Читать книгу Отец наших отцов - Бернар Вербер - Страница 14

Лукреция положила в рот большую жвачку с лакрицей и глубоко вдохнула холодный воздух. Самый лучший способ успокоить разгулявшиеся нервы. И только после этого постучала в тяжелую металлическую дверь водонапорной башни.

Ответа не последовало, но дверь была не заперта. Она вошла и увидела стоявшего посреди зала Исидора Катценберга. Он читал книгу, которая лежала на дубовом аналое. На этот раз журналист был прекрасно освещен, и Лукреция смогла рассмотреть его сверху.

Исидор поднял голову и тоже стал наблюдать за ней.

Целую минуту они молча смотрели друг на друга.

Исидор Катценберг был еще выше и толще, чем ей показалось в прошлый раз. Рост, наверное, метр девяносто пять. Вес – килограммов сто двадцать, как минимум. Его тело, похожее на огромный шар, было скрыто просторной одеждой светло-бежевого цвета. Ни ремня, ни часов, ни шнурков. «Отсутствие насилия даже в одежде», – подумала Лукреция.

Он был почти лысым. Уши большие, лоб высокий, губы мясистые. На тонком носу сидели маленькие золотые очки. Он был похож на огромного младенца.

Глаза его были в беспрестанном движении, они подмечали все мелочи.

«Одинокий и беспокойный слон»… На самом деле Катценберг напоминал ей Ганешу, индийского бога с головой слона.

– Вы думаете, что я похож на слона, – произнес он. – Как я догадался? Вы пристально смотрите на мои большие уши. Когда кто-то так смотрит на мои уши, он сравнивает меня со слоном.

– Я думала об индийском божестве Ганеше.

Живая гора отвернулась, порылась в куче книг и достала статуэтку божества.

– Ганеша – бог знания и веселья. В левой руке у него книга, а в правой – горшочек с вареньем. Вы знаете легенду о Ганеше? – спросил он.

Девушка покачала головой.

– Его отец Шива однажды вернулся домой раньше обычного, увидел ребенка и решил, что это любовник его жены, Парвати. Он тут же выхватил меч и обезглавил его. Парвати объяснила мужу, что он расправился с собственным сыном. Отец в отчаянии стал просить прощения и пообещал жене, что заменит отрубленную голову сына головой первого, кто войдет к ним в дом. Им оказался слон.

Лукреция указала на маленькое, похожее на грызуна существо, примостившееся у ног бронзовой фигурки.

– А это кто?

– Его конь. Ганеша – это слон, путешествующий верхом на мыши.

Катценберг пристально наблюдал за рыжей девушкой, быстро впитывая фотоны, отскакивавшие от ее кожи и одежды. Кто эта дерзкая девчонка, настырно врывающаяся в его берлогу?

Он еще раз оглядел ее. Маленькая. Метр шестьдесят, пятьдесят килограмм. Мускулистые руки.

Округлая грудь. Большие живые глаза изумрудного цвета. Маленькие ноги. Дыхание глубокое и размеренное. Спортсменка. Внимательный взгляд. Во рту жвачка. Красивая посадка головы. Наверное, занималась в детстве классическим танцем, поэтому и держится так грациозно.

«Ну и парочку мы бы составили, если бы начали работать вместе», – подумала Лукреция. Неизданный вариант Лорела и Харди[1].

Она вздохнула.

– Я пришла извиниться. В прошлый раз я была недостаточно вежлива.

– Я тоже был недостаточно вежлив, – ответил он. – Мы квиты.

– Я не знала, что вы сторонник ненасилия.

– А что это меняет?

– Сторонники ненасилия получают пощечину по правой щеке и подставляют левую.

– Ну, это уже устарело. Сейчас сторонники ненасилия опускают голову, избегая пощечины. Так нападающий даже не отягощает своей совести актом насилия.

– Я вас оскорбила. Я вас назвала дураком, глупцом, идиотом и пиз…ком.

Лунообразное лицо приняло такое выражение, будто Катценберг увидел лакомства:

– Вы знаете, откуда произошло слово «дурак»?[2]От латинского imbecille, что значит «не имеющий палки». Намек на то, что при ходьбе всегда приходится опираться на палку. Жить, не опираясь ни на одну догму, ни на один твердый принцип, не прислоняясь ни к чему, – для этого нужно иметь храбрость, правда? Надеюсь, что я – дурак, и хочу оставаться им как можно дольше.

Лукреция уважительно кивнула.

