Читать книгу Блейз Уиндхем - Бертрис Смолл - Страница 8

Целую минуту после пробуждения Блейз не могла понять, где находится, пока воспоминания о вчерашнем дне не нахлынули на нее. Она проснулась в собственной спальне, в имении Риверс-Эдж. Она вышла замуж и чудесно выспалась на самой удобной на свете кровати. Правда, было так странно занимать одной такое огромное ложе. Впервые за всю жизнь Блейз довелось спать в одиночестве. Она потянулась всем телом, до кончиков пальцев, и, повернув голову, обнаружила на девственно-белой подушке рядом с собой единственную алую розу со стеблем, свободно обернутым длинной бледно-голубой шелковой лентой, расшитой крошечными жемчужинами. Высвободив ленту, Блейз, к своему безграничному удивлению, обнаружила, что овальный сапфир в золотой оправе вделан точно посредине полосы голубого шелка.

Она не сдержала стона восторга. Дома, в Эшби, она слышала о подобных вещицах, но никогда не надеялась иметь их. Усевшись, Блейз укрепила ленту на голове по последней моде, а затем спрыгнула с постели и подбежала к зеркалу. Восхищаясь, Блейз поворачивала голову направо и налево, глядя, как в сапфире загораются искры.

– Доброе утро!

Резко обернувшись, Блейз увидела, как ее муж вошел в дверь, соединяющую их спальни.

– Доброе утро, сэр, и огромное вам спасибо за подарки!

– Который из них тебе больше понравился? – с любопытством спросил Эдмунд.

Блейз на минуту задумалась, а затем со смехом объяснила:

– Сама не знаю. Я обожаю розы, и потом это так романтично – дарить даме цветы. Но я еще никогда не получала такого роскошного подарка, как эта лента. Боюсь, сэр, я слишком жадная – мне нравится и то, и другое!

– По-моему, жадность не в твоем характере, Блейз, – возразил Эдмунд. – Красивые вещи предназначены для красивых женщин. Я просто искупаю свою вину – в конце концов я так и не прислал тебе свадебного подарка.

– Никаких подарков! – воскликнула она. – Милорд, вы ведь и так позаботились о счастье моих семи сестер! Ни одна невеста еще не получала более щедрых даров! Этого более чем достаточно.

«Как она мила», – подумал эрл и, пройдя разделяющее их расстояние, обнял Блейз, привлекая к себе.

– Я хочу попросить у тебя кое-что взамен, Блейз, – сказал он.

Блейз решила, что ей нравятся объятия мужа, – в них было так спокойно и мирно. Бессознательно она потерлась щекой о бархат его стеганого халата.

– Что же вы хотите получить, милорд?

– Сущую безделицу – чтобы ты называла меня по имени, Блейз. С тех пор как ты прибыла сюда, ты зовешь меня только сэром да милордом.

– Не знаю, Эдмунд, удобно ли это, – ответила Блейз. – Мама говорила, что мне следует дождаться вашего позволения, прежде чем называть вас по имени. Она утверждает, что некоторые мужчины предпочитают, чтобы жены, обращаясь к ним, называли их сэр или милорд.

– Вчера ночью я долго лежал без сна, размышляя, как прозвучит мое имя из твоих уст, – произнес эрл.

– Какой изысканный комплимент, Эдмунд! Берегитесь, как бы не вскружить мне голову!

Он рассмеялся, радуясь ее живости и остроумию.

– Пора перейти к более серьезным и неотложным делам, – наконец вздохнул он. – Я пришел сообщить тебе, что мы примем благословение отца Мартина на ступенях церкви в одиннадцать часов утра. К этому времени прибудут моя сестра, Дороти, ее муж, Ричард, и Тони.

– Я готова повторить свои клятвы, милорд, – на этот раз мужу, а не его доверенному лицу. Отец Мартин позволит?

Эдмунд был безмерно польщен.

– Почему бы и нет? Я устрою повторение церемонии в церкви, в присутствии наших родных, а затем мы выйдем на крыльцо, чтобы получить благословение. Благословение необходимо: увидев его, все слуги будут довольны.

Поцеловав Блейз, он вышел. Явилась Геарта с подносом, на котором оказались теплый белый хлеб, масло, мед и графин сладкого, разбавленного водой вина.

– Этим утром службы не будет, так что можете позавтракать не торопясь, миледи.

После завтрака Блейз вымыла лицо и руки в тазу с ароматной водой и старательно вычистила зубы. Затем горничная с помощью нескольких молодых служанок принялась одевать госпожу в чудесное кремовое бархатное платье с вышивкой золотом и жемчугом. Постепенно служанки затихли и вытаращили глаза, пораженные красотой своей молодой госпожи.

