Читать книгу Князья Ада - Барбара Хэмбли - Страница 5

Путь от гостиницы «Вэгонс-Литс» до серых стен британского посольства, кажущегося огромным в лучах утреннего солнца, пролегал вдоль обветшалой набережной старого канала. К Эшеру и его жене, как докучливые слепни, то и дело приставали рикши с повозками, восклицая: «В любой угол Пекина за двасать цент! Быстро-быстро, фейпао[10]…»

Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не рявкнуть в ответ – «ци кай!» – «отвалите!».

Однако, пребывая в чужих краях (так иносказательно выражались те, кто состоял на секретной службе Его Величества, имея в виду – «находясь в той стране, где им вроде как находиться не полагалось»), всегда было удобнее делать вид, что вовсе не знаешь местного языка – так иной раз удавалось услышать много интересного. К тому же предполагалось, что он, Джеймс Эшер, до сих пор никогда не бывал в Китае. Поэтому он старательно поддерживал образ англичанина, оказавшегося в стране, не соответствующей британским понятиям об управлении, гигиене, морали, кухне и всему прочему, – прикрывал рукой в перчатке пальцы Лидии, сжимающие его локоть, и с глуповато-снисходительной улыбкой оглядывался по сторонам.

Однако время от времени он негромко рассказывал:

– Этот канал раньше выглядел куда лучше… а за той стеной, где сейчас японское посольство, располагался дворец принца Су… А вон там был переулок, ведущий в местечко, называвшееся «монгольским рынком» – туда спозаранок приезжали продавцы овощей с целыми караванами верблюдов и шумели так, что будили весь квартал.

Лидия, в свою очередь, оглядывалась по сторонам эдаким царственным взглядом, хотя на самом деле ей стоило неимоверных усилий не щуриться в попытках добавить чёткости окружающей мешанине цветных пятен и бликов яркого пекинского солнца. Долетавшая от канала вонь стоячей воды смешивалась с терпким дымком углей на тележке торговца цзяоцзы[11], а затем сменялась резкой сладостью карамели с соседнего прилавка, где продавали пирожки-маньтоу.

Эшер едва заметно покачал головой, представляя, как отчаянно Лидии хочется надеть очки, – в такие моменты он сожалел, что не может вернуться на несколько лет назад и устроить хорошую взбучку мачехе и тёткам, убедившим его возлюбленную в том, что она уродина.

– Китайцы говорят, что, когда люди впервые приезжают в Пекин, они плачут от разочарования, – добавил Джеймс, – а когда уезжают – то плачут, не желая с ним расставаться.

– А ты плакал? – с улыбкой спросила Лидия. Сама она немало впечатлилась, впервые увидев Пекин вчера днём из окон поезда, прибывающего из Тяньцзина: лужи грязи вокруг разбросанных тут и там свинарников, курятники и жмущиеся друг к другу низкие домики старых столичных кварталов. Даже здесь, за высокими стенами Татарского города, где в одном из углов, окружённый дополнительной оградой, прятался Посольский квартал, хватало грязи, разрухи, серых стен, глухих закоулков и ощущения повальной бедности.

– Я тогда прятался в углу товарного вагона, заполненного свежими коровьими шкурами, – откликнулся Эшер, – за мою голову была объявлена награда, а на хвосте висело полтора десятка немецких солдат. Так что нет, не плакал.

Лидия рассмеялась.

* * *

Добравшись до разросшегося старого дворца, где по-прежнему располагалось посольство Его Величества, Эшер передал через секретаря свою визитную карточку и рассказал сэру Джону Джордану ту же самую историю, которую перед этим скормил Гобарту: якобы он приехал сюда ради изучения выдающегося образчика народных суеверий, обнаруженного недавно, так как занимается написанием книги, посвящённой образу крысы в легендах Центральной Европы.

– Да, раз уж я здесь, – добавил Джеймс после того, как заинтересовавшийся темой сэр Джон закончил расспрашивать его о книге, – можно ли побеседовать с Ричардом Гобартом, находящимся под арестом?

Посол, в этот момент как раз подписывавший приказ об обеспечении вооружённого эскорта для поездки к Западным горам, запланированной Джеймсом на следующее утро, замер и вопросительно поднял брови.