– Я не обижаюсь и на определение «глупец», – продолжил Катценберг. – Глупец произошел от латинского stupidus[3]. Пораженный изумлением. Глупец всему удивляется и всему радуется. Я надеюсь долго пробыть глупцом. «Идиот» по-гречески значит «особенный». Идиоматизм – это особенность языка. Я хочу быть особенным. Что же касается пиз…ка, то тут есть явная связь с женскими половыми органами. Назвать кого-нибудь пиз…ком – значит провести параллель между ним и чем-то самым прекрасным и плодородным на свете, не так ли? Я верю, что я – пиз…к, обладающий достоинствами дурака, глупца и идиота.

Лукреция продвигалась вперед среди книг.

– В редакции мне сказали, что вашу жизнь изменила одна книга. Какая?

Исидор Катценберг, видимо, прекрасно ориентировался в царившем вокруг беспорядке. Он сделал несколько уверенных шагов, взял том, лежавший в куче других, и показал Лукреции. На обложке были изображены люди, идущие навстречу встающему солнцу. Это больше напоминало приключенческий роман, чем учебник психологии.

– Ее можно найти в любом книжном магазине.

В ней нет ничего особенного. На самом деле ее можно расценить как произведение идиотское, глупое, дурацкое…

Он протянул Лукреции книгу.

– Вы хотите сказать, что она не похожа на другие и в то же время удивительная, чем-то напоминает женские романы и не подчиняется никаким догмам, – подытожила Лукреция.

Она принялась листать книгу, в то время как Исидор Катценберг объяснял ей, что в романе, по его мнению, есть две чрезвычайно интересные идеи.

Он начал с первой: идея Пути Наименьшего Насилия, ПНН.

– Что это такое?

– Человек страдает оттого, что находится в постоянной агрессии против себя самого, против себе подобных и против вселенной в целом. Чтобы разорвать порочный круг, надо предвидеть последствия каждого поступка и постараться уменьшить череду актов насилия, которые он может спровоцировать.

Словно иллюстрируя сказанное, Исидор Катценберг положил роман на огромную стопку книг. Та немедленно обрушилась, что не вызвало у толстяка никаких эмоций.

– Следующая очень важная идея: мир эволюционирует по законам чисел.

Девушка устроилась поудобнее на куче книг, из которых было сложено что-то вроде кресла.

– Слушайте внимательно. В этих значках, обозначающих цифры, которые мы видим тысячу раз в день и даже не задумываемся о них, заключается все знание мира. Их придумали индийцы. Изогнутая линия символизирует любовь, горизонтальная – привязанность, скрещение их – выбор. Единица – это уровень минералов.

Чтобы Лукреция лучше поняла его, Катценберг нарисовал цифру пальцем в воздухе.

– Единица возвышается неподвижно, словно монолит. Она ничего не чувствует, она просто присутствует. Нет ни изогнутых, ни горизонтальных линий, нет скрещиваний. То есть нет ни любви, ни привязанности, ни выбора. На уровне минералов все неосознанно присутствует здесь и сейчас.

– Двойка, – продолжил он, снова рисуя цифру в воздухе, – это уровень растений. Изогнутый стебель и горизонтальная черта корня. Двойка привязана к земле. Цветок не может передвигаться. В верхней части – кривая линия. Двойка любит небо. Цветок хочет быть красивым, в нем много красок и изящных прожилок, чтобы нравиться высшему измерению.

– Тройка – уровень животных. Двумя изогнутыми линиями, вверху и внизу, она любит и небо, и землю, – пояснил Катценберг, сложив указательные и большие пальцы, чтобы получилась тройка.

– Она похожа на два открытых рта, – заметила Лукреция.

– Рот целующий, взгромоздившийся на рот кусающий, – подтвердил Исидор Катценберг. – Тройка живет в раздвоенности. «Люблю – не люблю». Горизонтальных линий нет, нет и привязанности ни к земле, ни к небу. Животное постоянно находится в движении. Оно живет, не привязываясь, оно движимо лишь страхом и желанием. Тройка ведома инстинктами. Она вечная рабыня своих чувств.

Толстяк скрестил указательные пальцы.

– Четыре, стадия человека. Ее символизирует крест, скрещение дорог. Перекресток – это выбор.

Если мы сумеем сделать правильный выбор, перекресток поможет нам покинуть животную стадию и перейти к следующему этапу. От животной стадии тройки к стадии пятерки. Мы сможем не метаться больше между страхом и желаниями, сможем не испытывать лишь эмоции, вызванные инстинктами. Мы сможем выйти за пределы дилеммы «люблю – не люблю» и «я боюсь – я внушаю страх».

– И перейти к высшему этапу, к пяти?