– Я не прочь надеть новую ленту, – сказала Блейз, и Геарта укрепила ее на голове, посмеиваясь над любовью хозяйки к безделушкам.

Двойную нитку бледно-розовых жемчужин с коралловым медальоном-сердечком застегнули у нее на шее, жемчужные серьги вдели в уши. После того как длинные золотистые волосы Блейз были тщательно расчесаны, ее обули в туфельки в тон платью.

– А теперь посмотрите-ка на себя в зеркало, – произнесла Геарта, ведя Блейз по комнате. – Разве я не говорила, что вы красавица? – с гордостью добавила она.

Блейз в восхищении уставилась на собственное отражение. У ее матери было только маленькое, тусклое зеркало, но поскольку дома ее одежда не блистала роскошью, она никогда не чувствовала потребности полюбоваться собой. А теперь, увидев себя в этом великолепном свадебном платье, она была изумлена.

– У меня будут еще такие же платья? – спросила она Геарту.

– Его светлость заказал для вас полный гардероб, миледи, – десятки платьев и туфель, одни лучше других. Для вас готовы нижние юбки, белье, домашние платья и плащи – шерстяные, шелковые, меховые. Вы ни в чем не будете нуждаться – в конце концов вы графиня Лэнгфорд. Когда-нибудь его светлость пожелает представить вас ко двору.

Блейз застыла перед зеркалом, пораженная словами Геарты. Она стала богатой женщиной. После целой жизни, проведенной в сравнительной бедности – хотя семейство Морганов во многом не испытывало нужды, – она оказалась богата. У нее появились даже драгоценности! Внезапно рядом с ней в зеркале возник Эдмунд, и Блейз с улыбкой повернулась к нему. Ее муж был облачен в черный бархат, драгоценности украшали его камзол еще более щедро, чем вчерашнюю одежду.

– По-моему, милорд Эдмунд, мы составили красивую пару, – заметила Блейз.

– Да, – согласился он, – так оно и есть. Значит, у нас будут привлекательные сыновья и хорошенькие дочери.

Вспыхнув, Блейз отозвалась:

– Надеюсь, вы правы!

Вместе они спустились по лестнице и встретили у ее подножия мастера Энтони, леди весьма решительного вида и джентльмена с мягкой улыбкой.

– Дороти! – воскликнул эрл и поцеловал женщину в обе нарумяненные щеки. Затем, отступив, добавил: – Позволь представить тебе мою жену, леди Блейз Уиндхем, графиню Лэнгфорд. Блейз, это моя сестра, Дороти.

Блейз вежливо присела перед леди Уиндхем, хотя в сущности, это женщине следовало приседать перед ней, поскольку та не имела титула. Скромность Блейз польстила ее золовке.

– Хорошенькая девчушка, – пробормотала леди, – но и Кэтрин была недурна. Вы сможете подарить этой семье сыновей, Блейз Уиндхем? – спросила она.

– Надеюсь, да, мадам, – ответила Блейз, быстро разобравшись, что Дороти Уиндхем сурова только на вид.

Удовлетворенно кивнув, Дороти повернулась к мужчине и представила его:

– Мой муж, лорд Ричард.

– Рада познакомиться с вами, сэр, – произнесла Блейз, приседая перед ним.

– И я тоже очень рад, дорогая, – последовал ответ. Ричард Уиндхем приятно заулыбался. – Вы – чудесное прибавление в семействе, миледи Блейз. – С этими словами он поцеловал ей руку.

– Я прибыла бы сюда еще раньше, если бы знала, как галантны мужчины этой семьи, – отозвалась Блейз, блеснув фиалковыми глазами.

– Даже я? – невинным тоном осведомился Энтони.

– А вот насчет вас мне следует подумать, сэр, – мгновенно нашлась с ответом Блейз.

– Не раздражай свою тетю, Тони, – предупредила его мать. – Тебе нужна жена, а у нее есть сестры, которые могут составить достойную партию.

Блейз была ошеломлена. Лорд Энтони собирается жениться на одной из ее сестер? На которой же? Разумеется, не на милой Блайт, а Блисс метит гораздо выше – она слишком тщеславна. Неужели на Дилайт? Смешливой малышке Дилайт? Казалось, это единственный выбор, если только лорд не желает ждать пять лет, когда подрастут Ларк и Линнет.

– Идем, дорогая, – мягко напомнил Эдмунд, прерывая разговор и взяв жену под руку. – Нам уже пора быть в церкви.

У двери их ждал экипаж, ибо церковь находилась у дороги между деревнями Уэйтон и Майклсчерч. Уиндхемы из имения Риверсайд прибыли в собственном экипаже, который, как объяснил Эдмунд жене, леди Дороти считала удобным для себя, но в действительности экипаж был нужен скорее ее мужу, Ричарду, поскольку он с каждым годом хворал все сильнее. Он уже давно не мог ездить верхом.

– У них нет других детей, кроме лорда Энтони? – с любопытством расспрашивала Блейз.

– У Энтони было два младших брата, Ричард и Эдмунд, и сестра Мэри. Ему едва минуло шесть лет, а мне – десять, когда в Риверс-Эдже началась эпидемия, и остальные дети погибли. Мэри было всего четыре месяца от роду, а мальчикам – два и четыре года. Никто так и не понял, почему уцелели мы вдвоем, ибо перенесли болезнь так же тяжело, как остальные малыши. После этого у моей сестры больше не было детей. Она сильно горевала – она любит детей.

– Бедняжка… – пробормотала Блейз.

– Но она будет радоваться внукам, если мы сможем женить моего беззаботного племянника.

– Почему же он до сих пор не женат?

– Не знаю точно – впрочем, идея женитьбы никогда его не прельщала. Мы с Кэти поженились через день после моего шестнадцатилетия.

– Когда ваш день рождения? – спросила Блейз. – Я еще так мало знаю о вас.

– Двадцать восьмого августа. Совсем недавно я отметил свое тридцатипятилетие.

– А мне тридцатого ноября исполнится шестнадцать, – сообщила Блейз. – Вы с леди Кэтрин были женаты уже три года, когда я родилась.

– И тем не менее, несмотря на свои преклонные годы, обещаю тебе, Блейз: как только мы будем близки, я не просто стану исполнять свой долг. – Простодушное замечание Блейз о том, что он годится ей в отцы, уязвило Эдмунда.

– О сэр! – Она покраснела и рассмеялась.

Экипаж остановился перед церковью, и лакеи поспешили опустить подножку, чтобы эрл и графиня могли выйти.

– Это церковь святого Михаила, вот почему сначала я предполагал, что наша свадьба состоится в день этого святого, в конце месяца, – объяснил Эдмунд, помогая жене выйти из экипажа и подводя ее к церкви.

Высокий седовласый священник в белой с золотом ризе ждал их.

– Добро пожаловать, дитя! – поприветствовал он Блейз. – Я – отец Мартин. Если пожелаешь, я стану твоим духовником.

Священник провел их к высокому алтарю церкви, где позволил повторно обменяться клятвами, которые Блейз днем раньше произносила, стоя рядом с доверенным лицом мужа. Она считала, что Эдмунду стоит услышать эти слова, была уверена, что это поможет ему по-настоящему почувствовать себя мужем. Пока священник произносил молитву, Блейз исподтишка оглядывала церковь. Она еще никогда не видывала такой богатой церкви. В высоких изогнутых вверху окнах красовались разноцветные витражи с изображением фигур апостолов и ангелов. Блейз еще не доводилось видеть таких окон, а свечи на алтаре оказались позолоченными.

В передней части церкви помещалось несколько статуй, искусно вырезанных из камня и дерева, инкрустированных драгоценными камнями и мастерски расписанных, в том числе и превосходная статуя воинственного святого Михаила, сжимающего золотой меч. Эдмунд слегка пожал Блейз руку. Она виновато взглянула на него, но эрл заговорщически подмигнул ей. Да, в очередной раз поняла Блейз, она сумеет с легкостью полюбить этого человека.

– А теперь, – провозгласил отец Мартин, завершая краткую церемонию, – новобрачные должны появиться на ступенях перед церковью, дабы получить благословение.

Когда они вышли из церкви, Блейз увидела, что весь двор и дорога за ним переполнены людьми. Завидев эрла и его жену, толпа разразилась приветствиями. Отец Мартин с улыбкой поднял руку, заставляя прихожан замолчать, и вскоре крики стихли – слышались лишь шорох ветра и щебет птиц. Блейз и Эдмунд опустились на колени перед священником на каменные ступени церкви, и отец Мартин благословил их зычным голосом, доносящимся даже до самых отдаленных зрителей. Когда он снял ладони с голов новобрачных и они повернулись лицом к людям, еще более громкие и радостные возгласы понеслись над толпой.

– Да благословит Господь графиню! Долгих лет и наследников для Лэнгфорда! – слышалось громче всего.

Эрл и графиня уселись в экипаж и, сопровождаемые толпой, вернулись к Риверс-Эджу, где в садах у дома должно было состояться всеобщее пиршество.

– Я объявил этот день праздничным, – объяснил Эдмунд.

