Читать книгу Без+Дна - Белый Кит - Страница 4
Без+Дна
3. Возвращаясь назад
ОглавлениеЛена расстроилась в тот день, да я бы и сам расстроился на ее месте, позвонила подруга, и Лена ей все рассказала. А подруга, выслушав, предложила встретиться небольшой компанией бывших студентов.
Стоит отметить, что диплом Лена получила позже своих однокурсников, они были ее моложе на три-четыре года. Так уж получилось, виной тому были работа, проблемы в семье и неурядицы молодой жизни.
Они встретятся втроем: она, ее подруга и друг.
Подруга работала офисным планктоном в огромном океане страстей, а друг, решив после института отдохнуть и почувствовать молодость, до сих пор продолжает ее чувствовать, оставаясь никем. Он высокий, под два метра, тощий натуральный блондин с арийской внешностью. А она кудрявая брюнетка евреечка, коротышка с очень пышными волосами и пышным бюстом.
Они договорились встретиться и для начала пойти посидеть в суши.
Они сидят в ресторане, уже сделав заказ, скоро принесут напитки, а рыбных шариков еще надо подождать.
– Ну что, рассказывай Лен, что случилось? – говорит подруга.
– А что тут рассказывать, я устала от измен, устала быть одна, короче просто устала.
Сокурсник сидит напротив. Он в майке, а на руке плетеные цветные хиппарские феньки. Он сидит с задумчивым видом философа, и, дождавшись, зло выпаливает… долго же он терпел: «А я же говорил! Говорил, что он козел, и не надо выходить за него!»
Боясь, что слова заденут Лену, ее подруга возмущается.
– Мить, ну что ты говоришь?
– Да ладно, ничего… – понимая и соглашаясь, останавливает свою подругу Лена. Старается не падать духом, продолжает разговор. – Он прав, как у вас-то дела? Так давно вас не видела…
Приносят пару коктейлей и одно пиво. Митя рассказывает о том, что сидит почти все время без работы и даже пробовал пойти работать в Макдональдс, но социолог с высшим образованием обжегся фритюром и испугался его. А подружка что-то рассказывает о своем последнем кавалере…
Коктейль, второй коктейль, и они ударяются в воспоминания…
– А помнишь, как Митька за тобой ухаживал, ухаживал, весь третий курс! Цветы приносил, песни пел… встречал и провожал…
– Да… это было ужасно!
Подружки вместе смеются, а Митька говорит, возмущенно и недовольно: «Ничего не было, у меня просто было помутнение рассудка».
Митя так серьезен, что все становится еще смешнее. И Лена, хохоча, на волне добавляет: «Я думаю, уже можно сказать, что Митя все это время нравился Оле?»
Оля наигранно сразу становится напыщенна и серьезна. Оля уже не смеется, остальные смеются, и теперь все смотрят на Лену.
Возмущенная, с ребяческим добрым азартом, Оля говорит.
– Ах так? – она смотрит, прищурив глаза, на Лену. – Тогда хочу сказать, что мы как-то вместе с Леной напились и на спор целовались в засос с языком по секундомеру десять минут, на спор!
– Ну, с кем не бывает… – пожимает плечами Лена, совсем не расстроенная словами Оли.
Они вспоминают студенческую жизнь, кто кого любил, кто в итоге кем стал, и что сейчас у всех происходит в жизни.
Еще по коктейлю, и они выходят и думают взять еще по бутылочке и зайти посидеть на кухне у Оли.
Но там что-то пошло не так…
Саша сидит на деловой встрече с Семен Семенычем, достает телефон, звонит Лена, он сбрасывает: «Ну не сейчас, я занят».
Опять звонит, опять сбрасывает, опять звонит, поднимает трубку.
Сначала Саша злился, что она из-за какой-то ерунды ему трезвонит, а тут такое.
– Але, Саша?
Саша напрягся. По телефону Лены сейчас говорит ее подруга Оля, но ее Саша слышит первый раз, как и ее голос.
– Да это я, кто это?
– Это не важно, долго буду объясняться, – мнется неуверенная в себе Оля, она не знает, как это все лучше сказать, поэтому говорит сразу и резво, как есть, что нужно делать. – Можешь забрать Лену?
– Что с ней?
