Читать книгу Пророчество о пчелах - Бернар Вербер - Страница 18

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – вопит некто в доспехах рядом с ним, высоко воздевая меч.

Он видит через прорезь в своем забрале тысячи всадников, одетых так же, как он. На их туниках тоже кресты, они тоже размахивают мечами и мчатся галопом.

Так, все это мои, то есть наши.

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – кричат голоса вокруг него.

Неподалеку, на зубчатой стене, видны солдаты, одетые по-другому, в тюрбанах, поверх которых нахлобучены островерхие шлемы.

А это, должны быть, враги.

Всадники скачут к пролому в крепостной стене. Все происходящее залито слепящим солнцем.

Он поправляет щит на левом предплечье, не выпуская поводьев; правой рукой он крепко держит рукоять меча, правый рукав слегка задран.

Я – конный рыцарь, участник штурма какого-то города.

Вот в какое тело угодил Рене Толедано, вот чьими глазами он видит, вот чьими ушами слышит, вот чьей кожей осязает; но о том, чтобы слиться с его личностью, пока что нет речи. Скорее, он за ней наблюдает, слушает ее, открывает для себя этого незнакомца, которым некогда был.

– Ааааааа! – голосит кто-то совсем рядом.

Рене оглядывается и видит корчащегося в доспехах всадника, так невыносима его боль. Из его шлема вылетает пчела. Лошадь бедняги знай несется вперед. Рыцарь сдирает железный шлем и прижимает к глазу руку в перчатке.

Не иначе, пчела укусила его в голову!

Но сейчас Рене не до сочувствия, нужно смотреть вперед.

Передовые всадники сминают защищающих крепость пехотинцев, топчут их копытами своих лошадей. Обороняющиеся умело пробивают копьями железные латы лошадей. Всадники, свешиваясь с коней, орудуют мечами, как серпами, срубая головы пехотинцев, как колосья.

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – дружно орут воины, в рядах которых находится Рене.

Крестоносцы?

Первая сотня, доскакавшая до стены, мешает тысячам других, скопившихся теперь вокруг них.

Рыцарю, в которого вселилось сознание Рене, тоже не удается вступить в бой. Гарцуя на месте, он ждет, пока перед ним откроется путь и он врежется в массу неприятеля.

– Дайте проехать! Прочь! – кричит он.

Но другие увлечены атакой и не хотят посторониться.

– Мессиры, будьте же великодушны! – гневается он. – Пропустите тех, кто скакал за вами, дайте и им место в бою!

Но товарищи по оружию даже ухом не ведут.

Что до защитников крепости в островерхих шлемах, то те слишком заняты сдерживанием вражеского натиска, чтобы отвлекаться на его гнев.

До чего трудно терпеть тем, кого обогнали в атаке и теперь не подпускают к неприятельским порядкам!

Он успокаивает своего коня, у которого идет ноздрями пена от нетерпения и который месит копытами пыль, потому что тоже огорчен позорным промедлением.

Кроме звучащих вокруг призывов к божьей помощи, Рене слышит хрип солдат, лишающих друг друга жизни. Между ними завязываются свирепые дуэли.

Повсюду вокруг него злодействуют смерть и разрушение, царит хаос из зловония, пыли, сверкания клинков, потоков алой крови и душераздирающих воплей.

– ГОСПОДИ, ПОМОГИ! – голосит пехотинец у самого его стремени – и тут же получает стрелу прямиком в лоб.

Рене пронзает мысль:

Неужто такова Господня воля?

Рыцарь, в которого он вселился, по-прежнему лишен возможности нанести хотя бы один удар.

Порыв ветра сечет песком его забрало, через прорезь песок попадает внутрь шлема. У него щиплет глаза, он чихает. Чихать в шлеме неприятно. Сердце так колотится, что гудит не только грудная клетка, но и яремная вена, бурление крови докатывается до запястий.

Бездельничать так долго в разгар боя не годится. Рене высматривает местечко, где можно было бы отличиться, потеснить неприятеля. Он смещается вдоль стены и удаляется от пролома, рядом с которым все сгрудились, мешая друг другу.

У подножия стены он видит дверцу, из нее появляется горстка защитников крепости. Устав ждать, он пришпоривает коня и скачет к ним.

– Господи, помоги! – повторяет Рене, вращая для пущей бодрости мечом. Богатырский взмах! Вес оружия придает удару силы. Его тяжелая рука разит без промаха. Он метит своим жертвам под подбородок.

Им овладевает первобытное возбуждение, удовольствие убивать.

Слыша собственный голос «Господи, помоги!», он убеждает себя, что в этих словах содержится рациональное объяснение его смертоносного безумия.

Раз такова воля Божья, то убивать всех этих людей, совершенно ему незнакомых, – не только благое, но и необходимое занятие. Все равно что прополка огорода. Вот с какими мыслями орудует мечом рыцарь:

Это варвары.

Это безбожники. Они не приняли Крещения, их души попадут в ад.

Он воспален от убийств, которые только что совершил, а еще от привилегии оставаться в живых, невзирая на все то, что с ним происходит с начала сражения.

Скольких врагов он сумел зарубить? По меньшей мере десяток. Даже его конь, кажется, гордится каждым смертоносным взмахом меча своего седока. Иногда он встает на дыбы, разгоняя тех, кто пытается его окружить. Вражеские копья ломаются при этом, как щепки.

Даже конь понимает, что происходит, и желает седоку победы.

Внезапно ему наносят удар в спину – на счастье, обезвреженный кольчугой. Он хочет оглянуться, увидеть, кто на него напал.

Рене думает:

Кто бы поднял проблему ограниченной видимости в рыцарском шлеме? Приходится крутить головой, и все равно мало что видишь – щель-то узенькая! Это побуждает сосредоточиться на фронтальном бое, о панорамном обзоре здесь не заикнешься.

Конь бьет задними копытами и отшвыривает докучливого копейщика. Другой противник, тоже с копьем, смекнул, что к чему, и, согнувшись, чтобы остаться вне зоны видимости, вонзает саблю коню в живот. Кишки вываливаются на землю, животное валится на бок.

Клянусь Богом, моя лошадка убита!

Всадник еле успевает отбросить стремена, чтобы не оказаться раздавленным. При падении он больно ударяется плечом о камень и теряет шлем. Теперь его лицо открыто.

Дюжина людей в тюрбанах и шлемах торопится к нему с воинственными криками, означающими, видимо, то же самое, что «Господи, помоги!» у христиан.

Рене Толедано чувствует, что рыцарь, внутри которого оказалась его душа, теперь сражается от отчаяния, чтобы как можно дороже продать свою шкуру.

Он вращает мечом, чтобы удерживать неприятеля на расстоянии, но кольцо вокруг него неуклонно сжимается.

Болит плечо, трясется рука, едкий пот, уже не удерживаемый ресницами, жжет глаза, он все сильнее задыхается, сердце вот-вот разорвется.

Вижу, эта реинкарнация произошла не в самый подходящий момент, думает Рене.

Его руку, сжимающую меч, рубят вражеские сабли, меч клонится все ниже, он моргает от страха и от пота, заливающего глаза.

Внезапно его загораживает чей-то щит, в который втыкается стрела арбалета. Чудо, что она не угодила ему в правый глаз и не пробила ему насквозь голову!

– Садись! – ревет рядом с ним чей-то голос.

Рыцарь в шлеме – узнать его нельзя, потому что он сидит в седле спиной к солнцу – протягивает ему руку. Он вскакивает на круп лошади позади своего спасителя.

Держа левой рукой щит, правой он продолжает наносить удары мечом. Человек в седле отбросил свой щит с торчащей из него стрелой арбалета и одной рукой держит поводья, другой тоже орудует мечом.

Как ни странно, рыцарь, в которого вселился Рене, уже не чувствует боли в плече. Можно подумать, что инстинкт выживания заставил мозг выработать вещества, необходимые для продолжения боя, а удивительная мышечная оболочка перестала ощущать боль.

Лошадь с двумя всадниками похожа на трехголовое чудище с двумя длинными клинками, косящими любого, кто дерзнет приблизиться.

Два всадника с крестами на туниках убивают неприятельских пехотинцев одного за другим. У каждого из них они успевают найти уязвимое место между защитными щитками и рубануть туда мечом.

Белое солнце уже в зените. Жара стала невыносимой, рубаки утомились и хотят пить.

Удивительно, до чего нескончаемы сражения, думает Рене. В книгах и фильмах показывают только ключевые моменты. По ним невозможно представить, как это утомительно – сражаться долгими часами. Эта работа мясника требует сверхчеловеческих сил. К тому же я умираю от жажды. Я так истек потом в этих латах, что мне грозит полное обезвоживание.

Они медленно продвигаются по уже захваченному городу, но их лошадь ранена, она падает. Оба всадника превращаются в пехотинцев.

Рыцарь-спаситель поднимает забрало своего шлема, и Рене видит, наконец, лицо человека, которому его бывшее «я» обязано тем, что осталось в живых.

Это белокурый бородатый великан. У него длинные волосы и серые глаза. От жары и от перенапряжения глаза почти вылезли из орбит, на висках набухли жилы.

Я еще не видел себя в зеркале, наверное, я выгляжу не лучше.

Бородач тяжело дышит, от него валит пар.

– Благодарю, что спасли меня, прервав полет стрелы, – говорит рыцарь, в которого вселился Рене.

– Ненавижу арбалеты, – следует ответ. – Это оружие трусов, убивающих на расстоянии, вместо того чтобы сойтись с неприятелем лицом к лицу. Вперед, освободим храм Гроба Господня!

Храм Гроба Господня? – думает Рене. – Так этот город – Иерусалим? Тогда понятно, почему на нас кресты. Мы и вправду крестоносцы…

Вокруг них еще не стих бой, но он, глубоко вдыхая, улавливает в раскаленном воздухе нежданные ароматы. К запахам крови и дыма примешивается запах жасмина. Балконы беленых домов неподалеку, увенчанных круглыми крышами, увиты цветами.

Какая красота!

Он задыхается от нахлынувших чувств, но белокурый рыцарь уже увлекает его за собой. Вокруг кишат кошки, безразличные к людской суете. Некоторые, правда, лижут кровь лежащих на земле раненых и убитых.

Из-за угла выбегают трое вражеских пехотинцев.

Снова приходится драться.

Правое плечо рыцаря, в которого вселился Рене, еще побаливает, поэтому он перекладывает свой меч в левую руку. Эта рука не такая сильная, но так ему легче. Он дышит все глубже, с хрипом.

Вдвоем они избавляются от троих воинов и бегут дальше.

Вот ведь утомительное занятие – убивать! – говорит себе Рене.

Теперь перед ними не солдаты в тюрбанах и в островерхих шлемах, а простые горожане, издающие при виде их крики ужаса, как при появлении кровожадных волков.

Эти-то почему так нас пугаются?

Человек, в которого вселилась душа Рене, продвигается по городу, тяжело дыша. Его гонит вперед запах собственного пота. Под кольчугой он весь взмок.

Перед ними то и дело возникают враги, свои, простые жители. Все что-то отрывисто кричат друг другу, потому что ни у кого нет времени выговаривать слова целиком, тем более строить понятные фразы. Всюду царит хаос.

Белокурый спаситель, похоже, знает, куда идти, чтобы достигнуть храма Гроба Господня.

Они быстро шагают по узким улицам Иерусалима. Бой как будто стих, но крестоносцы все еще рубят безоружных людей, слышны крики женщин, горят лавки, крестоносцы тащат всевозможное добро, явно награбленное: ковры, керамику, медные подносы с чеканкой, одежду, обувь, ткани.

Рене не шокирован, но все же огорчен поведением этого войска, в рядах которого дерется.

Нет на это Божьей воли. Или это не Бог любви.

Над ними кружат черные птицы, подбадривая их своим карканьем. Сражение привлекает мух и воронье. Рене слышит гудение.

На любой беде кто-то да пирует.

На пересечении двух улочек оба рыцаря видят кучку крестоносцев, баррикадирующих снаружи дверь молельни. Изнутри в дверь отчаянно стучат. Крестоносцы поливают стены вонючей черной жижей. Рене узнает запах: это горючая смола.

– Эй, мессиры! Что вы делаете?

– Это евреи! Сейчас мы зажарим их прямо в их синагоге! Лучшего они не заслуживают! – отвечает воин, командующий остальными – рыжебородый, с завязанным глазом.

– Мы – рыцари, наш кодекс чести запрещает убивать безоружных! – грохочет белокурый бородач.

– Я – барон Урсулен де Гравлен. Куда вы лезете?

– Мы не можем пройти мимо, мессир Урсулен.

– У этих людей рыльце в пушку, это же евреи, на них кровь Христа, они должны поплатиться за то преступление.

– С тех пор прошло более тысячи лет.

– Не важно, они потомки тех, кто погубил нашего Господа.

Рыцарь, в которого вселился Рене, должен сказать свое слово.

– Кажется, вы запамятовали, мессир, что Христос сам был евреем…

– Откуда ты взял эти бредни?

– Из Библии. Он родился в Вифлееме, неподалеку отсюда. Его мать звали Мириам, отца Иосиф, они были евреи. Иисус был обрезанным, молился по-древнееврейски в синагоге. Окажись Он здесь сейчас, Он, вероятно, был бы среди этих людей, которых вы вознамерились сжечь. Вы бы стали Его убийцами.

– Будь я проклят! Ты называешь меня убийцей Христа? За это оскорбление ты заплатишь жизнью, жалкий клеветник! – вопит человек с завязанным глазом.

Он приближается, и в этот самый момент рыцарь, в которого вселился Рене, улавливает аромат розового благовония.

Урсулен де Гравлен душится, чтобы пахнуть розой?

Рыцарь-Рене не намерен шутить на эту тему, чтобы не злить противника еще больше, но тот слишком враждебно смотрит на него своим единственным глазом.

– Защищайся, висельник! – вопит Урсулен де Гравлен.

Следует сильный удар мечом, который рыцарь едва успевает отбить.

Два рыцаря рубятся с одноглазым и с его приспешниками так же яростно, как раньше рубились с людьми в тюрбанах и в островерхих шлемах. Рыцарь, в которого вселился Рене, успешно обороняется и выбивает из руки Урсулена меч.

Тот в потрясении ползает на четвереньках, тянется к своему оружию, но рыцарь уже наступил на меч. Приспешники одноглазого, видя, что тот повержен, решают прекратить бой.

Обезоруженный Урсулен де Гравлен отступает, но пышет гневом.

– Вы, крестоносцы, вступаетесь за евреев? Позор! Изменники! Вы поплатитесь за свое вероломство!

Но пока что он предпочитает ретироваться.

Двое рыцарей убирают бревно, перегораживавшее дверь, и выпускают евреев, сидевших взаперти в своем молитвенном доме.

Выходят человек сто, большинство, судя по одежде, – ремесленники и крестьяне. Один, похоже, кузнец, один, весь в древнееврейских письменах, – раввин. Из двери видны звезды Давида на перемычке высокого окна с цветными витражами и подсвечник с семью ветвями, стоящий на возвышении перед скамьями.

Рыцарь впервые видит синагогу и находит в ней большое сходство с церковью.

Молодая женщина, спасенная от расправы, подходит к нему и смотрит ему прямо в глаза. Ее длинные черные волосы сильно вьются. Изысканные одеяния и драгоценности указывают на ее принадлежность к аристократии города. Не сводя с него черных миндалевидных глаз, она произносит:

– Мерси.

Она говорит по-французски.

Она подошла к рыцарю так близко, что он чувствует исходящий от нее аромат флердоранжа. Привстав на цыпочки, она целует его в лоб и убегает.

После пережитой только что вспышки насилия он столбенеет от нежного прикосновения губ незнакомки.

Белокурый сероглазый крестоносец, видя, как он потрясен этим поцелуем, хлопает его по спине, а потом ведет к фонтану. Там они утоляют жажду и споласкиваются, прежде чем продолжить путь к храму Гроба Господня. Каждый глоток воды – райское наслаждение. Кстати, у Рене появляется, наконец, шанс увидеть свое отражение. У него треугольное лицо с подстриженной острой бородкой, голубые глаза, на щеке – старый шрам в форме буквы Y.

Спаситель протягивает ему руку.

– Меня зовут Гаспар, Гаспар Юмель. А как твое имя, благородный рыцарь?

– Сальвен, Сальвен де Бьенн.

Рене резко распахивает глаза.

Боже, это был я.

От изумления он возвращается в XXI век и едва не падает с унитаза, на который взгромоздился.

Он приходит в себя и испытывает смесь любопытства и сильного волнения.

Выходит, он и вправду присутствовал при взятии Иерусалима 15 июля 1099 года!

Он усиленно размышляет.

Раз так… если Сальвен был реальным лицом… и если действительно участвовал в этом решающем сражении, то, возможно, он и написал в ту эпоху «Пророчество о пчелах». Вот и объяснение упоминания Патриком Клотцем тайны, связанной с этой книгой.

Он делал вид, что пишет пародию, а на самом деле и вправду мог раскопать пророческий кодекс Средневековья!

А значит, древнее воплощение Рене располагало в некий момент бесценными сведениями о будущем, которыми пока что не обладает он, современный человек.

Возможно ли, чтобы этот Сальвен, живший в далеком прошлом, мог остановить мировую войну, которой суждено разразиться в далеком будущем?

Рене меряет гостиную все более нервными шагами.

Но я не нашел ничего такого в его мозгу. Выходит, он еще об этом не знает. Пока что он – всего лишь один из крестоносцев.

Рене глубоко вздыхает, чтобы прояснить свои мысли и понять происходящее. Картины невероятной битвы, пережитой ее участником, запечатлелись в его сознании, как эпизоды сна, соперничающего с самой что ни на есть вопиющей реальностью.

Он видит себя в разные критические моменты. Падение. Вонзившаяся в щит стрела арбалета. Двое верхом на коне. Стычка с одноглазым бароном.

Он – рыцарь, защитивший евреев от своих собратьев, христиан-крестоносцев.