Читать книгу Таинство любви - Барбара Картленд - Страница 3

Дверь библиотеки отворилась. Мистер Мэтьюс, личный секретарь и бухгалтер герцога Равенстока, неслышно пересек комнату и подошел к своему хозяину, сидевшему за столом возле окна.

Секретарь застыл в ожидании. Спустя несколько секунд герцог заметил его, поднял голову и поинтересовался недовольным тоном:

– Что вам нужно, Мэтьюс?

– Я подумал, что должен сообщить вашей светлости о подарке, который только что доставили из поместья Мальборо от принца и принцессы Уэльских.

Лицо герцога сразу оживилось.

– Что за подарок?

– Ваза с розами, ваша светлость.

– Еще одна? – моментально поскучнел герцог.

– На этот раз очень красивая ваза, ваша светлость. Старинная, серебряная, эпохи короля Георга.

– Это значит, что я должен лично написать в ответ благодарственное письмо?

– Боюсь, что так, ваша светлость.

– Хорошо, набросай мне черновик, да покороче. Я не собираюсь тратить свой медовый месяц на то, чтобы писать письма.

– Позвольте выразить уверенность, что особы, ожидающие от вас изъявлений благодарности, прекрасно поймут причину вашей краткости.

Герцог улыбнулся, и от улыбки его обаятельное лицо смягчилось, стало очень приятным, и мистер Мэтьюс подумал о том, как легко понять многочисленных поклонниц, находивших его хозяина неотразимым. Высокий, широкоплечий, одаренный удивительной красотой, он был не только самым привлекательным, но и самым беспутным мужчиной во всем Лондоне.

Слухи о проделках герцога попадали на страницы бульварных газет, распространялись по городу: от аристократических салонов в районе Мейфэр до тесных гостиных на окраинах. Более того, истории о его любовных похождениях дошли даже до Виндзорского дворца и изрядно огорчили королеву.

Но было совершенно очевидно, что такая слава искренне забавляет герцога, а до критических выпадов в свой адрес ему нет никакого дела.

С присущим ему чувством юмора он обыграл свою неоднозначную репутацию с помощью эффектной выдумки. С давних пор друзья называли его Вороном – вот он и приказал покрасить в черный цвет свои экипажи, а жокеев одел в темные одежды.

После этого на всех скачках, в которых участвовали лошади герцога – неизменно в числе фаворитов, – стали раздаваться дружные крики зрителей: «Черный Ворон! Черный Ворон! Чер-ный Во-рон!»

Да, разумеется, герцог слыл обольстителем женщин, однако справедливости ради стоит заметить, что они, как правило, сами сгорали от желания быть обольщенными им.

Но никогда не встречал он женщины, которая бы царила в его сердце единолично. И когда все, кому был дорог герцог, уже оставили надежду на то, что он когда-нибудь остепенится и женится, случилось невероятное: Ворон без памяти влюбился.

Наиболее вероятные кандидатки в жены герцога были сплошь вдовами – все полагали, что в тридцать четыре года его никак не сможет заинтересовать какая-нибудь юная девочка – хотя бы по той простой причине, что он до сих пор никогда не имел с ними дела.

На протяжении многих лет те, кто продолжал верить в женитьбу герцога, считали, что его избранницей должна стать одна из немногих красавиц, принадлежащих к узкому кругу высшей аристократии, к которому принадлежал и он сам.

Однако герцог не делил женщин на дам и простолюдинок, его внимания могла удостоиться любая красавица – и актриса, и графиня, и фрейлина королевы. Его не пугали сложности, а их не пугала перспектива быть отвергнутыми. Все знали, что Ворон непостоянен, но со своими любовницами он обходился неизменно вежливо и учтиво, ни одна из них не чувствовала себя покинутой, когда роману приходил неизбежный конец. И только высоконравственная королева всегда недовольно морщилась, услышав об очередной интрижке с участием Ворона.

Однако это совершенно не мешало герцогу безмятежно плыть по жизни, чувствуя себя слегка уставшим от слишком легко сдающихся перед ним женщин. Тех же из них, которые всеми силами сами добивались его, он невольно делал ужасно несчастными.

«Мне нравится сам процесс охоты за женщинами», – не раз повторял он самому себе, хотя при этом слегка лукавил, потому что трудно было найти женщину, способную устоять перед его дьявольским обаянием.

Как правило, герцогу достаточно было просто окинуть женщину вопросительным взглядом своих красивых глаз, и она уже была готова броситься ему на шею, не успев назвать даже своего имени.