И Оля отвечает, мямля, а Саша становится с каждым ответом все более резкий, серьезный, уже все понимая. Семен Семеныч делает, щурясь, глоток чая, и, подкручивая, поправляет усы, смотря на Александра вперед, уже догадываясь, что впереди произойдет.
– Ну-у-у-у… ей нехорошо, она перебрала…
– Где она сейчас?
– Капитанов строителей, дом сто двадцать пять, адрес я тебе пришлю, ты приедешь?
– Да, сейчас буду.
Саша объясняет Семен Семенычу ситуацию, и Семен Семеныч, помня еще их свадьбу, и то, как он на ней смешно пьяный отплясывал, едет с ним.
Белая БМВ и два черных джипа едут через всю Москву по пробкам.
Снова звонок, снова Лена….
– Ну ты там где? – недовольно интересуется Оля, видимо делая ему одолжение, как будто желает только избавиться от лишних проблем в доме. Тон ее голоса сейчас напоминает то, как госпожа свысока обращается к нерадивой грязной должнице – рабыне.
Саша сдерживается, чтобы по телефону ее не убить, и говорит: «Скоро буду, пять минут».
Она потом еще три раза звонит с похожими вопросами: «Ну, долго еще?», «Ну где ты там уже?», «Долго тебя еще ждать?» А Саша и так торопится, как может, стараясь быстрее пересечь поперек сплошных всю Москву по встречке и пытаясь быть спокойным, и ей отвечает: «Скоро буду, еще буквально секундочку… секундочку».
Они останавливаются у подъезда, парковочных мест нет, джипы заезжают на травку детской площадки, а Бэха встает криво-косо на бордюр. Саша уже около подъезда, а Семен Семеныч только выходит из джипа.
Без описания Семен Семеныча книга потеряет всякий смысл. Семену сорок пять лет, его не зовут Семен, а отчество его не Семенович, но все его называют именно так. Это единственный персонаж, чье имя в книге не изменилось.
До начала своей «карьеры» он работал в милиции и увлекался боксом, в нем два с небольшим метра роста и за сто двадцать килограмм чуть обрюзгшей массы. Он пережил девяностые и пережил бы их еще несколько раз. Его голова больше напоминает грецкий орех или голову неандертальца, огромные кулаки, усы, а от волосатости его рук и груди веет теплом даже зимой и становится неудобно, когда стоишь рядом, за свой низкий тестостерон.
Сейчас он в черной кожаной куртке, черной, заправленной футболке, черных брюках, черных носках и в бежевых стариковских ортопедических сандалях, как из СССР, с торчащими из больших прорезей носками.
Что, что, что? Смешные стариковские сандали на таком персонаже? Да, и такое было…
Из соседнего джипа следом за ним выходят два раскаченных помощника из свиты (читайте «охранника»). Они в костюмах, при параде, и смотрятся, как дети, по сравнению с брутальным Семен Семенычем, если конечно не смотреть на недоразумение, надетое на его ноги.
Семен подходит к подъезду Саша смотрит на него, то есть чуть ниже, и молча думает: «Да ладно? Нелепые сандали, как из советского союза?» И улыбается, пялясь на них.
– Это сандали?
Для Семена это видно не первый такой вопрос за день… и он злится. И отмахивается от вопроса, как от назойливых мух, и как бы оправдывается. Эх… Семен Семенович…
– Да, жена купила, натуральная кожа, удобные, ноги не потеют…
Четыре здоровых мужика заходят в тесный лифт, прижимаясь к друг другу, Саша стоит напротив Семена и смотрит вниз, на сандали.
– Завязывай уже.
– Не… че? Реально клевые сандали…
– Я же не мог не надеть их, понимаешь, жена бы обиделась!
Саша, соглашаясь, кивает головой, поднимая зажатые губы: «Конечно, это бесспорно…»
Они стоят около входной двери.
Семен жмет на звонок большим пальцем, размером с него.
За дверью голос: «Кто там?»
– Это Саша, я приехал за Леной.
– А это кто с тобой?
Саша, коротко оглядев бывших костоломов, произносит: «Друзья»… А в ответ затишье, и добавляет: «Давай, открывай уже, задолбался я сюда ехать, я что, приехал тут стоять?»
