Читать книгу Таинство любви - Барбара Картленд - Страница 4

Прошло лишь несколько минут, но они показались герцогу вечностью. Постепенно все происшедшее фрагмент за фрагментом складывалось, словно головоломка, в единую картинку, и Ворон все отчетливее начинал понимать, как жестоко его обманули.

Нужно заметить, что герцог был не только очень умен, но и обладал на редкость цепкой памятью.

Это не раз помогало ему в годы обучения в Итоне, а позднее в Оксфорде, позволяя при минимальных усилиях завоевывать всевозможные призы и награды.

События последнего месяца стремительно проносились перед глазами герцога, картинки былого сменяли друг друга, словно изображения в волшебном фонаре. Джимми Гудзон. Вот они разговаривают во время приема в замке Уорвик, и Джимми говорит, что у графа Седжвика хорошие лошади и он хочет арендовать одну из них для себя, чтобы участвовать на ней в местных скачках.

– Будь другом, Ворон, – умоляет Джимми. – Не участвуй в этом стипль-чезе. Я очень хочу победить.

– Каков приз? – улыбается герцог.

– Тысяча фунтов, серебряный кубок и трепетное девичье сердце, – радостно отвечает Джимми.

Герцог со смехом соглашается не принимать участия в скачках, он знает, что получить «трепетное девичье сердце» хорошо, но тысяча фунтов для Джимми куда важнее.

Джимми Гудзон был сыном сельского сквайра, у его семьи было очень маленькое поместье и дом в Шайре.

С Вороном он познакомился в Итоне. После окончания школы герцог решил продолжить учебу в Оксфорде, а Джимми четыре года прослужил в Гвардейской бригаде, но однажды обнаружил, что у него больше не хватает денег, чтобы оставаться в полку, да и вообще дальнейшая жизнь представлялась ему загадкой. И тогда Джимми решил жениться – по расчету, разумеется.

Он тщательно продумал, как ему расположить к себе одну из богатейших лондонских аристократок, у которой были две совершенно безобразные, зато сказочно богатые дочери.

Джимми Гудзон продумал все, не учел лишь одного – собственной привлекательности.

Он действительно был хорош – красавец в истинно английском стиле, к тому же обаятельный, с прекрасными манерами и хорошо подвешенным языком. Таких мужчин большинство женщин считают совершенно неотразимыми.

Итак, он сумел получить доступ в заветный дом, но влюбилась в него не одна из дочерей, а их мамаша!

Джимми стал постоянно бывать вместе с ней на приемах, вскоре примелькался в высшем свете, его даже стали приглашать на приемы для избранного круга, где среди гостей числился сам принц Уэльский. Так, во многом неожиданно для самого себя, Джимми занял в обществе такое высокое положение, о котором никогда прежде не мог и мечтать.

Джимми был, если можно так сказать, разносторонним человеком. Умел очаровывать не только женщин, но и мужчин, отлично играл в карты, великолепно ездил верхом и, что самое главное, прослыл лучшим рассказчиком анекдотов и прочих смешных историй – именно благодаря этому таланту его вскоре начали приглашать в особняк Мальборо.

В то время принц Уэльский расширял свой круг приближенных за счет тех женщин и мужчин, которые могли его чем-то позабавить. Попал в него и Джимми, умевший, как никто, рассмешить принца своими историями. Вскоре талант Джимми оценили держательницы модных лондонских салонов, и тут уж спрос на него подпрыгнул до небес. Приглашения на приемы и балы скапливались на каминной полке Джимми целыми стопками – он часто жаловался на то, что ему катастрофически не хватает времени отвечать на них.

Карточные выигрыши позволяли Джимми оплачивать счета от портного и давать на чай слугам в тех домах, где он бывал. Все остальное он получал даром.

Обожательницы Джимми находили его неотразимым и пылким любовником и благодарили за жаркие ночи то золотыми запонками, то бриллиантовой заколкой для галстука и прочими вещами, которые никогда бы не смог приобрести сам Джимми с его тощим кошельком.

Как и герцог до знакомства с Клеодель, Джимми никогда не имел намерения жениться.

Ограничить себя одной-единственной женщиной, когда перед тобой открыты двери практически любого будуара в Мейфэр? Ищите дурака. К тому же женитьба сразу поставила бы крест на успехе Джимми в обществе – какой женщине интересен женатый шутник?

