Читать книгу Золотая ложь - Барбара Фритти - Страница 8

Пейдж вышла из дверей больницы и часто заморгала, когда яркое утреннее солнце ударило ей в глаза. Вот и наступил четверг. Она с трудом верила, что страшная ночь наконец канула в прошлое. В какой-то момент ей показалось, что эта ночь может длиться вечно.

«Отец в коме», – сказали врачи. У него серьезный отек мозга. Нужны дополнительные исследования, чтобы определить степень поражения. Оставалось только ждать и надеяться, так как никто не мог предсказать: будет ли такое состояние кратковременным или продлится до конца. В общем, они ничего толком не знали. Время покажет, вздыхали они, надо запастись терпением. Когда взошло солнце, вконец обессилевшая Пейдж спустилась в вестибюль, выпила чашку кофе в кафетерии и наконец вышла сюда, на стоянку в виде подковы.

Она села на холодную скамейку и глубоко вздохнула. Всю ночь Пейдж просидела у кровати отца, боясь выпустить его руку из своей. Ей говорили, что непосредственная опасность миновала. Но надо готовиться ко всему – к напористому любопытству прессы, к расспросам полиции… и к встрече с Райли Макалистером. Она не сомневалась, что он вернется. И ей предстоит разбирательство по делу о пропавшей статуэтке.

Может быть, фигурка дракона спрятана где-то в магазине. Она заставит свою секретаршу поискать на каждом этаже. Она попросит и Мартина, и кого-нибудь еще, способного сохранить поиски в тайне. Меньше всего Пейдж хотела огласки, никто не должен трепать имя отца, нападение на него и тот факт, что произведение искусства, которое Хатуэй еще не приобрел, исчезло.

– Пейдж, вот ты где. – Мартин вышел из больницы и направился к ней. Он выглядел вполне свежим и бодрым, она не могла себе представить, как ему это удалось. – Я рад, что ты меня подождала, – сказал он. – Сейчас подгоню машину и отвезу тебя домой.

– Но я пока еще не собираюсь домой.

– Ты провела здесь всю ночь. Тебе нужно немного прийти в себя и поспать.

– Как я могу спать, пока не узнаю, что папа в порядке. Мама должна скоро вернуться, – сказала она, взглянув на часы. – Я уйду после ее прихода.

– Хочешь, я подожду вместе с тобой? – предложил Мартин.

Она покачала головой.

– Нет, но спасибо за предложение. Ты и так много сделал для нашей семьи, не все близкие друзья сделали бы это, ты вовсе не обязан…

– Дело не в обязанностях. Мне хочется заботиться о тебе.

Она отвела взгляд, что-то не нравился ей блеск в глазах Мартина.

– Пейдж, я знаю, сейчас не время, но…

– Ты прав, сейчас не время. – Пейдж не хотела, чтобы он питал какие-то надежды и строил замки из песка. Чем больше он был похож на благородного рыцаря, тем хуже она представляла их вместе.

Он нахмурился. Ей стало зябко и как-то неловко.

– Мне очень жаль. Я могу что-то сделать для тебя, прежде чем уйду?

Пейдж секунду посомневалась и все-таки сказала откровенно:

– Знаешь, когда ты придешь в магазин, посмотри, нет ли где-нибудь бронзовой фигурки дракона. Полагаю, отец забрал его с собой, но мне надо знать точно. Не хочется думать, что существует связь между статуэткой и нападением, но это возможно.

– Твоя мать в курсе этого дела?

– Я говорила с ней вечером накануне несчастья. Вряд ли она сейчас думает о драконе. Главное, чтобы дедушка не узнал о пропаже, хотя подозреваю, ему уже доложили. Он обладает сверхъестественной способностью улавливать абсолютно все происходящее в магазине.

Мартин улыбнулся.

– Признак хорошей исполнительной власти. Не волнуйся, Пейдж. Я сделаю все от меня зависящее, я помогу. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Может быть, когда-нибудь ты поймешь, что я неплохой парень, крепкий, как надежная стена.

От ответа Пейдж спасло появление автомобиля. Ее дед подкатил ко входу в больницу, и она невольно скукожилась, словно он мог не заметить ее одинокую фигурку на скамейке. Уоллес Хатуэй вызывал трепет у всех без исключения. Он требовал совершенства от каждого и не делал исключения для членов семьи. Во всяком случае, он всегда требовал и ожидал бо́льшего от кровных родственников. Пейдж встала, когда ее дедушка вышел из черного «БМВ», дверцу которого услужливо открыл его седой шофер.