Герцог был не единственным лондонским повесой того времени. Его друг, принц Уэльский, крутил роман с красавицей Лили Лэнгтри, но не упускал возможности поухаживать и за очаровательной леди Брук. Но и ему было далеко до того успеха, которым пользовался у противоположного пола Ворон.

– Черт побери, Равенсток! – воскликнул однажды принц Уэльский. – Есть в вас что-то такое, чего нет во мне самом. Не пойму только, что именно?

– Нахальство, сэр, – ответил герцог, и принц расхохотался.

– Пожалуй, именно так! – согласился принц, давясь смехом.

Но как бы то ни было, а любовные романы герцога становились все скоротечнее, отношение к женщинам – все более циничным, и те, кому герцог действительно был дорог, все чаще задумывались над тем, куда же его заведет такая жизнь.

Ответ на их вопрос явился в образе леди Клеодель Вик.

Герцог встретился с ней совершенно случайно, во время одного из приемов в Уорвикском замке принца Уэльского, который располагался неподалеку от замка, принадлежавшего графу Седжвику.

Граф, графиня и их дочь, леди Клеодель, были в числе приглашенных к ужину гостей, и герцог, оказавшийся за столом рядом с девятнадцатилетней красавицей, был очарован – такого чувства он не испытывал уже много лет.

Семейный траур не позволил леди Клеодель появиться в высшем свете со всеми остальными восемнадцатилетними дебютантками, которых представили ко двору в апреле, когда в Лондоне начался так называемый Летний сезон. Поэтому девушка оказалась незнакома с большинством гостей.

Герцог знал, что наверняка заметил бы эту золотоволосую голубоглазую фею в толпе, заполнившей Тронный зал во время бала в Букингемском дворце, и, конечно, запомнил бы ее.

Глядя на нее сейчас, в мерцающем свете горящего серебряного канделябра, он думал о том, что эта девушка не просто хороша – она невероятно красива.

Волосы леди Клеодель отливали золотом, а голубые глаза смотрели из-под удивительно темных и длинных ресниц.

Когда герцог выразил восхищение ее ресницами, она объяснила ему, что унаследовала их от одного из своих ирландских предков.

Говорила леди Клеодель тихо, слегка растягивая гласные – этот голос мог бы показаться герцогу на редкость обольстительным, если бы он не знал, сколь чиста и юна эта девушка.

Герцог беседовал с леди Клеодель на протяжении всего ужина, чем привел в настоящее бешенство леди, сидевшую по другую его руку. А после ужина, когда джентльмены, оставшись за столом, выкурили по сигаре и вновь присоединились к дамам, ожидавшим их в гостиной, он сразу же направился к леди Клеодель и спросил, может ли он завтра навестить ее.

Как правило, женщины с восторгом откликались на такое предложение, но юная красавица повела себя по-другому.

Вместо этого она ответила:

– Я должна спросить у мамы, будем ли мы завтра дома. Мы часто выезжаем с визитами, хотя и живем за городом.

Герцог заручился приглашением матушки леди Клеодель, после чего возвратился в Лондон. Начав посещать поместье Седжвик, он, к своему удивлению, обнаружил, что увидеться с леди Клеодель не так легко, как можно было предположить.

Несколько раз случалось так, что ее вовсе не оказывалось в Седжвике, несмотря на то что она знала о предстоящем визите герцога.

Сложности возникали и во время каждого бала – леди Клеодель была, что называется, нарасхват. Однажды герцогу за целый вечер не удалось обмолвиться с ней и парой слов, потому что желающие потанцевать с юной красавицей каждый раз опережали его.

Не прошло и двух недель, как герцог сделал своей неуловимой фее предложение руки и сердца и был счастлив, когда она приняла его.

Поцеловать женщину? О, это никогда не было проблемой для герцога. Они, как правило, сами дарили ему поцелуи, даже когда он не просил их об этом. Но леди Клеодель была не такой. Она не то чтобы отказывала ему, но всячески старалась избегать ситуаций, когда они могли бы остаться наедине.

Герцог же, напротив, искал любую возможность побыть вдвоем с невестой, но даже когда момент выдавался, девушка продолжала держать его на расстоянии вытянутой руки.

– Нет, нет, ты не должен прикасаться ко мне, – вскрикивала она всякий раз, когда герцог пытался обнять ее. – Ты же знаешь, маме очень не понравится, если она узнает об этом.

– Да откуда же она узнает? – спрашивал герцог.

– Узнает, если заметит, что волосы у меня растрепались, а губы припухли от поцелуев. Узнает и рассердится.

– Но я хочу поцеловать тебя, – настаивал он.

