Читать книгу Завтрашний день кошки - Бернар Вербер - Страница 8

7
Вид сверху

Оглавление

Тестикулы Феликса, плававшие в банке, его будто гипнотизировали.

Почему самцов всегда так очаровывают эти два маленьких бежевых шарика? Он смотрел на них так, будто перед ним были рыбки, с той лишь разницей, что эти штуковины не передвигались в воде, а лишь вращались вокруг собственной оси под влиянием тепла, исходившего от стоявшего рядом обогревателя.

После операции Феликс только и делал, что ел. И толстел. Взгляд его опустел, и у меня было ощущение, что его безразличие к окружающему миру достигло своего пика.

Но вот лично меня недавние события интриговали все больше и больше, поэтому я вновь заняла наблюдательный пост на перилах балкона и стала следить то за соседним домом, то за зданием напротив с развевавшимся триколором. Однако ничего особенного так и не увидела, разве что паутину в углу балюстрады, которая в очередной раз побудила меня наладить межвидовой диалог.

Я подошла к коричневому представителю отряда членистоногих – средних размеров, с восемью лапками и таким же количеством глаз. Тихонько склонилась над ним, сосредоточилась и ласково проурчала:

Здравствуйте, паук.

И поскольку он забился в угол, я выпустила когти и разодрала паутину, в которой билась мошка, даже не подумавшая меня за это поблагодарить.

По моему убеждению, что бы мы ни делали, одних это радует, других огорчает. Иначе быть не может. Жить и совершать поступки в обязательном порядке подразумевает вторгаться в чье-то существование и нарушать установленный кем-то порядок. Паук корчился от злости, танцуя на обрывках колышущейся на ветру паутины. Я чувствовала, что он куда меньше других был настроен вступать со мной в разговоры, но отступаться от своих намерений не собиралась. Я подошла еще ближе и уже хотела было потрогать его лапкой, но тут мое внимание отвлекло агрессивное мяуканье.

Голос был мне знаком.

Я сместилась чуть вправо, рискуя сверзиться вниз, и увидела вдали Пифагора, забившегося в высокие ветви каштана. Его загнали в угол: у подножия дерева яростно лаял пес.

Сиамец плевался и выгибал спину, но что мог предпринять тощий старый кот против псины в четыре раза больше его?

Меня накрыла исходившая от собрата волна паники.

Сомнений быть не могло – если его и мог кто-то спасти, то только я.

С собаками я познакомилась еще в питомнике, где прошло все мое детство. Слушая щенячий визг, я без конца спрашивала у мамы, почему эти животные так досаждают всем своим шумом. «Они боятся, что люди не возьмут их к себе жить», – объясняла она. Мне это показалось полной нелепостью. Бояться, что люди не возьмут тебя к себе! Неужели у псов совсем нет достоинства? Неужели они настолько неспособны оценить все прелести одиночества и свободы, что добровольно стремятся отдать себя в человеческие руки?

И тогда мама объяснила мне, что если мы – хозяева людей, то люди, в свою очередь, хозяева псов.

Но чьими тогда хозяевами являются собаки? Она ответила: «Блох, которые заводятся у них на спине, когда они забывают облизывать себя, пренебрегая правилами гигиены».

Потом, прогуливаясь у дома, я обнаружила, что собаки настолько примитивны, что оставляют свой помет прямо на улице, нередко посреди тротуара, даже не думая его закапывать! У них напрочь отсутствовали малейшие зачатки чистоплотности и стыдливости.

Но в данный момент нужно было срочно обратить в бегство эту псину, терроризировавшую моего соседа, и быстро придумать уловку, которая свела бы на нет все ее превосходство в силе.

Я спустилась на первый этаж, вышла через специально проделанное для меня окошко на улицу и рысью бросилась к месту событий. Для начала, чтобы отвлечь врага, громко мяукнула и выгнула спинку.

Пес повернулся и тут же принял воинственную позу. Неподвижный взгляд, сузившиеся зрачки, усы торчком, клыки оскалены, шерсть на загривке вздыблена, задние лапы поджаты и готовы к прыжку, хвост припал к земле, чтобы обеспечить выигрыш в аэродинамике.

Во взгляде собаки я увидела сомнение. Желая помочь ему определиться в выборе, я запрыгнула на крышу стоявшей рядом машины, дабы смотреть на него сверху. Потом бросила на него еще более вызывающий взгляд и мяукнула:

Подумаешь, напугал!

Я выпустила когти, замолотила в воздухе лапками и добавила:

Выходи драться, псина.

Наконец овчарка решила броситься за мной.

Хотя меня вполне можно назвать кошкой стройной, гибкой и быстрой, марафон по улицам я устраиваю редко, а мышцы моего преследователя, надо признать, по определению были более сильными и развитыми, чем мои. Я во весь опор понеслась по мостовой, но псина быстро меня догоняла.

Неужели людям так не хватает ума, что они оставляют таких зверюг без присмотра на улице, даже не позаботившись о том, чтобы посадить их на цепь?

Молниеносно проанализировав ситуацию, я пришла к выводу, что пора воспользоваться присущими мне особенностями. У меня прекрасно получается резко менять направление, ведь я, в отличие от собак, обладаю способностью выпускать когти, и поэтому сцепление на виражах у меня в любом случае лучше. С этой мыслью я свернула на заасфальтированную улицу и принялась выписывать зигзаги между колесами припаркованных у обочины машин.

Овчарка у меня за спиной без конца лаяла, тем самым выдавая свое местоположение, так что мне даже не было нужды оборачиваться.

Я проложила курс и теперь неуклонно ему следовала, время от времени выбегая на проезжую часть, по которой на огромной скорости мчались автомобили. Мой преследователь не знал, как догнать меня, чтобы не оказаться под колесами. Несколько раз машины проносились от меня всего в паре сантиметров. Наконец овчарку задел какой-то скутер. Она остановилась, зарычала и отказалась от дальнейшего преследования.

Я обернулась и издали ей мяукнула:

Эй, псина, ты не устала?

После этого неспешным шагом потрусила домой, думая о том, не любовались ли мной во время этой гонки еще какие-нибудь коты, и на всякий случай гордо подняв голову. Даже если мою победу и нельзя было назвать выдающейся, я надеялась, что кто-то обязательно раззвонит об этом инциденте всему миру.

Я совсем не думала, что эта короткая стычка коренным образом изменит характер отношений между кошками и собаками, но при этом была рада напомнить псине, что люди подчиняются нам совсем не случайно.

Когда я вернулась, Пифагора уже не было – он исчез, даже не подумав выразить мне признательность. Мне не оставалось ничего другого, кроме как разочарованно поплестись домой. Феликс, спросивший о том, где я была, ответа от меня так и не дождался.


И только с наступлением ночи, когда наши служанки уснули, я услышала, как в соседнем доме кто-то призывно мяукнул, немного подождала для порядка и наконец высунула на улицу самый кончик мордочки.

Пифагор сидел на краю перил соседнего балкона.

Я устроилась прямо напротив него, и мы смерили друг друга взглядами.

Благодаря огромным голубым глазам и горделивой посадке головы самец показался мне удивительно элегантным.

– Иди сюда, – мяукнул Пифагор.

Я не заставила просить себя дважды. Не желая еще раз промахнуться и совершить неудачный прыжок на его балкон, я спустилась на первый этаж, вышла на улицу, воспользовалась его собственным отверстием для кошек и вошла к нему в дом.

Пифагор встретил меня на пороге и, поскольку его служанка уснула, предложил устроиться у камина, в котором догорали красноватые угольки. В его глазах я видела их оранжевые отблески.

– Спасибо, что спасла меня. Сожалею, что в прошлый раз так нехорошо с тобой обошелся, но я разозлился на себя за то, что сразу вывалил на тебя такой ворох сведений. Это мой минус, я действительно иногда пытаюсь огорошить собеседника своими знаниями, чтобы произвести на него впечатление, особенно на самочек, даже если совсем их не знаю. Потом я разозлился на себя уже за то, что утратил бдительность.

– Ты мне многое рассказал, и я тебе за это очень благодарна.

– Нужно было отнестись к тебе с большим почтением.

– Ты же не один, у тебя есть пара. И я понимаю, почему ты с недоверием относишься к чужой самке, пусть даже и к соседке.

– Нет у меня никакой пары.

– Но я сама видела ее в твоей комнате.

– Кроме меня, других кошек в этом доме нет!

– А самочка наверху?

Желая окончательно прояснить этот вопрос, я побежала на второй этаж, где меня встретила все та же кошка с черно-белой шерсткой. Более того, рядом с ней стоял еще один кот, сиамец, очень похожий на Пифагора.

– Это называется «зеркало», – объяснил он. – Такая человеческая штуковина, отражающая то, что находится перед ним. Кошка в зеркале – это ты, а кот рядом с ней – я.

Подойдя поближе, я увидела себя впервые в жизни, потому что у меня дома никакого зеркала не было.

Я рассмотрела себя в мельчайших подробностях. Устроившись напротив, мое альтер эго в точности повторяло каждое движение.

– Так, значит, это… «я»?

Вдруг эта кошечка показалась мне уже не такой вульгарной. Да, в прошлый раз я, пожалуй, несколько поторопилась с выводами. Она даже показалась мне очаровательной, и я решила присмотреться повнимательнее.

Оказывается, я еще элегантнее, чем думала раньше.

Собственное отражение в зеркале меня будто околдовало. Подумать только, если бы я сюда не пришла, то до конца жизни не знала бы ни на что похожа, ни какой меня на самом деле видят окружающие.

Вот это открытие.

Пифагор, похоже, давным-давно привыкший видеть свое отражение, положил на зеркало лапку. То же самое сделала и я.

– Как существо, вынашивающее амбициозный план наладить общение с окружающими тебя особями, ты для начала должна познать себя.

– Откуда ты узнал, что это зеркало?

– Об этом мне рассказал «Третий Глаз».

– А откуда он у тебя взялся? Почему у меня такого нет?

– У меня есть один секрет. Пойдем, я тебе покажу!

Мы бок о бок затрусили по соседним улочкам. В этот поздний час на них все еще изредка встречались люди. Несмотря на то что они переехали совсем недавно, Пифагор, по-видимому прекрасно знавший квартал, повел меня по лабиринту переулков, освещенных подвешенными на столбах фонарями, до какого-то места, где сидело много людей. В центре стояло огромное здание, стены которого были даже выше деревьев. Наверху я увидела какие-то штуковины, внешне напоминавшие груши. Мы с Пифагором проскользнули под решеткой, забрались в люк и оказались в большом зале, украшенном изумительными витражами, живописными полотнами и скульптурами.

– Ты уже здесь бывала? – спросил он.

– Нет, – ответила я, пораженная увиденным.

Он повел меня к винтовой лестнице, на ступени которой мы вскоре ступили. Подъем длился долго, мы устали, но в конечном итоге вышли на площадку, расположенную высоко-высоко, с которой открывалась восхитительная панорама города.

Я робко посмотрела вниз и подумала, что падение отсюда будет роковым. Башня оказалась выше даже нескольких деревьев, поставленных друг на друга.

На такой высоте ветер трепал мою шерстку, колыхал волнами серую шубку собрата и даже приглаживал усы, которые отказывались топорщиться, вызывая пренеприятнейшие ощущения.

– Люблю смотреть сверху.

– Ты поэтому взобрался на дерево, когда тебя чуть не порвал пес?

– Я всегда стараюсь устроиться где-нибудь повыше. Ведь наши когти больше приспособлены забираться вверх, нежели спускаться вниз, что вынуждает нас прыгать… Но как это сделать, если снизу на тебя с лаем бросается немецкая овчарка?

Я с восторгом любовалась окрестным пейзажем. Меня со всех сторон окружали огоньки – неподвижные желтые и юркие белые или красные.

– Это их город, – сказал Пифагор, – город людей.

– Я редко отхожу далеко от дома, знаю лишь наш двор, улицу и крыши нескольких соседних домов.

– Люди возводят такие дома тысячами. Они выстраиваются друг за дружкой и тянутся до самого горизонта. Этот город называется «Париж».

– Париж, – повторила я.

– Этот холм – квартал Монмартр, а место, где мы сейчас стоим, один из их религиозных памятников: базилика Сакре-Кер.

– Ты это знаешь благодаря «Третьему Глазу»?

Мой вопрос остался без ответа. Я не сводила глаз с открывавшейся перед нами панорамы. Я понимала далеко не все из того, что говорил Пифагор, но при этом надеялась, что, слушая его, в конечном счете смогу обобщить полученные сведения и проникну глубже в смысл его фраз.

Ветер набросился на нас с двойной силой и чуть не швырнул вниз. Я припала ниже к земле:

– Я хочу, чтобы ты научил меня всему, что знаешь.

– У людей есть и другие такие города, разбросанные на огромной территории среди долин, полей и лесов. Все это образует страну, которую они называют Францией и которая располагается на некоем подобии гигантского шара – планете Земля.

– В первую очередь я хочу знать, зачем живу, почему я такая, а не другая, и что должна делать на этой твоей Земле.

– Я заговорил с тобой о географии, хотя тебя, по всей видимости, больше интересует история. – Пифагор глубоко вздохнул, лизнул правую лапку, поднес ее к уху и поднял голову. – Ну так слушай, это будет мой первый урок истории. Все началось 4,5 миллиарда лет назад с рождения Земли.

Я не посмела спрашивать, что представляет собой миллиард, но подумала, что это число превосходит все, что я знаю.

Глядя на усеянное блестками небо, мы увидели падавшую звезду, прорезавшую небосвод слева направо.

– Поначалу была только вода.

– Не хотела бы я жить в те времена. Ненавижу воду.

– Как бы там ни было, именно она положила всему начало. Сначала жизнь появилась в форме небольших водорослей, впоследствии превратившихся в рыб. Как-то раз одна из них выбралась из воды и стала ползать по суше.

Я не задавала вопросов, чтобы не прерывать плавного течения его мысли. Но что он имел в виду, говоря о рыбах? Живых существ, как Посейдон?

– Этим первым рыбам удалось выжить, они стали размножаться. Потом их потомки превратились в ящериц, которые со временем становились все больше и больше. Впоследствии их назвали динозаврами.

– И каких размеров они были, эти динозавры?

– Некоторые в высоту достигали этой самой башни, на которую мы с тобой забрались. У этих злобных, жестоких тварей были огромные когти и клыки. Все остальные живые существа жутко их боялись. А они становились все умнее и постепенно сформировали свое общество…

Пифагор на мгновение умолк, вздохнул и лизнул подушечки лапок.

– А потом с неба на землю упала огромная скала, изменив температуру и состав атмосферы. Динозавры вымерли. Выжили только небольшие ящерицы да млекопитающие.

– Что такое млекопитающие?

– Это первые теплокровные животные, покрытые шерстью и обладающие выменем, способным производить молоко. Мы тоже к ним относимся. Семь миллионов лет назад появились первые предки людей и кошек. А три миллиона лет назад предки людей разделились на больших и маленьких. Потом та же самая участь постигла и кошек.

– Ты хочешь сказать, что когда-то были большие кошки?

– Да, к тому же они есть и сейчас. Люди называют их львами. Хотя если говорить откровенно, то осталось их совсем немного.

– И они правда большие?

– Как минимум в десять раз больше тебя, Бастет.

Я попыталась нарисовать в воображении кошку таких феноменальных размеров.

– Но эволюция отдала предпочтение тем, кто поменьше и поумнее. Ветви маленьких людей и маленьких кошек развивались параллельно примерно до десятого тысячелетия до нашей эры. В те времена человечество открыло для себя сельское хозяйство: искусство сажать растения в землю и потом собирать урожай. Люди складировали выращенное зерно, но оно привлекало к себе полчища мышей, которые, в свою очередь, приводили за собой…

– Наших предков?

– Обнаружив, что кошки позволяют им сохранить продовольственные запасы, люди стали относиться к ним с большим уважением.

– Стало быть, они больше не могли без нас обходиться… И тогда решили нам подчиняться, да?

– В силу обстоятельств люди и кошки на том историческом отрезке прекрасно ладили друг с другом.

– Если я правильно поняла, получается, что мы сблизились с ними добровольно?

– Мы их выбрали, благодаря нам они стали жить лучше и, в конечном счете, решили взять нас к себе и кормить. На острове Кипр есть древняя могила, возраст которой насчитывает больше семи с половиной тысяч лет. В ней был найден скелет человека, рядом с которым покоились кости кошки.

– А что такое могила?

– Когда человек умирает, соплеменники не бросают его на съедение другим животным и уж тем более не едят сами. Вместо этого они хоронят его в земле.

– И их потом едят черви?

– Подобное обращение с ближним у них в традиции. А присутствие кошки в этой могиле означает…

– …что они придавали нам большое значение.

– Ну все, Бастет, на сегодня хватит. В следующий раз ты услышишь от меня продолжение совместной истории кошек и людей.

– Когда?

– Если хочешь, мы с тобой время от времени можем встречаться и я буду делиться с тобой своими знаниями о мире людей. Тогда ты, может быть, поймешь, что перед тем, как пытаться наладить с ними двухсторонний контакт, нужно как минимум усвоить их познания хотя бы в режиме приема. Ведь они поистине удивительны, особенно для (он про себя подумал «невежды») кошечки… у которой нет «Третьего Глаза».

Когда из-за туч медленно выплыла луна, он предложил мне хором помяукать во всю мощь наших легких. Мне это доставило удовольствие. В звучной вибрации, исторгавшейся из моей гортани и приводившей в трепет каждую косточку, я ощутила мощное, неведомое чувство, будто союз наших сердец вознес меня на вершины блаженства.

Ветер трепал мои усы и шерстку, колыхавшуюся мягкими волнами.

Я чувствовала себя просто восхитительно, потом мы еще долго мяукали – до тех пор, пока я не выбилась из сил и не умолкла. Потом восторженно заурчала и вернулась к созерцанию Парижа, медленно гасившего свои огни.

Мне конечно же очень хотелось, чтобы Пифагор объяснил тайну «Третьего Глаза», позволяющего ему получать столько бесценных сведений, но я знала, что попытки настаивать ровным счетом ни к чему не приведут. Все, о чем он мне поведал сегодня, я запомнила. Благодаря ему я стала кошкой, лучше понимающей то, что происходит вокруг, кошкой, знающей историю своих предков. До меня вдруг дошло, что, чем больше я узнаю́, тем легче мне дается новая информация. Уж что-что, а это мне понравилось.

Мы спустились с башни базилики и направились по улочкам холма Монмартр.

Спутник казался мне очень милым и грациозным.

– А война, которую ведут люди? Где она, по данным твоих источников? – спросила я, чтобы нарушить установившееся молчание.

– С каждым днем ситуация становится все хуже и хуже. То, что произошло в детском саду, не единичный случай. Далеко не единичный. С течением времени терроризм принимает все новые и новые формы. Для нас с тобой очень важно держать руку на пульсе и отслеживать развитие кризиса, в ходе которого наши человеческие соседи с упоением и восторгом уничтожают друг друга.

Я рассеянно лизнула плечо:

– Но ведь это люди убивают друг друга, нас их дела не касаются.

Пифагор покачал головой:

– Это заблуждение. Наши судьбы очень тесно переплетены друг с другом. Мы очень зависим от них, а опасность того, что люди, как когда-то динозавры, тоже исчезнут с лица Земли, сегодня очень велика.

– Но я полностью готова жить и без них.

– В этом случае мы будем вынуждены совершать поступки, которых не совершаем уже очень давно.

– Ничего страшного, будем меняться, развиваться и приспосабливаться к новым обстоятельствам.

Пифагор коснулся меня лапой, заставив остановиться, и внимательно посмотрел прямо в глаза:

– Все не так просто, Бастет. Война, разгорающаяся с каждым днем, несет угрозу и нам, кошкам.

Я заметила, что Пифагор неоднократно произнес мое имя. Может быть, сейчас я стала для него что-то значить. Уверена, что он наконец понял, что я тоже существо весьма необычное.

Я гордо шествовала рядом с ним, задрав хвост. Новые знания отнюдь меня не беспокоили и даже некоторым образом несли успокоение. Теперь я знаю куда больше о себе самой, о том, на кого похожа, где живу и что вокруг меня происходит.

Быть существом ученым, на мой взгляд, величайшая привилегия. Что же до невежд, то мне их попросту жаль.

Завтрашний день кошки

Подняться наверх