Читать книгу Ганнибал. Бог войны - Бен Кейн - Страница 9

К тому времени, когда корабль находился в плавании уже целый день, Аврелия начала сомневаться, что ее решение отправиться в Регий было разумным. Жизнь, ограниченная ролями жены и матери, давно раздражала молодую женщину, но легко сетовать на такую жизнь, находясь в безопасном Риме. Теперь же она оказалась во власти стихии, которой управляли боги, а с ними она испортила отношения. После Канн Аврелия блюла осторожность, не выражая своих чувств, и все же ее беспокоило, что божества смогут распознать недоверие к ним. Перед отъездом она сделала обильные подношения, отчасти в качестве покаяния в своем поведении, отчасти прося, чтобы муж остался жив, а на самом деле, чтобы оправился от своих ранений, и, наконец, моля о благополучной поездке. Нептун и боги ветров, похоже, не откликнулись на мольбы. Не прошло и часа после отплытия из Остии, как ясная, солнечная погода закончилась, а во второй половине дня на открытую палубу торгового судна обрушились шквалистый ветер и дождь. От постоянной качки Аврелию тошнило, но больше всего страдал бедный Публий – его постоянно рвало, пока не стала выходить одна желчь. Темпсану было чуть легче, а на Агесандра качка как будто не действовала совсем. Во всяком случае, его настроение улучшалось с каждой милей продвижения на юг.

Положение улучшилось, когда солнце закатилось. Порывистый ветер стих, и бриз с севера дул в спину, толкая их вперед, к цели. Они проделали большой путь, прежде чем капитан, лысеющий мужчина с брюшком, решил на ночь бросить якорь. Опасения Аврелии рассеялись на следующий день, когда они поплыли на юг по спокойному морю под голубым небом. Одно время, ко всеобщему восторгу, перед носом корабля выпрыгивала стайка дельфинов – несомненный признак благосклонности Нептуна. На рассвете третьего дня капитан объявил, что, если ветер не переменится и они не встретят враждебных кораблей, к закату их путешествие подойдет к концу. От упоминания о «враждебных» силах у Аврелии напряглись нервы, но шли часы, и на горизонте не показывалось никаких судов, кроме рыбацких лодок. Наконец дозорный крикнул, что видна Сицилия. Через два часа корабль причалит в Регии, с улыбкой сказал Темпсан. Женщина немного воспрянула духом, но ее мысли вернулись к Луцию, и ее снова охватило беспокойство. Жив ли еще муж? Она молилась, что Гадес не призвал его, что он справится. От мрачных мыслей ее отвлек Публий, который ускользнул от Элиры и прибежал к маме. Аврелия с радостью стала играть с ним в прятки, скрывшись от восторженного Публия за мачтой.

– Парус!

Поглощенная игрой женщина не обратила внимания на крик дозорного.

– Где? – спросил капитан.

– На юге, господин. В проливе.

– Это наши?

– Похоже на то, командир.

– Что за корабль, не можешь разглядеть? – спросил капитан.

Его тон привлек внимание Аврелии. Она взглянула на мачту, на которую, как обезьяна, взобрался дозорный; его руки уцепились за дерево, ноги обвивали канат.

– Не видно, командир. Слишком далеко.

– Нептунова задница! – тихо выругался капитан.

Отдав смеющегося Публия Элире, Аврелия подошла к капитану. Там уже стоял Темпсан.

– Вы встревожены, – сказала она.

Агесандр тоже сумел оказаться в пределах слышимости.

– Не буду врать – да. – Капитан сделал знак, отгоняя злых демонов. – В этих водах господствуют корабли Марцелла, так что, скорее всего, вдали наш корабль. Но нельзя быть уверенным. Сиракузцы время от времени отправляют свои судна… Это может быть даже трирема гугг, плывущая на север. Беда в том, что мы узнаем, лишь когда приблизимся или, возможно, даже войдем в пролив. Если тогда окажется, что впереди вражеский корабль, мы будем так близко, что он сможет нас потопить.