– Я тоже этого хочу, – мягко отвечала Клеодель, глядя на герцога снизу вверх и моргая своими чудесными ресницами. – Но мама будет против и не позволит нам впредь видеться наедине.

Все это было для герцога в диковинку, но он терпел свое новое положение, хотя мысленно не раз смеялся над самим собой, когда вместо соблазнительных губ Клеодель целовал скрепя сердце ее тонкие розовые пальчики.

Он утешал себя мыслью о том, что Клеодель еще слишком юна и неопытна. Ему следует набраться терпения.

В то же время грация, с которой она двигалась, слова, которые произносила чарующим тихим голосом, завораживали. Герцог не мог не думать о том, что вскоре он возьмет на себя ответственность за эту девушку, поведает ей о жизни, об искусстве любви, и в предвкушении этого у него кружилась голова.

Родители Клеодель даже не пытались скрыть своей радости от того, что у них будет такой знатный и богатый зять. Хотя граф Седжвик обладал большим поместьем, богатым человеком он не был и, конечно же, давно мечтал о том, чтобы удачно выдать дочь замуж.

Правда, даже в самых смелых мечтах граф и его супруга не думали о том, чтобы заполучить для дочери одного из знатнейших женихов во всем королевстве, уступавшего разве что наследному принцу.

Если Седжвики были потрясены, что же говорить об остальных! Среди них нашелся лишь один – старый друг герцога по имени Гарри Каррингтон, – осмелившийся подвергнуть сомнению решение будущего жениха.

Гарри только что возвратился из Шотландии, где ловил лососей на реке Спрей, и, услышав о предстоящей женитьбе герцога, поначалу принял это за шутку. Он тут же нанес другу визит, отправившись в его фамильный замок.

– Ты всегда говорил мне, что останешься холостяком до конца своих дней! – сказал он герцогу.

– Именно так я и полагал, пока не встретил Клеодель, – ответил ему герцог.

– Я уже слышал о том, что она очень красива, – осторожно начал Гарри, – но ей всего девятнадцать, как она будет с тобой справляться?

– Никому ни с чем не придется справляться, – ответил герцог.

Заметив на лице своего друга скептическую улыбку, он продолжил:

– Да, я не хотел жениться, но не только потому, что отчаялся встретить женщину, которая не надоела бы мне после нескольких свиданий. Еще больше мне не хотелось когда-нибудь застать супругу в объятиях своего лучшего друга.

– Хочешь меня обидеть? – спросил Гарри.

– Нет, просто трезво гляжу на вещи, – ответил герцог. – Жены друзей не раз оказывались в моих объятиях, и я не хочу притворяться, что меня не волнует перспектива оказаться на месте вот таких незадачливых мужей.

Гарри посмотрел на своего друга как на сумасшедшего.

– Мой дорогой Ворон, – медленно произнес он, – я не знал, что ты так смотришь на вещи.

В глазах герцога мелькнул огонек.

– Если честно, это не слишком волновало меня до тех пор, пока я не встретил Клеодель.

– Волновало? – хмыкнул Гарри. – Да если вспомнить всех этих пышечек, с которыми ты…

– Довольно, – вскинул руку герцог. – Ты же знаешь, я никогда не обсуждаю своих любовниц.

– И правильно делаешь, – согласился Гарри. – Но скажи мне, чем отличается от них леди Клеодель?

– Это ты сам поймешь, когда ее увидишь, – уклончиво ответил герцог.

Гарри познакомился с Клеодель в тот же вечер, и он в самом деле понял, о чем говорил герцог.

Девушка оказалась не только ослепительно красивой, в ней чувствовалась удивительная чистота, которая резко отличала ее от искушенных женщин-соблазнительниц, с которыми в прошлом имел дело герцог.

Наблюдая за этой парой, Гарри подумал, что герцог сделает все возможное, чтобы оградить Клеодель от притязаний других мужчин – таких, как он сам, – и будет охранять ее, словно хрупкую драгоценную статуэтку.

Кстати, герцогу тоже придется оставить свои прежние привычки, и это наверняка пойдет ему на пользу. Одним словом, Гарри был очень рад тому, что его друг по-настоящему влюбился и, похоже, обрел свое счастье.

Поскольку не было никаких причин тянуть со свадьбой – к тому же Седжвики боялись промедлить и упустить такого знатного зятя, – венчание назначили на конец июня, перед завершением летнего сезона в Лондоне.