– Я двоюродный брат его матери, – это была ещё одна выдумка, хотя Эшер и впрямь знал Джулию Гобарт – они познакомились на церемонии посвящения её сына в колледж Гонвилл-энд-Киз, – и, честно говоря, опасаюсь, что бедолага Гобарт может слишком… В общем, что в своих письмах он будет описывать жене ситуацию так, как видит её сам. Что в целом вполне естественно.

Лицо посла на мгновение приобрело странное выражение – ноздри слегка раздулись, втягивая воздух, а губы сжались так, будто сэр Джон сдерживался, чтобы не высказаться о наболевшем при человеке, которого этот вопрос никак не касается.

«Значит, он не только уверен, что Ричард виновен в убийстве, он, похоже, даже не удивлён, что оно произошло. Словно ожидал чего-то подобного. Неудивительно, что Гобарт так отчаянно хочет свалить вину на безликую массу местных жителей, кишащую за стенами посольства».

– Конечно, профессор Эшер. Мистер Пэй? – Джордан коснулся настольного звонка, вызывая щеголеватого помощника-китайца. – Проводите, пожалуйста, профессора Эшера в каземат и передайте капитану Моррису, что я разрешил профессору переговорить с Гобартом.

Лидия осталась наверху, пить чай – в Посольском квартале радовались всякому новому лицу, а уж к интеллигентной леди с безупречными манерами даже женатые господа слетались, как голуби на кукурузу.

Сэр Джон вызвался показать Лидии внутренний двор – в этой части квартала сохранилась исходная архитектура. Оставив жену любоваться алыми колоннами, зелёными черепичными крышами и золотыми драконами на потолках, Джеймс вместе с услужливым мистером Пэем отправился по пыльной центральной аллее к более новым постройкам – казармам и каземату.

– Клянусь, я бы её и пальцем не тронул! – Ричард Гобарт отнял руки от лица – в его голубых глазах плескался ужас. – Честно, у меня не было ни малейшего желания жениться на Холли – на мисс Эддингтон, – но, боже правый, убивать её из-за этого?! Если уж я оказался настолько глуп, чтобы сделать ей предложение, то нашёл бы и силы разобраться с этим делом мирно, даже если бы… даже если бы напился так, что не соображал, что несу.

Глаза молодого человека наполнились слезами. Его лицо было более вытянутым и узким, чем у отца – ещё в Кембридже Эшер поражался тому, насколько юный Ричард похож на свою сухощавую мамашу-американку. Его щёки покрывала щетина такого же рыжевато-русого цвета, как и засаленные волосы, однако костюм на Ричарде был другой; видимо, отец с утра пораньше принёс ему чистую одежду: опрятный серый костюм младшего работника посольства, белая накрахмаленная манишка и скромный зелёный галстук.

Руки молодого человека, лежащие на обшарпанном столе допросной, конвульсивно подрагивали, а лицо, бледное до прозелени, блестело от пота.

«У него наверняка совершенно чудовищное похмелье как минимум». Эшер невольно задумался, как часто юный Гобарт курил опиум – и в каких количествах.

– А ты помнишь какие-то подробности того вечера, когда сделал предложение? – спросил он спокойно, зная, что ровный тон частенько действует успокаивающе на тех, кто вот-вот сорвётся в истерику.

– Ни черта я не помню, – Ричард в отчаянии покачал головой. – Отец тем вечером устроил какие-то очередные посиделки за вистом, так что мы с Гилом и Гансом предпочли сделать оттуда ноги. Понимаете, туда должны были приехать Эддингтоны, а я… как бы вам сказать, предпочитал пореже встречаться с Холли. Я понимаю, как отвратительно это звучит, профессор Эшер, но она была такой прилипчивой и всё время говорила, как сильно меня любит… как вспомню – тошно делается, – он содрогнулся, на мгновение зажав рот руками. – Мне показалось, что мы достаточно долго проторчали в Китайском городе и что к тому моменту, когда я вернусь, все уже разъедутся. Но, по всей видимости, я ошибся, потому что смутно помню, как мы с мисс Эддингтон прогуливались по садовой дорожке. С утра мне было довольно паршиво, так что я спустился вниз поздно, рассчитывая, что отец к тому времени уже уедет, а он дожидался меня в столовой с лицом, как у Юпитера Тонанса[12]. Он чуть не ударил меня газетой по голове, а потом спросил, что за чертовщина в этой самой голове творилась в тот момент, когда я делал предложение Холли Эддингтон. По всей видимости, её матушка сообщила об этом в газету сразу с утра, и к полудню свежий номер уже вышел…

– Тебя это разозлило?