Дверь тихо и нерешительно отпирается и медленно, медленно открывается. Саша решительно ее толкает, девочка чуть отбегает и замирает, видя, как заходит в квартиру гораздо больше незнакомых людей, чем она ожидала.
– Куда идти? – спрашивает Саша, а Оля уже на ходу отвечает, чуть заикаясь, видя как, пригибаясь, заходит в квартиру Семен, который в два раза выше нее: «Пп-п-пойдем…»
А Семен, оказавшись уже в коридоре, говорит вслед басом: «Саша, я зайду на кухню попить водички, запарился уже». И поправляет черный кожан.
– Иди, иди…
Саша идет по коридору, заходит в комнату, там около стенного шкафа стоит высокий блондин, а напротив, рядом с окном, на полу лежит тело – Лена. Вернее видно только ее ноги и попу, но их он ни с чем не спутает. Остальная часть тела скрыта за креслом или под ним, толком понять нельзя, если смотреть от двери. Но складывается такое ощущение, что она хотела забраться под него, но до конца не поместилась и заснула на полпути.
– Что с ней?
Парень с феньками веселый, вялый и жизнерадостный довольным голосом отвечает (да, и стоит отметить, что там конкретно воняло травой): «Мы пили одно и то же, а ее как развезло…»
Саша злится на все и особенно на расслабленного упыря…
– А что она на полу делает в такой позе? Что, уложить не могли? – Саша поднимает Лену с пола, ее голова лежала рядом с батареей, а на голове уже вскочила шишка, она почти без сознания, вся ее кофта в блевотине… Лена белая и холодная, она дрожит, ее глаза закатываются. С трудом бессвязно проговаривает, как Золушка, которую спасли: «Саша, ты приехал за мной?» – А напуганная евреечка, в отличие от укурка-друга, поумнее и добавляет, понимая всю опасность и проблематику: «Мы не знали, что делать и позвонили тебе…»
В комнату заходят два амбала-имбицила, и за ними Семен Семеныч, он с порога командует: «Берите, кладите ее на задний диван джипа, сейчас мы подойдем, и смотрите, чтобы она не задохнулась. Если что – сразу в больничку, семьдесят первая – тут, в соседнем доме, знаете? Если что, мы сразу подъедем…»
Они хором: «Хорошо», – как дети в школе.
– Ну все, идите, – добавляет Семен.
Один из мужчин из свиты поворачивается к бывшим студентам спиной, достает Макаров и дает Семену. Семен морщится, примерно так же, как неделю назад, когда ему жена подарила сандали и заставила идти в них на работу. «Ну Люб, ну зачем? Ребята будут смеяться…» А жена в ответ: «Ничего, зато ноги здоровые будут, это же натуральная кожа!» Возвращаемся к Макарову… Семен отвечает: «Зачем? Тут одни дети, они что, меня убьют?» Охранник жмет плечами, типа: «Все может быть…» – И Семен Семеныч неохотно засовывает малюсенький по сравнению с ним Макаров за пояс.
Охранники аккуратно уносят Лену.
Укурок видит сандали Семена, а тот слышит его короткий смешок.
– Ха, сандали… – нервный смешок.
А Семен Семеныч – серьезный мужчина, его кулак размером с два моих. И он бьет им в голову, сносит тощего мальца силой, а тот бьется плашмя, как тряпка о стену. А Семен Семеныч, тыкая в него пальцем, доведено орет.
– Они, блять, из натуральной кожи, дышащие, мне их жена подарила, сопляк недоношенный…!
Семен уже было замахивается ногой – дать мальцу прямо в дыхло. Тот меньше, чем через секунду, сможет на подошве сандаля разглядеть «и вправду… сорок шестой».
– Семен!? Ну ты что? Ты же уже приличный человек… – одергивает Саша, Семен ставит поднятую ногу на пол и проводит по лысой голове рукой, как будто на ней еще есть или были волосы, успокаивается. Выдыхает. А амбалы все еще смотрят на все это дело в дверях и держат на руках Лену, как мешок картошки.
– Ну что вы встали, несите ее! Блять уже! – орет покрасневший Семен.
Ребята убегают, а малец поднимается.
