Читать книгу Память любви - Бертрис Смолл - Страница 4

На дворе стояла поздняя весна, но ливший как из ведра дождь казался ледяным. Тяжелые капли просачивались сквозь битую черепицу и крошечными озерцами собирались на полу. Огонь погас еще накануне, и дети не знали, как его развести. Пришлось крепко обняться и скорчиться в уголке, чтобы не замерзнуть окончательно. Тело матери лежало на кровати в луже черной крови, уже успевшей свернуться. Несмотря на холод, смрад стоял невыносимый. Ветер голодным волком завывал в окнах, и мальчик жалобно хныкал, прижимаясь к старшей сестре.

Ронуин, дочь Ллуэлина, второй день ломала голову, пытаясь придумать, как спастись от смерти. Мама умерла, рожая принцу очередного ублюдка. Поблизости не было никакого жилья – какая порядочная женщина потерпит соседство шлюхи принца и ее незаконного отродья? Старая ведьма, помогавшая Вале произвести на свет Ронуин и Глинна, на этот раз не успела явиться, потому что схватки начались преждевременно. Слишком рано.

«Сначала нужно согреться, – сонно подумала Ронуин. – Как разжигают огонь? Ах, если бы дождь перестал!» Может, они сумели бы добрести до какой-нибудь фермы или деревни! Беда в том, что она ни разу за последние пять лет не спустилась с холма, на котором стоял их дом.

Трехлетний Глинн снова заплакал, и девочка прижала его к себе.

– Есть хочу, – пожаловался он.

– Глинн, у нас не осталось ни крошки, – в десятый раз повторила она. – Как только дождь перестанет, мы выйдем и поищем еду. Раньше ничего не получится.

Ронуин раздраженно поморщилась. Они вряд ли выживут. Если бы было чуть теплее, тогда и голодные судороги не казались бы такими жестокими. Мать приказала Ронуин поддерживать огонь, и она выполнила бы поручение. Но когда мать начала истошно вопить от боли, Ронуин поспешно увела брата во двор, чтобы тот не пугался. Они долго бродили по склону холма, собирая цветы для новорожденного, а когда вернулись, мать уже не дышала, а огонь погас. Не осталось ни одного тлеющего уголька, который можно было раздуть, как это часто делала мама. И тут начался дождь. Он лил всю ночь и не прекращался ни на минуту. День клонился к сумеркам, а барабанная дробь капель по крыше только усиливалась.

Ронуин насторожилась: где-то за холмами слышался собачий лай, с каждой минутой становившийся все громче. Девочка едва не заплакала от радости. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге в тусклом свете угасающего дня возник Ллуэлин ап-Граффид. Поспешно ступив внутрь, он обвел взглядом комнату, увидел съежившихся, дрожавших детей и едва не охнул.

– Что здесь произошло?

– Мама умерла. Малыш запросился на свет слишком рано.

– Почему не было повитухи?! – взорвался Ллуэлин.

– Кому было за ней послать? И откуда я знаю, где она? Мама все кричала и кричала, тогда я взяла Глинна и убежала. Когда мы вернулись, она уже не дышала. И огня не было. Еды тоже. Что мне было делать? Куда идти? Это ты и твоя похоть убили маму! Она не умерла бы, если бы ты ее не обрюхатил!

Пораженный злобой, звеневшей в детском голосе, принц уставился на Ронуин так, словно видел впервые. Как странно… все равно что смотреться в зеркало. Точная его копия, если не считать волос, волос Валы. Он всегда знал, что девчонка его не выносит: недаром так свирепо уставилась своими зелеными глазищами. Не будь ситуация столь трагической, Ллуэлин рассмеялся бы. Да, воистину Ронуин – его семя и столь же неукротима в гневе, как он сам.

– Я разожгу огонь, – ответил он. – Иди на улицу и принеси мою седельную сумку. Там еда. Собак не бойся: они тебя не тронут. – С этими словами принц подошел к очагу и начал было высекать огонь, но, поймав взгляд крошки сына, поманил малыша: – Иди сюда, парень, и я покажу тебе, как разводить огонь в очаге, чтобы ты больше никогда не мерз.