Церемония должна была состояться сразу после Королевских скачек в Аскоте, в которых принимали участие несколько рысаков из конюшен герцога. Поскольку устраивать свадьбу за городом в разгар сезона было очень неудобно, венчание назначили в церкви Святого Георгия, что на лондонской площади Хановер.

Клеодель была так занята покупкой новых платьев, что герцог виделся с ней лишь урывками. Во время одного из редких свиданий он выразил недовольство, что Клеодель совсем забросила его.

– У меня и в мыслях не было ничего подобного, – мягко сказала ему невеста. – Я шью новые платья, чтобы выглядеть в них красивой – для тебя, дорогой.

– Ты в самом деле заказываешь их ради меня? – спросил герцог.

– Разумеется! – ответила Клеодель. – Все твердят о том, насколько у тебя утонченный вкус, и я не хочу подвести тебя. Я так этого боюсь…

– Но ты и так прекрасна, – твердил герцог. – И я желаю одного: поскорее жениться, остаться с тобой наедине и показать, насколько ты хороша. Без всяких платьев.

– Это будет очень… волнующе.

– Еще как волнующе, – согласился герцог. – Это будет самое волнующее событие за всю мою жизнь!

Он сказал это с такой искренностью в голосе, что сам удивился.

Затем он обнял Клеодель и очень нежно поцеловал ее, зная, что может напугать ее, если поцелуй будет слишком требовательным.

Но она все равно от него отпрянула, при этом тихонько повторяя:

– Прошу тебя… пожалуйста, не надо…

– Я не хотел напугать тебя, дорогая, – быстро сказал герцог.

– Я не то чтобы действительно… боюсь, – ответила Клеодель, – но меня еще никто никогда не целовал… и я чувствую себя пленницей, словно больше не принадлежу самой себе…

– Нет, скорее это я твой пленник, – заметил герцог. – Прости меня, дорогая, я больше не буду тебя пугать.

Он поцеловал мягкие розовые ладони Клеодель, думая о том, что не встречал еще женщины более соблазнительной и в то же время такой неприступной.

Все дамы, которых он любил прежде, находили его нынешнее поведение непостижимым. Они были крайне раздражены тем, что какая-то девчонка пленила его ум, заставив позабыть обо всех прежних увлечениях.

– Ворон – сущий дьявол, но при этом самый чарующий из всех, кто когда-либо появлялся в Лондоне, – говорила одна из них своей подруге. – Но как же он скучен в маске святоши!

– Согласна с тобой, – откликнулась ее собеседница, тоже одна из поклонниц герцога. – Но не сомневайся, эта девчонка потеряет его еще до Рождества.

– Готова поспорить, что он бросит ее еще раньше, – со злостью выпалила первая леди.

Как ни странно, единственным человеком в окружении герцога, которому не нравилась Клеодель, был Гарри, но он оказался слишком тактичен, чтобы сказать об этом герцогу или кому-то из их общих друзей. Кто он такой, чтобы критиковать будущую герцогиню?

Но про себя он постоянно отмечал, что в поведении Клеодель есть нечто неестественное.

Гарри не мог точно сказать, что именно настораживало его, но он чувствовал какое-то притворство, сквозившее в поведении невесты Равенстока. Слишком уж чистой и непорочной она казалась. Слишком.

Но герцог ничего этого не замечал, счастье окрыляло его, он считал часы до свадьбы – одним словом, вел себя прямо как влюбленный мальчишка.

Поскольку дом Равенстока на Парк-Лейн был намного просторнее дома, который снимал на Грин-стрит граф Седжвик, было решено устроить свадебный прием в доме герцога. Жених с головой ушел в подготовку предстоящего торжества.

Прием для гостей должен был состояться в бальном зале, двери которого выходят в сад. Герцог продумал все до мельчайших деталей, даже то, как разложат подарки в картинной галерее и как украсят дом. Охапки прекрасных благоухающих цветов были привезены прямо из загородного поместья Равенсток-холл и расставлены собственными садовниками герцога.

Свадьба было продумана до мелочей. Собрать в Лондоне всех рабочих, арендаторов и фермеров из поместья невозможно – не хватит места, поэтому на венчание в церкви Святого Георгия должны прибыть несколько представителей из их числа.

Для остальных на лугу у поместья установят большой шатер, где накроют столы и устроят танцы.

Это означает, что если герцог с молодой женой сразу после приема на Парк-Лейн отправятся в Равенсток-холл, они успеют принять не только гостей в городе, но и поздравления от всех обитателей поместья.

Там герцог произнесет короткую речь, в которой поблагодарит всех собравшихся, а затем объявит о фейерверке, который начнется ровно в полночь.

