Читать книгу Любовь воительницы - Бертрис Смолл - Страница 4

Оденат, принц Пальмиры, сидел на коне, наблюдая за маневрами верблюжьих войск бедави. Все воины были великолепно обучены и безукоризненно выполняли команды своего командира. Чуть повернувшись в седле, принц проговорил:

– Что ж, кузен мой Забаай, если все твои воины обучены точно так же и если все твои командиры столь же умелы, то непременно настанет тот день, когда мы выгоним римлян из нашего города.

– Пусть боги исполнят твое желание, господин мой принц. Слишком долго висит на наших шеях это ярмо, и каждый год римляне забирают все больше тех наших богатств, что поступают к нам из Индии и Китая. Мы постоянно нищаем, пытаясь удовлетворить их ненасытные аппетиты.

Оденат утвердительно кивнул и тут же спросил:

– Ты представишь меня командиру твоих верблюжьих войск? Мне хотелось бы поблагодарить его за умелое руководство.

Забаай спрятал улыбку.

– Конечно, мой господин.

Он поднял руку, подавая сигнал, и верблюжья кавалерия, развернувшись, помчалась в сторону пустыни. Затем воины снова развернулись, с бешеной скоростью прискакали обратно – и стали как вкопанные перед Оденатом и Забааем.

– Принц желает выразить тебе свое уважение, командир, – сказал Забаай, обращаясь к одному из всадников.

Предводитель отряда тотчас соскользнул с верблюда и низко поклонился принцу.

– Ты хорошо командуешь своими людьми, – сказал Оденат. – Надеюсь, однажды мы с тобой сможем поехать на верблюдах бок о бок.

– Это будет огромная честь для меня, мой господин, хотя я не привыкла делить командование с другими.

С этими словами командир откинул свой бурнус, и правитель Пальмиры посмотрел в лицо прекраснейшей из женщин, а она засмеялась и сказала:

– Разве ты не узнал меня, кузен?

– Зенобия?… – пробормотал принц в изумлении.

«Нет, это не может быть Зенобия! – воскликнул он мысленно. – Ведь Зенобия всего лишь дитя!» Принц никак не мог поверить, что эта похожая на статуэтку богиня была тем самым длинноногим ребенком, которого он помнил. А впрочем… Ведь с их последней встречи прошло три с половиной года…

– Ты слишком пристально смотришь на меня, – сказала она.

– Что?… – в растерянности пробормотал Оденат, совершенно сбитый с толку.

– Ты слишком пристально смотришь на меня, мой господин. Что-нибудь не так?

– Ты изменилась, – пробормотал принц.

– Да, конечно. Мне почти пятнадцать.

– Пятнадцать? – переспросил Оденат с глупейшим видом.

Тут Забаай взглянул на дочь и сказал:

– Можешь идти, Зенобия. Мы ждем тебя к вечерней трапезе.

– Да, отец. – Девушка повернулась, взялась за уздечку и, легко запрыгнув обратно в седло, вскинула руку и повела свой отряд в сторону пустыни.

А двоюродные братья тем временем вошли в палатку Забаая бен-Селима, и принц Пальмиры тотчас спросил:

– Ты ведь предлагал мне свою дочь в жены несколько лет назад, не так ли?

– Да, предлагал, – кивнул Забаай.

– Но ты, кажется, сказал, что девочка должна стать моей женой через год-другой, верно?

– Да, это так мой господин.

– И, следовательно, сейчас, когда прошло три с лишним года… Она ведь уже достигла зрелости?

– Да, мой господин. – Забаай с трудом удерживался от смеха. Вожделение Одената было совершенно очевидным.

– Так почему она до сих пор не жена мне? – пробормотал принц, не скрывая своей растерянности.

– Мне ничего не предлагалось, мой господин. Поскольку ты официально не попросил у меня руки моей дочери, я был вынужден заключить, что у тебя к ней нет никакого серьезного интереса. Кроме того, всем известно, как ты предан своей фаворитке Делиции. Она уже подарила тебе двух сыновей, верно?

– Делиция всего лишь наложница, – возразил Оденат. – И ее сыновья мне не наследники. Только сыновья моей жены будут достойны этой привилегии.

– У тебя нет жены, – напомнил Забаай бен-Селим.

– Не играй со мной, кузен! – воскликнул Оденат. – Ты прекрасно знаешь, что я хочу в жены Зенобию. Знал, что я захочу, стоит мне ее увидеть. Почему ты просто не представил мне ее? Зачем все эти глупые игры с верблюжьим корпусом?

– Это совсем не игры, мой господин. Зенобия вот уже два года командует собственным корпусом. Если я позволю тебе жениться на ней, то лишь при условии, что ты поймешь: она вольна сама распоряжаться собой. Она не украшение, которое можно запереть в гареме как красивую драгоценность в шкатулке. Моя дочь ведет свое происхождение от правителей Египта и свободна как ветер. Ты не сможешь запереть ветер, Оденат.

– Я соглашусь на любые твои требования, Забаай, но я хочу Зенобию! – опрометчиво пообещал принц.

– Во-первых, я хочу, чтобы вы с ней получше узнали друг друга. Может, у Зенобии уже тело женщины, но если речь заходит об отношениях с мужчиной… в подобных случаях она еще ребенок.

– Она все еще девственница?

Забаай криво усмехнулся.

– Не то чтобы молодые люди моего племени не пытались… тем не менее моя дочь еще девственница. Видишь ли, очень трудно заняться любовью с девушкой, которая почти во всем тебя превосходит. Зенобия, как ты наверняка заметил, очень высокая для девушки. Такой рост она унаследовала от своих греческих и египетских предков, а не от бедави. Она ведь не меньше тебя ростом, Оденат. Во всяком случае, она не смотрит на тебя снизу вверх, как твоя Делиция. Зенобия будет смотреть тебе прямо в глаза.

– Почему ты не предложил мне ее еще раз, Забаай? Только правду, кузен мой.

Забаай бен-Селим тихо вздохнул.

– Потому что я не хочу никому ее отдавать, Оденат. Она моя единственная дочь, дитя Ирис… Пойми, когда она покинет меня, я буду очень тосковать. Но если ты женишься на ней, то обретешь интересную спутницу жизни. Она не будет жеманничать перед тобой, как многие женщины из гаремов. Она станет тебе не только любовницей, но и другом. Готов ли ты, мужчина, принять женщину на таких условиях?

– Да! – тотчас последовал решительный ответ.

– Да будет так! – произнес вождь бедави. – Если после того, как вы лучше узнаете друг друга, Зенобия не будет иметь возражений, можешь взять ее в жены.

– А можно мне сообщить ей об этом? – спросил Оденат.

– Нет, кузен. Я сам ей сообщу. Причем сделаю это немедленно – чтобы между вами не оставалось ни смущения, ни сдержанности.

Затем мужчины расстались – принц вернулся в свою палатку, а вождь бедави направился к шатру дочери. Она обтиралась губкой, смоченной в небольшом тазике с душистой водой, и, как обычно, ворчала по поводу нехватки в пустыне драгоценной жидкости. И все же Зенобия старалась не расходовать воду понапрасну и использовала ее по несколько раз – между омовениями хранила в бурдюке из козьей кожи.

– Хвала Юпитеру, что мы вот-вот вернемся в Пальмиру! – приветствовала она Забаая. – Ты даже не представляешь, отец, как я мечтаю о настоящей купальне!

Забаай бен-Селим хмыкнул и, сев на ковер и скрестив ноги, сказал:

– Оденат хочет на тебе жениться.

– Разве не этого ты хотел для меня все эти годы? – Девушка взяла небольшое полотенце и смахнула несколько капель воды, попавших на стол.

– Рано или поздно тебе все равно придется выйти замуж, Зенобия. Но я хочу, чтобы ты была счастлива. Оденат богатый, воспитанный и умный молодой человек. И все же… Если ты предпочитаешь кого-то другого – все исполнится по твоему желанию, дитя мое.

– В принце меня беспокоит только одно… – в задумчивости проговорила Зенобия. – Очень жаль, что он так легко уступает римлянам – вообще без борьбы. Знаешь, я этого не понимаю…

Забаай едва заметно улыбнулся.

– Все очень просто, Зенобия. Пальмиру, как тебе известно, основал Соломон Великий, царь Израиля. И она всегда была торговым государством. Нас никогда не интересовало расширение границ, и мы не захватывали земли соседей. Наш единственный интерес в том, чтобы зарабатывать деньги. Поскольку же все нуждались в нас и в наших талантах – да мы еще и расположены в сирийской пустыне, – нас никто не трогал. Но Рим – завоеватель, и, как всякий захватчик, боится своих соседей. Пальмира стала для Рима аванпостом против Персии, Китая и Индии. Однако мы – люди торговые, а не солдаты, и поэтому у нас никто никогда не готовился к обороне. В конце концов, нам это и не требовалось. И если Оденат сейчас попытается свергнуть власть Рима, то римляне уничтожат город. Он делает самое умное, что только может, – радушно принимает их, спасая таким образом всех нас. Так что не суди его слишком строго. Когда же придет время, он выгонит их с нашей земли, и тогда мы снова станем сами себе хозяева.

– Если я выйду за принца, будут ли мои дети его наследниками? Сплетни утверждают, что он очень привязан к одной из своих наложниц и ее детям. Я не потерплю, чтобы чьи-то дети заняли место моих.

– Твои дети будут его законными наследниками, дочь моя.

– Тогда я выйду за него, отец, – ответил Зенобия.

– Погоди, дитя мое, – предостерег ее Забаай. – Прежде чем согласиться на этот брак, узнай Одената поближе. А потом… Если ты и тогда захочешь выйти за него, то так тому и быть.

– Но ты же сказал, что рано или поздно мне все равно придется выходить замуж, отец. Принц сделал мне предложение, и я его принимаю. Если я должна выйти замуж, то пусть это будет мужчина, живущий в Пальмире. И тогда мне хотя бы больше не придется ездить в твою пустыню.

Глаза Зенобии лукаво сверкнули, и Забаай невольно рассмеялся. Как же он любит эту малышку!

– Принц очень красив, – продолжила девушка. – Он всегда был добр ко мне, и я ни разу не слышала, чтобы люди называли его несправедливым правителем. Кажется, что в нем вообще нет злости.

Зенобия прекрасно понимала: каким бы справедливым ни хотел быть ее отец, отказать принцу не сможет, – но все же была благодарна отцу за то, что хотя бы делал вид, будто оставлял выбор за ней.

– Но ты ничего не сказала о любви, дитя мое. Чтобы брак получился успешным, между мужчиной и женщиной должна быть любовь. В тот миг, когда я много лет назад увидел в Александрии твою мать, сразу понял, что полюбил ее, а она поняла, что полюбила меня. Любовь поддерживает мужчину и женщину в тяжелые для обоих времена.

– Ваша с мамой история очень необычна, отец. Тамар говорит, что любовь – это чувство, которое, как правило, вырастает между мужчиной и женщиной постепенно. Я верю, что со временем смогу полюбить Одената, а он уже любит меня, я вижу. Ты заметил, как он вел себя сегодня? Мне не хотелось смеяться над ним, но он так глупо выглядел с раскрытым ртом!

Зенобия хихикнула, а Забаай подумал, что сейчас не вполне подходящее время объяснять дочери разницу между похотью и любовью. Пусть девочка верит, что Оденат уже влюблен в нее. И пусть принц получит это небольшое преимущество.

– Прихорошись, дитя мое, – посоветовал он и поцеловал дочь в щеку. – Ты сегодня вечером можешь поужинать с нами, а не с женщинами.

Оставшись одна, Зенобия повернулась к круглому зеркалу из отполированного серебра и в задумчивости посмотрела на свое отражение. Все говорили, что она красавица. Что ж, по сравнению с другими девушками племени, возможно, и так, но сможет ли она соперничать с женщинами Пальмиры? Сочтет ли Оденат ее самой красивой? Кроме того… Она знала о его наложнице Делиции, и было очевидно, что ей придется смириться с этой женщиной. Рабыня из северной Греции, Делиция, по слухам, была необычайно красивой – светлокожей, с лазурными глазами и белокурыми волосами.

Зенобия окинула себя критическим взглядом: бледно-золотистая кожа, щеки на овальном лице чуть тронуты абрикосовым оттенком, длинные густые темные волосы, шелковые на ощупь… «Должно быть, они очень нравятся принцу», – подумала она, вспомнив, что он прежде часто гладил ее по волосам.

Зенобия пристально всматривалась в свое отражение. Конечно, для женщины рост у нее чересчур высокий, но зато тело безупречно – с нужными округлостями, но не толстое. Зенобия изящными руками приподняла груди и внимательно посмотрела на них. Округлые, крепкие и пышные… Она знала, что мужчины очень ценили именно такие женские груди, так что в этом смысле все было в порядке. Талия тонкая, а бедра округлые – тоже очень неплохо. А лицо… Зенобия внимательно всмотрелась в него.

Скулы высокие, нос прямой, классический… Губы чуть полноватые, а подбородок маленький. Но главное – глаза, решила Зенобия. Да, глаза – вот что самое лучшее в ней. Миндалевидной формы, с тонкими, изогнутыми дугой черными бровями, обрамленные густыми черными ресницами, они были насыщенного серого цвета с крохотными золотыми крапинками, похожими на листья в зимнем пруду. В такие глаза захочется заглянуть любому мужчине, не устоит никто. И эти чудесные глаза отражали ее душу, выдавали все ее секреты тому, у кого хватало мудрости заглянуть в них поглубже, но этого Зенобия по молодости своей еще не понимала.

– Если он не сочтет тебя самой красивой женщиной на свете, значит, он слеп на оба глаза, сестричка, – послышался у нее за спиной веселый голос старшего брата.

Зенобия отвела взгляд от зеркала и обернулась.

– Я тревожусь из-за его любимой наложницы, Акбар. Мужчины пустыни падки на светлых женщин.

– Он на ней не женился, – возразил брат.

– Да, верно, потому что она рабыня. Наши мужчины не женятся на рабынях. Могут их любить, но в жены не берут. Но что, если он любит ее, а на мне решил жениться просто ради наследников? Меня ведь всю жизнь окружала любовь… Я не смогу без нее жить! Ах, что, если он меня не любит?

– Ты не обязана выходить за него, сестричка. Отец сказал, что не станет тебя принуждать.

– Но мне почти пятнадцать, дорогой мой брат. Большинство девушек моего возраста замужем уже два года, и у них есть дети. А вдруг я никогда не найду ту любовь, что существует между мужчиной и женщиной? Но если я не выйду за принца Одената, то за кого я выйду? Кто захочет в жены образованную женщину? Я часто думаю, не оказали ли мне родители дурную услугу, дав образование. Может, я была бы более счастлива, не умея ничего, кроме того, что положено уметь женщине. – Зенобия вздохнула и упала на ложе.

Акбар с изумлением посмотрел на сестру, затем расхохотался.

– Клянусь Юпитером, ты боишься! Вот уж не думал, что наступит день, когда Зенобия бат-Забаай испугается, но он настал! Ты боишься, что не понравишься Оденату! Боишься голубоглазой светловолосой шлюхи! Зенобия, сестра моя, несчастный принц Пальмиры уже наполовину влюблен в тебя. Если ты будешь добра к нему, он станет твоим преданным рабом на всю жизнь. Ему только и нужно, что немного поощрения. А что до наложницы, Делиции… Да, конечно, он к ней привязан: она весьма привлекательна, – но не можешь же ты ее бояться?

– Говорят, она такая… такая женственная, а я лучше управляюсь с оружием, чем с флаконом духов.

– Ты единственная в своем роде, сестрица.

– Скажи, Акбар, а тебе понравилась бы такая, как я? – неожиданно спросила Зенобия.

Озабоченность, отразившаяся на ее юном личике при этом, была такой напряженной, что у ее брата даже сердце заныло.

– Слишком легкая победа может быть приятной, но очень скучной, сестра моя. Будь с Оденатом самой собой, и тогда он полюбит тебя. – Акбар подошел к младшей сестренке, наклонился и поцеловал. – Хватит мучиться печальными мыслями, глупое дитя. Лучше прихорошись перед встречей с принцем. Я скоро вернусь и провожу тебя в отцовскую палатку на ужин.

С этими словами брат ушел, и почти тотчас же в шатер вошла Баб. «Дорогая моя Баб… – подумала Зенобия. – Как она обрадуется, узнав, что снова будет жить в цивилизованном городе!» Баб была служанкой ее матери и вместе с Ирис приехала из Александрии. Когда Ирис погибла, она просто перешла к Зенобии и продолжила выполнять свои обязанности. Но Баб уже старела, и кочевать по пустыне ей становилось все тяжелее. Девушка с ласковой улыбкой смотрела, как старушка ходила по шатру, выбирая для своей хозяйки одежду на вечер.

– Ах как твоя дорогая матушка обрадовалась бы этому браку! – проговорила Баб. – Твой сын будет следующим правителем Пальмиры после Одената.

– Да, если я выйду за него, – с улыбкой ответила Зенобия. – И тогда ты в свои преклонные годы сможешь жить в городе, а не в пустыне.

– В преклонные годы? – нахмурившись, переспросила Баб. – Это у меня-то преклонные годы? Я служила твоей матери, служу тебе и надеюсь послужить еще и твоей дочери! Преклонные годы! Ха! – Баб наклонилась над кедровым сундуком и вытащила из него белую хлопковую сорочку и белоснежную тунику. – Наденешь вот это.

Зенобия кивнула и сбросила с себя короткий черный хитон. Служанка взяла морскую губку, окунула в душистое масло и провела по обнаженному телу хозяйки. Девушка радостно улыбнулась – она обожала гиацинтовый аромат. И, конечно же, она прекрасно помнила, что мать подарила ей маленький флакончик таких духов в ее десятый день рождения.

Баб надела на нее сорочку и тунику из тончайшего полотна, которую подпоясала ремешком из кожи, украшенным серебряными вставками. Затем она надела на изящные ножки Зенобии расшитые серебром сандалии. Окинув девушку внимательным взглядом, Баб усадила ее и долго расчесывала длинные черные волосы, затем заплела их, свернула петлей и закрепила заколкой, украшенной жемчугом и бриллиантами. Потом подала своей юной хозяйке небольшую шкатулку с драгоценностями. Зенобия некоторое время смотрела в нее, разглядывая украшения, наконец извлекла три резных сереряных браслета: из слоновой кости, опоясанный серебром, из отполированной синей ляпис-лазури, – когда-то принадлежавших ее матери. Их она надела на одну руку, в уши вставила серьги из серебра и ляпис-лазури, а на пальцы надела два кольца: одно с большой круглой кремовой жемчужиной, а другое – в виде скарабея из ляпис-лазури – кольцо это тоже когда-то принадлежало матери.

Баб кивнула, одобряя выбор Зенобии, и, взяв небольшую кисточку, окунула ее в краску для век. Очень аккуратно она подвела девушке глаза, чтобы оттенить их, а губы и щеки Зенобии в краске не нуждались. Потом девушка взяла флакончик слоновой кости, откупорила и нанесла на себя духи с экзотическим ароматом гиацинта. Встав, она посмотрела на себя в зеркало и заключила:

– Ну, полагаю, красивее уже некуда, верно, Баб?

Служанка радостно улыбнулась.

– Не беспокойся: он будет в полном восторге, детка!

Зенобия тоже улыбнулась, но в ее улыбке не было особой уверенности.

Забаай бен-Селим любил комфорт. Его палатку установили на невысоком помосте, который для удобства транспортировки разбирался на несколько частей. Пол внутри устилали толстые шерстяные ковры красных, голубых, золотых и кремовых оттенков. Шесты палатки были позолочены, а с потолка свисали прекраснейшие бронзовые и серебряные лампы, в которых горело душистое масло. Довольно просторная, эта палатка разделялась на две половины – небольшое спальное пространство было отгорожено шелковыми занавесями из Персии. Мебель же была простая – низкие столики из дерева и бронзы, кедровые сундуки, а также множество разноцветных подушек для сидения.

Помимо принца и отца там находились еще несколько мужчин. Кроме Акбара Зенобия увидела и других своих братьев – Гуссейна, Хамида и Селима, сыновей Тамар. И все они многозначительно заулыбались, заметив сестру. Щеки Зенобии тотчас же порозовели от смущения, что вызвало у них самодовольныее улыбки. И почему-то эти их улыбки вызвали в сердце и мыслях сестры мятежный порыв. «Как смеют они считать, что все уже решено?» – мысленно воскликнула Зенобия.

– Иди сюда, дочь моя, и садись между нами, – с улыбкой проговорил Забаай.

Он заметил, как запылали глаза дочери, и понял, что она рассержена.

Зенобия молча села и опустила глаза. Она злилась на себя из-за того, что вдруг оробела. Безмолвные рабы начали разносить блюда – зажаренного молодого козленка, а также рис с изюмом. Зенобия пришла в восторг, обнаружив в центре стола целую композицию из фруктов – такого она не видела с тех пор, как полгода назад племя покинуло Пальмиру. Виноград – пурпурный и зеленый, – фиги и финики, персики и абрикосы!.. Она радостно улыбнулась и потянулась к абрикосу.

– За эту щедрость ты должна поблагодарить Одената, Зенобия, – пояснил отец.

– Ты привез фрукты из Пальмиры? – Она подняла на принца свои дивные глаза, и на мгновение ему показалось, что он тонет в их глубинах.

Наконец принцу удалось обрести дар речи, и он с улыбкой ответил:

– Я вспомнил, как ты не любишь кочевать по пустыне, и подумал, что ты наверняка успела стосковаться по свежим фруктам.

– Ты привез их для меня? – Смущенно спросила Зенобия.

– Вот видишь, Оденат, как легко ей угодить, – поддразнил принца Акбар. – Другая женщина потребовала бы изумрудов и рубинов, но моей маленькой сестричке довольно и абрикосов. Непритязательность – восхитительное качество для жены.

– Благодарю тебя за фрукты, мой господин, – пробормотала Зенобия и снова погрузилась в молчание.

Забаай же обеспокоился: «Совсем не похоже на Зенобию – вести себя так робко и молчаливо. Уж не заболела ли?» Но вдруг сообразил, что и принц был не очень-то разговорчив. Они с Зенобией вели себя как два молодых зверька, впервые оказавшихся в одной клетке. Ходили, настороженные, кругами и принюхивались – не пахнет ли опасностью? Вождь бедави мысленно усмехнулся, вспомнив, как вел себя в молодые годы с каждой новой девушкой – с каждой, кроме Ирис. С Ирис все было по-другому. Его немного тревожило, что Зенобия вроде бы неохотно разговаривала с принцем Оденатом, но с другой стороны, ведь ее впервые представляли жениху…

Трапеза завершилась сладкими слоеными лепешками с медом и мелко нарубленными орехами. На протяжении всего ужина подавалось чудесное греческое вино, и мужчины расслабились. Зенобия же выпила очень мало и была слишком чувствительной к поддразниванию братьев, хотя обычно в долгу не оставалась.

Наконец Забаай откашлялся и, взглянув на дочь, произнес:

– Дорогая, сегодня луна взойдет очень поздно, и на небе хорошо видны звезды. Пригласи с собой Одената и продемонстрируй ему свои познания в астрономии. – Посмотрев на кузена, добавил: – Ты можешь отвезти Зенобию в любое место на этих землях, мой принц, и она найдет дорогу обратно в Пальмиру – звездное небо будет ей проводником.

– Во дворце у меня прекрасная обсерватория, – отозвался Оденат. – Я надеюсь, Зенобия, ты когда-нибудь ее посетишь.

Он поднялся и, протянув руку девушке, помог встать. Они вместе вышли из палатки, а Забаай строго взглянул на сыновей, пресекая их непристойные шутки.

Зенобия и Оденат медленно побрели по лагерю, и девушка, украдкой посматривая на принца из-под длинных ресниц, думала: «Он и в самом деле очень красив…» В отличие от ее отца и братьев, носивших длинные облегающие одежды бедави, Оденат был в короткой тунике, а поверх нее надел кожаную нагрудную пластину и красный походный плащ. Зенобия мысленно одобрила эту простую и удобную одежду, а также сандалии принца – прочные и практичные.

Они шли, держась за руки, и в какой-то момент Зенобия заметила, что ладонь у жениха сухая, крепкая и мозолистая и подумала: «Это тоже хороший знак», а затем, взглянув на небо, проговорила:

– Прямо над нами находится планета Венера. Когда я родилась, Венера и Марс находились в сближении. Астроном-прорицатель, присутствовавший при моем рождении, предсказал, что я буду удачлива и в любви, и в войне.

– И как, была? – спросил Оденат.

– Меня всегда любили братья и родители, а про войну я ничего не знаю.

– И ни один юноша не признавался тебе в вечной любви?

Зенобия остановилась и немного подумала.

– Были молодые люди, которые вели себя со мной очень глупо, просто как молодые козлы, пытавшиеся привлечь внимание желанной козы.

– Ты хочешь сказать, что они бодались? – со смехом уточнил Оденат.

Зенобия хихикнула.

– Они делали все, кроме этого, однако я не думаю, что это и есть любовь.

– Может быть, ты просто не давала им возможности признаться в любви – как, например, сегодня вечером отказывала в этом и мне. – Принц повернулся к ней, теперь они стояли лицом к лицу, но Зенобия почти тотчас же в смущении отвернулась. – Посмотри на меня, милая, – тихо попросил Оденат.

– Не могу, – прошептала в ответ девушка.

– Как странно… – Принц мягко улыбнулся. – Женщина, которая командует верховым отрядом, не может взглянуть на мужчину, который ее любит? Я не съем тебя, Зенобия… Во всяком случае – пока, – добавил он со смехом. – Посмотри же на меня, мой цветок пустыни. Взгляни в глаза влюбленному принцу, готовому положить к твоим ногам свое сердце.

В следующее мгновение их взгляды встретились, и Зенобия задрожала, хотя ночь была довольно теплая. Оденат нежно и осторожно водил изящными пальцами по ее лицу – очертил подбородок, коснулся высоких скул, провел кончиками пальцев по носу, по губам…

– Твоя кожа как лепесток розы, мой цветочек, – пробормотал он низким страстным голосом.

Зенобия опустила голову, и теперь взгляд ее был прикован к земле. Ей казалось, что она вот-вот лишится чувств, и было очень трудно дышать. Она неуверенно переступила с ноги на ногу и вдруг покачнулась, но мускулистые мужские руки тотчас подхватили ее. И Зенобия даже не представляла, какой соблазнительной она казалась принцу: влажные коралловые губки чуть приоткрыты, а темно-серые глаза широко распахнуты. Близость девушки ужасно возбуждала Одената, однако он сохранял контроль над своими желаниями. «Как было бы просто заняться с ней любовью прямо сейчас, – думал он. – Уложить ее на песок и увлечь за собой. О, с каким удовольствием я обучал бы эту прелестную девушку искусству любви!» Но инстинкт предупреждал его, что еще не время. Поэтому он лишь крепко обнял ее и произнес:

– Мы должны лучше узнать друг друга, мой цветочек. Ты знаешь, что я намерен взять тебя в жены, но я люблю тебя и поэтому хочу, чтобы ты была счастлива. Если же, став моей женой, ты начнешь грустить, то пусть лучше этого и вовсе не случится. Ты окажешь мне честь, если проведешь это лето у меня во дворце. Так мы сумеем узнать друг друга под покровительством наших семей.

– Я… я должна спросить отца, – тихо отозвалась Зенобия.

– Я уверен, что Забаай бен-Селим согласится. – Оденат отпустил девушку, потом взял за руку и повел обратно к лагерю. Проводив невесту до шатра, он вежливо поклонился и пожелал ей спокойной ночи.

Зенобия в растерянности вошла в шатер и осмотрелась. Баб дремала, сидя у жаровни, и девушка с облегчением вздохнула – ей сейчас хотелось посидеть в тишине и подумать. Она была совершенно сбита с толку. Казалось, принц Оденат что-то пробудил в ее душе, но она сомневалась, что это и была та самая любовь, что возникает между мужчиной и женщиной. Да и откуда ей это знать? Она ведь никогда не испытывала ничего подобного. Зенобия так шумно вздохнула, что Баб, вздрогнув, проснулась.

– Ты уже вернулась, дитя? – Пожилая няня медленно поднялась на ноги. – Позволь помочь тебе приготовиться ко сну. Хорошо ли ты провела вечер? Погуляла с принцем? Целовал он тебя?

Зенобия засмеялась.

– Столько вопросов, Баб! Да, вечер прошел приятно, но принц меня не поцеловал, хотя в какой-то миг мне показалось, что вот-вот это сделает.

– Но ты же не побила его, как тех юношей из племени? – заволновалась Баб.

– Нет, не побила. И даже если бы он попытался меня поцеловать, то все равно бы не ударила.

Баб с удовлетворением кивнула и подумала: «Принц определенно решил завоевать мою прелестную девочку, и это хорошо. Причем он явно человек чувствительный, и это тоже похвально. Зенобию, этого маленького шершня, можно завоевать только сладкоречивыми убеждениями, а сила будет губительной».

Баб помогла своей юной хозяйке раздеться и уложила ее в постель.

– Спокойной ночи, дитя мое. – Она наклонилась и поцеловала девушку в лоб.

– Он хочет, чтобы я провела лето в его дворце, – проговорила Зенобия. – Как ты думаешь, отец согласится?

– Конечно, согласится! А сейчас спи, дорогая моя. И пусть тебе приснится сон про твоего прекрасного принца.

– Спокойной ночи, Баб, – послышалось в ответ.

К полудню следующего дня они свернули лагерь и направились обратно в великий город-оазис. Принц ехал рядом с Зенобией. Верхом на верблюде она оказалась куда более разговорчивой, чем предыдущим вечером, а два дня спустя, когда вдали показался город, они уже были почти друзья. Принц расстался с караваном у дома Забаая бен-Селима и отправился во дворец, чтобы подготовиться к появлению Зенобии.

Его встретила мать, Аль-Зена, некогда персидская принцесса. «Аль-Зена» по-персидски означает «женщина» – воплощение красоты, любви и верности. И все это присутствовало в элегантной матери Одената. Несмотря на свой миниатюрный рост, осанкой она обладала поистине царственной, кожей – белой как снег, а волосами и глазами – черными как безлунная ночь. Больше всего на свете Аль-Зена любила сына, своего единственного ребенка. Эта женщина с сильной волей не желала иметь серьезных соперников, претендовавших на внимание Одената, и потому была непопулярна среди жителей Пальмиры в отличие от сына, любившего и защищавшего свой город.

Аль-Зена узнала о возвращении Одената еще до того, как он въехал в ворота дворца, но предпочла дождаться, когда он сам к ней придет. Расхаживая по приемному залу своих покоев, Аль-Зена взглянула в серебряное зеркало, и увиденное очень ее приободрило. Она все еще красива – лицо, хоть ей уже сорок, было почти без морщин, а в черных как ночь волосах – ни одного седого волоска. Сегодня она оделась по парфянской моде – вишневого цвета шаровары и туника, бледно-розовая безрукавная блуза, расшитая золотой нитью и мелким речным жемчугом. На ногах ее были золоченые кожаные сандалии, а волосы она уложила в высокую замысловатую прическу из кос и кудрей, и украсила ее мерцающими бусинами цвета граната.

Аль-Зена заметила восхищение во взоре сына, когда он к ней вошел, и это доставило ей удовольствие.

– Оденат, любимый мой… – пробормотала она хрипловатым голосом, составлявшим резкий контраст с ее женственной внешностью и обняла сына. – Я очень по тебе скучала, дорогой. Где ты пропадал последние несколько дней?

Принц широко улыбнулся матери и усадил ее на мягкую скамью.

– Я был в пустыне, мама, в лагере моего двоюродного брата Забаая бен-Селима. И пригласил его дочь Зенобию провести лето здесь, во дворце.

Аль-Зена ощутила холодок дурного предчувствия и не ошиблась:

– Я бы хотел жениться на Зенобии, но она еще слишком юна и колеблется. Вот я и подумал, что если она проведет лето здесь и хорошенько познакомится с нами, то уверенности у нее прибавится. Отец, конечно, может просто приказать ей выйти за меня, но я бы предпочел, чтобы она и сама этого захотела.

Аль-Зена была совершенно не готова к таким новостям. Ей требовалось время подумать, но сначала она решила пойти напрямую.

– Оденат, у тебя еще много времени, и ты успеешь жениться. К чему такая спешка?

– Мама, мне уже двадцать пять. К тому же мне нужны наследники.

– А как же дети Делиции?

– Они мои сыновья, но наследниками быть не могут. Это же дети рабыни, наложницы. Да ты и сама все это знаешь… И знаешь, что я обязательно должен жениться.

– Но на девушке-бедави?… Оденат, уж наверное, ты можешь найти кого-нибудь получше.

– Зенобия только наполовину бедави, как и я, – улыбнулся Оденат. – Ее мать из прямых потомков царицы Клеопатры. Кроме того, девушка очень красивая и умная. Я хочу ее в жены – и получу.

Аль-Зена решила применить другую тактику – ту, что даст ей время подумать.

– Я прекрасно все понимаю, сын мой, и просто хочу, чтобы ты был счастлив, поэтому и беспокоюсь. Бедняжка Делиция!.. Ведь ее сердце будет разбито, когда она узнает об этом.

– Делиция не питает никаких иллюзий по поводу своего места в моей жизни, – заявил Оденат. – Ты позаботишься о том, чтобы Зенобию приняли здесь хорошо, верно, мама?

– Ну, раз уж ты так решительно настроен взять ее в жены… Хорошо, сын мой, я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, – сладко пропела Аль-Зена.

Оденат поднялся и поцеловал мать.

– Спасибо, мама. Ничего другого я от тебя и не ожидал. – Принц улыбнулся и поспешно вышел из зала, решив навестить свою любимую наложницу Делицию.

Едва он успел выйти за дверь, Аль-Зена схватила фарфоровую вазу и в припадке ярости разбила об пол. Жена? Боги свидетели, она так надеялась это предотвратить! Наследники?! Он хотел наследников для этого города, этой навозной кучи! Пальмира, сколько бы она ни хвасталась тем, что основал ее сам царь Соломон, не шла ни в какое сравнение с древними персидскими городами – царством культуры и знаний. Это место, где она как в ссылке прожила последние двадцать шесть лет, не что иное, как куча навоза в пустыне! Ну ничего, он еще не женился. Быть может, если она поговорит с этой дурочкой Делицией… Что ж, если Оденат хочет девку из племени бедави, пусть совокупляется с ней, но сделать ее своей женой?… Нет, никогда!

Делиция приветствовала хозяина, прижавшись к нему пышным телом, и подняв лицо для поцелуя, проворковала:

– Добро пожаловать, мой господин. Я так по тебе скучала… И твои сыновья – тоже!

Принц поцеловал ее нежно, но без страсти. Что ж, Делиция, конечно, очень милая, но она уже давно ему надоела.

– Вы все здоровы? – спросил он.

– О да, мой господин. Хотя Верн упал и сильно разбил коленку. Ты же знаешь, он должен делать все то же самое, что и Лин, хотя его брат старше. – Увлекая принца к ложу, Делиция со вздохом прошептала: – Ночи без тебя такие длинные, мой господин…

Одената внезапно окутало ароматом гардений, и тут он понял, что пресытился им. Расцепив пухлые женские руки, обнимавшие его за шею, отстранился и тихо вздохнул – ему совсем не хотелось заниматься любовью со своей наложницей. Более того, Оденат с удивлением понял, что ему не хочется ложиться ни с одной из женщин гарема.

Собравшись с духом, принц проговорил:

– Делиция, хочу, чтобы ты знала: скоро я женюсь. Через несколько дней Зенобия бат-Забаай, единственная дочь моего двоюродного брата, приедет в этот дворец, чтобы некоторое время пожить тут. Она станет моей женой, а ее дети – моими наследниками.

– Ее дети – твоими наследниками? А как же мои… наши сыновья?

– Ты наверняка знала, что дети наложницы не могут наследовать царство Пальмиры.

– Но госпожа Аль-Зена говорила, что твои наследники – мои дети!

– Это решать не ей. Моя мать – персиянка. Когда она вышла за отца, ей следовало стать гражданкой Пальмиры, но она не захотела и провела долгие годы, умаляя достоинства моего царства, так и не пожелав узнать его обычаи. Последуй я ее примеру, она могла бы превратить меня в самого ненавистного из всех правителей Пальмиры. К счастью, я прислушался к совету моего отца: он сказал, что я не должен жениться на чужеземке, – иначе моих сыновей научат ненавидеть их наследие. Делиция, закон ясно говорит: дети наложницы не могут унаследовать царство Пальмиры.

– Ты можешь изменить закон, мой господин, разве нет?

– Даже не подумаю, – заявил принц. – Твои сыновья славные мальчики, но наполовину греки. А мы с Зенобией оба бедави, и наши сыновья тоже будут бедави.

– Ты наполовину перс! – воскликнула Делиция. – А у твоей драгоценной невесты, если я правильно помню, мать была гречанкой из Александрии!

– Но мы оба выросли в Пальмире, и мы оба – дети своих отцов. А наши отцы – бедави.

– Но по этой логике и наши с тобой сыновья тоже бедави, – гнула свое Делиция.

Оденат молчал, испытывая одновременно и раздражение, и грусть. Ему не хотелось обижать Делицию, но она не оставляла ему выбора. Он мысленно отчитал мать за то, что та осмелилась зародить в душе наложницы ложные надежды. Теперь он понимал, почему Аль-Зена поощряла его связь с бедняжкой Делицией, хотя всегда боялась и ненавидела женщин из его гарема.

Снова вздохнув, Оденат спросил:

– Кем были твои родители, Делиция?

– Мои родители? Какое отношение ко всему этому имеют мои родители?

– Ответь мне! Кто были твои родители? – Теперь голос принца прозвучал довольно резко.

– Не знаю. – Наложница в раздражении пожала плечами. – Я не могу этого помнить. Меня забрали у них совсем маленькой.

– Они были вольноотпущенными?

– Не знаю.

– Расскажи мне о своих самых ранних воспоминаниях. Подумай хорошенько и скажи, что ты вспоминаешь из своей жизни прежде всего.

Делиция наморщила лоб и некоторое время размышляла, затем не очень-то уверенно проговорила:

– Первое, что я помню… Помню, как меня угощали засахаренными фруктами в афинском борделе. Я была тогда совсем маленькой, не старше четырех-пяти лет. Мужчины любили сажать меня на колени. Они меня обнимали и называли своей славной хорошенькой девочкой.

– Я купил тебя не девственницей, – напомнил принц.

– Да, конечно, нет. Мою девственность продали на аукционе в Дамаске, когда мне было одиннадцать. Я обогатила своего хозяина – больше ни одна девственница не принесла ему столько денег.

– Значит, ты была проституткой уже три года, когда я купил тебя у госпожи Раби?

– Да. Но зачем ты меня обо всем этом распрашиваешь? Ты же знал, кто я такая, когда покупал меня.

– Да, Делиция, знал. Ты неглупая женщина, так что теперь кое о чем подумай. Ты не знаешь ни своих родителей, ни своего происхождения, не знаешь даже, откуда ты родом. До того, как я тебя купил, ты была проституткой. И ты устроила представление на глазах у всей Пальмиры в тот день, когда я тебя купил. Как можно сделать наследниками царства сыновей такой женщины? Ведь законы этого города – законы самого Соломона! Моя жена должна быть безупречной. Более того, все предки моих сыновей должны иметь благородное происхождение, которое можно подтвердить. Именно таким должен быть следующий правитель Пальмиры. – Принц обнял Делицию и, поцеловав ее в висок, добавил: – Я знаю, дорогая, что ты все понимаешь. И не сердись на меня.

– Так ты женишься только ради законных наследников? – В голосе женщины прозвучали нотки надежды, и Оденат почувствовал, что обязан ее развеять.

– Я женюсь по любви, Делиция. Я всегда был с тобой честен. Я купил тебя, чтобы помешать римскому губернатору, который потешился бы тобой, а потом отослал обратно к госпоже Раби, где тебе пришлось бы провести остаток короткой юности, ублажая каждую ночь многих мужчин. Вместо этого я купил тебя и сделал своей наложницей. И теперь у тебя есть все, чего только пожелаешь, и даже больше. Ты живешь в почете и безопасности. Ты избавлена от нищеты. И так будет до конца твоих дней, если, конечно, ты не вызовешь моего неудовольствия. – Эти последние слова прозвучали предостережением.

– А что будет с моими сыновьями? – с беспокойством в голосе спросила Делиция. – Если они не наследники тебе, что будет с ними?

– Они получат образование и будут служить Пальмире, то есть мне и моему преемнику. Твои сыновья – это мои сыновья, и им ничто не угрожает.

– Даже со стороны Зенобии бат-Забаай? – с язвительной усмешкой спросила Делиция.

– Да зачем же Зенобии желать зла твоим сыновьям? Ты ведешь себя глупо, голубка моя, потому что тебя ожесточило разочарование. Но помни: это не я и не Зенобия пообещали тебе, что твои сыновья унаследуют мое царство. Если ты злишься, Делиция, направь свою злость на ту, кто этого заслуживает. Направь ее на мою мать, потому что именно она ввела тебя в заблуждение.

Лицо Делиции покрылось красными пятнами гнева – она чувствовала себя оскорбленной и отвергнутой. Но Оденат был прав: именно Аль-Зена заставила поверить, что ее дети унаследуют небольшое отцовское царство. Делиция вовсе не была глупой. Немного подумав, она поняла, что ей очень повезло. Принц действительно избавил ее от ужасной жизни, и теперь двое ее сыновей стали гарантией того, что она сохранит за собой свое очень даже выгодное положение. Она будет редкостной дурой, если разрушит все это только потому, что дети другой женщины когда-нибудь станут правителями Пальмиры.

Она чувствовала, что уже надоела своему хозяину. «Но все же – ничего страшного, – думала Делиция. – Мне ведь ничто не угрожает. И моим сыновьям – тоже. Я даже подружусь с Зенобией бат-Забаай! Это ужасно позлит старую кошку Аль-Зену!» Она улыбнулась при этой мысли и тотчас же почувствовала, что успокаивается. О, она уже предвкушала удовольствие, которое получит, когда сумеет разозлить мамашу Одената.

– Почему ты улыбаешься, голубка моя?

– Потому что поняла, что ты прав, мой господин. А я вела себя глупо. С твоего позволения я поприветствую Зенобию бат-Забаай как твою жену и мою принцессу.

Оденат радостно улыбнулся.

– Я знал, милая, что твой ум и здравый смысл преобладают. – Принц встал и еще раз поцеловал Делицию в висок. – С мальчиками я увижусь позже. А сейчас нужно отдать распоряжения, чтобы все подготовились к приему Зенобии, которая появится во дворце завтра. Все должно быть безупречно!

Чуть приподняв свои изящные брови, Делиция посмотрела ему вслед. Должно быть, Оденат и впрямь влюбился, раз собрался вникать в детали домашнего хозяйства. Наверное, Зенобия бат-Забаай уже не похожа на того худенького ребенка с мрачным взглядом, что три с лишним года назад сидел и бесстрастно наблюдал за умирающим человеком. Делиция пожала плечами. Дворцовые интриги ее больше не касались. Пусть с ними разбирается малышка бедави.

Во второй половине следующего дня Зенобия въехала на своем верблюде в дворцовые ворота. Она нарочно выбрала час, когда большинство пальмирцев дремлют, пережидая жару, и приехала одна – ей не хотелось привлекать к себе внимание.

Аль-Зена стояла с каменным лицом, но Оденат поспешил навстречу, чтобы помочь закутанной в легкий плащ гостье спуститься на землю. Откинув капюшон, Зенобия негромко произнесла:

– Добрый день, мой господин.

– Добро пожаловать в мой дом, Зенобия, – ответил принц. – Надеюсь, скоро он станет и твоим домом, цветочек.

Зенобия смутилась, и ее бледно-золотистая кожа окрасилась персиковым румянцем.

– Как пожелают боги, мой господин, – тихо ответила девушка.

Принц повернулся, вывел вперед Аль-Зену и сказал с улыбкой:

– Познакомься, Зенобия. Это моя мать.

– Это большая честь для меня, моя госпожа, – проговорила девушка.

– Добро пожаловать во дворец… – Аль-Зена поискала подходящее слово. – Дитя. Надеюсь, твое пребывание здесь будет счастливым.

– Спасибо, госпожа, – вежливо ответила Зенобия.

Спустя несколько минут ее проводили в удобные покои, где Баб уже деловито распаковывала вещи – причем болтала, не закрывая рта. Пожилая служанка прибыла во дворец на несколько часов раньше Зенобии.

– Да-да, вот таким и должен быть настоящий дворец! – восторгалась Баб. – Тут чудесные сады, а все комнаты очень просторные. И еще – множество рабов, чтобы обслуживать нас. Надеюсь, и еда тут приличная.

– Тихо, Баб. Твой язык бежит впереди здравого смысла, – с улыбкой сказала девушка.

Служанка фыркнула и продолжила разбирать вещи, встряхивая каждый наряд Зенобии.

– Вот уж не знаю – а вдруг твои наряды недостаточно хороши для дворца? – пробормотала пожилая женщина. – Наверное, надо было немного подождать, чтобы сшить тебе новые.

– Ты слишком суетишься, старушка, – поддразнила служанку девушка. – Я или понравлюсь принцу, или нет. А если нет… тогда хоть перьями украшайся – ничего не поможет.

– Меня беспокоит не принц, а его мать, – сказала Баб, понизив голос. – Я слышала, она совсем не рада, что он пожелал жениться. Говорят, она надеялась, что ему хватит наложницы Делиции. И еще говорят, что Аль-Зена женщина очень своевольная и властная.

– Она возражает против меня, Баб? Или вообще против любой девушки?

– И то и другое, деточка моя, – ответила служанка: они с Зенобией всегда были честны друг с другом.

Зенобия немного подумала и проговорила:

– Думаю, лучший способ справиться с этой госпожой – стать сладчайшей сладостью. Разве сможет она найти недостатки в учтивом обращении и хороших манерах?

– А как ты будешь вести себя с наложницей, дитя мое? Ведь нельзя жить в одном дворце и совсем не встречаться…

– Даже не сомневаюсь, что мы встретимся, но я собираюсь с ней подружиться.

– О, Зенобия!.. – в ужасе воскликнула Баб.

– Просто у меня нет выбора, – пояснила хозяйка. – Если я выйду за Одената, мне придется стать ему помощницей. А как он сможет успешно управлять Пальмирой, если дома у него будут раздоры? Если такое случится, он сначала встревожится, а затем станет сердиться на меня. Нет, я должна взять верх и над его матерью, и над Делицией. – Зенобия лукаво улыбнулась. – Не волнуйся, Баб, я очень хорошо понимаю, что тут происходит. А сейчас… Знаешь, мне ужасно хочется искупаться. Наверняка такое простое удовольствие доступно в этом чудесном месте.

– Конечно, дитя! Для тебя уже все готово. Идем быстрее!

Баб взяла хозяйку за руку и повела в выложенную плиткой купальню, где гиацинтовый аромат духов Зенобии уже наполнял воздух, а черные девушки-рабыни ожидали почетную гостью. Взглянув на огромный бассейн, Зенобия радостно улыбнулась и, скинув одежду, шагнула в прохладную воду. Ее округлые груди и длинные ноги были тотчас же отмечены двумя шпионками, которых подослала Аль-Зена.

Когда она искупалась, Баб закутала ее в мягкий хлопковый халат, а затем девушка прилегла, чтобы отдохнуть перед вечерней трапезой, – напряженная подготовка к поездке немного утомила ее, и кроме того, она нервничала: ведь сегодня вечером ей снова предстояло встретиться с Аль-Зеной и, возможно, с Делицией, красивой наложницей Одената. Но все же, несмотря на все свои опасения, Зенобия уснула крепким сном невинной юности.

Проснувшись, она никого рядом не увидела. Немного помедлив, встала и вышла из комнаты в открытый портик. Внизу раскинулся большой сад, окруженный стеной, а за стеной расстилалась прекрасная Пальмира. Синие сумерки быстро переходили в черную ночь, уже горели фонари, и легкий ветерок приносил ароматы всевозможных цветов. Зенобия улыбнулась и расслабилась. Для нее совершенно очевидно: что бы ни произошло сегодня вечером, она не утратит власти над собой и над событиями.

– Ты уже проснулась? – послышался голос служанки.

Зенобия вернулась в комнату.

– Да, Баб.

– Надо было позвать меня, – проворчала старушка.

– Я хотела немного побыть одна.

Баб иронически хмыкнула и сказала:

– Что ж, а теперь одевайся.

Безрукавная белая туника Зенобии с низким вырезом смотрелась очень просто, и девушка улыбнулась про себя. Невинностью своего наряда она как бы подчеркнет разницу между собой и матерью Одената.

– Волосы надо оставить распущенными, – пробормотала Баб.

Расчесав длинные густые пряди хозяйки, она скрепила их белой лентой, расшитой крохотными жемчужинками. А Зенобия взяла шкатулку с драгоценностями и вынула из нее крупную золотистую жемчужину в форме слезы на тонкой золотой цепочке. Застегнула цепочку на шее – и жемчужина уютно легла между соблазнительными юными грудями. В дополнение к ней из ушей Зенобии свисали гроздья жемчужин на золотых проволочках. Браслеты из резных розовых кораллов и тонкие золотые проволочки с нанизанными на них жемчужинами охватывали запястья девушки, а пальцы украшала одна-единственная круглая жемчужина в золотой оправе – она привлекала внимание к длинным изящным пальчикам с прекрасно отполированными ногтями.

Баб одобрительно кивала, глядя, как хозяйка наносит свои любимые духи.

– Ты само совершенство, деточка. Затмишь и старую ведьму, и греческую наложницу!

Едва она успела это произнести, как в комнату торопливо вошла черная рабыня и объявила:

– Пришел евнух, чтобы сопроводить госпожу в пиршественный зал.

Легонько кивнув Баб, Зенобия последовала за девушкой, а потом за евнухом. Тот шагал так быстро, что она не успевала замечать что-либо по дороге. Однако рабыня ошиблась – они пришли вовсе не в пиршественный зал, а в небольшую семейную трапезную. Одетая в зеленое и золотое, Аль-Зена уже расположилась там на ложе. Рядом с ней сидела очень красивая белокожая блондинка, одетая, как и мать принца, по парфянской моде, но ее наряд был небесно-голубого цвета и расшитый серебром.

– Зенобия, дитя мое, – промурлыкала Аль-Зена, – познакомься, это госпожа Делиция.

– Доброго вам вечера, госпожа Делиция, – милым голоском отозвалась гостья.

Аль-Зена пришла в замешательство – девушка как будто не расстроилась и не рассердилась, увидев тут наложницу своего жениха. «Она или совершенно бесчувственная, или тупая, или очень умная», – заключила Аль-Зена и решила пока помолчать. И она украдкой рассматривала Зенобию. А та устроилась на указанном ей ложе, затем повернулась к Делиции и с улыбкой сказала:

– Насколько я понимаю, у тебя двое сыновей… Ох какая же ты счастливая! Надеюсь, когда-нибудь я тоже рожу сыновей.

Аль-Зена поперхнулась вином, пролив часть его на свой наряд. Рабыня же бросилась за водой и салфетками, а Зенобия, изобразив озабоченность, проворковала:

– Ой, вы пролили вино… Надеюсь, на тунике не останется пятен.

Делиция внимательно посмотрела на будущую жену Одената и с трудом подавила смешок. Было совершенно ясно: молоденькая бедави прекрасно поняла, что представляет собой Аль-Зена, и готова сразиться с ней! При этом Делиция видела, что мать принца еще не разобралась ни в характере девушки, ни в том, насколько та умна. Гречанка с грустью подумала: «Эта девушка настоящая красавица. Рядом с ней я кажусь невзрачной».

Рабыня в лихорадочной спешке приводила в порядок тунику Аль-Зены, когда в трапезную вошел принц Пальмиры. Окинув взглядом женщин, он резко спросил:

– Делиция, что ты здесь делаешь?

– Разве ты не пригласил меня, мой господин? Матушка сказала, что я должна прийти на ужин.

– Тебя не приглашали, – ледяным тоном отрезал Оденат. – Будь добра, вернись в свои покои.

Оскорбленная этими словами, Делиция встала, и Зенобия тотчас поняла, что Аль-Зена использовала гречанку как пешку в своей игре.

– Прошу тебя, господин мой принц, – проговорила она, – не отсылай госпожу Делицию. Я так обрадовалась ее обществу…

– Неужели это не огорчает тебя, мой цветочек? Я не хочу, чтобы ты огорчалась, – сказал принц в некоторой растерянности.

– Мы с Делицией почти ровесницы, и я знаю, что быстро подружимся. – Зенобия положила ладонь на руку жениха. – Пожалуйста, господин мой принц, не прогоняй ее.

Взгляд Зенобии мог бы растопить даже лед, и Оденат почувствовал, как сердце его забилось быстрее.

– Если ты так хочешь, мой цветочек, Делиция может остаться, – ответил он чуть хрипловатым голосом. Сейчас ему больше всего на свете хотелось, чтобы боги убрали куда-нибудь подальше и Делицию, и его мать, тогда он смог бы поцеловать эти обворожительные губки, все сильнее манившие его, – но вместо этого ему пришлось подать знак рабыне, чтобы та наполнила его кубок вином.

– Благодарю тебя, господин мой принц, – негромко произнесла Зенобия.

Аль-Зена в досаде прикусила губу. А ведь ее сын действительно влюблен! Ее сын влюбился, и теперь его не переубедить! Но если ей, Аль-Зене, все же удастся показать ему, насколько неподходящая для него жена эта девчонка, то Оденат, возможно, прислушается к голосу разума. Девчонка из племени бедави – принцесса Пальмиры?… Ни за что!

Блюда подавали довольно простые, причем начали с артишоков, приправленных оливковым маслом и эстрагоновым уксусом. Затем последовали ягненок, дрозды, жаренные на спарже, а также зеленые бобы и молодая капуста. Завершилась трапеза персиками и зеленым виноградом, поданными на серебряном блюде. К величайшему ужасу матери и полному смирению Делиции, принц не мог отвести от Зенобии глаз, а та ела с большим аппетитом, хотя все остальные едва притронулись к еде.

Наконец посуду со стола убрали, кубки наполнили вином, и началось представление танцовщиц и жонглера. Делиция видела, как отчаянно Оденат желал остаться наедине с Зенобией, и поэтому, как только танцовщицы выбежали из трапезной, она встала и сказала:

– Ты позволишь мне удалиться, мой господин? Я очень устала.

Принц с благодарностью улыбнулся ей и кивнул. Делиция поклонилась Аль-Зене и Зенобии и вышла из комнаты. Несколько минут прошло в молчании. Оденат надеялся, что и мать уйдет, но через некоторое время понял, что зря. Тогда он встал, протянул руку невесте и сказал:

– Идем, дорогая, я покажу тебе мои прекрасные сады. Ты извинишь нас, мама? Думаю, тебе хочется отдохнуть, ведь уже совсем поздно…

Зенобия вложила ладонь в руку принца и с улыбкой ответила:

– Мне бы очень хотелось посмотреть на твои сады, господин мой принц.

Даже не оглянувшись на Аль-Зену, Оденат увлек Зенобию наружу, в огромный потемневший сад. Вдоль дорожек уже горели факелы, но разглядеть что-либо было практически невозможно. Зенобия невольно рассмеялась и проговорила:

– Надеюсь, ты знаешь, куда идешь, мой принц. Мне бы не хотелось окончить свои дни в пруду с рыбками.

Оденат остановился и, развернув девушку к себе, посмотрел ей прямо в лицо.

– Я хочу поцеловать тебя!

До чего же она прекрасна, при свете факелов, мерцавших, словно расплавленное золото!

– Что?… – Сердце Зенобии гулко заколотилось, а прекрасные серые глаза широко распахнулись – словно от удивления.

– Хочу тебя поцеловать, – повторил принц. – Будь на твоем месте другая девушка, я бы и спрашивать не стал.

– О!.. – тихонько воскликнула Зенобия; слов у нее не было.

Оденат пристально смотрел на нее, и по его лицу расплывалась улыбка.

– Ты как свежий ветерок, что проносится по городу на закате, мой цветочек. – Обвив рукой изящную талию девушки, Оденат крепко прижал ее к себе. Пальцы другой руки запуталась в черном шелке волос, и он, наклонив голову, принялся покрывать ее губы легкими поцелуями.

Зенобия же, невольно вздрагивая, отчаянно боролась с собой, стараясь удержать власть над своими чувствами.

– О, Зенобия… – прошептал принц.

В его устах ее имя прозвучало нежной лаской, и сердце девушки забилось еще быстрее. О, что он делал с ней? И почему звук его голоса заставлял ее задыхаться?

– Зенобия…

Ноги ее ослабели, и она, наверное, упала бы, если б принц не обнимал ее. А он немного помедлил, затем снова наклонился и прижался губами к ее губам.

Его губы были теплыми, гладкими и твердыми, но Зенобия, пусть ничего и не знавшая о поцелуях, все же поняла, что Оденат сдерживался. Он целовал ее с величайшей нежностью – словно вытягивал губами самую сущность ее неискушенного тела. И тут Зенобия вдруг почувствовала прежде незнакомое ей сладостное томление. Она чего-то страстно желала, но не понимала, чего именно. Когда же принц, наконец, оторвался от ее губ, она пробормотала:

– Ах, еще…

Оденат посмотрел на нее, и его карие глаза сверкнули страстью.

– О, Зенобия, ты меня опьяняешь, – негромко произнес он и снова поцеловал.

На этот раз поцелуй был не таким нежным, но она не испытывала страха – только отчаянное томление и желание познать больше. Девушка по-прежнему не понимала, чего именно, но точно знала: ей не хотелось, чтобы он останавливался. Ее охватил восхитительный трепет, когда она почувствовала, как напряглись ее груди.

Оденат вдруг со стоном отстранил ее от себя и тихо пробормотал:

– Ты еще так молода, мой цветочек.

И эти его слова прозвучали почти как упрек.

– Я тебя чем-то рассердила? – растерялась Зенобия.

Принц заметил, что она расстроилась.

– Идем! – Он взял ее за руку и повел по темному саду. – Нет, ты меня не рассердила: напротив – доставляешь мне великое удовольствие. И прямо сейчас я бы очень хотел заняться с тобой любовью.

– Так давай займемся ею, – отозвалась девушка. – Я еще никогда не была с мужчиной, но и Тамар, и Баб говорят: то, что происходит между мужчиной и женщиной, естественно и правильно. Я не боюсь, господин мой принц.

Он улыбнулся и негромко сказал:

– Я считаю, что ни одна женщина не должна заниматься любовью с мужчиной, которого не любит, к которому не испытывает никаких чувств. Это безнравственно, мой цветочек. Я никогда не занимался любовью с женщиной, которая не любила бы меня хотя бы чуть-чуть. Сегодня слегка пробудилась чувственная сторона твоей природы, и ты жаждешь узнать больше. Но ты совсем не знаешь меня, дорогая. У нас еще будет для этого время, обещаю.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя ребенком. – Зенобия надула губки.

– Ты и есть ребенок, – с улыбкой отозвался принц. – Но однажды наступит ночь, когда мы с тобой полюбим друг друга. И тогда я сделаю тебя женщиной, которая полностью осознает могущество своей страсти.

Она тихонько вздохнула.

– В таком случае мне придется удовлетвориться твоими суждениями, господин мой принц, потому что мне об этих вещах пока ничего не известно.

Оденат негромко рассмеялся.

– Думаю, мне следует радоваться твоей покорности. Подозреваю, ты редко уступаешь кому-нибудь.

– Я знаю, что непохожа на других женщин, – словно оправдываясь, сказала Зенобия. – Но если ты и в самом деле меня хочешь, господин мой принц, тогда тебе следует принять меня такой, какая я есть. Не знаю, смогу ли я измениться, даже если захочу…

– Я хочу тебя именно такой, какая ты есть. Хотя подозреваю, что у моего пустынного цветочка имеются шипы. – Тут Оденат остановился и поцеловал юную невесту. – Пожалуйста, научись любить меня: я жажду твоей любви.

– Любви? – переспросила девушка. – Или занятий любовью?

– И то и другое, – с улыбкой ответил принц.

В ответ она быстро его поцеловала и тихо сказала:

– Ты честный человек, откровенный… Я верю, что мы с тобой станем друзьями, а из друзей, как мне говорили, получаются самые лучшие любовники.

Эти слова девушки развеселили Одената. Она ведь говорила совершенно серьезно! Ох, он никогда еще не встречал таких восхитительных и интересных собеседниц.

– Почему ты не называешь меня по имени, Зенобия? – спросил он. – Говоришь «господин мой принц», но, кажется, ни разу не произнесла моего имени.

– Ты не давал мне разрешения на это, господин мой принц. Пусть я всего лишь девушка-бедави, но прилично вести себя умею. – Она помолчала, и в темноте принц не разглядел озорных искорок в ее глазах. – Кроме того, мне не нравится твое имя.

– Тебе не нравится мое имя?… – изумился Оденат.

– Ну… оно звучит как-то уж очень серьезно, господин мой принц.

– Когда мы поженимся, ты не сможешь и дальше называть меня «господин мой принц».

– Еще не решено, поженимся мы или нет, – спокойно ответила Зенобия. – Кроме того, я не думаю о тебе как об Оденате Септимии, господин мой принц.

Тут он уловил в ее голосе дразнящий смех и решил в том же духе вступить в эту шутливую игру.

– Мы поженимся, мой цветочек, не сомневайся. Я собираюсь научить тебя любить меня. – Он помолчал. – Но если ты не хочешь обращаться ко мне по имени, то как же ты будешь меня называть?

– На людях я буду называть тебя «господин мой принц», а наедине ты станешь для меня Ястребом, потому что со своим длинным носом и пронзительным взглядом темных глаз похож на эту птицу.

Принц был польщен сверх всякой меры, в чем Зенобия ни на мгновение не усомнилась.

– Значит, для тебя я Ястреб? – Он хмыкнул. – Хочешь приручить хищную птицу, мой цветочек?

– Хищных животных приручить нельзя, мой Ястреб. Нужно завоевать их доверие и уважение, стать им другом – так мы с тобой и поступим.

Эта девушка опять удивила Одената, и он, невольно усмехнувшись, сказал:

– Что ж, пусть я буду Ястребом, если тебе так нравится. Но уже поздно, Зенобия. Идем, я отведу тебя в дом.

Взяв ее за руку, Оденат двинулся по темному саду с уверенностью верблюда, идущего по знакомому пути. Они вошли во дворец, и Зенобия, последовав за принцем вверх по узенькой лестнице, вскоре оказалась в коридоре, прямо перед своими комнатами. Они остановились, и Оденат вдруг спросил:

– Ты умеешь ездить верхом на лошади?

– Да, – кивнула девушка.

– Тогда будь готова на рассвете. – С этими словами принц повернулся и зашагал по коридору.

Зенобия смотрела ему вслед до тех пор, пока фигура в длинной белой тунике не скрылась за углом. Она вздохнула и какое-то время постояла перед дверью. Один из солдат, охранявших ее покои, вежливо поклонился и распахнул перед ней дверь. Почему-то смутившись, Зенобия поспешно вошла в свои комнаты и закрыла за собой дверь. Баб уже спешила ей навстречу.

– Все прошло хорошо, деточка?

Впервые в жизни Зенобии не хотелось разговаривать с этой чудесной женщиной. То, что произошло между ней и принцем… Она ни с кем не хотела это обсуждать.

– Все прошло хорошо, Баб.

– Вот и славно, – одобрительно закивала старушка.

Чувствуя, что нужно рассказать еще что-нибудь, иначе Баб продолжила бы ее расспрашивать, Зенобия добавила:

– На рассвете я еду с принцем кататься верхом.

– На рассвете? – переспросила служанка.

– Да, на рассвете. – Зенобия сделала вид, что зевает.

Через несколько минут она, уже раздетая, оказалась в постели, а Баб, к ее величайшей радости, тотчас удалилась – ей отвели отдельную небольшую комнатку рядом с прихожей. Вытянувшись на удобной кровати, Зенобия тихо вздохнула – в голове у нее вихрем проносились самые разные мысли.

Все говорили, что у нее есть выбор: выходить замуж или нет, – но на самом-то деле выбор за нее сделали другие. Да, конечно, Оденат очень хороший и добрый человек: добрый к ней, во всяком случае, – так что не важно, есть у нее выбор или нет. Не в силах уснуть, Зенобия беспокойно вертелась в постели, вспоминая его поцелуи – и то, что они с ней сделали.

В каком-то смысле эти поцелуи даже напугали ее, так как от них она становилась совершенно беспомощной. Зенобия раньше никогда не позволяла мужчине целовать ее. Юноши из племени часто этого хотели и подстерегали ее одну или же пытались завлечь куда-нибудь, но ей всегда удавалось увернуться от жадных губ и нетерпеливых рук, при необходимости прибегая к силе. Она не была игрушкой для мужчин и никогда ею не станет, но вот принц… Он обнимал нежно и целовал очень осторожно – словно для того только, чтобы пробудить ее любопытство. Она подозревала, что именно в этом и заключались его намерения. И он больше нигде к ней не прикасался, а она-то знала из рассказов Баб и Тамар, что мужчины любят ласкать тело женщины. Почему он к ней не прикасался? Может быть, в ее теле было что-то неправильное и неприятное?…

Последняя мысль очень ее встревожила, и Зенобия поняла, что теперь уж точно заснуть не удастся. Встав с постели, она вышла в портик, нависавший над садом и городом, и несколько минут нервно расхаживала туда и обратно. Что же с ней не так? К своему величайшему изумлению, она готова была расплакаться. Где он сейчас, ее Ястреб? Неужели оставил ее у двери только для того, чтобы отправиться в объятия Делиции? Две слезинки скатились по щекам девушки, но она их тотчас же яростно смахнула. Какое ей дело до того, чем занимается принц?

– Зенобия?… – Его голос прозвучал у самого уха, и она в испуге вскрикнула.

А в следующее мгновение сильные руки обняли ее, и она, к своему ужасу, разразилась слезами, отчаянно рыдая на обнаженной груди принца. Он дал ей время выплакаться, и лишь когда она начала успокаиваться, подхватил на руки и отнес в спальню. Сев на краешек ложа, Оденат прижал девушку к себе и спросил:

– Почему ты плачешь, мой цветочек? Соскучилась по дому?

– Н-нет.

– Тогда почему?

– Я думала, ты пошел к Делиции.

– Милая, я не делил с Делицией постель вот уже несколько месяцев. А хожу в ее покои лишь для того, чтобы повидаться с нашими детьми. Только никому не рассказывай об этом, а то погубишь мою репутацию.

Оденат едва удержался от радостного смеха – оказывается, ей не все равно! Настолько не все равно, что она расплакалась, решив, что он сейчас с другой женщиной! Но все-таки не следовало прижимать ее к себе слишком сильно… Хотя ее изящная ручка, поглаживавшая его затылок, сводила его с ума.

– Откуда ты пришел? – спросила Зенобия.

– Мои покои находятся рядом с твоими, цветочек. И портик у нас общий. Кроме того… Знаешь, я тоже не мог уснуть.

И только сейчас Зенобия сообразила, что у принца обнажена грудь. Да-да, на нем не было ничего, кроме отреза ткани, обернутого вокруг бедер. Да и она сама почти нагишом – на ней была только тонкая хлопковая сорочка. Оденат тоже все это отметил, и теперь чувствовал, как его мужское достоинство все больше твердеет и вздымается. Он попытался немного отстранить девушку, но она еще крепче обвила руками его шею.

– Зенобия!.. – В его голосе послышалась мольба.

– Полюби меня немножко, – тихо попросила она.

Оденат вздрогнул и пробормотал:

– Дорогая моя, цветочек мой, помилосердствуй… Ведь я всего лишь мужчина.

– Полюби меня немножко, Ястреб, – повторила она и подвинулась таким образом, что ее сорочка распахнулась.

В следующее мгновение Зенобия сбросила с плеч свое ночное одеяние, и оно соскользнуло ей на талию, так что обнажились круглые пышные груди. И это было восхитительное зрелище. Восхитительное и ужасно возбуждающее… Снова вздрогнув, Оденат невольно закрыл глаза, призывая на помощь всех богов. О, как он жаждал овладеть этой прелестной девушкой! Но принц помнил о том, что ему следовало проявлять сдержанность – даже перед лицом такого невероятного соблазна.

И тут девушка вдруг взяла его руку и положила себе на грудь.

– О, Зенобия!.. – застонал принц. – Зенобия!.. – Но пальцы его уже – словно сами собой – поглаживали эту чудесную плоть, мягкую и теплую.

– О, Ястреб, – прошептала Зенобия ему на ухо, – ты хочешь меня, ну хоть немножко?

– А ты меня? – с усилием пробормотал принц, поглаживая груди девушки.

– Мне почему-то больно… – прошептала она. – Где-то там, внутри, мне ужасно больно… О, я не понимаю, что это такое…

– Ты испытываешь желание, мой цветочек, – пояснил Оденат.

Он позволил себе опустить взгляд, и у него перехватило дыхание, когда он увидел всю роскошь ее грудей, рассмотрел ее соски – большие и круглые, цвета темного меда. Он жаждал попробовать на вкус всю сладость ее плоти, но не сейчас. И он был совершенно серьезен, когда говорил, что никогда не занимался любовью с женщиной, не испытывавшей к нему никаких чувств.

Конечно же, Зенобия станет его женой, но он даст ей время привыкнуть к нему, даст время научиться его любить. Он хотел этой любви, ибо знал: Зенобия еще не отдала своего сердца (уж не говоря о теле) ни одному мужчине. Несмотря на свое прекрасное тело и острый ум, она все еще была ребенком, а он захотел познать женщину – женщину, которой он поможет созреть и сформироваться.

Сумев овладеть собой, он обнимал и осторожно ласкал эту девочку, шепча ей на ушко слова утешения. Его нежность произвела должный эффект, она успокоилась и вскоре уснула у него на плече. Когда же дыхание Зенобии окончательно выровнялось, Оденат встал, осторожно уложил ее на кровать и укрыл шелковым покрывалом. Долгую минуту он стоял рядом, любуясь ею и упиваясь ее прелестью, затем со вздохом сожаления задул лампу и покинул комнату.

Потом он стоял в портике, вцепившись в балюстраду, глядя прямо перед собой невидящими глазами, не замечая, что ночью в пустыне сильно похолодало и размышлял. Сколько же еще придется ему ждать? Он хотел, чтобы эта девушка стала его женой. Хотел разделить с ней всю свою жизнь – не только радости, но и печали. Почему-то он верил, что плечи Зенобии достаточно крепки и смогут выдержать часть его ноши. Пробираться по извилистой тропе между римлянами и воинственными соседями-персами было очень нелегко – ведь при этом еще требовалось удовлетворять торговые интересы и своего собственного царства (именно Пальмира заботилась о безопасности караванов).

Кроме того, в его жизни была и другая женщина, его мать. Принц невольно поморщился. За всю его жизнь мать оказала ему одно-единственное благодеяние – подарила жизнь, но даже это сделала неохотно. Он слышал истории о своем рождении, о том, как она до последней минуты не желала становиться матерью. Говорили, что если бы она способствовала его рождению, то сумела бы родить очень легко. Однако она, напротив, навредила себе и тем самым лишила себя возможности иметь еще одного ребенка. Отец так никогда ее и не простил. Впрочем, его родители не любили друг друга. Брак они заключили по политическим мотивам, и, по слухам, мать наотрез отказывалась выходить за отца замуж, потому что любила персидского принца. Говорили также, что в первую брачную ночь отцу пришлось взять ее силой, именно тогда она и зачала своего единственного ребенка.

К счастью, и мать, и отец его любили, но отец не позволял ему проводить много времени с Аль-Зеной. Только после смерти отца он узнал ее поближе, но к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать и он считался взрослым мужчиной. Разумеется, он заметил, что его мать несчастлива. Более того, со временем он понял, что все ее несчастья из-за брака без любви. И тогда он поклялся, что никогда не прикоснется к женщине против ее желания.

Он даже попытался подружиться с матерью, но она вела себя по отношению к нему как собственница, обладающая губительной силой. В результате он решил, что будет исполнять свой сыновний долг, на словах выражая ей почтение, но на деле – не доверяя ничего важного. Он повел себя умно и проявлял о матери столь очевидную заботу, что она в конце концов поверила в свою победу и начала давать ему советы, пытаясь вмешиваться в государственные дела, к чему была совершенно непригодна. Но хуже всего то, что ему не с кем было поговорить откровенно, не с кем разделить эту тяжкую ношу.

Внезапно звук водяных часов, каплями отсчитывавших минуты, напомнил ему, что время уже позднее. Повернувшись, Оденат вошел в свою спальню, лег и вскоре уснул.

Когда в пустыне наступил рассвет, протянув через пески свои пламенные пальцы, окрашивавшие землю в золотые оттенки, из города выехали два всадника, вырисовывавшиеся черными силуэтами на фоне утреннего неба. Оденат выбрал для Зенобии горячую арабскую кобылу – белую, как и его огромный жеребец, – которую только недавно объездили, и Зенобия стала ее первой хозяйкой.

– Как ее зовут? – спросила девушка, когда они выехали за городские ворота.

– У нее еще нет имени, мой цветочек. Называй как захочешь. Ведь это мой первый тебе подарок.

– Она моя? – с восторженным недоверием воскликнула Зенобия.

– Да, твоя, – кивнул Оденат, скользнув взглядом по изящным ногам девушки, выглядывавшим из-под короткого хитона. «С этим придется что-то делать, – промелькнуло у него. – Не хватало еще, чтобы любой мужчина мог пялиться на эти прелестные ножки».

– Я назову ее Аль-Ула, – с улыбкой сказала Зенобия.

Принц улыбнулся в ответ и одобрительно кивнул («аль-ула» по-арабски означало «первая»).

– Хорошее имя. И ты умница, что придумала его, мой цветочек.

– А как зовут твоего жеребца?

– Ашур, то есть «воинственный».

– А он правда воинственный?

– Ужасно. Из-за него я не могу держать в конюшне других жеребцов. Он уже убил двоих. Теперь держу только кобыл и меринов.

– Мой Ястреб, я тебя обгоню! – закричала вдруг Зенобия.

Но принц с улыбкой ответил:

– Не сегодня, мой цветочек. Аль-Улу только недавно объездили, и ей нужно время, чтобы привыкнуть к тебе. Кроме того, я должен побыстрее вернуться: у меня сегодня много дел.

– А можно мне с тобой? Это будет куда интереснее, чем болтать с женщинами. Я не привыкла сидеть и бездельничать, когда только и делаешь, что красишь ногти и отмокаешь в надушенной воде купальни.

Принц сочувственно усмехнулся.

– Когда станешь моей женой, сможешь везде появляться вместе со мной, но не сейчас.

– Проклятье… – проворчала Зенобия. Было ясно, что ей придется остаться на женской половине – между Аль-Зеной и Делицией.

Словно прочитав ее мысли, принц негромко хохотнул и сказал:

– Ах, бедный мой цветочек оказался между осой и бабочкой…

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – спросила девушка, нахмурившись.

– Выражение твоего лица красноречивее любых слов. Но если ты станешь моей женой, Зенобия… Обещаю, я не запру тебя в гареме. Ты будешь вольна приходить и уходить когда захочешь, ибо я сделаю то, чего еще никогда не делал для своей жены ни один из принцев Пальмиры. Ты станешь равной мне.

– Я вообще не хочу жить на женской половине, – заявила Зенобия. – Если я стану твоей женой, то хочу иметь во дворце свой собственный дом. И я сама выберу себе слуг и куплю рабов. Не желаю иметь в своем доме шпионов. – Она внезапно остановила кобылу и осмотрелась.

Солнце уже взошло, и небо, куда ни кинешь взгляд, было ярко-синим и безоблачным. Оденат остановился и вопросительно взглянул на девушку.

– Я не обучена играть в эти игры, Ястреб. Давай будем откровенны друг с другом. Ты хочешь жениться на мне, и мой отец дал свое согласие, но как скоро это случится – зависит от меня. И ты, и мой отец… вы оба понимаете, что мне необходимо привыкнуть к мысли о браке. Отец уверен, что ты самый подходящий для меня мужчина. Из-за великой любви, которую он испытывал к моей матери, он хочет, чтобы я была счастлива. Мне повезло. Мало кто из мужчин понял бы мои чувства. Мне также повезло и в том, что в мужья мне он выбрал именно тебя, ибо и ты понимаешь, что меня нельзя заковать в кандалы. Я должна быть свободной! Ты проявил ко мне доброту, и я думаю, что начинаю любить тебя. То, о чем я прошу тебя, будет не трудно сделать, верно?

– Да, понимаю… – кивнул Оденат. – И ты получишь все, что в моей власти дать тебе, дорогая.

– Ах, Ястреб, ты слишком опрометчиво обещаешь, – с веселой улыбкой заметила Зенобия. – Никогда нельзя соглашаться на что-либо, пока не выяснишь все условия.

– Решила поучить меня, мой цветочек?

– А что, ты не готов учиться у женщины?

– Скажи, ты любишь меня хоть немного? – уже серьезно спросил Оденат.

– А ты любишь меня, Ястреб?

– Думаю, я полюбил тебя в тот день, когда убили твою мать. Ты была так растеряна, озадачена, испугана… Мне очень хотелось обнять тебя… и держать так долго-долго. Но я принц Пальмиры, а ты была всего лишь ребенком, и мне не полагалось утешать тебя. Но поверь, ты уже тогда мне очень понравилась.

Это признание не только удивило Зенобию, но и порадовало. Однако же… Ведь и Тамар, и Баб говорили, что женщина не должна позволять мужчине стать слишком самонадеянным.

– Ястреб, но ты же не хочешь сказать, будто провел три с половиной года после гибели моей матери, тоскуя обо мне? Я в это не поверю…

– Нет-нет, я совершенно забыл про тебя, мой цветочек, – ответил принц и мысленно возликовал, услышав вздох разочарования, вырвавшийся из груди девушки. Маленькая плутовка внезапно сделалась чересчур самоуверенной. А ведь отец предупреждал: нельзя позволять женщине становиться слишком самоуверенной.

– Мой Ястреб, так как же ты можешь говорить, что любишь меня? – пробормотала Зенобия.

– В тот день я влюбился в ребенка, а когда увидел, какой прелестной девушкой тот ребенок стал, влюбился еще раз. Я никогда не буду лгать тебе. Поверь, я тебя люблю, мой цветочек, действительно люблю. Пожалей же бедного принца, готового положить к твоим ногам и свое сердце, и свое царство! Скажи, когда мы поженимся?

– Подожди еще немного! – взмолилась девушка.

– Я не могу ждать долго. Я одинокий мужчина и страстно желаю, чтобы ты была рядом и чтобы я мог любить тебя, беседовать с тобой, делиться с тобой всем, что имею.

Зенобия долго молчала. Наконец тихо проговорила:

– Я выйду за тебя, как только позволят жрецы.

Оденат очень удивился столь внезапному решению, и его брови взлетели вверх. Девушка улыбнулась и добавила:

– Я нужна тебе, мой Ястреб. Разве не это ты только что сказал? И если уж честно, то на самом деле наш брак состоялся в тот момент, когда ты договорился с моим отцом, только дата свадьбы оставалась неизвестной. Но главное… Видишь ли, теперь мне ясно: раз я вчера так расстроилась, подумав, что ты пошел к Делиции, значит, люблю тебя, просто боюсь признаться в этом самой себе.

– О, Зенобия, – пробормотал принц, – хотел бы я знать, в какую женщину ты однажды превратишься…

– Зачем сейчас гадать? – со смехом ответила девушка. – Ведь рано или поздно ты обязательно это увидишь.

Оденат тоже рассмеялся.

– Да, верно, мой цветочек! – Повернув коня в сторону города, он добавил: – Нам пора возвращаться, Зенобия. Я не поскачу с тобой наперегонки, но давай пустим лошадей галопом, чтобы Аль-Ула показала тебе, на что способна.

В тот же миг Зенобия натянула поводья – и помчалась в сторону города. В очередной раз удивившись (она то и дело его удивляла), Оденат пришпорил Ашура и поскакал следом за девушкой по едва заметной пустынной дороге, ведущей в Пальмиру, и из-под лошадиных копыт то и дело взвивались вверх облачка желтой пыли. При этом принц неотрывно смотрел на скакавшую впереди всадницу, низко склонившуюся в седле, и мысленно восклицал: «О, до чего же восхитительное создание!» И какое счастье, что эта чудесная девушка скоро станет его женой.

Когда они пронеслись сквозь главные дворцовые ворота, часовые переглянулись и с восхищением посмотрели им вслед. А Зенобия, спрыгнув во дворе с лошади, с торжеством в голосе воскликнула:

– Мой Ястреб, я тебя обогнала!

– Мы не состязались, – ответил Оденат.

– Разве?… – Зенобия посмотрела на него с удивлением, затем повернулась и, негромко рассмеявшись, вбежала во дворец.

Оденат, почувствовав возбуждение, криво усмехнулся. Ох, скорее бы день свадьбы… Он уже с трудом сдерживался. Несмотря на множество дел, он еще до захода солнца собирался повидаться с Забааем бен-Селимом, чтобы обговорить все детали предстоящей свадьбы. И на следующий же день следовало сделать публичное объявление. Тогда маленькая плутовка уже никуда не денется.

Радостно улыбнувшись, принц направился в свою часть дворца. Мысленно обращаясь к Зенобии, он проговорил: «Скоро, уже совсем скоро, мой цветочек… И тогда ни ты, ни я больше никогда не почувствуем себя одинокими, потому что будем любить друг друга вечно!» «Вечно…» – ему нравилось звучание этого слова.