Мальчик подобрался ближе и, раскрыв рот, зачарованно уставился на ап-Граффида. Собрав хворост в кучку, тот вытащил из кошеля кремень и стал царапать его острием кинжала, пока рассыпавшиеся искры не подожгли сухие веточки. Глинн изумленно вытаращил глаза, и принц с улыбкой взъерошил темные волосы мальчика, после чего продолжал подбрасывать дрова, пока огонь не заплясал в жерле очага, изгоняя сырость.

– Возьми, Глинн ап-Ллуэлин! – воскликнул принц, протягивая сыну кремень. – Теперь ты знаешь, как разводить огонь, но запомни: пока это можно делать только в очаге. Договорились?

– Да, па, – кивнул малыш, и принц снова улыбнулся. Ребенок впервые назвал его отцом.

– Значит, тебе известно, что я твой отец, – кивнул он.

– Ма так сказала, – просто ответил Глинн.

– Она не лгала, да упокоит Господь ее нежную душу, – вздохнул принц.

Что теперь делать? Необходимо похоронить любовницу, хотя ни один священник не согласится прочесть над ее телом заупокойную молитву. Но разве это важно? Спаситель примет Валу, дочь Хью, потому что она была хорошей женщиной. Господь не пошлет ее в преисподнюю только потому, что она была наложницей Ллуэлина ап-Граффида. У нее не было ни богатого приданого, ни могущественных родственников. Жаль, что он так и не женился на ней. Тогда бы их дети считались законными. Что ж, он может официально признать их. Это порадовало бы Валу. Ему уже далеко за тридцать, а других наследников, кроме этих двух маленьких бастардов, пока не предвидится.

В комнату вошла Ронуин. Открыв седельную сумку, она вынула хлеб с сыром, наломала маленькими кусочками и дала брату.

– Что это? – удивилась она, взвесив на ладошке кремень.

– Отдай! – завопил Глинн. – Мне па дал. Чтобы делать огонь!

Ронуин, пожав плечами, протянула брату его сокровище.

– Ребенок родился? – шепотом спросил ап-Граффид.

– Не знаю, – пробурчала девочка, сунув в рот хлеб с сыром. – Я не подходила к кровати.

Принц понимающе кивнул. Ему, разумеется, придется посмотреть.

– Дождь перестал, Ронуин?

– Да.

– Пойду вырою могилу для вашей матери.

– Только в том месте, откуда виден закат, – попросила девочка. – Мама всегда любила закаты.

Ап-Граффид порылся в крошечной кладовке и, найдя лопату, направился к западному склону холма. Небо успело проясниться, и последние лучи заходящего солнца бросали багровые отблески на мокрую землю. Выбрав подходящее место, он начал копать. Тревожные мысли не оставляли его: что теперь делать с детьми? Правда, между ним и англичанами пока сохраняется перемирие, но у него до сих пор нет места, которое он мог бы назвать домом. Кроме того, будет лучше, если как можно меньше людей узнают о существовании малышей. Их могли взять в заложники, похитить, чтобы заставить отца заключить выгодный врагу договор, тем более что других детей у него нет. Ллуэлин был верен Вале еще и потому, что для других развлечений у него не хватало времени. Да и никто не мог ублажить его так, как эта светловолосая красавица.

Рыхлая почва легко поддавалась лопате, и скоро яма стала достаточно глубокой. Теперь нужно принести труп. Отставив лопату, принц направился к дому. Несмотря на ужасную кончину, лицо Валы оставалось на удивление мирным и спокойным. Между раскинутыми окровавленными ногами лежало крошечное, но идеально сформировавшееся дитя.

– У вас могла быть сестра, – сообщил Ллуэлин детям. – Принеси тазик, парень, а ты, детка, поставь на огонь котелок с водой. Ваши мама и сестричка сойдут в могилу чистыми.

«Сестра», – грустно подумала Ронуин. Как она хотела сестру! Мама все перебирала имена и решила, что, если родится мальчик, она назовет его Хью, в честь своего отца, и Гуинллиан, если будет девочка.