Восемьдесят два года жизни изменили цвет волос «несгибаемого Уоллеса» на пепельно-серый, глубокие морщины прорезали лоб и кожу вокруг темных глаз, слегка пригнули к земле. Но при своих шести футах[7] с небольшим, несмотря на худобу, он по-прежнему казался гигантом.

– Дедушка, – пробормотала Пейдж, поспешив навстречу. – Не ожидала, что ты так скоро.

– Что ты здесь делаешь? Почему не наверху, не с отцом? – В голосе зазвучали металлические нотки.

– Я просто…

– Как Дэвид? – Он не намерен терпеть ее оправдания.

– Так же, – ответила она.

Губы деда гневно сжались, или, может быть, это был страх, а не гнев. Он сложный человек, и ход его мыслей трудно предугадать. Пейдж хотела сказать ему, как напугана и как беспокоится об отце, уверить его, что все будет в порядке, что папа выкарабкается. Но говорить это – означало бы признаться в собственной слабости, чего дед терпеть не мог.

– Я нанял Дэвиду двух медсестер, которые будут работать круглосуточно. – бросил Уоллес. – Хочу, чтобы с ним постоянно кто-то был.

Пейдж почувствовала себя виноватой, она ведь оставила свой пост, неважно, что всего на несколько минут.

– Я пойду с вами, мистер Хатуэй, – сказал Мартин. – Пейдж необходим глоток свежего воздуха.

Пейдж бросила на Мартина благодарный взгляд, она знала, что он готов принять огонь на себя ради нее. Ноги сами подкосились, и она рухнула на скамейку рядом с чашкой остывшего кофе.

«Мартин и ее дедушка хорошо ладят, потому что у них много общего. По крайней мере, для них обоих долг превыше всего», – подумала она, отпив глоток. Мартин только что избавил ее от очередного приступа вины. Но в глубине души она знала – в их отношениях с Мартином никогда не было искры. Несмотря на все его хорошие качества, она не чувствовала к нему ничего, кроме симпатии и признательности. Ее мать сказала бы, что для брака этого достаточно. Но Пейдж искала большего – безрассудной страсти, от которой перехватывает дыхание. Она хотела потерять голову рядом с Мартином, вместе с ним. Всякий раз, когда его рука касалась ее плеча, она жаждала почувствовать, как огонь его ладони прожигает ее тело, кровь воспламеняется, а в ногах появляется слабость от одного его взгляда. Но ничего подобного Мартин в ней не вызывал.

С ним было приятно проводить время. Он щедрый, прекрасно разбирается в винах, в хороших ресторанах, в фильмах. Начитанный и легкий на подъем, он ездит по миру, когда появляется возможность, он работает, держит себя в форме, хорошо зарабатывает. Черт! Она делает то, что предлагала мать, – взвешивает «за» и «против», настоящий список в голове. Только все «за» – от ума, а «против» – от сердца. Удивительно! До сих пор Пейдж жила, разрываясь между разумом и чувством, но всегда оставляя выбор за разумом. Она привыкла поступать правильно, обдумывая последствия своих решений или поступков. Такое поведение соответствовало ее природе, и даже когда ей хотелось свернуть с привычного пути, ничего не получалось. Вероятно, если она хочет избавить себя от стрессов и бесплодных размышлений, ей все-таки следует выйти замуж за Мартина. Рано или поздно разум подведет ее к этому логичному решению.

Со вздохом Пейдж откинулась назад, опершись о спинку скамейки.

Пейдж закрыла глаза, пытаясь отыскать в памяти что-то успокаивающее, но не получилось – в памяти всплыла давняя боль. Она увидела спальню сестры. У Пейдж была возможность попрощаться с ней, и не одна, но войти в комнату смертельно больного и настолько родного тебе человека было невозможно – слишком больно. Пейдж не могла себя заставить открыть дверь в ее комнату, поэтому стояла в дверях, когда ее родители сидели у постели Элизабет. Она до сих пор видела солнечный свет, потоком льющийся через окно, освещавший осунувшееся личико сестры, словно она уже стала ангелом, уже ушла на небеса. Мать жестом просила Пейдж войти и попрощаться с сестрой. Но Пейдж так и не могла пересилить себя и перешагнуть порог комнаты. Из-за Элизабет, лежащей с закрытыми глазами, сложившей маленькие ручки на груди. Такой положили ее в гроб через несколько дней: девочка как будто уснула, но это было не так.