– И что же делать? – спросил Темпсан. Его обычная бодрость улетучилась.

– Пожалуй, подойдем чуть поближе. Посмотрим, нельзя ли что-нибудь понять по парусу. Или можно просто повернуть и грести на север. Если он не погонится за нами, будет хорошо. Мы можем на ночь бросить якорь у Липарских островов и потом отплыть до рассвета. И очень скоро будем в Регии.

Тон капитана не оставлял сомнений, что он выбрал бы последний вариант, но решение было не за ним. Командовал здесь Темпсан, поскольку он нанял судно. Сердце Аврелии забилось чаще, когда она посмотрела на компаньона своего мужа. Ей хотелось добраться до места назначения как можно скорее, но не любой ценой.

– Уклониться от опасности будет лучшим решением, – сказал Темпсан, взглянув на женщину. – Лишний день не имеет значения.

Аврелия согласно улыбнулась. «Скоро я приеду, муж мой, – подумала она. – Держись».

Капитан заметно обрадовался словам Темпсана и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Зарифить парус! Живее!

Дюжина моряков полезла на мачту, но едва коснулись снастей, как дозорный снова крикнул:

– Парус!

– Где? – закричал капитан.

– У нас за кормой. Неизвестно, откуда взялся. Наверное, скрывался за одним из островов.

Все глаза обратились к корме. Примерно в миле виднелся квадратный парус, больше, чем их собственный, и его было ясно видно. Капитан выругался, и Аврелии стало нехорошо. Ей не нужно было говорить, что новый корабль плывет по ветру. Если он к тому же помогает себе веслами, то скоро настигнет их.

– Оставить парус, как был! – заревел капитан и взглянул на Темпсана. – Этот корабль не дружественный, командир, судя по виду. Я не хочу ждать, чтобы убедиться в этом. У нас нет выбора.

– Мчаться на юг и молиться, что первый корабль не вражеский? – спросил Темпсан.

– Если вас это устроит, господин.

– Делайте, как считаете нужным. Получите тысячу драхм сверх договоренности, если сегодня окажемся в Регии.

Капитан сверкнул зубами.

– Постараюсь, господин. – Он спустился по мосткам к пятидесяти гребцам и приказал налечь на весла. – Гребите во всю силу, – услышала Аврелия. – Наш лучший шанс – оторваться от них, – сказал капитан помощнику. – Ты знаешь, какой будет ветер, когда мы войдем в пролив…

– Непредсказуемый, как недовольный финикийский ростовщик.

– Если он подует на юг, мы посмеемся. А если наоборот?

Капитан состроил гримасу, и страх госпожи возрос еще пуще. Единственным средством оставались молитвы, и она старалась не терять надежды на них.

Вскоре удача отвернулась от римлян. Корабль сзади догнал их настолько, что мог преградить путь на север, а парус, который они видели на юге, оказался принадлежавшим триреме. Больше, быстрее, втрое превосходящей их числом гребцов. Она неслась к ним по волнам. Нарисованные над тараном глаза устрашали, а палуба была усеяна солдатами и лучниками. Флаг на носу говорил, что корабль сиракузский. Это посеяло страх на корабле Аврелии. Гребцы замедлили движение, но никто пока не сказал ни слова.

– Они должны грести! – воскликнул Темпсан, его лоб блестел от пота.

– Какой смысл? – возразил капитан. – Все кончено.

Темпсан хотел возразить, но над водой раздался голос, велевший на плохой латыни:

– Поворачивайте, или мы вас протараним!

Бросив на Темпсана взгляд с выражением «что я говорил!», капитан велел сушить весла.

– Разве мы не можем оказать сопротивления? – спросил Темпсан.

– Каким образом? Мы моряки, мой господин, а не солдаты.

Трирема приблизилась на расстояние выстрела из лука и повернулась к ним бортом. На палубе столпились люди, готовясь перепрыгнуть на корабль, как только трирема достаточно сблизится с ним.

– Вам бы стоило попытаться.

– Нас перебьют, господин. Извините, но ваши драхмы больше ничего не стоят.

Аврелия изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Теперь она уже была рада, что рядом Агесандр.

– Что с нами будет? – спросила она капитана, довольная, что голос не дрожит.

– Если повезет, госпожа, они только захватят корабль и заставят нас послужить им в качестве команды. – Он поколебался, прежде чем с сожалением добавить: – Что касается пассажиров, тут я не могу сказать.

Аврелия посмотрела на лицо Темпсана, которое исказилось страхом.

– В лучшем случае нас обратят в рабство, – сглотнув, выговорил Агесандр. – Или убьют.

Женщина напрягла колени, чтобы ноги не подломились. «Какую глупость я сделала, – подумала она. – Нужно было последовать совету Темпсана и остаться в Риме».

– Я могу убить вас и Публия прямо сейчас, чтобы избавить от страданий, – прошептал Агесандр.

В ужасе посмотрев ему в лицо, Аврелия поняла, что предложение было совершенно искренним, а также заметила в его глазах тревогу.

– С вами может случиться страшное. Вы не представляете себе…

– Нет.

– А что, если Публия продадут кому-то еще? Вы подумали об этом?

– Такого не случится. Я упрошу их командира. Он поймет, что я благородная женщина.

– Ему все равно, – сказал Агесандр.

– Ты не убьешь нас, – прошептала она. – А что будет с тобой?

– Пусть берут в рабство. Это для меня не внове. А когда выдастся шанс, убегу. Если смогу тогда помочь вам, то помогу.

Аврелия судорожно глотнула и стала молиться горячее, чем когда-либо со времен Канн: «Спасите меня и мое дитя. Спасите нас всех».

Снова раздался приказ на плохой латыни:

– Уберите весла!

Капитан торопливо повторил команду, и гребцы правого борта убрали весла, в то время как трирема приближалась боком. Ее весла уже были убраны. Тумп, тумп, тумп. Дерево ударилось о дерево, и два борта сошлись. Сиракузцы не стали дожидаться, когда их корабль полностью остановится. Полдюжины, потом дюжина солдат с мечами наголо спрыгнули на палубу торгового корабля.

– Бросай оружие! – крикнул один на ломаной латыни, а потом повторил то же по-гречески.

Несколько матросов на палубе упали на колени, моля о пощаде. Гребцы даже не подняли глаз. Капитан поднял руки и сказал на сносном греческом:

– У нас нет оружия. Корабль ваш.

Агесандр встал перед Аврелией, которая подозвала к себе Элиру с Публием. К чести Темпсана, он встал рядом с Агесандром.

– Сохраняйте спокойствие, моя госпожа, – сказал он. – Я уберегу вас.

– Нет, Темпсан, – запротестовала она, но он шагнул вперед и сказал:

– Мы мирные люди.

Ответ старшего из солдат был незамедлителен и жесток. Он по рукоятку вонзил меч мужчине в живот. Темпсан издал вдох, тут же перешедший в крик. Солдат щитом столкнул его с клинка и швырнул к гребцам. Пока он кричал там в агонии, солдат холодным взором посмотрел на Агесандра, который стоял следующим, и Аврелия ощутила, как напрягся бывший раб. Несмотря на их непростые отношения, ему не было смысла так же отдавать свою жизнь. Это ничего не даст.

– Стой, – прошептала она и громко сказала по-гречески: – Я благородная римлянка. Причинив мне вред, вы рискуете.

– Никогда не трахал римскую матрону. Не думал найти такую на этом корыте, – усмехнулся солдат. – Братцы, мне улыбнулась удача!

Его товарищи захохотали, и женщина почувствовала слабость в животе. Агесандр придвинулся к ней, и на этот раз она решила его не останавливать.

