Читать книгу Послания - Бахыт Кенжеев - Страница 27

Душа моя тянется к дому. И видит – спасения нет.

Оно достаётся другому, однажды в две тысячи лет.

И то – исключительно чудом, в которое Томас, простак,

не в силах поверить, покуда пробитого сердца в перстах

не стиснет. И ты, собеседник, как в чёрную воду глядел,

в созвездиях, в листьях осенних, когда мы с тобой не у дел

остались. Состарилось слово, горит, превращается в дым.

Одним в полумраке багровом рождаться. А что же другим?

Такая вот очередь, милый. Любители жизни живой,

сойдясь с неприкаянной силой, назвали её роковой,

придумали свет за оврагом, прощальную чернь в серебре,

врагом называли и другом осиновый крест на горе.

А пламя колеблется, копоть пятнает высокую речь.

Разорванного не заштопать, и новой заплате не лечь на

ветхую ткань золотую. И с прежним душевным трудом

мы странствуем, любим впустую, второго пришествия ждём.

А где-то есть край окаянный, где гвардия ищет с утра

запомнивших треск деревянный и пламя другого костра.

Оливы рассветные стынут, нужды никакой в мятеже.

Но каменный диск отодвинут и тело исчезло уже.

А где-то есть край богомольный – черёмуха, клевер, осот.

Просёлками вор сердобольный пропавшее тело несёт.

И в поле у самой границы ночует и стонет во сне —

Опять ему родина снится, как раньше мерещилась мне.

А шелест воды нескончаем. Холодные камни блестят.

Послушай, ты так же случаен, как этот глухой водопад.

А что не убьют и не тронут, что лев превращается в мёд,

то канет в крутящийся омут, непойманной рыбой плеснёт,

и там, за железной дорогой, у самой стены городской,

блеснёт грозовою тревогой, кольнёт бестолковой тоской,

и ясно прошепчет – берите и горы, и ночь, и погост,

где дремлет душа в лабиринте огромных, внимательных звёзд.