– Пять – это стадия духа. Эволюционировавший человек. У пятерки есть вверху горизонтальная линия, следовательно, она привязана к небу. Изогнутая линия означает, что она любит то, что находится внизу, – землю. Пятерка – полная противоположность двойки. Растение приковано к земле. Духовный человек связан с небом. Растение любит небо, духовный человек любит землю. Вот что имел в виду Андре Мальро в своем знаменитом высказывании: «Третье тысячелетие будет духовным, или его не будет вовсе». Человек будет пятеркой, или его не будет вовсе.

Такова наша цель: освободиться от эмоций, подчинить контролю инстинктивные реакции и стать духовными.

Лукреция помолчала. Поразмыслив, она спросила:

– А шесть?

Лицо Исидора Катценберга стало таинственным.

– Об этом слишком рано говорить. Постигните первые пять цифр, и вы сделаете огромный рывок вперед. Если вся моя жизнь послужит лишь этому, я буду считать, что сумел быть полезным.

Лукреция по очереди нарисовала цифры в воздухе.

– Один, два, три, четыре, пять… Странно. Цифры постоянно у нас перед глазами, но мы и не думаем искать в них какую-то информацию, кроме той, что нужна для расчетов.

– Люди недостаточно внимательны к тому, что их окружает, – грустно сказал Исидор Катценберг. – Они живут в мире предрассудков и думают, что знают все обо всем.

Его огромная фигура заколыхалась.

– Я надеюсь, что этот маленький доклад о цифрах, указывающих нам дорогу в будущее, убедил вас, что самый важный вопрос не «Откуда мы пришли?», а «Куда мы идем?».

Лукреция встала, перешагнула через книги и обошла помещение, чтобы рассмотреть висящие на стенах доски с газетными вырезками, фотографиями, рисунками и даже списками покупок.

– Наоборот, – задумчиво произнесла она. – Вы еще больше убедили меня в обоснованности моих действий. Если хочешь понять будущее, сначала надо понять прошлое.

Исидор Катценберг снял какой-то листок с доски и вытащил из-под кучи книг сумку на колесиках.

– Куда вы идете? – спросила девушка.

– Ну наконец-то правильный вопрос. Можете ведь, когда хотите. Куда я иду? В магазин. Мне нужны овощи и свежие фрукты.

– Можно с вами?

Они продолжили разговор на улице. Исидор вез скрипевшую ржавыми колесиками тележку. За пустырем, заросшим крапивой, тянулись улицы небольшого городка. Наконец они вышли на площадь, где напротив маленькой церкви невнятной архитектуры стояли за прилавками румяные, крепкие фермеры.

Исидор Катценберг был не из тех, кто делает покупки второпях. Он вдыхал аромат дынь, взвешивал на ладони манго, обсуждал с продавцом свежесть товара, щупал помидоры и авокадо, нюхал лук. Тщательно выбирая земную пищу, он не прекращал рассуждать.

– Завороженность прошлым тормозит прогресс человечества. (Я беру два пучка редиски. Вот эти, красные.) Если бы он думал только о будущем, ему было бы гораздо легче двигаться вперед. Поверьте мне, очарованность прошлым – это настоящая катастрофа. (У вас все груши спелые?) Посмотрите на страны, считающие, что они находят свое истинное лицо, возвращаясь к системам прошлого. Монголия начинает требовать наследие Чингисхана. Афганистан хочет вновь ввести законы 800 года. Россия мечтает вернуть царя. (Сколько я вам должен?)

Не умолкая ни на минуту, Исидор Катценберг достал из бумажника мятую купюру, высыпал обратно мелочь и принялся набивать сумку овощами и фруктами.

– Прошлое должно стать tabula rasa. Как в психоанализе. Люди погружаются в прошлое, чтобы снова и снова его пережевывать. Вместо того чтобы оглядываться назад, лучше было бы смотреть вперед.

Тут он пошел быстрее и немного обогнал Лукрецию, которая рысцой следовала за ним.

Вдруг из-за угла вынырнул автомобиль, дверца распахнулась, и девушку втащили в машину. Не успела Лукреция опомниться, как в рот ей засунули кляп и завязали глаза.

Исидор Катценберг продолжал говорить, ничего не замечая:

– Никогда, никогда не оглядывайтесь назад. Из-за этого забываешь смотреть вперед. Вот, например, если я не буду смотреть вперед, я могу налететь на этот фона…

Дверца захлопнулась с сухим щелчком, шины взвизгнули, машина рванула с места. В окне пролетавшего мимо автомобиля Исидор Катценберг заметил Лукрецию, бившуюся в руках людей в обезьяньих масках.