Читать книгу Крестоносец - Бен Кейн - Страница 3

Саутгемптон, ноябрь 1189 года

Глубокий сумрак окутывал единственную комнату лачуги, в которой мы с Рисом, напряженные до предела, ждали в засаде. Мы безмолвно застыли у петель хлипкой двери: так наша будущая жертва, войдя, заметит нас, когда будет уже слишком поздно. Крепко сжимая кинжал, я припал одним глазом к дырке в стене из обмазанных глиной жердей, вглядываясь в улочку, стараясь дышать тихо и размеренно. И пытался убедить себя, что поступаю правильно.

Миновало уже немало времени с тех пор, как ночь опустилась на трущобы, беднейшую часть города, и прохожих на улице было мало. Вскоре после нашего прихода на дворе у мясника забили свинью, и ее отчаянный визг заставил меня стиснуть зубы. Прошли две говорливые женщины-соседки – вот и все. На душе лежала тяжесть. Я не был уверен, что тот, кто мне нужен, жандарм[2] по имени Генри с лопатообразной бородой, вернется домой раньше жены. Не хотелось вовлекать ни в чем не повинную женщину в мое темное дело. Я постарался встряхнуться. Если она вернется, мы заткнем ей рот кляпом, завяжем глаза и продолжим дожидаться мужа. Я старался не думать о ребенке, про которого мне говорили.

Я сменил положение и пошевелил плечами, чтобы не дать мышцам онеметь. Потом обвел взглядом комнату. Тусклый оранжевый свет огня, тлевшего в главном очаге, выхватывал из темноты два стула, стол на козлах, деревянный сундук для одежды и застеленную покрывалом соломенную лежанку в углу. Привязанный к задней стене хижины пес молчал – он проглотил хлеб, захваченный мной именно для такого случая, и теперь не возражал против нашего нешумного общества.

Не знаю, как долго тянулось наше ожидание. Я мерз и не раз принимался ходить по комнате, ступая с кошачьей осторожностью, чтобы разогнать стынущую кровь. Рис не шевелился. Только движение наблюдавших за мной глаз говорило о том, что это не статуя. Вот ведь преданное сердце, думал я, радуясь, что он пошел вместе со мной на это непростое дело.

Наконец послышались приближающиеся к дому шаги. Я снова прильнул к своему глазку, в глубине души надеясь, что они пройдут мимо.

Шаги замерли перед дверью. Я толкнул Риса. Тот кивнул. Он стоял ближе к двери, готовый к прыжку.

Звякнул крючок, и я напрягся. Изнутри мне не удалось завести его в гнездо в косяке.

Пришедший выругался:

– Опять не заперла!

Дверь со скрипом распахнулась внутрь. Собака заскулила и запрыгала на цепи, махая хвостом.

На пороге были видны чьи-то очертания. У человека имелась борода, но какая именно, я не мог сказать из-за плохого освещения. Рис прыгнул на мужчину сзади: одной рукой он обхватил его правое плечо, а второй пытался поймать левую, метавшуюся в воздухе. Держа клинок наготове, я бросился вперед. Вырвавшись из хватки Риса, противник заехал мне кулаком в скулу. Перед глазами замелькали звездочки, я пошатнулся.

Благодарение Богу, наша жертва предпочла отбиваться, а не кричать. Пока я приходил в себя, они с Рисом повалились на пол, катаясь и обмениваясь ударами. Чья-то нога задела котел, подвешенный на цепочке над очагом. Крышка глухо стукнулась в стену, похлебка расплескалась по комнате. Залаяла собака.

Когда в голове прояснилось, я с силой пнул противника в живот. Разинув рот, как запутавшаяся в сетях рыба, он обмяк в объятиях Риса. Валлиец ловко просунул руки за спину врага у него под мышками и сцепил в замок за его шеей. Такой крепкий захват было почти невозможно разбить, но я тем не менее приставил острие кинжала к глазу бородача. Тяжело дыша, человек посмотрел на оружие, на меня, потом снова на клинок.

– Только крикни, и это будет последнее, что ты сделаешь в жизни, – прошипел я.

Борода лопатой поднялась и опустилась, когда он испуганно кивнул.

– Ты Генри, жандарм?

Снова кивок.

– Узнаешь меня? – спросил я, показывая лицо.

Генри замотал головой, но я разглядел в глазах проблеск. Он солгал.

– Несколько месяцев назад ты разговаривал с рыцарем по имени Роберт Фиц-Алдельм.

Королевская свита проезжала через Саутгемптон перед коронацией, и мой враг не терял времени даром. Даже будь у меня сомнения, неприкрытый страх во взгляде Генри развеял бы их. Вот тот, кто мне нужен, решил я, и продолжил:

– Фиц-Алдельм спрашивал про смерть своего брата, приключившуюся семь лет назад в таверне неподалеку.

Той ночью я убил одного из братьев Фиц-Алдельмов и заслужил пожизненную ненависть другого, Роберта. Я пришел в это место позаботиться о том, чтобы его свидетель, Генри, не поставил под удар мое положение при королевском дворе.

– Ну? – Я кольнул жандарма кинжалом.

– Я говорил с Фиц-Алдельмом. Да, сэр.

– Ты поклялся, что видел меня – меня! – близ той самой таверны.