Вокруг какие-то бутылки, а рядом на тумбочки лежит пачка сигарет. Саша ее берет, открывает, видит в ней три сигареты и несколько тонких скрученных косяков-пуль. Закуривает сижку и кладет пачку в свой карман. Ребята, если их так еще можно назвать в тридцать лет, стоят испугано, как виноватые дети.
Семен говорит, все остальные молчат.
– Ну че будем делать?
Некстати евреечку дернуло сказать словечко.
– Рада, что вы доехали так быстро.
Тут Саша все вспоминает: ее тон, когда та, мягко говоря, пренебрежительно говорила с ним по телефону, вспоминает все, что случилось сегодня, как полчаса они ехали по жаре через пробки с мигалкой Семена, смотрит на лыбящегося укурка, пялящегося на сандали Семена. И, чтобы убрать с его прыщавого лица ухмылку и избавить девочку от мысли, что только что она так удачно и легко избавилась от подыхающей проблемы-подруги. Саша показывает на парня-укурка указательным пальцем, придерживая между ним и средним сигарету: «Ты, выеби ее».
Семен первый очнулся: «Что?»
За ним, как попугай, тощий парень, на которого показал Саша: «Что?»
Девушка смотрит круглыми глазами, молчит.
– Я думаю, что ты должен сейчас снять штаны и выебать ее…
Семен слегка сам охуел. В его голове проскальзывают мысли, почему бы просто не проломить им головы, не разнести квартиру, не поставить на счетчик? Как же старое доброе насилие? Но Семен, чтобы не казаться олухом и не объяснять при всех свои жизненные позиции и принципы, с уверенным видом командует чудодейственным басом: «Так, ты снимай штаны, и ты, давайте, живо».
Они оба начали верещать что-то про деньги, что, мол, все забирайте, молитвы, умоляния, сопли…
Но в итоге через минуту он голый, она голая. Стоят посередине комнаты. Она толстоватая и низкая, а он худой, высокий, как столб, и тощий. Они жмутся, тянут время, парень стоит такой же вялый и обкуренный, но уже не такой веселый и довольный жизнью.
Семен поднимает с пола бутылку пива, открывает ее зубами, выплевывая пробку в сторону.
Кое-как она смогла начать процесс, победив его безжизненность, сдвинувшись с мертвой точки. Она поворачивается к нему спиной, а он ее выше на полметра и смешно приседает, как будто танцует гопака. Ничего не получается, она становится на диван, коленями оперевшись на спинку, и из этого уже что-то выходит. Они оглядываются, боятся, дрожат, девочка зажато пищит, а мальчик, неуверенный в себе, то и дело дрожит. Он снова теряет намеченную цель, промахивается.
Семен, слегка удивленный происходящим, достает мобильник, наводит на ребят и говорит: «Сфоткаю, а то пацаны не поверят».
Пара минут, и уж точно не больше пяти, и их достает смотреть на унижения и вялость парочки, парень уже заикается. Еще минута, и по машинам. И они уже едут домой к Саше.
Саша на руках доносит Лену до квартиры, Семен открывает дверь.
– Я еще нужен?
– Нет, спасибо, Семен, ты как всегда лучше всех.
– Хорошо. Вот телефон Галечки, запиши, она – медсестра в Бурденко, ее можно заказать на дом, она посидит с Леной и поможет выходить ее. Галя – хорошая тетка.
Звонок Галине – Галина может приехать только завтра.
И Саша весь день сидит с Леной. Он ее раздевает, кладет на кровать, чистит волосы от кусочков полупереваренной пищи, протирает лицо. Весь день Саша бегает с тазиками, он вливает в Лену немного из стакана с водой, а из нее выходят потоки желчи. Весь день она не приходит нормально в себя и находится в полубессознательном бреду, почти не реагируя на Сашу. Под вечер Лена уже более-менее разбирает и понимает, что ей говорит Саша. Он просит ее хоть что-то скушать, хотя бы хлеба, она совсем не хочет есть… но через полчаса убеждений она съедает пару кусочков. И опять вырубается.
Ночью Саша еще раз звонит Галине и просит прийти утром, ему надо будет ехать на работу и работать и за себя, и за Лену.
Галина будет утром в шесть.
Галина – низенькая, добрая бабушка-одуванчик, у нее седые волосы, большие очки, дома она обычно находится в своем любимом фартуке. Такая бабушка… как из мечты или рекламы молока, добрая, с пирожками и вкусным супом. Она как из мечты, но уже здесь и живая.