– Скорее, невероятно потрясло. Честно говоря, мисс Эддингтон была… ну, полагаю, вы представляете, как тяжело избегать встречи с кем-то здесь, в посольстве. А Эддингтоны везде ездят – чтобы никого не обижать отказами. Но я нисколечко не любил её, как бы её матушка ни утверждала обратное. Я ещё в Кембридже вдоволь насмотрелся на этих мамаш-сводниц, подсовывающих мне своих дочек… Отец предпочитает думать, что я вовсе не делал никакого предложения и что мисс Эддингтон со своей матерью сами всё подстроили, зная, что наутро я не вспомню, о чём мы говорили вечером. Но у неё появилось кольцо – дешёвенькое, из тех, что на чёрном рынке на каждом углу продают, – и она тем же вечером хвасталась им перед всем кварталом. Это, конечно, меня взбесило – а кого бы не взбесило?

– И когда это случилось?

– В прошлый четверг, семнадцатого. Всего неделю назад. А на следующий же день её пронырливая мамочка разослала во все концы приглашения на ужин в честь помолвки. Господи боже! – Ричард снова уронил лицо в ладони и зашептал:

– Не убивал я её. Клянусь, профессор, я её не убивал. Слушайте, а они не могут меня хотя бы из каземата выпустить? Мне так невыносимо плохо…

– А что произошло вчера вечером?

– Давайте продолжим этот разговор позже, прошу вас, – Ричард судорожно сглотнул. – Мне плохо…

– В ближайшее время тебе станет ещё хуже, так что сейчас у меня, вероятно, единственная возможность получить от тебя более-менее внятный ответ, – отрезал Эшер. – Опиши мне вчерашний вечер. Где ты был?

– В Восьми переулках, – пробормотал юноша. – Это сразу за воротами Чианг…

– Я знаю, где это. А кто ездил с тобой?

– Ганс, Гил и Кромми. У всех нас имелись пропуска – я имею в виду, через ворота после заката. Кромми нанял какого-то парня из рикш, и тот нас отвёз. Они тут все дорогу знают.

Эшер покачал головой, удивляясь тому, как этих четверых искателей приключений до сих пор не прибили в каком-нибудь хутуне[13].

– Ты помнишь, как ехал домой?

– Нет.

– А почему ты решил вернуться пораньше? Когда нашли труп мисс Эддингтон, едва стукнуло десять, – и к тому времени её тело даже не успело толком остыть.

– Десять… – Ричард поднял голову, и стало видно, что лицо у него позеленело ещё больше. – Ей-богу, я не мог так упиться за какие-то три часа! Вы уверены?

– Абсолютно, – ответил Эшер. – Ты действительно собирался оскорбить невесту и её родителей?

– Боже милостивый, нет, конечно! Кромми уверял, что мы просто пропустим стаканчик-другой и… ну, развлечёмся немножко, чтобы, так сказать, поднять мне настроение перед этим проклятым ужином…

Эшеру подумалось, что мисс Эддингтон, доживи она до брачной ночи, вместе с букетом невесты вполне могла бы получить и целый букет каких-нибудь неудобных болезней.

– Клянусь, – продолжил Ричард, – я вовсе не собирался упиваться до потери сознания! И на ужин к Эддингтонам собирался прийти, но, честное слово, я не помню, что… – осёкшись на полуслове, юноша побледнел ещё сильнее и зажал рот рукой. Эшер, глядя на это, сделал знак конвоиру, дожидавшемуся у дверей допросной. Узника вывели прочь, и Джеймс несколько минут просидел в тишине за обшарпанным переговорным столом, отрешённо глядя на захлопнувшуюся дверь, отделявшую допросную от остальных казематов.