– НЕ ДВИГАТЬСЯ! – раздался тот же голос, какой велел им свернуть. – Никого не убивать и не насиловать, пока я на них не посмотрю.

Солдат в разочаровании остановился, и Аврелия снова обрела способность дышать. Раздались шаги по палубе, и лицом к лицу перед нею встал сиракузский командир. Он даже не потрудился вынуть меч.

– Ты кто? – спросил он с высокомерной медлительностью.

– Мое имя Аврелия, я жена Луция Вибия Мелито, – проговорила она спокойно, насколько позволило колотящееся сердце. – Я из сословия всадников и требую соответствующего обращения.

– Ты не можешь ничего требовать. – Ровность тона делала слова еще более угрожающими. – Одно слово, и мои солдаты совершат над тобой и твоей рабыней все, что вы только можете и не можете представить. Твой ребенок – по выражению твоего лица я вижу, что он твой, – увидит это во всех подробностях. Поэтому предлагаю тебе заткнуться и не доставлять нам хлопот.

Аврелия не помнила, когда была так напугана, но прокляла бы себя, если бы дала ему увидеть это. И просто кивнула.

Командир прошел мимо и остановился посмотреть на Публия и Элиру.

– Связать всех, кроме ребенка, – велел он. – Перевести на наш корабль.

Когда их окружили солдаты, женщина вновь обрела голос.

– Куда вы нас отвезете?

– Разумеется, в Сиракузы.

Госпожа содрогнулась. Какой она была дурой! Она могла запросто избежать всего этого, и Публий был бы рядом… Но кто мог знать, что случится такое?

– Мама? – донесся до нее из темноты тонкий голосок Публия. – Мама?

– Я здесь, любовь моя.

Глаза Аврелии уже так привыкли к полумраку, что она без труда подошла к поеденному молью одеялу, служившему им постелью. Элира тоже была здесь, она спала.

– Все в порядке, я здесь, – прошептала мать и нагнулась, чтобы взять сына, ощущая запах маленького ребенка, его теплоту.

Публий напоминал в этой дыре о нормальной жизни. Шесть других женщин – тощие тени в лохмотьях – делили с ними крохотное пространство, куда их бросили по прибытии в Сиракузы. Несмотря на ее попытки узнать что-то, все говорили только, что их захватили на корабле на прошлой неделе и что кормили раз в день. Аврелия не имела представления, где Агесандр, капитан и команда с корабля. Бедный Темпсан лежал на дне морском, став кормом для рыб. А Луций? Одним богам известно, жив ли он… «Пусть Ганнон каким-то образом найдет меня», – молилась она. Эта мысль казалась безумной, но на что еще оставалось ей надеяться?

– Я хочу кусать, мама. Кусать.

– Я знаю, любовь моя, знаю.

У Аврелии самой бурчало в желудке. В темноте невозможно следить за временем, но наверняка подошло время поесть.

– Нам сейчас чего-нибудь принесут, вот увидишь.

– Я хочу койбасок.

– Может быть, нам принесут колбасок. Не знаю, любовь моя. Может быть, хлеба, но это тоже будет неплохо, правда?

– Хлеба! Хлеба! Я хочу хлеба.

– Скоро, любовь моя…

Поворошив ему волосы, женщина сделала восемь шагов к стене темницы и повернулась к крохотной решетке, выходившей в коридор. Там никого не было. Никто не появлялся с тех пор, как их посадили сюда. С Публием на руках Аврелия шагала взад-вперед, и ее преследовали стоны и вопли из других камер. Наконец, малыш уснул. Тревожась, что от голода он проснется, она не могла отпустить его, пока мышцы на руках не взмолились об отдыхе. Сын не пошевелился, когда Аврелия положила его на одеяло и накрыла. Стоя, она смотрела на мальчика. Вспоминались слова матери: «Порывистые решения не доведут тебя до добра, дитя мое».