рано, не помолясь,

пойду быстро, не благословясь,

помчусь в чисто поле, аки вихрь.

В чистом поле стоит ракитов куст,

а в том кусту сидит толстущая баба,

сатанина угодница, людская греховодница.

Поклонюсь я той толстущей бабе,

отступлюсь от отца, от матери,

от роду, от племени.

Поди ты, толстущая баба,

разожги горячей огня у красной девицы (имя девицы)

сердце по мне, добре молодце (имя молодца).

Как сии нити вяжутся-заплетаются,

так же бы и нити судеб

меня, добра молодца (имя), да ее, красной девицы (имя),

завязались-заплелись!

Крепко мое слово, а несть иного!

Гой!

Как ты, вещица,

на огне горела,

так бы и обо мне, (имя),

девица горела

по тот час, по то время,

век по веку!

Гой!

Как раб Божий (имя) любит рабу Божию (имя),

так чтобы и раба Божия (имя) не могла без него ни жить,

ни пить, ни есть,

любила и почитала его лучше отца и матери,

белого месяца и красного ясного солнышка,

веки по веку, отныне довеку. Аминь.

На море, на океане есть бел-горюч камень Алатырь,

никем неведомый.

Под тем камнем сокрыта сила могучая, и силы нет конца.

Выпускаю я силу могучу на (имя), красную девицу,

сажаю я силу могучу во все суставы и полусуставы,

во все кости и полукости, во все жилы и полужилы,

в ее очи ясны, в ее щеки румяны,

в ее белу грудь, в ее ретиво сердце, вовнутрь ее,

в ее руки и ноги.

Будь ты, сила могуча, в (имя), красной девице, неисходно

и жги ты, сила могуча, ее кровь горючую,

ее сердце кипучее на любовь к (имя), полюбовному молодцу.

Я была бы, красна девица (имя девушки), во всем послушна

полюбовному молодцу (имя молодого человека) по всю его жизнь.

Ничем бы красна девица не могла отговориться:

ни заговором, ни приговором, и не мог бы ни стар человек,

ни млад отговорить ее своим словом.

Слово мое крепко, как бел-горюч камень Алатырь.

Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщипит,

тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь.