Читать книгу Не римская Испания. Арбалетчики в Карфагене - Безбашенный - Страница 4

Миновав Утику – довольно крупный финикийский город, хотя по размерам и не превосходящий вроде бы Гадеса, но и уж точно не те большие деревни, которых мы уже навидались достаточно – перевозящий нас караван вошёл в большой залив, на дальнем берегу которого мы увидели Город. Именно так, с большой буквы и с соответствующим почтительным придыханием. Ведь всё, что мы видели до сих пор, в сравнении с этим мегаполисом выглядело – ну, непрезентабельно, скажем так. Уже в самом заливе рябило глаза от множества снующих туда-сюда торговых кораблей, среди которых совершенно терялись несколько карфагенских военных трирем. А уже сама громада Города поражала воображение, и в этом отношении мы отличались от прибывших вместе с нами простых как три копейки испанских иберов только тем, что не так открыто разевали от изумления рты. Не то чтоб открывшееся зрелище было совсем уж для нас неожиданным, всякие ведь научно-популярные книжки читали и передачи по ящику да по интернету смотрели, но одно дело увидеть абстрактную и во многом спорную реконструкцию с экрана, и совсем другое – подлинный оригинал собственными глазами.

Лавируя, дабы не допустить столкновения с выходящими из гавани встречными судами, Турмс вёл «Любимца Нефунса» к проходу между двумя обнесёнными мощной крепостной стеной гигантскими волноломами, а мы пожирали глазами этот чудовищный по античным меркам мегаполис. Ага, вот тебе и «дикая отсталая Африка»!

– Красота-то какая! – ахали Юлька с Наташкой.

– Охренеть! – подтверждали мы сами.

– Да, это – Карфаген! – ухмылялся этруск, не знавший ни слова по-русски, но сейчас легко угадывавший смысл наших слов по нашим взглядам и интонации.

Разминувшись со встречной большой гаулой, наш корабль вошёл в большую, вытянутой прямоугольной формы, торговую гавань, усеянную входящими в неё подобно нам, выходящими, причаливающими, отчаливающими, грузящимися и разгружающимися судами самых разнообразных типов и самого разнообразного тоннажа. Парус, конечно, уже спустили и двигались на вёслах, потому как иначе двигаться в этой толчее было бы просто немыслимо. Трижды мы, как нам казалось с нашей дилетантской колокольни, едва не протаранили пытавшиеся обогнать и подрезать нас посудины помельче и дважды чуть было сами не попали под форштевень посудинам покрупнее нас, но судя по спокойствию нашего навигатора, сам он оценивал ситуёвину как вполне штатную. В противоположном же конце торговой гавани виднелся куда более узкий проход – только одному военному кораблю и пройти – в круглую военную гавань, окружённую мощной кольцевой стеной и с высокой резиденцией начальника порта на искусственном острове в середине.

По мнению большинства историков, там располагались по кругу и эллинги для боевых кораблей, так что военный порт был одновременно и сухим доком для их ремонта, а может быть, и судоверфью для их постройки. Но проверить это мы, конечно, никакой возможности не имели – кто ж нас пустит на военный объект? Впрочем, играть в шпионов мы как-то и не собирались. Что у нас, других забот нет? Тут как бы не потеряться в этом кишащем абсолютно хаотически муравейнике!

Но наше серьёзное опасение оказалось преждевременным. «Любимец Нефунса» пришвартовался к причалу на левой длинной стороне торговой гавани, и по сброшенным с борта сходням на палубу сразу же с грозным и неприступным видом взошли портовые таможенники. Судя по вставшей у сходен портовой страже, явно не намеренной никого выпускать на берег, обитателям судна полагалось оставаться на борту до тех пор, покуда начальство не уладит все вопросы между собой.

– Развели тут, млять, бюрократизм! – проворчал Володя.