Боже, как Пейдж хотелось не видеть этого! Но мать настаивала, чтобы она поняла: смерть – это часть жизни. «Ты должна быть сильной, Пейдж. Какой толк плакать? Жизнь продолжается». Нет, мам. Она не была тогда сильной, и мозг отказывался принимать информацию о том, что случилось на самом деле. Ей было шесть лет, и она боялась, что все происходящее с сестрой случится и с ней тоже. В течение многих лет Пейдж не могла спать на спине, она и сейчас ненавидит такое положение, по-прежнему боится складывать руки на груди, словно опасаясь страшного сходства.

Сама того не заметив, Пейдж задремала, резко клюнула носом и открыла глаза, затуманенные страшными воспоминаниями. Она не могла вынести картины, которая стояла у нее перед глазами: закрывший глаза отец лежит в коме. Ей двадцать восемь лет, но, увидев отца на больничной койке, уже немолодого, такого в одночасье постаревшего и слабого, она снова почувствовала себя шестилетней. Ей хотелось, чтобы все поскорее осталось позади. Золотая рыбка, пусть все будет так, как вчера.

Она покрутила головой и почувствовала боль в шее и плечах. Зазвонил мобильный телефон, заставив ее вздрогнуть. Она ответила на звонок осторожным «алло».

– Пейдж? Это Райли. Нам нужно встретиться. Предлагаю через час в Китайском квартале.

– Что? Откуда у вас мой номер? – удивилась она.

– Тоже мне государственная тайна, – неопределенно ответил Райли.

За всю свою недолгую жизнь Пейдж ни разу не была в Китайском квартале. Ее мать уверяла, что это район для туристов и людей, которые не принадлежат к их кругу. Даже в тех редких случаях, когда подруги вытаскивали ее поесть пельмени дим-сам, они всегда выбирали определенный ресторан, и ни шагу в сторону. Они не ходили по улицам, не заглядывали в магазины и не заговаривали ни с кем.

– Пейдж? Вы меня слышите?

– Я не могу пойти в Китайский квартал, – наконец откликнулась она. – Почему вы просите меня об этом? Полиция занимается расследованием. Я ничего не смогу сделать. И вы тоже.

– Я уже сделал кое-что.

– Что? – Ее сердце забилось втрое быстрее. – Что вы сделали?

– Я нашел Жасмин Чен. Она живет в двух кварталах от того места, где напали на вашего отца. Я хочу поговорить с ней. Присоединяйтесь!

Пейдж совсем растерялась от такой новости. А она хочет поговорить с Жасмин? Неужели она готова встретиться с женщиной, возможной любовницей отца? Она не может, нет, особенно после ночи без сна, когда ее разум словно в тумане.

– Я не могу пойти прямо сейчас, – поспешно ответила она.

– Все в порядке. Я иду один.

– Нет, это семейное дело, – возразила Пейдж. – Я хочу, чтобы вы держались от него в стороне.

– Пока я не верну статуэтку бабушке, дела вашей семьи – мои дела. Я еду на встречу с Жасмин Чен, с вами или без вас. Если ваш отец заходил к ней вчера, то, возможно, дракон был при нем. Она может оказаться последней, кто с ним говорил. Я уверен, что опережу полицию. Женщина, надеюсь, охотней поговорит со мной, чем с людьми в форме, особенно если ее отношения с вашим отцом…

– Стоп! – Пейдж не могла позволить Райли, потом полиции, потом еще бог знает кому говорить с Жасмин без нее. Что делать, если Жасмин скажет что-то компрометирующее отца, его репутацию, имя Хатуэй? – Я пойду с вами. Не хочу, чтобы вы говорили с ней без меня.

– Вас подвезти?

– Я возьму такси. – Пейдж запомнила адрес, который дал ей Райли, закрыла телефон и встала.

Ее дед и Мартин сейчас с отцом, а мать скоро вернется. Она должна поехать на эту встречу с тайной надеждой, что у Жасмин Чен нет личных отношений с ее отцом, что все их встречи исключительно деловые. Тот факт, что китаянка живет недалеко от места нападения на отца, еще ни о чем не говорит. Потеряла браслет – с кем не бывает? Отец тут ни при чем, если, конечно, браслет не его подарок.

Трезвый анализ немного поднял ей настроение. Если повезет, недоразумение разъяснится в течение часа и никогда больше она ничего не услышит о Жасмин Чен.