Вспомнив о разговоре в Уорвикском замке, герцог понял, что Джимми к тому времени уже был знаком с графом Седжвиком и, по всей видимости, знал Клеодель.

Джимми обычно не интересовался столь юными девушками, но Клеодель – и это хорошо было известно герцогу – была не такой, как все, а необходимость пропустить из-за семейного траура свой первый лондонский сезон еще сильнее разжигала в ней волнение и страсть.

«Это он, Джимми, научил ее, как привлечь к себе всеобщее внимание, как заблистать в обществе», – думал герцог, вне себя от ярости.

Между прочим, они часто обсуждали с Джимми, каким способом женщины заводят любовные интрижки. Им с Джимми было хорошо известно, как это происходит, они не раз наслаждались азартом погони за притворно ускользающей добычей и сладостью побед. И сами не раз избегали ловко расставленных искательницами мужей капканов.

Герцог никогда не раскрывал имен своих любовниц, не рассказывал о том, кем он увлечен в данный момент или кто из женщин увлечен им самим, просто говорил:

– В этом случае можно спастись только бегством!

И Джимми охотно соглашался.

– Я тоже частенько чувствую себя лисой, за которой несется свора собак, а вокруг по всему полю гремят выстрелы.

И оба они дружно смеялись.

Подобные разговоры у них случались не раз, их сейчас живо припомнил герцог.

У него в голове стала складываться четкая картина: Джимми точно знал, чем должна заинтересовать женщина Ворона. Она сможет завоевать его своей непохожестью на остальных его любовниц.

Так что, когда Клеодель избегала сближаться с Вороном, не искала встреч с ним, когда она заставляла страдать его от своей холодности, уклонялась от поцелуев или отказывалась танцевать с ним, это была игра. Это был вызов, показавшийся ему таким соблазнительным.

Да, очевидно, именно Джимми научил ее держать Ворона на коротком поводке даже после помолвки.

Правда, можно предположить, что Клеодель вела себя так еще и потому, что была сильно влюблена в Джимми и считала его более привлекательным, чем герцог.

Осознав, что его опозорили, выставили дураком, герцог поначалу хотел забраться по лестнице, ворваться в комнату, заставить Клеодель и Джимми испугаться, устыдиться, в конце концов…

Но затем он сказал себе, что это была бы слишком простая, глупая месть. К тому же разразился бы скандал, а герцогу не хотелось, чтобы весь свет узнал о том, что невеста наставила ему рога с одним из его близких друзей. Так что же, вести игру до конца и назвать Клеодель своей женой?

Герцог плотно сжал губы, твердо решив, что никогда, ни за что на свете не назовет своей женой женщину, которая ведет себя так, как Клеодель в эту минуту. При мысли о том, что происходит сейчас в ее спальне, кровь прилила к голове герцога, на короткое время весь дом Седжвиков, и особенно тот проклятый балкон, окрасился для него в алый цвет.

Ворон невольно сделал еще один шаг вперед, но удержал себя на месте. Нет, его месть должна быть более изощренной, она должна причинить Джимми и Клеодель столько же боли, сколько они сами причинили ему.

Постепенно в голове Ворона начал складываться план дальнейших действий. Герцог повернулся и медленно побрел к двери, которая выходила из сада на боковую улочку.

Как он и ожидал, эта дверь отпиралась изнутри, он легко открыл ее и не спеша зашагал по пустынной дороге.

Только увидев мусорный ящик, герцог вспомнил о том, что все еще держит в руках букет ландышей и письмо, в котором говорится о том, как нежно и пылко он любит свою несравненную Клеодель.

Ворон уставился на букет так, словно впервые увидел его.

Затем медленно и тщательно он смял ландыши, выбросил эту душистую кашу в мусорный ящик, а сверху посыпал разорванным на мелкие клочки письмом.

После этого герцог двинулся к дому. Его лицо превратилось в страшную маску – сейчас Ворон выглядел гораздо старше своих лет.

* * *

На следующее утро герцог пересек Ла-Манш на своей яхте, которая стояла в гавани Дувра. Экипаж яхты всегда был готов выйти в море в течение часа после получения приказа об отплытии.

Поскольку курьер прибыл с таким приказом намного раньше самого герцога, капитан был готов поднять якорь сразу же, как только его светлость поднимется на борт.