– Ага, тут тебе не Гадес! – хохотнул Серёга. – Тут любой чиновный прыщ пуп земли из себя корчит!

Контраст с Гадесом в самом деле получался разительным. Нам ведь было с чем сравнивать – тут же вспомнилось и то, как запросто и без всяких лишних формальностей прибывал туда «Конь Мелькарта» нашего старого знакомца Акобала. Да и в порту такого столпотворения, как здесь, в Гадесе и представить себе было невозможно. В общем, это – Карфаген, и здесь нам не тут.

Формальности формальностями, а жизнь – жизнью. Начальника досмотровой партии Турмс сразу увлёк к себе в каюту, а сопровождавшие его вояки – субординация есть субординация – так и остались стоять на палубе, даже не пытаясь заглянуть в трюм. Мы даже не успели обменяться меж собой парой-тройкой историй о родном российском бюрократическом маразме, когда грозный и важный таможенный чинуша вышел обратно, не скрывая довольства. Судя по всему, связано оно было не с тем кошелём, которым он, дабы не утруждать себя, нагрузил своего помощника, а с другим, поменьше, который он припрятал в складках широкого пояса…

– Вот так тут все и выкручиваются! – сказал этруск, тоже явно не опечаленный, когда местная власть сошла на берег.

– И много ты ему дал «мимо кассы»? – ухмыльнулся я.

– Как обычно – половину того, что не попадёт в казну. И им хорошо, и нам.

– А не жирно ему половину?

– Так разве ж он только для себя? Своим воинам он даст по шекелю, помощнику два – это немного. Но ведь из остального он половину, а то и две трети отдаст начальнику порта. Не отдаст – уже через несколько дней его место займёт другой, «знающий службу». Зачем же ему терять такое хлебное место? Что-то ведь начальник оставит и ему, и это ведь не только с моего корабля. Взгляни, он уже на второй заходит. А за день он же не меньше десятка кораблей обойдёт – за него не беспокойся, ему тоже на безбедную жизнь хватит.

– А жирует, значит, начальник порта? Ведь не один же только этот вымогатель у него такой?

– Конечно не один. У него таких пять или семь, точно не знаю. Но и он ведь не всё себе оставляет. Назначает его на должность Совет Ста Четырёх, он же и сместить его может в любой момент. С теми, кто помог ему занять это место и помогает удержать его, надо ведь делиться? Не поделится – сам понимаешь. Желающих на такое место много…

– А официально власти как на это безобразие смотрят? Деньги ведь мимо казны проплывают немалые! Разве такое скроешь?

– Ну так мы же это делаем с умом! Свинца в слитках и железа в крицах у меня в трюме больше всего, но это самая дешёвая часть груза. Так её я не занижаю и за неё плачу честно, как положено. Не занижаю я и числа пассажиров вроде вас, которых можно легко пересчитать по головам. Это всё идёт в казну сполна. А вот с тем грузом, которого очень немного, но который особенно ценен – тут мы с портовой стражей уже «понимаем друг друга». Медь в слитках я занизил на треть, простую бронзу – наполовину, а драгоценную чёрную – вчетверо. И так же примерно делают все, только каждый со своим товаром. Те же египетское полотно и шёлк из Александрии, ты думаешь, целиком учитываются? Как бы не так! Самое большее – на треть или даже на четверть. И чем выше эти официальные пошлины, тем больше доля скрытого от казны наиболее ценного товара. Кто же в самом-то деле позволит себя грабить? Все, конечно, обо всём этом знают, но так, в общих чертах только, а в те детали, без знания которых этого безобразия не пресечь, посвящены только те, кто имеет с него хорошую прибавку к своему законному жалованью. Кто же станет резать курицу, несущую золотые яйца?

Вот в таком духе и просвещал меня Турмс, объясняя суть, старожилам давно известную, но не называя ни конкретных имён, ни конкретных денежных сумм, как раз и составляющих «коммерческую тайну». Что ж, мне чужих тайн и не нужно – и спится без них как-то спокойнее, и своих собственных как-то вполне хватает.

Наши слуги тем временем уже разобрались с нашими пожитками, и мы снова, взглянув на множество снующих по берегу карфагенян, призадумались, как бы нам тут не заблудиться в таком столпотворении. Но этот беспокоящий нас фактор наш наниматель, как оказалось, предусмотрел – нас в порту встречали.

– Досточтимый Фабриций, старший сын досточтимого Арунтия! – представил нам этрусский моряк молодого, роскошно одетого парня с вооружённой свитой, который прибыл в порт явно по наши души. – Добро пожаловать в Карфаген!

– Испанцы Тарквиниев! Ко мне! – рявкнул сын нашего нанимателя и взмахнул рукой, указывая пункт сбора. В отличие от отца, говорившего по-турдетански чисто, у его сына был изрядный акцент, но всё-таки языком он владел, и понимать его было нетрудно. Поданная команда в полной мере относилась и к нам. Ведь будучи нанятыми в Испании, служа с испанскими иберами и говоря на их языке, мы и сами считались теперь тоже как бы испанскими иберами. Правда, без определённой племенной принадлежности, но если уж на то пошло, то кто нам ближе всего? Турдетаны Бетики, конечно, с которыми мы как раз и кучкуемся, и если с этой колокольни рассуждать, то и мы в грубом приближении за турдетан сойдём. Ну, по крайней мере здесь, в Карфагене. Поэтому мы, распрощавшись с нашим навигатором Турмсом, дисциплинированно потопали по сходням.

– Аркобаллистарии? – определил Фабриций, заметив наши арбалеты. – Отец рассказывал мне о вас! Вы идёте со мной.

Кроме нас он ещё отобрал человек где-то двадцать пять с нашего и следующего корабля, а остальных поручил помощнику.

На берегу, когда мы выстроились на нём, нам стала ясна вся беспочвенность наших опасений – если нам и судьба потеряться, то только всем вместе. И Испания-то далеко не Россия, а уж Африка и подавно. Не только мы, но и наши сослуживцы иберы скинули плащи и тёплые туники, пододев под кожаные панцири лишь лёгонькие льняные безрукавки, и даже в них никто из нас как-то не зяб. Местные же финикийцы, привычные к африканской жаре, практически все были в туниках с рукавами, так что на деле даже не знакомых лично своих отличить от них оказалось до смешного легко.

Если важный чиновник строит здесь из себя перед вновьприбывшими крутого босса, то обычный человек с ружьём… тьфу, с копьём – откровенно рад подкреплению. Увидевшие нашу колонну испанских наёмников карфагенские пацаны-ополченцы только приветствовали нас взмахами копий и длинных овальных щитов.

– Гражданское ополчение Ганнибала, – пояснил Фабриций. – Из-за выплат Риму у Республики больше нет денег на хорошее наёмное войско. Своим ветеранам наш суффет платит сам, из собственной казны, но после Замы у него этих ветеранов осталось мало. А ополченцы из граждан стоят дёшево, но почти ничего не умеют, и сами они это прекрасно понимают. Вот и рады частным наёмным отрядам, которые помогут в случае чего.

Миновав ворота опоясывающей портовую зону, называемую здесь Котоном, внушительной стены, мы вышли в Старый город. Впрочем, название это чисто условное, обозначающее территорию. На самом деле не такой уж он и старый – застроен в основном добротными многоэтажками покруче гадесских. Шестиэтажки среди них не редкость, а встречаются и семиэтажки. Инсулы, как обозвала их Юлька по аналогии с известными ей многоэтажками будущего позднереспубликанского и имперского Рима. Но если римские инсулы пока ещё далеки от будущего канона, то финикийские – вот они, по обе стороны улицы. Глядя на них, нетрудно понять, как умещаются в городе добрых полмиллиона его обитателей. Двигаясь между этими громадами по улицам, оказавшимся пошире, чем мы опасались, наша колонна вышла к здоровенной рыночной площади, называемой вообще тоже Котоном, но здесь, рядом с одноимённым портом – на греческий манер Агорой.