Первую брачную ночь молодожены проведут в Равенсток-холле, и герцог считал это очень удачным решением – начать семейную жизнь в своем родительском доме.

Раньше он никогда не задумывался над тем, что у него нет наследника, но теперь все чаще думал о том, как прекрасно будет иметь сына, рожденного в браке, в котором супруги любят друг друга так нежно и искренне, как они с Клеодель.

Вечером накануне свадьбы герцог и Клеодель были на балу в Девоншир-хаусе. Они вышли в сад, присели на скамью, и герцог попросил свою невесту:

– Скажи, что любишь меня.

– Всей душой, – ответила ему Клеодель.

– Эти слова будут вечно жить в моем сердце.

Он даже написал стихотворение, в котором воспевал достоинства невесты. Стихи он намеревался отослать в дом Седжвиков вместе с большим букетом ландышей.

Герцог решил, что именно эти цветы больше всего напоминают ему Клеодель с ее хрупкостью, нежностью и чистотой. Кроме того, ландыш называют «юным» цветком, потому что он никогда не распускается полностью, как, например, та же роза.

Герцог уже заканчивал письмо любимой, когда в комнате вновь появился мистер Мэтьюс.

– Что на этот раз, Мэтьюс? – спросил герцог.

– Прошу прощения за то, что осмелился снова побеспокоить вашу светлость, – ответил мистер Мэтьюс, – но прибыла вдовствующая графиня Гластонбери. Думаю, вы пожелаете видеть ее светлость.

– Разумеется! – стремительно вскочил из-за стола герцог. – Но я не знал, что бабушка приезжает в Лондон.

Оставив на столе недописанное письмо, он прошел из библиотеки в гостиную, где его дожидалась бабушка по материнской линии.

Даже в свои восемьдесят вдовствующая графиня держала спину прямой, а при взгляде на ее лицо нельзя было не догадаться, что в юности она была ослепительно красива.

Волосы графини были белыми как снег, лицо покрылось морщинами, но его черты, тем не менее, были мягкими и приятными.

Увидев герцога, графиня радостно раскинула руки.

– Бабушка! – воскликнул герцог. – А я не знал, что вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы приехать в Лондон! Почему вы не сообщили мне об этом заранее?

– Я не собиралась в город, все вышло совершенно неожиданно, – ответила вдовствующая графиня. – Пришло письмо от королевы, она предложила мне погостить в Виндзоре во время Аскотских скачек. Разумеется, я не могла отказаться от такого приглашения.

Герцог поцеловал бабушку в щеку и, удерживая ее руку в своих ладонях, присел рядом.

Затем он лукаво посмотрел на графиню и сказал:

– Нескладно придумано, моя родная! Мне думается, что на самом деле вы приехали в Лондон только для того, чтобы взглянуть на мою будущую жену. Угадал?

– Ну что же, действительно угадал, – покачала головой графиня. – Знаешь, никак не могу поверить в то, что какой-то юной девочке удалось поймать нашего казанову. Человека, который столько лет удачно обходил все крючки, наживки и сети!

– Этот крючок я заглотил по собственной воле.

– А вот это совсем уже невероятно! – воскликнула вдовствующая графиня.

– Если бы вы знали, бабушка, как я рад видеть вас! Вы, разумеется, остановитесь у меня?

– Само собой, – ответила графиня. – Во всем Лондоне я не знаю другого такого же уютного дома, с внимательной прислугой и просторными залами.

– Я глубоко польщен.

Вдовствующая графиня посмотрела на внука. Несмотря на возраст, взгляд ее оставался острым и проницательным.

– Скажи, это правда, что ты совершенно потерял голову из-за любви? – спросила она.

Герцог улыбнулся в ответ.

– Погодите немного, бабушка. Вот увидите Клеодель – сами все поймете.

– Не уверена, – сказала вдовствующая графиня. – Кроме того, мне, как и всем другим женщинам, которых ты любил, будет очень жаль потерять неуловимого пирата, всегда получавшего свою добычу и умевшего вовремя ускользнуть.

Герцог рассмеялся во весь голос.

– Бабушка, вы просто прелесть! – воскликнул он. – Никто на свете не умеет говорить так цветисто и красиво, как вы! Но ваш пират действительно спускает свой флаг, сдается в плен и направляется в порт под названием «Семейная жизнь».

– Вздор! – перебила его графиня. – Неужели пират в самом деле сумел найти ту единственную, что заменит ему всех женщин мира? Не верю!

– Да. Это будет Клеодель, – сказал герцог.

Ответить внуку вдовствующая графиня не успела – появились слуги и принялись разливать господам чай.