– Ва… вас, сэр? – Он избегал встречаться со мной взглядом.

Я сжал его подбородок и заставил поднять голову.

– Так утверждает Фиц-Алдельм.

Взгляд его уперся в меня, потом скользнул в сторону.

– Я… я обознался, сэр. Это было давно. Память у меня не та, что прежде.

– Ты в жизни меня не видел и присягнешь в этом перед любым, кто спросит.

– Охотно, сэр, – пробормотал он. – Охотно.

– Это тебе за молчание. – Я извлек кошель, хранившийся у меня за поясом после выезда из Лондона, и помахал им перед носом Генри. – Тут жалованье жандарма за три года.

Впервые – подобие улыбки.

– Ни звука не сорвется с моих уст, сэр. Душой клянусь. Пусть меня заберет Сатана, если я вру.

Наступил миг, которого я боялся с той самой поры, как начал охоту на единственного человека, если не считать Фиц-Алдельма, – человека, знавшего или подозревавшего о моей тщательно оберегаемой тайне. Все еще не отваживаясь совершить задуманное, я посмотрел на Риса. Парень, мрачный от подозрений, послал мне взгляд, в котором читалось: «Не верю я ему». Я снова посмотрел на Генри, который заискивающе улыбнулся.

Я подумал про Фиц-Алдельма и его неутолимую ненависть. Он не смирится просто так, если Генри изменит показания.

– У тебя жена и ребенок, – сказал я, благодаря Бога за то, что их нет в доме.

Сильный страх исказил его лицо.

– Да, сэр. Дитенку всего три месяца от роду. Наш первенец, мальчик. Они пошли навестить ее мать.

– Это близко?

– На другом конце города, сэр.

– Когда они вернутся?

– Только утром, сэр.

Я с огромным облегчением выдохнул и спросил:

– Они дороги тебе?

– Да, сэр. – Голос его дрогнул. – Они для меня – все. Не причиняйте им вреда, умоляю!

Я содрогнулся от отвращения при мысли о том, что способен угрожать двум безвинным созданиям. И внезапно принял решение.

– Им не причинят зла, – сказал я. – Клянусь тебе Христом распятым.

Генри издал вздох облегчения, и мы с Рисом обменялись многозначительными взглядами. Затем мой кинжал рассек Генри горло слева направо.

Его глаза, расширившиеся от удивления и боли, встретились с моими. Говорить он не мог. Я тоже. На меня брызнула горячая кровь. Генри задергался и напрягся, но Рис крепко держал его. Жизнь утекла из жандарма, и он безвольно опустился на пол. Когда Рис отпустил его, послышался глухой стук.

Будто догадавшись о судьбе хозяина, пес заскулил.

Мы с Рисом смотрели друг на друга поверх трупа Генри.

– Я убил его.

У меня тряслись руки.

– Убили, – деловито согласился Рис.

– Мне… – Я посмотрел на перепачканные кровью пальцы, на покрытую пятнами тунику. Коснулся щеки, и рука стала липкой. Стыд и печаль бичевали меня. – Что я наделал?

– Сэр!

Никогда Рис не обращался ко мне таким тоном. Я смотрел на него, ошарашенный выражением безжалостной решимости на лице парня.

– Если бы Генри, – продолжил он, – отступился от своих слов, Фиц-Алдельм поджарил бы ему пятки, вы это знаете. И запел бы наш жандарм, как птичка в клетке. – Я грустно кивнул. – Кошель с серебром был приманкой. Для отвода глаз. – Я слушал, как ребенок, которому втолковывают простые вещи. – Убийство было единственным выходом.

«Не совсем так, – подумал я. – Я мог ничего не предпринимать. Попытка Фиц-Алдельма очернить мое имя могла провалиться. Рис сделал бы важное свидетельство в мою пользу. Он как-никак тоже знаком королю, а Генри – никто. Никто с женой и малолетним сыном, кричала моя совесть».

Рис возвратил меня к жестокой действительности, и я послушался его совета. Дело сделано, сказал он, и казнить себя смысла нет. Я не спорил, когда мы вытерли большую часть крови и завернули Генри в одеяло, снятое с соломенной лежанки. Потом наступило самое тягостное время – мы ждали у остывающего тела, когда можно будет уйти незамеченными.

Отупевший от пережитого ужаса, я во всем подчинялся Рису. Никогда прежде мне не доводилось закапывать человека в навозной куче, а потом, переодевшись в его запасную одежду, погребать собственное платье. Никогда прежде не кормил я собаку убитого мной человека. Я стоял в лачуге и смотрел, как пес пожирает кусочек сыра, лежавший на столе.

– Нам пора. – Рис, невозмутимый, как всегда, стоял рядом. – Рассвет близится.

Он протянул мне мой плащ. Хоть что-то приятное, подумал я. Мы оба заблаговременно сняли плащи и тщательно проверили, нет ли на верхней одежде пятен крови. Я накинул его на плечи.

Расправившись с угощением, пес просительно посмотрел на меня.

Я думал про жену Генри: оставшись без мужа, она скоро начнет голодать. Я положил на стол тихо звякнувший кошель. При осторожных тратах хватит на три года с лишним. Монеты не вернут ей мужа, сказал я себе, но это лучше, чем ничего.

Осознание этого нисколько не облегчило груза вины.