Ронуин опустила ведро в стоявший в углу бочонок с водой, наполнила железный котелок и подвесила над огнем. Немного подумав, она порылась в сундуке, достала отрез белой ткани и безмолвно протянула отцу.

Ап-Граффид едва заметно улыбнулся, хотя глаза его оставались печальными. Он вспомнил, как Вала просила у него белую ткань – она объяснила, что, если умрет она или кто-то из детей, у них будет пристойный саван. Сколько лет прошло с тех пор? Тогда он лишь посмеялся, но все же привез материю. Вала жила на этом зеленом холме только потому, что захотела принадлежать ему, презрев законы приличия и отказавшись от общества соседей, от возможности попросить у них помощи, если окажется в беде. Она понимала это и смирилась с судьбой, ибо преданно любила его. Ах, ему следовало жениться на ней. Ее отец владел крохотным земельным наделом и был свободным крестьянином. Когда-нибудь ап-Граффид заключит выгодный брак, но любил и всегда будет любить только Валу.

Вода согрелась, и Ллуэлин принялся обмывать тело женщины, которую обожал. Потом настала очередь недоношенного младенца. Окровавленные простыни пришлось сжечь. Принц бережно завернул застывшее тело в белоснежный саван и положил ребенка на руки матери, с трудом разогнув их. Именно так она хотела быть похороненной. Он это знал.

– Подойдите, попрощайтесь со своей ма, – шепнул он, подзывая детей.

Ронуин, чуть поколебавшись, взяла брата за руку и подошла к отцу. Принц в последний раз поцеловал ледяные губы возлюбленной, и дети последовали его примеру. Ронуин осторожно коснулась крохотной головки сестры. Ап-Граффид мог бы поклясться, что в зеленых глазах блеснули слезы, но девочка тут же обернулась и устремила на него жесткий взгляд.

– Во всем виноват ты, Ллуэлин ап-Граффид, – повторила она. – И что теперь будет со мной и Глинном? Кто пригреет нас?

– Вы – мои дети, – пояснил он. – Я вас не брошу. Ваша мать верила мне. Почему же ты меня отталкиваешь? Ведь я твой отец.

– Ты зачал нас, пролив свое семя в утробу нашей матери, – холодно бросила девочка. – Но разве был нам настоящим отцом? Ты приезжал только для того, чтобы повидаться с ней и утолить свою похоть. Из-за тебя я не видела в жизни ни одной живой души, кроме матери, брата, тебя да той старой карги, которая помогала при родах Глинна.

– Но я делал все, чтобы вы не мерзли и не голодали, – защищался Ллуэлин. – Для чего еще нужен отец? Мужчина должен сражаться и делать все, чтобы добиться в жизни большего. Покорять врагов. Приобретать новые земли. Таков мир мужчин. Удел женщины – дом и дети. Ваша мать тоже так считала. А теперь давайте похороним ее и вашу сестричку, а потом я отвезу вас в безопасное место.

Валу и малышку осторожно опустили в сырую могилу, прикрыли их саваном. Ап-Граффид стал засыпать яму землей под душераздирающие рыдания Глинна, жавшегося к сестре. Заходящее солнце в ослепительном великолепии красно-золотых полотнищ, расцветивших небо, освещало небеса. Ап-Граффид насыпал небольшой холмик и посадил выкопанные неподалеку кусты, чтобы на тела не позарились дикие звери или осквернители могил.

– Нам придется провести здесь ночь, – сказал он детям. – Ронуин, собери все, что захочешь взять с собой, и вещи брата. На рассвете мы уедем. Идите в дом, а я пока постараюсь подстрелить кого-нибудь на ужин.

Вернувшись с двумя освежеванными кроликами, он увидел, что в домике прибрано и чисто. Однако с кровати, которую он так часто делил с Валой, был снят соломенный тюфяк. Ллуэлин сразу заметил это, но, ничего не сказав, стал жарить кроликов над огнем. Часть мяса он бросил собакам. Ронуин накрыла маленький стол, добавив к угощению немного хлеба с сыром. Очевидно, кое-что из еды она решила оставить на утро. Ллуэлин молча наблюдал, как она тщательно отделяет мясо от костей и кормит маленького братца. Только когда Глинн насытился, девочка принялась за еду. Ронуин хорошо усвоила уроки матери. Когда-нибудь она сама станет любящей матерью, подумал принц.