Такой исполнительности герцог требовал от всех своих слуг, и это принесло ему большую пользу в ту ночь, когда он возвратился в Равенсток-холл после визита к дому Седжвиков и немедленно послал за мистером Мэтьюсом.

Ночной посыльный тут же помчался вверх по лестнице, и не прошло и десяти минут, как в библиотеку вошел свежий, безукоризненно одетый мистер Мэтьюс.

Здесь он получил от своего хозяина несколько коротких четких распоряжений, после чего были подняты с постели еще несколько слуг. Они начали срочно собирать вещи в дорогу, один из них – курьер – немедленно отправился в Дувр с приказом готовить к отплытию яхту, другой помчался на вокзал – проследить за тем, чтобы к утреннему поезду до Дувра прицепили личный вагон герцога.

Отдав распоряжения, герцог удалился в свою спальню.

На следующее утро он спустился к завтраку. Герцог, как всегда, был безукоризненно одет, однако слуги не могли не отметить, что лицо их хозяина было таким мрачным, каким они не видели его с того момента, когда он влюбился.

Передавая герцогу его заграничный паспорт и конверт с крупной суммой денег, мистер Мэтьюс негромко спросил:

– Могу я узнать, ваша светлость, что мне отвечать, когда начнут спрашивать о том, где вы?

– После того как вы дадите в «Таймс» и «Морнинг пост» объявление о том, что моя свадьба с леди Клеодель откладывается, как я вас проинструктировал, ничего никому больше не сообщайте, – холодно ответил герцог.

– Совсем ничего и никому, ваша светлость? – нервно переспросил мистер Мэтьюс.

– Ничего! – жестко повторил герцог.

– Но если леди Клеодель или граф… – начал мистер Мэтьюс.

– Вы слышали, что я сказал, Мэтьюс! – оборвал его герцог.

– Хорошо, ваша светлость, я выполню все ваши приказания и прослежу, чтобы то же самое делали все остальные в доме.

Герцог ничего не ответил, просто сел в карету и приказал кучеру ехать на вокзал.

Переход через Ла-Манш прошел спокойно. Посланный вперед курьер встретил герцога на пристани в Кале в сопровождении нескольких железнодорожных служащих, которые проводили Ворона до его личного вагона, уже прицепленного к экспрессу, идущему в Париж.

В доме на Елисейских полях все уже было готово к прибытию герцога. Переночевав в Париже, Ворон наутро сел в запряженную четырьмя великолепными лошадьми карету, и она увезла его в направлении Версаля.

Впрочем, герцога вовсе не интересовала резиденция давно забытых Людовиков. Вместо этого он помчался в маленькую деревушку рядом с монастырем Сакре-Кёр.

Все, кто знал герцога, немало удивились бы, узнав, куда он направился.

В монастыре герцога уже ждали. Улыбающаяся монахиня открыла окованные железом монастырские ворота, а затем провела гостя по прохладным крытым галереям в комнату, окна которой выходили в монастырский сад, залитый теплым солнечным светом.

– Его светлость прибыл, матушка настоятельница, – сказала монахиня, открывая дверь комнаты.

Сидевшая за письменным столом женщина тут же вскочила. Она улыбнулась, протянула Ворону руки, и герцог принял их в свои ладони, а затем нежно поцеловал настоятельницу в щеку.

– Как поживаешь, Маргарита? – спросил он.

– Очень рада видеть тебя, Ворон, дорогой, – ответила она. – Но какой сюрприз! Я думала, ты по горло в делах и не появишься в Париже по крайней мере до своего медового месяца.

Она заметила, как нахмурился ее брат при упоминании о медовом месяце, каким сердитым сделалось его красивое лицо.

Проницательная леди Маргарита поспешила задать вопрос:

– Что-то не так? Что случилось?

– Об этом я и приехал поговорить с тобой, – ответил герцог. – Присядем?

– Конечно. Я приказала принести для тебя вина и маленьких бисквитов – помнишь, такие пекут только у нас в монастыре, и нигде больше.

Герцог улыбнулся, но ответить не успел – в комнату вошла монахиня с подносом, на котором стояли вазочка с бисквитами, графин с вином и хрустальный бокал.

Поставив поднос на столик рядом с диваном, монахиня вежливо поклонилась и беззвучно исчезла.

Герцог посмотрел на сестру.

Хотя Маргарита была на пятнадцать лет старше его, она выглядела все еще очень молодо и не утратила красоты, которая сводила когда-то с ума весь Лондон.