Когда же бабушка с внуком пересели к столику с чайным сервизом, герцог переменил тему. Он говорил о подарках к свадьбе, которые они с Клеодель успели получить, и о том, где они собираются побывать во время медового месяца.

Бабушка внимательно слушала его и, как и Гарри, думала о том, насколько странной кажется эта история. Почему после стольких роскошных, очаровательных, утонченных женщин он как мальчишка влюбился в какую-то недотрогу, которой нечего предложить ему, кроме своей юности?

«Будь он постарше, – размышляла графиня, – я могла бы сказать о нем «седина в бороду, бес в ребро», но он еще слишком молод. Правда, если не сравнивать его по возрасту с девочкой, на которой он собрался жениться».

И все же графиня старалась убедить себя, что это все ерунда, лишь бы он был счастлив.

Она всегда любила его больше всех остальных своих внуков. Озорство, которым он отличался, наверное, еще с колыбели, забавляло ее и даже вдохновляло – выросшей в период Регентства графине нынешняя, Викторианская эпоха казалась слишком чопорной, «застегнутой на все пуговицы».

Когда герцога критиковали, она всегда думала о том, что во времена Георга IV он наверняка чувствовал бы себя как рыба в воде, и потому легко прощала ему и озорство, и склонность к авантюрным выходкам. Наверное, герцог, как и она сама, находил нынешнюю эпоху не просто чопорной, но и ханжеской.

Ее другой внук как-то сказал, что возмущен образом жизни своего кузена и его бесчисленными романами, но графиня не поддержала родственника, лишь окинула его с головы до ног пристальным взглядом и презрительно ответила:

– Ты просто завидуешь! Если бы у тебя были внешность и характер кузена, ты вел бы себя точно так же. Но у тебя просто кишка тонка. Так что закрой рот и знай свое место.

Поскольку герцогу хотелось очень о многом поведать своей бабушке, он проговорил с ней несколько часов. Затем графиня направилась в свою комнату, а герцог помчался к себе, чтобы спешно переодеться.

Сегодня его ждали к обеду в особняке Мальборо. Уже спускаясь по лестнице к выходу, герцог вспомнил о незаконченном письме к Клеодель.

Оно осталось в библиотеке с букетом ландышей, который он собирался отослать вместе с письмом.

Герцог забежал в библиотеку, быстро дописал несколько строк и положил письмо в конверт.

Затем схватил благоухающий букет, и тут ему в голову пришла озорная мысль. Герцог улыбнулся и покачал головой, удивляясь тому, как это он не додумался до этого раньше.

* * *

Держа в руках букет ландышей, герцог сел в карету и отправился к особняку Мальборо, думая о Клеодель, которую не видел со вчерашнего дня.

Вчера они ненадолго встретились в парке, затем вместе были на балу, но в обоих случаях ему так и не представилась возможность поцеловать ее.

Герцог тосковал по Клеодель, причем так сильно, что это поражало его самого.

Он перецеловал за свою жизнь немало женщин и прекрасно знал, что все поцелуи в принципе похожи друг на друга, но Клеодель… о, это был совсем, совсем иной случай.

Она никогда не позволяла ему поцеловать себя по-настоящему – наверное, потому, что была еще слишком юной, непорочной и неопытной. Потому, что она еще не пробудилась для любви, слегка побаивалась ее, и этот трепетный страх был барьером, разделявшим их.

Ах, герцогу не терпелось сломать этот барьер! Он постоянно думал о том, каким восхитительным будет тот миг, когда он сумеет пробудить в Клеодель женщину.

– Я хочу ее! Господи, как же я хочу ее! – бормотал он себе под нос, пока карета везла его к особняку Мальборо.

Выйдя из кареты, он сказал кучеру:

– Я оставил в карете цветы и письмо, не трогай их. И вернись за мной в три часа, понятно?

– Будет сделано, ваша светлость.

В особняке герцог встретил принца Уэльского, нескольких своих друзей и цветник из хорошеньких женщин, за многими из которых в прошлом ухаживал – впрочем, быстро теряя к ним интерес.

Как всегда, прием в особняке Мальборо был великолепен, гости блистали не только своими бриллиантами, но и остроумием.

За столом герцог оказался рядом с одной из своих бывших любовниц, и она тут же задала ему вопрос:

– Это правда, Ворон, что ты решил перемениться и из черного стал беленьким, как ангел?

– Ты очень удивишься, если я отвечу «да»? – ответил герцог.

– Я слышала, что леопарды никогда не меняют свою окраску.