Лена просыпается около восьми утра, поднимается, сидит на кровати, держась за голову. Она дышит, пытаясь усмирить скачки давления и головной боли. Саша же всю ночь не спал, следил за Леной, укрывал ее. А Галина уже здесь, и она сварила вкусный бульон и сделала гренки. Также она подготовила все нужные таблетки.
Саша садится рядом с Леной на кровать.
– Привет, как ты? – проводит рукой, гладя ее спину.
– Ужасно, – кряхтит Лена. – Что вчера было? – хриплым голосом продолжает она, а Саша улыбается. Он рад, что Лена очнулась и пытается ее подбодрить, по крайней мере, своим позитивным тоном.
– Тебе лучше не знать, – вспоминает вчерашнее Саша. – Но было что-то ужасное, творился какой-то ужас. Хочешь покушать?
– Не очень, – она чуть осматривается и добавляет. – Но, наверное, надо, – она медленно и аккуратно кладет холодную руку на голову, так, как положила бы руку на тонкий фарфоровый чайник династии Цин, чтобы его не разбить. – Боже, как болит голова, – Саша встает с кровати, и Лена сразу почему-то чувствует себя обузой. – Сейчас я встану и соберусь, поедем на работу.
Саша садится снова рядом.
– Нет, сегодня ты полежишь у меня дома, а за тобой поухаживает Галина. Галина – медсестра, она приготовит завтрак, обед и накормит тебя всем, чем нужно из таблеток.
Лена кладет голову на плечо Саше, а он целует ее в лоб, продолжая гладить ее плечо. А Лена сейчас задумалась про кровать, на которой сидит и про то, сколько всего на ней, наверное, уже у него было.
– Как мы с тобой до такого дожили? Ведь все же было хорошо…
– Не переживай, ты поправишься, я сейчас съезжу на работу, выполню ее за себя и за тебя и сразу приеду. И мы поедем погуляем.
Лена вскользь вспоминает про работу…
– Ты даже не знаешь, что делать…
– Не переживай, потренируюсь, а днем я уже вернусь.
– Хорошо, – холодно, не испытывая туманных надежд, отвечает Лена.
Саша уезжает, и Лена остается одна. Галина приносит на подносе кружку бульона и пару гренок на блюдечке с салфетками. «Как только перекусите, позовите, я сразу все унесу и принесу таблеточки, они вас вылечат», – Галина улыбается, оставляет поднос и убегает на кухню, чтобы не мешать.
Хороший сервис, что сказать.
Ребята будут молчать и ничего не скажут Лене. Она им позвонит, копаясь в обрывках памяти, спросит, что случилось, а те что-то неуверенно, так же вяло, как вчера, будут лепетать, вспоминая Семен Семеныча, ему обещая молчать. Лена весь день проваляется в кровати, смотря телевизор, постепенно приходя в себя.
Вечером Александр приехал поздно, с непривычки работая, а не просто руководя.
Лена уже себя нормально чувствует, Галина уехала.
Лена чистенькая, опрятная, привела себя в порядок. Она чувствует слабость и еще слегка зеленая, но уже все хорошо, никто не умрет. Славная новость.
– Поехали, прогуляемся на свежий воздух. Поедем туда, где самый свежий воздух в городе!
Лена как-то нехотя соглашается.
Саша берет себе пару бутылок из холодильника.
– Тебе взять? – «Хотя, о чем это я», – думает он про себя, а Лена тараторит, будто услышала про дьявола: «Нет-нет-нет, возьми мне водички».
Они садятся в кабриолет и едут по Ленинскому, потом на Косыгина, и вот они на смотровой Воробьевых гор, за спиной МГУ.
Они выходят из машины, уже почти ночь и темно, на смотровой почти никого, кроме запозднившихся китайских туристов.
Саша берет два журнала из машины и водичку, они с Леной переползают через гранитное ограждение смотровой и садятся на высокий склон, обрывающийся вдалеке огнями Москва-реки. До нее по склону метров двести.
Чуть печальная ностальгия.
– Помнишь, как мы тут сидеть?
– Да, – Лена вспоминает былые деньки… – Раньше мы тут часто бывали, ты все говорил, что тут воздух чистый.