Блейз ответила мужу улыбкой.

– Как бы я хотела, чтобы рядом со мной сегодня были родные! – задумчиво произнесла она.

Эдмунд взял ее ладонь, перевернул ее и поцеловал в запястье.

– Обещаю, они приедут, как только ты освоишься здесь. – Его глаза ласкали ее, и Блейз решила, что ей нравится волнение, которое она испытывает под взглядом Эдмунда.

На лужайке Риверс-Эджа был устроен навес для гостей. Телячьи, оленьи, бараньи туши целиком жарились на открытых кострах у берега реки. На столах возвышались горы булок, круги золотистого сыра, плетеные корзины, доверху наполненные яблоками и грушами. Гости откупоривали фляги с сидром и элем. На десерт был припасен огромный свадебный пирог.

На помосте под навесом подавали более изысканные и тонкие яства, а также крепкое вино. Новобрачные сидели, окруженные родственниками и гостями – в основном дворянами, живущими по соседству, хотя никто из них не обладал таким высоким титулом, как Эдмунд Уиндхем, кроме Оуэна Фицхага, эрла Марвудского.

Лорд Фицхаг бесцеремонно оглядел Блейз и выпалил:

– Черт побери, Эдмунд, где это ты добыл такую красавицу? – Он усмехнулся и склонился над ладонью Блейз. – Мадам, если у вас есть сестра, не менее прелестная, чем вы, смею заметить, что мне нужна жена. Несносная болтушка, с которой я был обручен с самого рождения, умерла от оспы.

– У меня семь сестер, милорд, – отозвалась Блейз с самым серьезным видом. – Если вы выскажете свои пожелания, надеюсь, мой отец сумеет удовлетворить их. Какую жену вы хотели бы иметь – блондинку или темноволосую? Среди нас есть даже сестра с рыжеватыми локонами, но увы, ей всего пять лет. Гленну вам придется дожидаться не менее восьми лет. Все мои сестры крепки здоровьем – что касается потомства, наша мать не знает себе равных. Кроме того, никто из нас не страдает близорукостью.

Оуэн Фицхаг взорвался от хохота.

– Скажите, мадам, – сумел выговорить он между приступами смеха, – у всех ли ваших сестер язычок подвешен так же хорошо, как у вас?

Блейз притворно нахмурилась.

– Кстати, Оуэн, – вмешался Энтони, – младшие сестры моей тетушки действительно прелестны, и трое из них уже достигли брачного возраста. Я сам готов взять в жены одну из них. Что скажете об этом, тетушка? Едва вы успели выйти замуж, а следом за вами еще сразу две ваши сестры. Брак с моим дядей уже дал вам немало преимуществ.

– По-моему, милорд Фицхаг, вы сможете стать самым достойным мужем для одной из моих сестер, если вы серьезны в своих намерениях. А что касается вас, племянник, вы слишком много пьете и чересчур много болтаете о том, что вас не касается, – резко заключила Блейз.

Леди Дороти рассмеялась.

– Вот единственная хорошенькая женщина, которую не прельстила твоя внешность, Тони! Если ее сестры так же рассудительны, я была бы рада видеть одну из них своей снохой. – Потянувшись, она потрепала Блейз по руке. – Вы нравитесь мне, Блейз Уиндхем! – откровенно призналась она.

– Тише, тише, дорогая, – упрекнул Эдмунд жену. – Ты слишком болезненно воспринимаешь насмешки Тони. Если ты не перестанешь доставлять ему такое удовольствие, он вообще изведет тебя.

– Ни за что не дам ему этой возможности! – возразила Блейз.

– Вот и хорошо, – кивнул Эдмунд, – ибо я предпочел бы наслаждаться тобой в одиночку. – Он нежно пожал руку Блейз под столом.

Блейз взглянула на него из-под густых ресниц и, уловив пристальный взгляд мужа, залилась румянцем.

Деревенские дети весело резвились на лужайках. В смущении Блейз загляделась на них. Рядом с ее ухом прозвучал тихий смешок мужа, и интимность этого звука заставила ее вздрогнуть. Почувствовав, как участилось ее дыхание, Блейз опасалась, что она лишится чувств. Только что прибыла труппа пестро разодетых бродячих танцоров – прослышав о свадебном пиршестве, они попросили у эрла позволения развлечь гостей. Поскольку считалось, что танцоры, исполняющие моррис, приносят удачу, им был оказан теплый прием.

День выдался солнечным и даже жарким для середины сентября. Танцоры в своих одеяниях из ярких лент с позванивающими колокольчиками грациозно двигались по траве, воскрешая древний танец. Когда они закончили представление, их пригласили присоединиться к гостям, а эрл одарил старшего из них пригоршней серебряных монет. Местные музыканты заиграли на трубах, бубнах и барабанах. Энтони Уиндхем и Оуэн Фицхаг пустились в пляс с хорошенькими деревенскими девушками. К концу дня фляжки опустели, солнце медленно спускалось за холмы, и праздник понемногу стал затихать. Шутливый обряд «провожания в постель» был отменен – к великому разочарованию большинства гостей.

– По-моему, это вообще нелепый обычай, – заметила леди Дороти. – Помню, когда я вышла замуж за Ричарда, я вконец растерялась от смущения. Вам еще повезло, Блейз. Скажите, вы будете проводить Рождество здесь, в Риверс-Эдже? Кэтрин всегда устраивала великолепные рождественские балы – на все двенадцать дней рождественских праздников.

– Мне очень хотелось бы последовать ее примеру, мадам, – робко ответила Блейз, – но вы должны рассказать мне, как это делалось, ибо мне еще не приходилось управляться с таким большим домом. Боюсь, наши простые обычаи Эшби не подойдут для такого великолепного имения, где мне посчастливилось стать хозяйкой.

– Блейз Уиндхем, я буду только рада давать вам советы, но не сомневаюсь, не пройдет и года, как они вам не понадобятся. Однако с удовольствием помогу вам сейчас. Большинство обычаев здесь сохранились неизменными со времен моего детства. Риверс-Эдж – большой дом. Должно быть, вы пожелаете пригласить своих родственников на двенадцать дней. – Леди Дороти буквально сияла от удовольствия, услышав просьбу о помощи от молодой жены брата.

– Отличная затея, – одобрил Эдмунд несколько минут спустя, когда его сестра с семьей отправилась домой.

– Мне не обойтись без ее помощи, – откровенно призналась Блейз. – Мне бы не хотелось нарушать обычаи, которые существовали в Риверс-Эдже задолго до моего приезда.

– Что ты за чудо, Блейз! В тебе сочетаются и очаровательная невинность, и мудрость не по возрасту.

– Вы льстите мне, милорд, я всего лишь обладаю толикой здравого смысла, и ничего более.

Эдмунд улыбнулся ее скромности.

– Тебе понравились наши соседи? – спросил он.

– Очень! Эрл Марвудский и вправду подыскивает себе невесту или он просто хотел польстить мне?

– Нет, он сказал правду: в течение двенадцати лет он был помолвлен с девушкой, которую выбрали его покойные родители. Прошлой весной она умерла.

– Сможет ли он стать достойной партией для одной из моих сестер?

– Несомненно! Ему всего двадцать пять лет, он – обладатель древнего титула, хотя и его поместье, и состояние невелики. Приданого, которое я назначил каждой из твоих сестер, будет более чем достаточно для такого брака. Ты уже подумала, кто может стать его невестой?

– Я еще слишком мало знаю его, чтобы сделать выбор, но думаю, подойдут Блисс или Блайт. Вы позволите пригласить Оуэна Фицхага на двенадцать дней, милорд?

– Разумеется, он будет только рад. У него не осталось родственников, и ему сейчас живется одиноко. Правда, он редко бывает в имении, чаще его можно увидеть при дворе.

– Странно, что он до сих пор не нашел жену среди придворных дам, – удивилась Блейз.

– Моя воплощенная невинность, при дворе есть немало женщин. Но даже если они свободны, они не относятся к тем, которых мужчины берут в жены. Однако тебе не следует знать об этом.

Проходили дни, сливаясь в недели. Стояла непривычно теплая золотая осень. Блейз объезжала владения супруга и уже в который раз изумлялась, как же они обширны. Эрл Лэнгфордский владел бесчисленными стадами овец и коров. Его сады простирались, насколько хватало взгляда. Неподалеку от дома раскинулся огромный лес – королевским повелением семейству Уиндхем разрешалось охотиться там. Эрлу принадлежало девять деревень, в том числе и те две, через которые Блейз проезжала в день свадьбы. Более остро, чем когда-либо прежде, она осознала свой долг подарить мужу наследника. Никогда в жизни она и не предполагала, что такое богатство может принадлежать одному человеку.

Эдмунд Уиндхем ухаживал за молодой женой с изысканностью, на которую способен лишь мужчина с большим жизненным опытом. Не проходило ни единого утра, чтобы, открыв глаза, она не находила рядом на подушке какую-нибудь безделушку или другое свидетельство его любви. Несмотря на то что управление поместьем отнимало много времени, Эдмунд часто откладывал в сторону дела, чтобы побыть с Блейз.

Вскоре он обнаружил, что его женой стала сообразительная девушка с пытливым умом, готовая перенимать все, чему он только мог ее научить. Она умела читать и писать, ее обучили арифметике и церковной латыни – ничего подобного эрл не ожидал от девушки, выросшей в такой тихой заводи, как Эшби. Мало того, Блейз умела играть на маленькой лютне, у нее оказался чистый и высокий голос. Выяснив, что у Блейз есть способности к языкам, эрл начал расширять ее познания в латыни и еще добавил к ней греческий и французский.

Их жизнь отличалась приятной неспешностью, каждый день заканчивался у камина в гостиной Блейз. Вытянувшись на ковре перед жарким пламенем, Эдмунд рассказывал жене историю страны в виде притч и сказок. Об истории Блейз имела весьма смутное представление, и ей нравилось слушать низкий голос мужа, повествующего о королях и королевах, рыцарях и прекрасных дамах, битвах в Англии, Франции и в Святой земле, о придворных церемониях и турнирах.

Больше всего ее привлекали рассказы о правящей Англией династии Тюдоров. Она любила историю о том, как стали супругами принцесса Елизавета Йоркская и Генрих Ланкастерский, таким образом положив конец войне Алой и Белой розы, после чего в Англии вновь воцарились мир и спокойствие. Блейз плакала от жалости к бедной королеве Екатерине, жене нынешнего короля, которая сумела произвести на свет всего одного живого ребенка, принцессу Мэри. И теперь ходили слухи, что после долгих лет брака король решил расстаться с женой.

– Но разве такое возможно? – однажды вечером спросила Блейз у Эдмунда.

– Такое уже случалось, – напомнил ей муж.

– Но ведь она – его жена перед Богом и людьми, милорд!

– Генрих – король Англии, Блейз, и у него должен быть сын. А Екатерина Арагонская, по всей видимости, не в состоянии родить здорового сына и, если слухи верны, вообще больше не сможет рожать. С благословения церкви другие христианские королевы отрекались от власти, некоторые даже уходили в монастырь. Другие просто удалялись от двора, и за такое бескорыстие и муж, и весь народ относились к ним с почтением.

По-моему, наша королева – гордая и упрямая женщина. Король Генрих напрасно женился на ней. Она была вдовой его брата, и если бы не алчность старого короля, которому не терпелось завладеть ее приданым, она давным-давно вернулась бы в свою Испанию. Старый король Генрих, отец нашего нынешнего короля, в свое время скопил несметные богатства. Когда принц Артур умер, была уплачена только половина приданого Екатерины Арагонской. Старый король надеялся заполучить другую половину, выдав вдову за младшего сына, нашего короля Генриха.

Но король Испании Фердинанд оказался не менее жадным, чем наш старый король. Он считал, что английский принц уже отведал вкус женщины и способен обойтись без всего приданого. Он не видел смысла выполнять условия сделки и платить полностью. К тому же англичане не угрожали вернуть Екатерину домой и даже объявили о ее помолвке с юным Генрихом – несмотря на то что он младше ее на целых шесть лет.

Старый король упрямо настаивал на выплате приданого, заявляя, что в противном случае готов отправить Екатерину обратно в Испанию и обручить своего наследника с французской принцессой. В конце концов приданое от Испании предназначалось для принца Артура и принцессы Екатерины, а вовсе не для Генриха.

– Разве королям чужда нравственность, сэр? Забрать приданое, а затем вернуть принцессу отцу – это поистине ужасно! – воскликнула Блейз.

– Нравственность королей обычно служит их желаниям, дорогая, – с улыбкой объяснил Эдмунд, довольный рассудительностью жены. У него возникла мысль, что неплохо было бы заняться с ней изучением логики.

– Но если отец не хотел, чтобы король Генрих женился на испанской принцессе, зачем же он так поступил? – допытывалась Блейз.

– Вполне вероятно, старый король не поделился своими замыслами с Генрихом. Видишь ли, Блейз, смерть принца Артура стала для него полной неожиданностью. Старший сын был его отрадой и гордостью – как и для королевы Елизаветы. Она умерла год спустя, и кое-кто поговаривал, что ее убило горе. Старый король так и не сумел оправиться после смерти родных. Обычно он не уделял внимания младшему сыну, которого готовили в священнослужители, и предпочитал держать бразды правления в своих руках.

Только на смертном одре Генрих понял, что король Фердинанд перехитрил его. Остаток приданого так и не был выплачен. Если бы король протянул подольше, я уверен, он все же отправил бы домой испанскую принцессу. Но, увы, старый король умер прежде, чем сумел исправить собственную оплошность. Молодому королю, нашему королю Генриху, к тому времени исполнилось восемнадцать лет, он был (да и теперь остается) высоким, привлекательным мужчиной. А испанская принцесса, хрупкая женщина, славилась своими золотисто-рыжеватыми волосами и хорошеньким юным личиком. Король давно восхищался ею – впрочем, он был не столько влюблен в Екатерину, сколько в саму любовь. И прежде чем кто-либо смог переубедить его, Генрих женился.

Кое-кто считает, что рождение у королевы мертвых детей и смерть двух мальчиков, родившихся живыми, – Божья кара королю за то, что он осмелился жениться на вдове брата. Я предпочитаю не делать подобных выводов, но уверен – королева должна смириться и позволить королю вступить в другой брак. Всему виной ее болезни, а не дееспособность короля. Это всем ясно.

– В самом деле, милорд? Как же так? И король, и королева отвечают за зачатие ребенка. Зачем же возлагать всю вину на бедняжку королеву?

– Нет, Блейз, в этом случае виновата именно королева, поскольку у короля уже есть здоровый сын от другой женщины.

– Но если он женат на королеве, как такое возможно? – искренне изумилась Блейз.

Минуту Эдмунд Уиндхем не мог оправиться от глубочайшего изумления. Он знал, что Блейз невинна, но никогда не подозревал, что ее наивность простирается так далеко.

– Мужчины, – наконец нерешительно начал он, – даже женатые мужчины, иногда находят развлечение и утешение в постелях других женщин, а не своих жен, Блейз. Когда мужчина особенно верен какой-либо женщине, на которой он не женат, ее называют любовницей.

– А у вас когда-нибудь была любовница? – бесхитростно поинтересовалась Блейз.

– Никогда.

– Значит, вы никогда не занимались любовью с другой женщиной, кроме первой жены?

– Этого я не говорил, дорогая, – еле сдерживая смех, возразил эрл. Взяв Блейз за руку, он придвинул ее поближе. – Для жены ты задаешь слишком много вопросов, – поддразнил он, и его глаза потеплели. Блейз непонимающе нахмурилась.

Она чувствовала, как участилось ее дыхание. Сердце пропустило несколько положенных ударов, в животе возникал и вновь исчезал тугой клубок. Муж коснулся губами ее губ, и рот Блейз смягчился от его прикосновения. Поцелуи Эдмунда до сих пор завораживали ее – несмотря на то что они целовались уже несколько недель.

Он положил Блейз на ковер, и, взглянув на него снизу вверх, Блейз ухитрилась выговорить:

– Но как же я буду учиться, если перестану задавать вопросы, милорд?

Он нежно провел пальцем по припухшим от поцелуя губам.

– Я научу тебя всему, что ты должна знать, дорогая. Но за последние недели я уделял столько внимания греческому, французскому и истории, что пренебрег гораздо более приятной частью твоего образования, – его гибкие пальцы быстро расстегивали шесть маленьких перламутровых пуговок, сбегающих по бледно-голубому шелковому платью от выреза до пояса. Эдмунд обнял Блейз за плечи и ловко просунул ладонь под шелковую ткань, впервые касаясь ее груди.

Блейз задохнулась и на мгновение решила, что сердце вот-вот разорвется в ее груди. К собственному удивлению, она обнаружила, что ничуть не боится, – в сущности, прикосновение мужской ладони доставляло ей удовольствие. С тихим стоном она прижалась к его руке, чувствуя, как от этого движения напрягся сосок, ощущая загрубелую кожу ладони. Это действие исторгло из уст Эдмунда стон раненого зверя, и не в силах сдержаться, он разорвал тонкую ткань платья, до пояса обнажая тело Блейз.

– Эдмунд!

На мгновение он потерял рассудок. Он покрывал поцелуями нежную и чувствительную плоть упругой девственной груди, впитывая свежесть ее кожи и тонкий, ни с чем не сравнимый аромат. Казалось, он не в силах насытить глубокое и страстное желание, овладевшее им.

Треск шелка и прикосновение его теплых губ к коже вызвали в душе Блейз неудержимый вихрь чувств. Какой-то глубинный плотский инстинкт подсказывал ей – это желание. Муж возжелал ее. Если бы только он и любил ее – хоть немного, с печалью подумала Блейз. Если бы им не руководило только желание иметь наследника! Он обхватил губами ее сосок и крепко сжал его. Это прикосновение заставило Блейз слабо вскрикнуть.

– Эдмунд! О милорд! – Она забилась, пытаясь избежать пугающей страсти, с которой он впивался губами в ее чувственную плоть.