Вывел нас сын нашего нанимателя грамотно – улицей, выходящей на дальнюю от моря сторону площади, и нашей колонне не пришлось пробиваться через всю сутолоку громадного, под стать самому городу, рынка. Зато справа от нас оказалась при выходе на площадь колоссальная статуя Решефа перед его храмом, а слева здание Совета Трёхсот – помпезное, величественное, в греческом стиле, мимо которого мы и продефилировали. Нам он решил показать местную достопримечательность, или её обитателям – возросшую отцовскую силу, мы так и не поняли. Хотя, по логике вещей, скорее всего, и то и другое заодно. А над всем этим возвышалась Бирса – цитадель на скалистом холме, окружённая собственным рядом мощных стен – с храмом Эшмуна и его гигантской статуей на самой вершине холма. Зрелище впечатляло…

– Красота-то какая! – восторгалась Юлька. – Я думала, что Карфаген – обычный финикийский город, восточного семитского типа, а тут уже настоящая античная классика! Взгляните только на эти статуи богов! Это же эллинистический стиль!

– Ага, он самый! – хмыкнул я. – Но только мелких детишек в жертву этим своим «эллинистическим» богам они режут время от времени вполне по-финикийски.

– Разве? Их же вроде только Молоху в жертву приносили – безобразный такой медный или бронзовый идол, а я его нигде не вижу.

– И не увидишь, не ломай глаза. Нет тут никакого Молоха. Слово «мельх» – это просто «кровавая жертва». Любому богу, самому обычному. Я не буду тебе их прямо тут перечислять – лишние уши вокруг, – хотя мы говорили меж собой по-русски, конкретные имена финикийских богов могли прозвучать для аборигенов узнаваемо, и в мои планы вовсе не входило объяснять им, что это вновь прибывшие чужеземцы говорят об их священных небожителях. Восток ведь вообще дело тонкое, а эти восточные религии – в особенности. Чем меньше их касаешься, тем меньше проблем с верующими фанатиками.

Откуда я знаю о финикийской религии больше нашей исторички? Ну, оно само так вышло. Слуги-то ведь мои, то бишь Укруф и Софониба, кто по национальности? Как я уже упоминал, бастулоны. Но бастулоны – это на простом народном жаргоне, а вообще официально они дразнятся бастуло-финикийцами. Есть такое иберийское племя на южном побережье Бетики – бастетаны, а вот эти бастулоны – это их с финикийцами метисы или даже и чистые бастетаны, но живущие в финикийских городах и ассимилировавшиеся с финикийцами. В городах они по-финикийски говорят, в деревнях – по-бастетански, но с большим числом заимствованных финикийских слов, хотя хорошо знают и их иберийские аналоги. Богов они тоже чтят и иберийских, и финикийских – без упоротого фанатизма, но разбираются в них достаточно неплохо. Так что когда мне понадобилось просветиться о финикийских богах поточнее сплетен среди сослуживцев, консультантами мне послужили мои же собственные рабы. Так что и винить Юльку в малой компетентности по данному вопросу было бы несправедливо. Что изучала по нему в институте, то и знает, а много ли по нему изучишь, когда весь каменный век и весь древний Восток чохом, включая и ту Финикию, изучаются галопом по европам в течение одного семестра? Вот эти крохи, да нахватанные из художественной литературы давно устаревшие стереотипы. Мои, что ли, знания были исходно лучшими? Ничуть, да и не требовались они нам по большому счёту.