Перед его внутренним взором снова всплыл тесный садик у дома помощника министра торговли, освещённый мерцающими фонарями, узкие воротца, выходящие в переулок между садовым забором и стеной британского посольства. Переулок, который, в свою очередь, выходил на проспект Мэйдзи, шёл вдоль полудюжины бунгало западного образца и позволял китайским торговцам и поставщикам мяса и овощей привозить свои товары прямо на кухни, где китайские же слуги готовили из этих продуктов обеды для тех, кто под дулом ружей навязывал им свою религию и торговые партнёрства. К вечеру переулок пустел, и кто угодно мог пройти по нему незамеченным. В десять проспект Мэйдзи ещё кишел рикшами – достаточно было выйти из переулка и махнуть рукой…

«На празднике, куда пришёл известный убийца, убили молодую девушку…»

Эшеру вспомнился Исидро, устроившийся в эркерной нише малой гостиной министра торговли, – сложивший тонкие руки и напоминающий белого богомола, притаившегося в ожидании подходящей добычи.

«Как давно Исидро уже в Пекине?»

– Простите, это вы профессор Эшер?

Губы молодого человека, возникшего на пороге допросной, отливали синевой, свойственной тяжкому похмелью. Тем не менее он протянул руку и вежливо представился; хотя Джеймс и без того уже догадался по характерному акценту, что перед ним Гил Демпси, работник американского посольства.

– Мне сказали, что вы тот самый друг сэра Гранта, которого попросили разобраться в этом чудовищном недоразумении. Я готов поручиться, что Рик этого не делал.

– Прямо-таки поручиться? – спросил Эшер, когда они вместе вышли на тянущуюся вдоль одной из стен здания гарнизона веранду, прикрытую навесом от злого пекинского солнца. Впрочем, в это время года оно не так уж и обжигало. – А кто, по-вашему, мог это сделать?

– Это могли быть только китайцы, сэр, – Демпси даже слегка удивился вопросу, словно вовсе не допускал существования иных подозреваемых. Затем достал из кармана сюртука бамбуковую коробочку с самодельными сигаретами, предложил одну Эшеру, а после закурил сам.

– Но с чего им могло такое в голову прийти?

– А кто вообще знает, что творится в головах у китайцев, сэр? Ведь мисс Эддингтон не оформляла страховок на миллионы долларов, не шпионила в пользу немцев, или что там ещё…

Эшер не стал уточнять, откуда у Демпси такая уверенность в том, что убийца – непременно китаец. Подобные расспросы не имели смысла – в ответ он наверняка услышит общие фразы в духе Сакса Ромера[14] о непостижимом коварстве и жестокости восточных народов.

– Расскажите мне, что произошло вчера вечером. Почему вы повезли Рика к Эддингтонам, а не домой, учитывая, в каком он был состоянии? Сколько он выпил?

– Вот именно на этот вопрос я и не могу вам ответить, сэр. – Демпси стряхнул с губы прилипшую табачную крошку. – Дело в том, что мы с Гансом и Кромми… как бы это сказать, прозевали момент, когда Рик уехал из заведения мадам Ю. В том квартале – одни сплошные забегаловки на каждом углу, так что мы просто болтались туда-сюда. Вот как раз когда я вышел из очередной, Ганс сообщил, что Кром сказал ему, что Рик уехал на каком-то рикше и что его непременно надо отыскать. Когда я в последний раз видел Рика, он уже порядочно надрался, – добавил молодой человек, – но, трезвый или пьяный, он ни за что не поднял бы руку на белую женщину. Да на любую женщину, честно говоря.

Эшер вопросительно поднял брови, и Демпси, слегка смутившись, пояснил:

– Не стану лгать, что никогда в своей жизни не давал пощёчин китаянкам, профессор. Ганс утверждает, что желтолицые девки тебя уважать не будут, если их не бить, но я не проверял, так это или нет. Да и, честно говоря, меня не очень волнует, уважают они меня или нет, – он с деланым равнодушием пожал плечами, хотя его взгляд утверждал обратное.

В этот момент раздался переливчатый сигнал офицерского свистка – на плацу перед верандой маршировал отряд лёгкой пехоты Дарема в униформе цвета хаки, с каждым шагом поднимая клубы жёлтой пыли.