Он хотел ее! Господи, как он ее хотел! Эдмунду не терпелось сорвать с жены все остатки шелкового платья, хотелось накрыть ее своим телом и глубоко вонзить в нее свое копье. От вожделения у него застучало в висках, но тон нежного голоса Блейз достиг его сознания, даже если это не удалось словам. О Господи! Она приходилась ему женой, принадлежала ему по праву, но по-прежнему оставалась девственницей. Ему не следовало разрушать хрупкие и чудесные отношения, которые они терпеливо строили последние два месяца.

Эдмунд нехотя оторвался от ее груди и увидел на лице Блейз полуиспуганное и вопросительное выражение.

– О Блейз, прости, если я напугал тебя, – виновато произнес он, – но ты должна знать: ты – непреодолимое искушение. Я просто не смог сдержаться.

– Еще минуту назад я даже не подозревала, что вы желаете меня, милорд, – задыхаясь, ответила она. – Мне вовсе не было неприятно, Эдмунд, по-моему, это величайшее из наслаждений.

– Может быть, – с надеждой подхватил он, – ты уже готова стать моей женой в полном смысле слова?

На кратчайший миг страх промелькнул в ее огромных глазах.

– Еще нет, – прошептала она, – прошу вас, подождите еще немного, милорд!

Осторожно поцеловав ее в дрожащие губы, он скользнул ладонью по ее груди.

– Но только до тех пор, пока и ты не почувствуешь влечения, дорогая. Я хочу, чтобы ты мечтала проникнуть в тайны любви, а не боялась ее.

Потянувшись, она провела пальцами по его лицу в трепетной ласке.

– Мне кажется, я скоро полюблю вас, милорд, – прошептала она, и на краткую секунду их глаза встретились, а затем Блейз покраснела и робко отвернулась.

В последующие дни эрл уже без смущения заключал жену в страстные объятия, давая волю рукам, и Блейз только поощряла его. Впервые они легли в постель вдвоем, хотя и были полностью одеты. Ласки и поцелуи мужа опьяняли Блейз подобно крепкому вину. Поймав ее маленькую ладонь, муж сунул ее себе под камзол, и Блейз впервые ощутила его твердость. Она робко сомкнула пальцы вокруг его мужского достоинства. Когда Эдмунд почувствовал, что ее страх исчез, он попросил ласкать его.

– Это доставляет вам удовольствие? – спросила она.

Он кивнул. Желание затуманило его глаза.

На следующее утро, охотясь в лесу в обществе племянника, эрл пребывал в подавленном настроении.

– Похоже, ты так и не прорвался сквозь девственные стены, – потешался над ним Тони. – Если это не произойдет в самом ближайшем времени, я начну опасаться за твой рассудок. Невозможно родить наследника, не выполняя супружеских обязанностей. Ума не приложу, как тебе удается сдерживаться и не овладеть этой маленькой плутовкой.

Эдмунд хмуро взглянул на племянника.

– Неужели тебе настолько надоели деревенские девчонки, Тони, что тебя беспокоит положение дел в моей семье?

– Ага, так я прав, ты до сих пор не сумел сорвать ее цветок! – расхохотался Энтони Уиндхем. – Твой меч наготове, но ее ножны пока закрыты. Возьми ее и покончи с этим, Эдмунд. Она выставляет тебя на посмешище! Ты же ее муж и повелитель. Ее желания не имеют ни малейшего значения!

– Нет, дорогой, если кто из нас и глуп, так это ты! Немедленно прекрати насмехаться, ибо я не желаю обсуждать свою частную жизнь с невежественным юнцом!

Энтони насмешливо закатил глаза, но придержал язык. Еще никогда он не видел Эдмунда в таком гневе. Неужели его дядя влюбился в свою жену? Эта мысль почему-то встревожила Энтони, хотя он и не понимал почему. Когда Эдмунд пришпорил коня, пуская его вперед, Энтони последовал за ним в глубь леса. Стояло непривычно теплое для конца ноября утро, и он уже чувствовал, как струйка пота сбегает по шее. Он расстегнул ворот рубашки.

Они провели на охоте почти целый день, и хотя собакам удалось вспугнуть нескольких кроликов и птиц, олень им так и не попался. Наконец ближе к вечеру они выехали из леса у развилки дорог, в том месте, откуда расстояние было равным и до Риверс-Эджа, и до Риверсайда.

– Так ты не пригласишь меня поужинать? – поддразнил Тони.

– Нет, не приглашу, – последовал резкий ответ. Отдаленный раскат грома, казалось, подчеркнул слова эрла, когда он развернул жеребца и рысью пустился прочь в сопровождении слуг и собак, оставив изумленного племянника в полном одиночестве посреди дороги.