Понадобилось – мне, и случилось это уже в Гадесе, когда мы с Велией задумали нашу информационную диверсию через храм Астарты. Я ведь рассказывал об этом? Она мне и преподала первоначальный ликбез по финикийской религии в той мере, в которой это требовалось, а когда я понял достаточно, чтобы у меня возникли и вопросы, по ним меня просвещала Софониба, а по некоторым и Укруф. Потом какие-то нюансы я хотел уточнить в интересах дела, а какие-то заодно и из любопытства – я их спрашивал, они мне отвечали, как знали и понимали сами. А позже кое в чём меня просветила и Барита, жрица Астарты, с которой я плотно общался в ходе «ловли на живца» нашего недруга Дагона…

Как я и начал уже догадываться, нас повели в Мегару. Это элитное предместье Карфагена, застроенное особняками тех, для кого деньги ни разу не проблема. Да и если разобраться непредвзято, то и в самом деле, что ещё в Карфагене могут охранять наёмники простого карфагенского олигарха, кроме жилья и имущества означенного олигарха? Так что мы ожидали, миновав за центром города снова многоэтажные кварталы инсул, выйти к скромненьким таким – ну, по олигархическим меркам, конечно – дачам и коттеджам в античном стиле. Но уже при подходе к цели нас ожидал сюрприз. Я-то после прочтения в школьные годы флоберовской «Саламбо» полагал, что раз это предместье – оно тогда и в Африке предместье, эдакий «дачный шанхай», хоть и роскошный в случае с карфагенской Мегарой. Может быть, так оно и было во времена, описанные Флобером, но похоже, с тех пор уже много воды утекло. Теперь Мегара тоже была обнесена полноценной крепостной стеной, длину периметра которой я даже представить себе побоялся – ведь площадь этого элитного района в несколько раз больше, чем зоны основной многоэтажной застройки. Не любят олигархи жить в тесноте, душа большого человека простору просит. А просторные жилища делают просторным и весь район, длинный периметр которого оборонять труднее – оттого-то и нужны его обитателям на всякий случай маленькие частные армии.

А за стеной раскинулся город-сад, от вида которого захватило дух. Нет, ну в принципе-то, после элитного квартала в Гадесе мы ожидали увидеть нечто подобное и тут, но… гм… гадесские олигархи нервно курят в сторонке. Помимо частных садов во дворах жилищ здесь были ещё и общественные – с каналами, с фонтанами, с прудами и беседками среди них – ага, засушливая Северная Африка, северный край Сахары, воду в цистернах запасают… гм… те, кому не по карману жить в Мегаре. Один канал оказался таким, что по нему даже прогулочные лодки плавали, причём как-то обходясь без заторов. Если каким-то членам олигархических семейств не нужно по каким-то делам выходить в Старый город, то им и в Мегаре закиснуть от скуки уж точно не грозит.

Под стать общественному парку были и частные особняки здешних жителей в самых разнообразных стилях. В основном среди них преобладал новомодный греческий, но встречалось и что-то напоминающее Египет, и что-то ассирийско-вавилонское, а то и что-то вовсе непонятное, со стилистической принадлежностью которого затруднялась определиться даже Юлька. Похоже было на то, что каждый тутошний олигарх стремился выпендриться перед всеми своими соседями в меру своей фантазии, ограниченной лишь финансовыми возможностями, а уж их-то финансы явно не были склонны петь романсы. Фантазия же у большинства деловых людей карфагенского разлива оказалась вполне себе стереотипной – классический греческий портик у входа, обозначающий притязания на античный дворец. Ну нравится некоторым жить во дворцах. Оригиналы же отличались от конформистов главным образом стилем того же портика – например, египетский вместо греческого.

Как и наши «новые русские», многие обитатели Мегары обожали жить напоказ, демонстрируя свою крутизну. Часто ограда их садов оказывалась «живой изгородью» из какого-нибудь подстриженного кустарника, не столько скрывавшего от посторонних глаз, сколько подчёркивавшего содержимое огороженного двора. Типа смотрите, завидуйте и проникайтесь, кто здесь на самом деле д’Артаньян на фоне – ну, сами знаете кого.