* * *

Райли спустился по узкому переулку, одному из тех, что бежали позади главных улиц Китайского квартала. На Дэвида Хатуэя напали в этом переулке, и, видимо, никто ничего не видел и не слышал. Это обычное явление в районе, где гораздо полезней для здоровья не отличаться особой наблюдательностью. Вот и сейчас молодой человек, усердно подметавший тротуар перед магазином, заторопился внутрь и закрыл за собой дверь, явно не желая вступать в разговор.

Райли остановился там, где на земле валялись обрывки желтой ленты полицейского ограждения, и снова спросил себя: какого черта такой человек, как Дэвид Хатуэй, здесь делал?

Осмотр переулка возле места преступления ничего не дал. В нижних этажах здания ютились маленькие мастерские, компании мелких торговцев, фотостудия – ничего такого, что бы могло иметь общее со статуэткой дракона. Он увидел несколько дверей без вывесок, открывавшихся со стороны переулка, которые могли вести куда угодно.

Посмотрев вверх, Райли заметил квартиры на втором, третьем и четвертом этажах. Сушилось белье на пожарных лестницах, в открытых окнах надувались от ветра потрепанные занавески, и едва ли сквозь них можно разглядеть происходящее в темном переулке.

Все, что он видел, говорило о том, что здесь люди борются за выживание в мегаполисе. Маленькие квартиры с изношенными трубами и электропроводкой, множество людей, обитающих в тесноте. Стоит ли удивляться, что Дэвида Хатуэя ограбили в таком месте, как это? У него должно быть больше здравого смысла – можно ли гулять здесь поздно вечером?

Внимательно осмотрев тротуар, Райли проверил, не пропустила ли что-нибудь полиция, но ничего не нашел. В нескольких шагах от него была дверь, чуть в стороне от улицы, под козырьком. Он подошел к ней и через металлическую решетку увидел женщин за швейными машинами. Здесь, похоже, боялись грабителей. Он позвонил в колокольчик. Через мгновение молодая китаянка подошла к двери. Она посмотрела в верхнюю стеклянную часть дверей, открыла ее, но оставила между ними металлическую решетку.

– Привет, – сказал он, дружелюбно улыбаясь. – Могу ли я поговорить с вами одну минутку?

Девушка проворковала что-то на кантонском диалекте и начала медленно закрывать дверь.

– Подождите, я хотел спросить вас о мужчине, на которого напали здесь прошлой ночью.

– Нет английський, – сказала китаянка с сильным акцентом. Еще одна женщина подошла к ней сзади и схватила за руку, оттаскивая подальше от двери.

– Полисия? – спросила она.

– Нет, я друг. Друг, не бойтесь. Я друг мужчины, на которого напали в этом переулке прошлой ночью. Вы были здесь, когда это случилось?

Она покачала головой и захлопнула дверь у него перед носом. Трудно понять, подумал Райли, они защищают себя или кого-то еще.

Посмотрев на часы, он понял, что осталось всего несколько минут до встречи с Пейдж. Он пошел по переулку в сторону главной улицы, мимо храма на углу. Золотые драконы обвивали две колонны в передней части входа, украшенного китайским иероглифом. Ниже надпись на английском языке приглашала войти внутрь тех, кто ищет благословения. Райли чувствовал, что Дэвид Хатуэй бывал в этом храме, желая получить благословение дракона. Драконы – символ Китайского квартала: они здесь повсюду, обещают защиту, долголетие, удачу. Но что-то никаких признаков благоволения фортуны он не заметил с тех пор, как бабушка обнаружила дракона, да и Дэвид Хатуэй вряд ли ее вкусил.

Выйдя из переулка, Райли прошел два коротких квартала и перебрался из коммерческого района к жилым домам. Не лучше ли было пойти к Жасмин одному и поговорить наедине? Хотелось бы верить, что Пейдж ничего не знает об исчезновении дракона, но разве женщины не способны лгать, не поведя бровью и приятно улыбаясь? Разве не следует соблюдать осторожность и не принимать на веру их слова? Пейдж Хатуэй выросла в мире, в котором не было места идеалам и принципам, – в ее мире правили деньги.

Дэвид Хатуэй уже нарушил одно правило, он вынес дракона из магазина. Кто знает, что он собирался сделать? Дайте только время, когда Райли лучше узнает мир торговли антиквариатом, поймет, как в нем действуют мошенники, – вам не сдобровать. Его беспокоило то, что кто-то может скопировать фигурку дракона, вернуть дубликат бабушке и выдать его за подделку. А подлинную статуэтку тем временем продадут на черном рынке. Защитить интересы своей семьи для Райли было делом принципа.