Покойный герцог Равенсток и его супруга были уверены в том, что их единственная дочь Маргарита сумеет найти блистательного мужа.

На балу в Равенсток-холле, устроенном в честь дебюта Маргариты в высшем свете, собрались не только юные холостяки-аристократы, составлявшие цвет высшего общества, но даже молодые сыновья нескольких правящих европейских монархов и наследные принцы.

Выбор леди Маргариты оказался довольно неожиданным, но назвать его неудачным было бы неверно. Она влюбилась в старшего сына лорда Лэнсдоуна.

Он был несколькими годами старше Маргариты и успел зарекомендовать себя на военной службе. Он ни разу не участвовал в какой-либо скандальной интрижке, человеком казался серьезным, немного замкнутым, но очень преданным присяге и своему любимому полку.

Едва увидев Маргариту, он понял, что без этой женщины ему не жить, и навсегда отдал ей свое сердце.

Герцог и герцогиня дали согласие на брак, решив, что свадьба состоится через полгода.

Маргарита чувствовала себя на седьмом небе и была готова на все ради человека, которого полюбила всей душой.

Они были неразлучны, но за два месяца до свадьбы Артур Лэнсдоун получил боевой приказ. Полк, в котором он служил, отправлялся с особым заданием за границу, в Судан, где, по слухам, началась междоусобица между местными племенами.

Правда, до кровопролития в Судане дело пока не дошло, поэтому задание считалось совершенно безопасным. Но Артуру не повезло – его зарезал ножом какой-то сумасшедший фанатик. Зарезал из мести, повод для которой существовал только в его воспаленном мозгу.

Для Маргариты весь мир рухнул. Она никого не желала видеть, родные и друзья безуспешно пытались хоть как-то ее утешить.

Не в силах видеть места, где она была счастлива с Артуром, Маргарита покинула Англию и, несмотря на протесты своих родителей, перебралась во Францию. Там она приняла католичество и ушла в монастырь – родители буквально на коленях умоляли ее не делать этого, но Маргарита не желала их слушать. Монашеское одеяние она надела в свой двадцать первый день рождения.

Поскольку Маргарита была очень образованной и чрезвычайно богатой, она довольно быстро из простой монахини стала настоятельницей монастыря в предместье Парижа.

В это место отправлялись ставшие монахинями девушки из богатых и знатных семейств, а также послушницы, проходившие испытание перед тем, как церковь решит, готовы ли они навсегда покинуть суетный мир и провести всю оставшуюся жизнь в молитве и безбрачии.

Благословение сделать монастырь именно таким Маргарита получила не только от кардинала Франции, но и от самого папы римского и высшего священства Ватикана.

Герцог понимал, что монастырь, которым управляет его сестра, – явление неординарное для католической церкви, поскольку его обитательницы имели возможность не только служить Богу, но и находить применение своим талантам, не зарывая их в землю.

Некоторые из сестер-монахинь писали книги, с успехом расходившиеся затем по всему миру, другие занимались музыкой, третьи создавали вышивки и кружева, прославившие монастырь Сакре-Кёр.

Навещая сестру, герцог каждый раз думал, что, хотя в высшем свете считали, что Маргарита понапрасну загубила свою жизнь, ее на самом деле с полным основанием можно назвать очень счастливой, самостоятельной и полностью реализовавшей себя женщиной.

Кроме того, зная, с какой любовью относится к нему сестра, зная ее врожденную отзывчивость, герцог был уверен, что может обратиться к Маргарите с любым вопросом – потому, собственно, он и примчался сюда из Англии.

Леди Маргарита налила брату вина, присела рядом и участливо спросила:

– Так что же произошло?

– Мне трудно говорить об этом, – хрипло ответил ей брат, – но я хочу, чтобы ты подыскала мне жену. Чистую и непорочную.

Если бы Ворон хотел поразить сестру, он бы мог собой гордиться, потому что ему это удалось.

Однако Маргарита не выказала удивления – она вообще ничего не сказала, только внимательно посмотрела на брата своими пронзительными голубыми глазами.

– Почему ты решил обратиться с этим именно ко мне, Ворон? – после долгой паузы спросила она.

– Потому что только среди твоих послушниц еще можно отыскать девушку, не испорченную светской жизнью – или, если позволишь, другим мужчиной.

В голосе герцога было столько горечи, что леди Маргарита без дальнейших объяснений догадалась о том, что произошло с ее братом.