– Я Ворон, а не леопард, – улыбнулся герцог. – Ты что-то напутала.

– Фи, Ворон! Представляешь, каким ты станешь скучным для всех нас, если вместо прежних безумств начнешь распевать псалмы, подбирать бездомных собак и заботиться о беспризорных детях?

Герцог улыбнулся, а затем ответил:

– Между прочим, раньше меня упрекали именно за то, что я о них не забочусь.

– Ничего удивительного, – заметила Кити. – И это было вполне в твоем духе.

– Ну, зачем же ты так? – возразил герцог. – Насколько мне известно, на моей совести нет брошенных детей.

– Печально все это, – вздохнула Кити. – Послушай, Ворон, поделись секретом. Скажи, что такого ты нашел в своей невесте, чего не увидел ни в одной из женщин, которых любил раньше?

– Клеодель – лучшая девушка из всех, кого я встречал. Ты удовлетворена?

– Трудно быть удовлетворенной, зная о том, что другая женщина сумела добиться того, что не удалось тебе, – недовольно буркнула Кити.

В том же духе они переговаривались до окончания обеда. За ним должны были последовать карточные игры, но на приеме присутствовала принцесса, а она их терпеть не могла. Поэтому вскоре после полуночи гости начали понемногу разъезжаться.

– Ты рассчитываешь выиграть в этом году Золотой кубок Аскота, Ворон? – спросил принц, когда они прощались.

– Очень надеюсь на это, сэр.

– Проклятье! В таком случае, похоже, у моих лошадей действительно нет шансов, – огорчился принц.

– Вы сами знаете, как это непредсказуемо. Возможно, вам повезет, сэр.

– Ну, твоя-то удача тебя еще никогда не подводила, так что не пытайся меня утешить.

Затем принц Уэльский, который всегда хорошо относился к герцогу, подхватил его под руку и вместе с ним пошел к двери, болтая без умолку.

– Когда ты женишься, Ворон, я не хочу потерять тебя, поэтому давай-ка приезжай вместе со своей женой ко мне в Сэндингхем – устроим охоту на зайцев.

– Сочту за честь, сэр.

– И прихвати самый большой мешок для дичи, с твоей-то удачей! – добавил принц.

– Не волнуйтесь, сэр, я постараюсь не разорить вас, – застенчиво опустил глаза герцог.

И они оба рассмеялись.

Выйдя из особняка Мальборо, герцог приказал кучеру отвезти его на Грин-стрит.

Когда карета остановилась, Ворон выбрался наружу, держа в руках письмо к Клеодель и букет ландышей.

– Езжай домой, – сказал он кучеру. – Отсюда я пройдусь пешком.

Услышав такую странную просьбу, кучер удивился, но тут же сообразил, в чем дело. Он с трудом сумел сохранить лицо непроницаемым и позволил себе усмехнуться только после того, как отъехал, оставив герцога за спиной.

Герцог подождал, пока карета не скрылась из вида, а затем направился мимо конюшен к задворкам дома Седжвиков.

Он знал, что позади домов на Грин-стрит тянется большой сад. Герцог не раз прогуливался там со своими партнершами во время балов – здесь они целовались либо сидя в беседке, либо укрывшись под каким-нибудь тенистым деревом.

В сад выходила дверь конюшен, но сейчас она была заперта, а ключ от нее хранился у хозяина каждого из домов.

Впрочем, это не было проблемой для герцога, который был в отличной спортивной форме – занимался верховой ездой, фехтованием и боксом.

Парадный фрак несколько стеснял его движения, но герцог довольно ловко забрался на тянувшуюся вдоль конюшен стену и спрыгнул по ее другую сторону.

С удовлетворением отметив, что не только не испачкал, но даже не помял свои брюки, он двинулся вдоль кустов, отделявших сад от зеленой лужайки, перед которой стоял дом Седжвиков.

Этот дом был крайним на улице и несколько отличался от остальных тем, что был более старым и ветхим.

На первом этаже дома находилась столовая – уродливая длинная, узкая комната. Рядом с ней располагался довольно уютный салон с тремя выходившими на лужайку французскими окнами, а за ним – маленькая гостиная, в которой герцогу иногда разрешали посидеть наедине с Клеодель.

Над гостиной, на втором этаже, располагалась комната его возлюбленной – дверь спальни выходила на балкон. Еще один такой же балкон находился на расстоянии нескольких метров – оттуда дверь вела в комнату матери Клеодель.

По поводу балкона герцог как-то пошутил, пообещав как-нибудь спеть под ним для Клеодель серенаду – чем они хуже Ромео и Джульетты?