Такси подкатило к обочине, из машины вышла Пейдж, все в той же одежде, что накануне. Она успела только причесаться и слегка подкрасить губы розовой помадой, но в потухших глазах залегла усталость, лицо осунулось. Страх застыл в каждой черточке ее лица, сквозил в скованных движениях тела.

– Вы неважно выглядите, – проворчал он.

– Скажите мне лучше то, чего я не знаю, – сухо бросила она. – Какой дом?

– Тот, что в самом дальнем конце переулка.

– У этой женщины, вероятно, нет ничего общего с моим отцом, – бубнила себе под нос Пейдж, когда они шли рядом. – Простое совпадение, что ее браслет нашли в том переулке, – на нем ведь нет имени отца. Любой мужчина мог его подарить ей. А может, браслет валялся там несколько дней? Она, вероятно, все время ходит по этому переулку.

Объяснения срывались с ее губ одно за другим. Пейдж хотелось отрицать все. Значит, она сомневается в верности своего отца, подозревает его в пренебрежении семейными ценностями.

– Расслабьтесь, – посоветовал Райли, останавливаясь перед нужным домом. – Давайте не будем торопить события. Никто ни в чем не обвиняет вашего отца.

– Вы обвиняете, причем во всех смертных грехах. И меня тоже.

– Не передергивайте – просто допускаю любые возможности. В конце концов правда выйдет на свет. – Райли кивнул в сторону задней лестницы. – Второй этаж, квартира 2С.

Пейдж помолчала.

– Позвольте мне говорить с ней. Это мой отец лежит в больнице в критическом состоянии. Моя карьера поставлена на карту. Не забывайте.

Лучшего аргумента не придумать – она попала в точку. Райли пропустил ее вперед.

* * *

Пейдж глубоко вздохнула. Теперь, когда Райли уступил ей инициативу, она толком не знала, с чего начать. Допустим, отец отправился сюда накануне, поднялся по этой лестнице, постучал в эту дверь. Зачем?

– Вы постучите? – спросил Райли, заметив ее нерешительность.

– Дайте мне секунду.

– Для чего? Вот ее дверь. Стучите.

Пейдж бросила на него раздраженный взгляд, потом постучала костяшками пальцев по деревянной двери. На долю секунды она поверила, что никого нет дома. Потом раздались легкие мелкие шаги, шорох, звон цепочки. Дверь приоткрылась, но цепочка осталась на прежнем месте. Красивая женщина азиатской внешности выглянула в щель, черные глаза смотрели с подозрением.

– Да?

– Добрый день. Жасмин Чен? – спросила Пейдж.

– У меня нет денег на пожертвования.

– Подождите, – сказала Пейдж, но дверь уже закрылась. Она виновато посмотрела на Райли.

Он решительно постучал и громко позвал:

– Госпожа Чен, нам нужно с вами поговорить, откройте, пожалуйста. Мы не уйдем, пока не проясним очень важный вопрос.

Дверь снова приоткрылась.

– Что вы хотите?

– Скажите ей, Пейдж. Скажите, кто вы, – подсказал Райли.

Она колебалась, зная, что это ее последний шанс не узнать того, чего бы ей знать не хотелось.

– Пейдж? – повторила женщина, ее глаза сузились. – Пейдж Хатуэй?

Все внутри сжалось. Эта женщина знала ее. Ладно, не паникуй, приказала она себе. Жасмин продавала свои картины «Торговому Дому Хатуэй». Она, наверное, видела ее в магазине. Ничего удивительного, что Жасмин слышала ее имя.

– Да, я Пейдж Хатуэй. Полагаю, вы знакомы с моим отцом, Дэвидом. – Она глубоко вздохнула. – Вчера вечером его ранили и ограбили в переулке недалеко отсюда.

Рука женщины метнулась к сердцу, глаза широко раскрылись от потрясения.

– Нет, только не Дэвид…

– Нам нужно с вами поговорить.

Дрогнувшей рукой хозяйка квартиры сняла цепочку и открыла дверь, впуская их. Гостиная была тесной, скудно обставленной – простой черный диван и кресло возле него, журнальный столик со свечами, швейная машинка на старом столе, кипы ткани на полу, несколько фотографий молодой женщины в рамках. Но в то время как комната была простой и скромной, стены выглядели иначе. Картины заполняли все свободное пространство. Они передавали накал эмоций, отблеск которых невозможно было отыскать на непроницаемом лице Жасмин, стоявшей посреди комнаты и ожидающей услышать от них страшную правду.