Она сложила руки на коленях, отвела взгляд в сторону и сказала:

– Если иногда я сомневалась, доходят ли молитвы до Бога, ты убедил меня, что Он всегда слышит их.

Герцог молчал, ждал, что будет дальше, и его сестра продолжила:

– Я долгое время молилась о том, чтобы разрешилась одна проблема, и вот теперь, когда я почти отчаялась получить ответ на свои мольбы, он пришел. Правда, совсем не оттуда, откуда я ждала.

– Ты можешь дать мне то, о чем я тебя прошу? – настойчиво спросил герцог.

– Могу, – вздохнула Маргарита. – Но в то же время боюсь. Вопрос в том, вправе ли я сделать это.

Герцог сжал губы, словно знал, о чем в эту минуту подумала его сестра, и после небольшой заминки спросил:

– Можешь сказать мне, что тебя смущает и о чем были твои молитвы?

Выбитая из привычного душевного покоя, леди Маргарита тяжело поднялась на ноги и подошла к окну.

Она стояла, глядя на залитый солнцем сад – по зеленым лужайкам ходили молодые монахини в белых одеяниях, менее строгих и не таких уродливых, как в большинстве других монастырей.

Прикрывавшие лица послушниц вуали были белыми, прозрачными, на ногах вместо тяжелых кожаных башмаков насельницы монастыря Сакре-Кёр носили легкие сандалии, позволявшие передвигаться легко и плавно.

Герцог ждал. Наконец, собравшись с мыслями, Маргарита решительно повернулась в сторону брата.

– Восемь лет назад, – начала она, снова присаживаясь на прежнее место, – у ворот монастыря оставили девочку. Ее привезли в карете, высадили возле ворот, позвонили, после чего карета сразу же укатила прочь. Дежурная монахиня открыла дверь и привела незнакомку ко мне. В руке девочка держала конверт, в котором были пять тысяч фунтов и записка в несколько слов.

– Пять тысяч фунтов! – воскликнул герцог.

– Да, это была очень большая сумма, – подтвердила ему сестра. – А записку я помню дословно, вот она. «Это Анна. Ее отец – англичанин, он хочет, чтобы вы позаботились о ней. Однако Анна не должна принимать постриг до достижения двадцати одного года, а после этого срока может стать монахиней исключительно по собственному желанию. На приложенные деньги наймите для нее самых лучших учителей и дайте девочке хорошее образование».

Леди Маргарита замолчала, и герцог спросил ее:

– И это все? Никакой подписи?

– Нет, никакой. Написано было по-английски, хорошим языком, без ошибок. Думаю, это писал англичанин.

Герцог удивленно шевельнул бровью. Заметив это, его сестра улыбнулась.

– Я все эти годы думаю, кем мог быть ее отец, но так и не пришла к какому-то выводу.

– Сколько лет прошло с того времени? – спросил герцог.

– Анне сейчас почти восемнадцать, и проблема состоит в том, что я не знаю, как с ней поступить.

– Ты не хочешь оставить девушку в монастыре, пока ей не исполнится двадцать один год, а затем позволить стать монахиней?

– Нет.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, я не думаю, что Анна годится для затворнической жизни. Она прекрасно образована, обладает многими талантами и… странным характером, который мне сложно понять.

Леди Маргарита вновь замолчала, и герцог спросил:

– А вторая причина?

– Два года назад я получила семьдесят тысяч фунтов. С той поры денег больше не поступало.

– А до этого они приходили?

– Да, раз в два года я получала пять тысяч фунтов. Разумеется, я тратила их не целиком. Прибавь эти семьдесят тысяч – и поймешь, что Анна очень богатая девушка.

– Что же ты намерена делать?

– Это для меня большая проблема, я всерьез задумывалась над тем, чтобы попросить кого-нибудь из родственников ввести девушку в высший свет и позволить ей увидеть мир, существующий за стенами монастыря.

Леди Маргарита бросила на брата умоляющий взгляд и добавила:

– Я молила Бога, чтобы он помог мне решить эту проблему, и вот появился ты.

– Похоже, я действительно стану решением твоих проблем и ответом на молитвы, – сказал герцог.

Леди Маргарита молчала, словно потеряв дар речи.

– Но ты думаешь о моей репутации, – продолжил герцог. – И о том, что я недавно объявил о помолвке с другой женщиной. Позволь внести ясность – этой помолвки больше не существует.