Ллуэлин грустно покачал головой. Он должен найти ей хорошего жениха. У такой миленькой девочки не будет недостатка в обожателях.

Дети уснули перед огнем, завернувшись в шкуры.

С первыми лучами солнца Ллуэлин поднялся и встал в дверях. Он приезжал сюда в последний раз. Кто мог подумать, что Вала уйдет так рано? Милая, красивая, здоровая женщина… Ей было четырнадцать, когда он впервые увидел ее в доме своего дяди и увез с собой. Его семя породило новую жизнь в ее чреве после первой же их ночи. Вала оказалась девственной, а девять месяцев спустя родила Ронуин так же легко, как кошка – слепых котят. Через два года появился Глинн. Почему роды в этот раз начались на два месяца раньше срока и привели к гибели Валы? Что за страшный удар судьбы? Но теперь Ллуэлин исправит свою ошибку – он поедет к священнику и признает детей своими.

Солнце показалось над линией горизонта. Ап-Граффид вернулся в домик и разбудил детей. Они вместе прикончили все, что осталось из еды, и Ллуэлин дал малышам по глотку вина из бурдюка. Глинн закашлялся, а Ронуин с удовольствием проглотила напиток.

– Значит, тебе вино нравится, – усмехнулся отец.

– Очень, – кивнула девочка.

– Ты собрала все, что хочешь взять с собой?

– Не так уж много у нас вещей, – пожала плечами она. – Я все сложила в мамину шаль. – Она протянула отцу небольшой, не слишком аккуратный, но туго затянутый узелок.

– Возьми брата и уходи, – приказал он. – Я сейчас буду.

– Что ты задумал? – встрепенулась девочка. Взгляды их скрестились.

– Сожгу лачугу, – пояснил он, но, к его удивлению, Ронуин не стала возражать. Наоборот, она молча кивнула и выполнила приказ. Ап-Граффид коротко рассмеялся. Вала была сама нежность и покорность. Сладость и пряные ароматы. Зато их дочь – крепкий орешек. Такую не согнешь! Вся в отца.

Тяжело вздохнув, он взял заранее приготовленный камышовый факел и сунул в очаг. Когда коричневые бархатистые головки разгорелись, он обошел маленький домик, поджигая все, что могло гореть, а ступив за порог, бросил сноп камыша на пол. Все трое подождали, пока от домика остались лишь пылающие угли.

– Теперь в путь, – приказал ап-Граффид. Подойдя к стреноженному коню, он взялся за поводья. – Ронуин, ты сядешь позади меня, а Глинн устроится спереди. – Заметив в глазах мальчика ужас, Ллуэлин поспешил успокоить его: – Я понимаю, Глинн, ты впервые сидишь на таком чудовище. Но Адден – хорошо объезженная скотинка, он не причинит тебе вреда. Когда-нибудь я позабочусь о том, чтобы у тебя был такой же жеребец. Возможно, от Аддена. Как тебе это понравится? – Он вскочил в седло и крепко обнял сына.

– Очень понравится, па, – прошептал тот, и голосок, хотя и тихий, больше не дрожал. Значит, парнишка не боится.

Ап-Граффид перегнулся и, подхватив дочь, посадил себе за спину.

– Обними меня, девочка, – приказал он и, почувствовав, как обвились вокруг пояса тонкие ручонки, тронул Аддена.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Ронуин.

Ап-Граффид задумался.

– В Ситрол. Эта крепость принадлежит мне. Отсюда до нее с полдня езды.

Они скакали все утро. Собаки мчались рядом, не отставая ни на шаг. Время от времени Ллуэлин спрашивал, не хотят ли дети отдохнуть, но те неизменно отказывались. Приятно, что они не нытики. Пока их можно оставить в Ситроле, но что потом? Нужно время, чтобы хорошенько обдумать их судьбу, ведь ему и в голову не приходило, что отныне он станет их единственным защитником. Воспитывать детей – обязанность матери, но теперь Ронуин и Глинн сироты.

Сам того не сознавая, ап-Граффид снова вздохнул и понурился.

«Он любил ее, – подумала Ронуин. – По крайней мере хоть это правда». От этой любви появились на свет она и Глинн, только вот к ним он особых чувств не питает. Что с ними будет? Какая еще крепость? Почему он должен оставить их именно там? Но ничего, она не станет бояться, иначе Глинн тоже испугается. Он и без того никак не может опомниться от смерти ма. Мать хотела бы, чтобы сестра оберегала младшего брата… заботилась о нем… Но, Господи, как же ей страшно…

Внезапно прямо перед ними возникло огромное сооружение из темного камня. Казалось, оно росло из самой горы.

– Ситрол, – пояснил ап-Граффид, направив коня прямо на груду черных булыжников.

Откуда-то сверху донеслось его имя. Адден промчался через массивные ворота. Двор неожиданно ожил: отовсюду сбегались люди. Один взял под уздцы коня, другой снял с седла Ронуин и Глинна. Ллуэлин спешился, приказал накормить и почистить Аддена и, осмотревшись, спросил:

– Где Морган ап-Оуэн?

– Я здесь, милорд, – прогремел низкий голос, и вперед выступил широкоплечий высокий мужчина с черной бородой, связанными на затылке волосами и блестящей лысиной на макушке.

– Нам нужно поговорить, – обронил ап-Граффид, направляясь к донжону – главной башне крепости. Открыв дверь, он обернулся к детям: – Идите согрейтесь у очага.

Потом взял протянутый ему деревянный кубок с горьким пивом, осушил тремя глотками и уселся на единственный стул, предназначенный для господина и хозяина.

– Вала умерла. Это наши дети. Ронуин только исполнилось пять, Глинну – три года. Я хочу оставить их с тобой, пока не решу, что с ними делать, – сообщил он Моргану, начальнику здешнего гарнизона.

– Ваше слово – закон для меня, господин, – поклонился тот, – но почему здесь и почему именно я? Вы оказываете мне огромную честь, доверяя безопасность ваших отпрысков.

– Ты был кровным родственником Валы, Морган, и кроме того, я не хотел утомлять их долгой дорогой. До сих пор они никогда не покидали холма, на котором стоял дом Валы.

– А если отправить их к вашим братьям?

– Почти никто не знал о Вале, а уж о детях тем более. Теперь о них будет известно только тебе, мне и священнику, которого я выберу. Ты знаешь, как велика опасность. Мои враги убьют парнишку и постараются выдать Ронуин замуж к своей выгоде. Я уже немолод, и, если не женюсь, Глинн когда-нибудь станет моим наследником. И только отец имеет право найти дочери мужа. Они такие маленькие, Морган, – улыбнулся Ллуэлин старому другу. – Неужели не приютишь их?

– Рядом с очагом всегда есть место для ночлега, куда мы укладываем самых важных гостей. Дети могут пока спать там. Но что мне с ними делать?

– Они сами найдут, чем заняться. Главное, следи, чтобы они не мерзли, не голодали и не попали в беду.

– А что сказать моим людям? – допытывался ап-Оуэн.

– Объясни, что эти дети мне дороги, – отмахнулся Ллуэлин. – Пусть гадают, но до правды им все равно не доискаться.

– А если дети проболтаются? – встревожился Морган.

– Ронуин, Глинн, ко мне! – скомандовал отец и, когда они подбежали, объявил: – Вы мои дети, моя кровь и плоть, и я горжусь этим, но вы не должны никому говорить о нашем родстве. Ронуин, я знаю, ты достаточно большая, чтобы все понять и объяснить брату. Сумеешь, девочка?

– Сумею, – кивнула Ронуин.

– Молодец, – похвалил Ллуэлин, чмокнув дочку в лоб и усмехнувшись при виде удивленной гримаски, промелькнувшей на ее лице. – А теперь я должен ехать. Меня ждут в другом месте, и, хотя и с опозданием, все же необходимо добраться туда.

– Ты вернешься? – прошептала Ронуин.

– Обязательно.

– Когда?