– Было-было что-то такое, жаль, что он уже и здесь почти такой же, как и в Котельниках.
Лена смеется над неудачной шуткой Саши. Она уже давно привыкла к нему и его чувству юмора. Посмеявшись, она делает паузу и чуть серьезнее говорит: «Спасибо, что не бросил меня». Она правда так думает.
– Да ладно, куда я без тебя… Кто потом еще справится с черной, серой, темно-серой бухгалтерией. Куда я такой кривой, без тебя, – Саша продолжает как бы шутить и приобнимает Лену.
Он ложится на траву, а она устраивается на нем.
– Знаешь, я так давно с тобой нигде не была…
– Ну завтра сходим, куда ты хочешь?
– За один раз все четыре года не проведешь счастливой…
Саша сдавливает губы, как виноватый ребенок. А Лена чувствует, что сказала, что-то не то.
– Прости, если уколола, я не буду больше напоминать.
– Да ладно, это ты прости, что я не стал хорошим мужем.
– Я думаю, просто ты не создан для семейной жизни.
– Не переживай, все еще станет хорошо… – жизнеутверждающе произнес он, а она уже всхлипывает. Его рубашка под ее лицом чуть намокает, она сдерживает себя, это чувствует он, а она убеждает себя: «Надо быть взрослой и сдержанной».
Саша прижимает ее к себе сильней.
– Ну что ты???
Действительно, что это она… И он добавляет: «Не переживай, я же тебя люблю, и все будет хорошо».
И тишина, они смотрят на город, сплетенный холодной паутиной электро-огней. Город выглядит, как гирлянда на новогодней елке. Перед ними через речку олимпийская арена 80-ых, а высотки по бокам где-то вдали выглядят маленькими игрушками. Жилые дома образуют змейки и маленькие желобки, по которым течет свет фар проезжающих между ними машин.
Теплый июльский ветер, звезды, луна…
Романтика, что тут скажешь.
Только как-то от этого всего очень становится грустно.
Саша тихонько приподнимается, а Лена с него привстает.
– Я сейчас добегу до машины.
Она остается на несколько минут одна и лежит на траве. Она не верит его словам «все станет хорошо», она знает – это все обман, она плачет, тихо-тихо, зажато и сдавлено.
Саша возвращается, она слышит, как он перебирается через ограду, она приподнимается, вытирает лицо ладонями, выдыхает и вдыхает полную грудь, пытаясь собраться.
Саша спускается и видит, как Лена сидит на журнале, а рядом с ней второй, пустующий. Сколько он уже пустует?
Саша садится, открывает бутылку, ставит ее на землю, вынимает пачку Винстона и достает оттуда тонкий косяк, то есть пулю.
Лена сидит и обнимает свои коленки, прижимая к себе ноги, смотрит вперед, а он медленно курит.
– А помнишь? Вон там, наша звезда, я так сказал, когда мы еще были детьми, – Саша, как и тогда, показывает на неопределенное место на звездном небе.
– Да, помню, – улыбнулась Лена. – Ты был пьяный и такой опасный… И мы в тот день первый раз занялись любовью. Мы так любили…
В голове у них «я и ты», «я и ты», но они молчат. Ночь тихая и спокойная, но разрывает, кипит электричеством, будто Вселенная ожидает ответов…
– Прости меня, я не знаю, что делать… – Саша затягивается, и из глубины своих легких выдыхает дым струей, смотря вниз на широкую, блестящую металлом реку.
– А знаешь, я всегда знала, что все так будет, но глупая маленькая девочка не могла поступить по-другому.
Они проснутся под одним одеялом, их разбудит рассвет. Все будет хорошо недолго совсем, и все постепенно вернется на круги своя. На те же круги. Слишком глубока колея, вытоптана она идущими за головой ногами, с годами.
Саша переедет из этой съемной квартиры в другую, чтобы сбежать от ощущений связанных с ней. Он не покупает квартиру не потому, что у него нет денег на малометражку на окраине… а потому, что так проще. Надоела квартира, место – вещей не много, можно в любой момент их покидать в машину, оставить в квартире все, что накопилось лишнее из вещей, чувств и жизни, уехать на другой конец города, почти, как в другую страну.
Там люди буду другие, не вспомнят они туже весну.