Леди Маргарита по-прежнему молчала, и герцог продолжил:

– Что касается моей репутации. Родственники, как тебе хорошо известно, много лет умоляли меня о наследнике. Этим я и намерен заняться, но моя жена, как я уже сказал, должна быть чистой и непорочной. Я не потерплю, чтобы женщина, которая будет носить мою фамилию, оказалась замешана в какой-либо интрижке.

В голосе герцога вновь прозвучала мрачная нота, тут же объяснившая леди Маргарите, что случилось с братом.

– Я не могу представить, чтобы Анна вышла замуж за кого-то вроде тебя, – медленно произнесла Маргарита. – Я надеялась, что она встретит человека, который будет любить ее, а она – его, но главную сложность я вижу не в этом. У Анны нет ни имени, ни титула.

– Это настолько важно? – пожал плечами герцог.

– В высшем свете это может стать большой проблемой.

– Кем бы она ни была, – сказал герцог, – вряд ли найдется много желающих поинтересоваться родословной моей жены, если я не пожелаю говорить об этом.

Леди Маргарита знала, что это правда.

– Но мы должны думать и о нашей семье, Ворон. Хотя я абсолютно уверена в том, что Анна аристократка и кровь в ее жилах течет такая же голубая, как в наших, нужно быть готовыми, что она внебрачный ребенок.

– Было немало внебрачных детей, вошедших в историю. Особенно во Франции, – заметил герцог.

– Мне кажется, что я столкнулась с проблемой, которая мне не по зубам, – вздохнула леди Маргарита. – Разве я могла предвидеть, когда молилась о будущем Анны, что оно будет связано с тобой?

Она умоляюще посмотрела на брата.

– Я поступаю правильно, Ворон? Или ты зря втягиваешь меня во все это? Возможно, я ошибаюсь, считая, что Анна должна жить по ту сторону монастырских стен. Но в то же время я по своему опыту знаю, подходит той или иной девушке монашеская жизнь или ей будет лучше познать радости земной жизни – замужество и… материнство.

На последних словах голос леди Маргариты предательски дрогнул, еще раз напомнив герцогу, что его сестра по-прежнему верна памяти человека, с которым когда-то была обручена.

Узнав, что такое искренняя взаимная любовь, она до самой смерти не забудет этого чувства.

– Я думаю, Маргарита, – сказал герцог, – ты уже сама ответила на все вопросы, связанные с этой девушкой. Ты можешь верить интуиции, зачастую она бывает лучшим советчиком, чем логика. Голос сердца важнее, чем голос разума.

– Спасибо, брат, – улыбнулась леди Маргарита. – Мне лестно слышать это от тебя. Хочется думать, что ты прав. Интуиция подсказывает, что Анна принадлежит к более широкому миру, чем тот, который я могу предложить ей. Но в то же время ты должен понимать, что она практически ничего не знает о жизни, которую ты ведешь и которую принимаешь как нечто само собой разумеющееся.

Тут леди Маргарита неожиданно поднялась на ноги.

– Мы с тобой говорим так, будто между нами все уже решено. Ты словно загипнотизировал меня своей просьбой, и я совершенно потеряла способность трезво мыслить. Как мы можем решать судьбу девушки, которую ты никогда не видел и которая никогда не видела тебя?

– Вот сейчас ты начала прислушиваться к голосу разума и забыла про интуицию, – возразил герцог. – А ведь тебе не хуже меня известно, что во многих восточных странах жених и невеста впервые видят друг друга только после свадьбы. Наконец, я не думаю, что девушка без имени или человек, озабоченный ее судьбой – это, разумеется, ты, – будут возражать против возможности стать герцогиней.

– Это звучит цинично.

– Зато практично, – парировал герцог.

– Я до сих пор не понимаю, почему я со всей серьезностью выслушала твою нелепую просьбу и стала обсуждать ее так, словно это совершенно обычное дело…

– Это дело, может быть, и необычное, но ничего нелепого в нем я не вижу, – сказал герцог. – Просто я обратился к тебе за помощью, а ты оказалась готова дать мне то, о чем я прошу.

– Погоди! Ты слишком торопишься. Во-первых, ты должен увидеть Анну. Затем должен решить, можешь ли жениться на девушке без имени, и подумать о родственниках, которые будут шокированы тем, что с ними не посоветовались.