– Когда время придет, девочка. Тут вы в безопасности. Морган ап-Оуэн – родственник вашей мамы. Он будет защищать вас. Пообещайте, что станете его слушаться.

– Обещаю, – глухо пробормотала Ронуин.

– И я тоже, – пропищал малыш, радуясь, что может угодить отцу.

Ап-Граффид подкинул мальчика и, расцеловав в обе щеки, поставил на пол. Ронуин спокойно взирала на происходящее, не подавая виду, что ревнует.

– Ты еще не составила мнения обо мне, так ведь? – пошутил он.

Ронуин пожала узкими плечиками.

– Я не слишком хорошо знаю тебя, но благодарна за то, что приехал и увез нас. Больше я ничего не могу сказать, Ллуэлин ап-Граффид.

– Ты моя дочь и честна до безобразия, – засмеялся он. – Позаботься о братце, Ронуин. Я вернусь, обещаю. – Он погладил ее по голове, повернулся и вместе с капитаном вышел во двор.

– Па! – жалобно взвыл Глинн.

– Ты же слышал – он скоро приедет, – утешила его сестра. – Давай лучше обследуем все закоулки нашего нового дома. Смотри, какая высота!

Мальчик мгновенно отвлекся.

Когда сгустились сумерки и зал наполнился воинами, дети было растерялись, но Морган усадил их за высокий стол и объявил:

– Эти малыши очень дороги нашему господину Ллуэлину. С ними должно обращаться хорошо и ни в чем не отказывать. Я назначаю восемь человек их личными телохранителями. Лаг, Эдда, Мейбон, Надд, Баррис, Дьюи, Кэдем и От! Я выбрал вас. И присмотрите, чтобы с этими пташками ничего не случилось.

Воины долго добродушно ворчали, хотя втайне были довольны оказанной честью. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы угадать в малышах детей предводителя, пусть Морган и ничего не сказал. И парнишка, и девочка походили на него как две капли воды, если не считать светлых волос последней.

– Они – его кровь, верно? – шепнул лейтенант капитану.

– Я ничего подобного не утверждал, – покачал тот головой, – и тебе не советую.

Ронуин, кормя брата, рассеянно прислушивалась к разговору. Очевидно, их родитель – человек знатный!

После ужина мужчины собрались вокруг детей, как стая больших лохматых сторожевых псов. Ронуин в основном молчала, предоставив брату завоевывать сердца взрослых: по ее мнению, красивее Глинна не было на свете ребенка. Когда малыш стал клевать носом, От подхватил мальчика и уложил на тюфяк.

– Тебе тоже лучше бы лечь, – посоветовал он Ронуин.

– Я старше, – покачала она головой и, увидев, как в дальнем конце зала стоят на коленях несколько воинов, удивленно спросила: – Что это они делают?

– Кости бросают, – усмехнулся От. – Игра такая.

– Я хочу научиться, – потребовала Ронуин.

– Да ну? Уж и не знаю, что скажет капитан.

– Но почему бы нет? – настаивала девочка.

– Это азартная игра, – объяснил От.

– Не понимаю, – призналась Ронуин. – Видишь ли, я совсем невежественна, потому что всю жизнь прожила с мамой на холме.

– Понятно, – кивнул воин. – Что же, пожалуй, поучу тебя сам. Только не сегодня. Последние дни были трудными, и ты нуждаешься в отдыхе. Готов побиться об заклад, ты никогда прежде не сидела на коне. Кстати, в конюшне есть маленькая кобылка, на которой некому ездить. Я мог бы показать, как держаться в седле. Что скажешь?

– Конечно! – обрадовалась Ронуин.

– Тогда укладывайся рядом с братом, он уже успел уснуть. Завтра у тебя много дел.

От повел девочку к нише в каменной стене, где уже спал Глинн, дождался, пока она ляжет, и подоткнул овечьи шкуры.

– Доброй ночи, крошка, – пожелал он, прежде чем отойти.

– Молодец, – тихо похвалил его Морган.

– Но что, во имя Иисуса, побудило ап-Граффида оставить здесь этих крошек? – поинтересовался От. – Разве такое место, как Ситрол, подходит для детей?