– Как вы считаете, Гобарт и впрямь сделал мисс Эддингтон предложение?

– Пожалуй, он мог, – откликнулся Демпси после некоторых раздумий. – Но прошу вас, сэр, не думайте, что Рик так упивается каждый вечер. Его папаша гоняет его в хвост и в гриву. К тому же любой в Посольском квартале подтвердит, что Рик никогда не пьёт на всех этих посиделках, которые тут устраиваются регулярно и где все собираются, тянут херес и ноют о том, как им хочется вернуться домой. Но с тех пор, как он сюда приехал, мы наведывались в Восемь переулков трижды – и все три раза он действительно порядочно надирался и нёс всякую околесицу, а наутро ничего не мог вспомнить. Так что с Рика сталось бы сделать предложение Холли, но, с другой стороны, миссис Эддингтон такая…

Он скривил губу, прикрытую тонкими чёрными усиками, и на мгновение отвёл глаза. Демпси явно не собирался лгать, понял Эшер, просто колебался – стоит ли рассказывать о некоторых вещах незнакомцу?

– Вероятно, он мог сказать нечто такое, что миссис Эддингтон предпочла истолковать как предложение руки и сердца её дочери? – подсказал Джеймс осторожно.

Демпси заметно смутился.

– Дело в том, сэр, что миссис Эддингтон основательно загорелась идеей выдать мисс Эддингтон за Рика. А мисс Эддингтон, как мне кажется, горела идеей… выйти замуж хоть за кого-нибудь. Ей всё-таки двадцать четыре… то есть было двадцать четыре, – поправился он, – а девушка в таком возрасте…

В этот момент дверь за их спинами распахнулась. Эшер ощутил запах свежей рвоты ещё до того, как оглянулся. Караульный, отводивший Рика обратно в казематы, вышел на веранду, держа в руках испачканный серый сюртук, свёрнутый вместе с рубашкой и зелёным шёлковым галстуком.

– Вам стоит передать сэру Гранту, что его сыну потребуется чистая одежда, сэр, – произнёс солдат как можно более нейтральным тоном.

Демпси помахал рукой, словно пытаясь разогнать вонь.

– Господи Иисусе, и это после того, как Рик столько скандалил из-за пошива костюмов и носовых платков не в тон…

– А он скандалил? – Эшер жестом попросил караульного остаться. Поверх серого костюма и зелёного галстука лежал ещё один комплект одежды – тот самый твидовый костюм, что был на молодом Гобарте вчера вечером, и, как ни странно, красно-синий галстук, обнаружившийся на шее Холли Эддингтон.

– О, вы даже не представляете как! – негромко усмехнулся Демпси. – Конечно, я американец, сэр, и остальные вечно подтрунивают над тем, какой я весь расфуфыренный…

Впрочем, назвать Демпси расфуфыренным у Эшера не повернулся бы язык – его сюртук выглядел довольно старым, а покрой штанов не отвечал последней моде, однако весь его образ отличался лоском, свойственным многим американцам. Его лицо, несмотря на болезненную бледность, было чисто выбрито, сорочка – свежая, а галстук аккуратно завязан классическим узлом.

– Значит, Рик настолько привередлив в одежде?

– Не так привередлив, как Ганс Эрлих. – Демпси насмешливо оскалился. – Эти двое – Рик с Гансом – могут долго судачить о том, какой оттенок галстука лучше подойдёт к тем или иным носкам, точно как подружки моей мамаши. Впрочем, это не значит, что они какие-нибудь там…

Эшер поднял руку, давая понять, что ни о чём подобном и не думал. Вместо этого он забрал из свёртка красно-синий шёлковый галстук – при дневном свете стало ясно, что этот узор категорически не сочетается с приглушёнными сиреневыми и зелёными оттенками твидового костюма, в который Рик был одет прошлым вечером.

– Вчера на Рике был именно этот галстук?

– Нет, – ответил Демпси, приглядевшись повнимательнее. – Вчера на нём был галстук в горошек, а не в полоску. В темноте, конечно, особо не разберёшь, но, кажется, тот был зелёный с серым.

– Я так и думал, – откликнулся Эшер и, свернув галстук, спрятал его в карман.