Но Клеодель испуганно посмотрела на герцога и сказала:

– Если ты это сделаешь, мама обязательно ее услышит и решит, что это… крайне неприлично!

– Может быть, – согласился герцог. – Зато, согласись, очень романтично, моя дорогая.

Клеодель похлопала своими чудесными длинными ресницами и робко промолвила:

– Мне нравится, что ты такой романтичный. Прямо как рыцарь из сказки, готов ради меня сразиться с драконом.

– Можешь не сомневаться, – кивнул герцог. – Ради тебя я убью сколько угодно драконов, даже самых злобных.

– Ты такой смелый, – тихо сказала Клеодель.

Поэтому герцог решил, что будет очень романтично, если завтра утром Клеодель, выйдя на балкон, обнаружит на нем букет ландышей и письмо от жениха.

Старый дом был построен так, что забраться на балкон для герцога оказалось совсем несложно.

Какое женское сердце не дрогнет, увидев, на какие подвиги готов влюбленный мужчина? Если бы что-то подобное герцог совершил в прошлом, женщина, ради которой он проделал такой трюк, была бы не просто в восторге, она бы, несомненно, тут же пригласила его зайти внутрь.

«А что, если мне, забравшись на балкон, окликнуть и разбудить Клеодель? – подумал герцог. – Может быть, и она пригласит меня в спальню?»

Того, что их услышит мать невесты, можно было совершенно не опасаться. Графиня Седжвик была глуховата, к тому же ее спальня находилась в отдалении – даже если они с Клеодель будут разговаривать в полный голос, ее мать вряд ли их услышит.

Осторожно, чтобы не помять букет, герцог пробрался через садовые кусты к дому. Здание освещал серебристый свет звезд и молодой луны.

И тут герцог замер как вкопанный.

В первое мгновение он решил, что это всего лишь иллюзия, игра света и теней.

Но в следующую секунду понял, что это не обман зрения, а мужчина, карабкающийся по приставленной к балкону Клеодель лестнице.

Отчетливо рассмотреть мужчину герцог не мог – лестница стояла так, что фигура незнакомца оставалась в тени.

Герцог подумал, что какой-то бродяга собрался ограбить дом, и в его мозгу молнией пронеслись мысли о том, что это невиданная удача – оказаться здесь в нужный момент и предотвратить преступление.

Более того, судьба давала ему отличный шанс проявить себя настоящим рыцарем и спасти возлюбленную от ужасного дракона.

Герцог бесшумно двинулся вперед и вскоре смог разглядеть, что грабитель одет в приличный вечерний костюм, что было весьма странно. Незнакомец добрался до верхнего края лестницы, и теперь в лунном свете герцог хорошо видел его лицо.

Сначала Ворон не поверил своим глазам.

Человек, которого он принял за грабителя, оказался его приятелем. Они были членами одного клуба, и не далее как вчера вечером Джимми Гудзон – так звали этого человека, – подняв бокал, поздравлял его с женитьбой:

– Удачи тебе! Будь всегда таким же счастливым, как сегодня.

Тогда Ворон поблагодарил его за тост, они вместе выпили и около часа проговорили о предстоящей свадьбе герцога. И вот Джимми лезет на балкон Клеодель. Глазам не верится! Это, должно быть, сон.

А затем в окне появилась изящная фигура в белом.

Это была Клеодель, и герцог подумал, что она сейчас закричит, испуганная вторжением Джимми Гудзона.

Ворон ожидал услышать возглас Клеодель, после которого он сможет выйти из тени, схватить Джимми, высказать ему все, что о нем думает, и прогнать негодяя прочь.

Герцог прикидывал, как ему удобнее забраться по лестнице, чтобы не дать Джимми сбежать раньше времени, но тут, к своему ужасу, увидел, как его невеста обнялась с Гудзоном.

Клеодель запрокинула голову, и Джимми принялся ее страстно целовать – сам герцог никогда не позволял себе такого, боясь испугать девушку.

Их поцелуй все не кончался, а герцог стоял на месте, неподвижный, словно каменная статуя. Казалось, он даже перестал дышать.

Потом – очень неохотно, как показалось Ворону, – Клеодель оторвалась от Джимми, но тут же взяла его за руку и потянула вслед за собой в темноту спальни.

В лунном свете было видно, что она улыбается, лицо Клеодель буквально светилось от счастья – такой красивой герцог еще не видел ее никогда.

Затем балкон опустел, осталась лишь приставленная к нему лестница – она была доказательством того, что герцогу не померещилось все, что он только что увидел.