Он налил пива в деревянную чашу и жадно выпил.

– Ничего, он скоро приедет за ними, – вмешался Гэмон ап-Ллуид. – Они – его единственные отпрыски, если, разумеется, где-то нет еще двоих-троих.

– Он был верен моей кузине Вале, – спокойно возразил Морган. – Готов поклясться, других у него нет. Кстати, разве я не запретил вам распускать языки?

– Мы все знаем, что это его дети, – упрямился Гэмон.

– Бедные крошки, – посочувствовал От. – Остались сиротками – ни родителей, ни настоящего дома. Однако если они пробудут здесь недолго, нужно как-то их развлечь, тем более что пока войны не предвидится.

«Да, – подумал Морган, – но надолго ли? А если разразится очередная бойня, Ситрол окажется в гуще событий – недаром расположен чересчур близко к границе, охраняя горный перевал между уэльскими и английскими участками Мачиз[1]».

Должно быть, само провидение послало принца на помощь отчаявшимся детям, иначе их ждала бы неминуемая гибель. Конечно, Ронуин сделала бы все, чтобы спасти брата, но ведь она сама была еще слишком мала и слаба. Ап-Граффид появился как раз вовремя, и все же Морган чувствовал, что ждать его скорого возвращения не стоит. У него и без того немало неотложных дел. Одному Богу известно, сколько лет предстоит провести в Ситроле этим детям. Значит, следует позаботиться об их одежде. Дьюи, один из тех, кого он назначил охранять детей, считался неплохим портным. Ему придется одеть в мальчишеское платье не только Глинна, но и Ронуин. Тогда любой лазутчик посчитает, что это дети кого-то из воинов, и ничего не заподозрит. Увидев же маленькую девочку, всякий вообразит, будто в крепости появились женщины, а это может оказаться весьма опасным для благополучия обитателей Ситрола.

Но что делать с детьми днем? Морган, как и его подчиненные, не умел ни читать, ни писать. Чтобы Ронуин когда-нибудь удачно вышла замуж, она должна что-то знать и уметь. Вообще-то это забота ап-Граффида. Вряд ли он ожидает, что грубые мужланы способны дать детям принца подобающее воспитание. Почему ап-Граффид не отвез малышей к своей сестре, аббатисе Гуинллиан? В Аббатстве милосердия им было бы куда лучше. Но ап-Граффид предпочел пойти по пути наименьшего сопротивления. Правда, его можно извинить: любовь к стране перевешивала все остальные пристрастия. Поэтому он и откладывал женитьбу. Даже сейчас, приближаясь к сорокалетию, Ллуэлин не думал завести жену и законного наследника.

Морган ап-Оуэн в отчаянии покачал головой. Двое детей! О чем думал господин?!

Он окинул взглядом зал. Многие воины уже успели завернуться в шкуры и лечь поближе к огню.

Морган поднялся и вышел во двор, чтобы проверить, все ли в порядке. Ворота закрыты и заперты. Стражники стоят на стенах. Все тихо и спокойно. Небо совсем очистилось, и звезды сверкают ярче драгоценных камней, среди которых медленно плывет полумесяц. Холодный мокрый нос вжался в ладонь Моргана. Он рассеянно погладил любимую собаку, большую ирландскую овчарку.

– Да, Бренин, ничего не скажешь, свалилось на нас дельце нежданно-негаданно! Надеюсь, ты тоже присмотришь за нашими молодыми гостями. Парнишка, должно быть, слишком мал, чтобы проказничать, но я опасаюсь за его сестру. Упрямица, как ее отец, и, думаю, такая же умная.

Собака заскулила, словно соглашаясь, и подтолкнула хозяина массивной головой.

– Стареешь, Бренин, – хмыкнул Морган. – Я-то думал, что в такую прекрасную ночь тебе захочется погоняться за сучками. Пожалуй, я тоже отправлюсь на покой.

Хозяин и животное вместе вернулись в зал. Морган отыскал свое место, но, к его удивлению, овчарка устроилась между детьми. Капитан улыбнулся. Он всегда знал, что Бренин понимает человеческую речь, даже если остальные утверждали обратное.