Кое-где в садах разгуливали павлины, где-то антилопы, а в одном даже парочка павианов. Представляю, каково приходится домашним рабам этого извращенца! Им ведь наверняка строжайше запрещено трогать четвероруких хозяйских любимцев, а те – дай им только почувствовать безнаказанность! Обезьяна – она ж и есть обезьяна. Прессовать тех, кто не прессует её, у неё в инстинктах прописано, а хозяину – такой же обезьяне, только двуногой – небось прикольно наблюдать, как его павианы терроризируют затюканных до поросячьего визга слуг. Урод он ущербный, конечно, но по античным понятиям этот урод в своём праве, а в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Практически везде были конюшни, а в некоторых дворах – и слоновники, судя по размерам и прочности. Учитывая инкриминированную Флобером страсть карфагенской олигархии горделиво разъезжать на слонах, нас это как-то не удивило, но вот самих слонов что-то не наблюдалось.

– В мирном договоре с Римом Карфаген обязывался выдать всех прирученных слонов и впредь не приручать новых, – припомнила Юлька.

– Так речь же о казённых боевых шла, а не о частных ездовых, – возразил я. – Тут сами боги велят сделать всё для обхода запретов при их формальном соблюдении.

– Ага, типа как у фрицев эти их «карманные линкоры», которые вписывались в версальские ограничения! – тут же ухватил суть Володя.

– Да и мы сами, если разобраться, – добавил Васькин.

– А при чём тут мы сами? – не въехал Серёга.

– Государственной армии Карфагена теперь много чего нельзя, – пояснил наш испанский мент. – А отряды вроде нашего – это не армия, а частная охрана.

– А слоны тут при чём? – поинтересовалась Наташка.

– Договор с Римом формально не запрещает частникам держать собственных слонов, – разжевал я ей. – А как и чему хозяин-частник обучает своих слонов – это его личное дело. Может и боевым приёмам их учить – ну, ради потешных баталий, допустим. Кто-то любит своих рабов павианами задрачивать, а кто-то – и как в шахматы в живых солдатиков играть. Почему бы и нет? Люди – его, слоны – тоже его, имеет полное право.

– А слоны не получатся при такой дрессировке тоже «потешными»? – съязвил Серёга. – И на кой хрен они тогда такие нужны?

– Качество обучения, конечно, пострадает, – согласился я с очевидным. – Но главное ведь не сами слоны как вид войск, а обкатка ими конницы. Лошади боятся слонов, если не приучены к их виду и запаху, а у нумидийцев слоны есть. Их хвалёная конница сама по себе в кавалерийской рубке слабовата и правильного боя с настоящей линейной кавалерией не выдержит, но они ведь её слонами могут подкрепить, и тогда…

– Да, тогда – звиздец…

– Получается, слоны Карфагену позарез нужны, пускай даже и потешные, – резюмировал Володя. – Какого ж хрена мы их не видим?

– У Флобера частных слонов тоже забрали в армию, когда не хватило казённых, – вспомнила Юлька, тоже читавшая «Саламбо». – Может, и реально перед Замой сделали то же самое?

– Скорее всего, так оно и было, – лично я в этом ни разу и не сомневался. – И естественно, мобилизованные в армию слоны частников были конфискованы Римом на общих основаниях, вместе с казёнными. Но с тех пор прошло уже пять лет, и частники вполне могли бы начать обзаводиться новыми. Это карфагенскому государству нельзя, а им-то кто запрещает?

Вопрос получался интересным, но для самостоятельных вычислений мы как-то недостаточно владели обстановкой, а приставать с расспросами к нанимателю, которому и служить-то ещё толком не начали, было бы явной дерзостью, едва ли здесь поощряемой. Оно нам надо? Послужим, присмотримся – разберёмся и в этом, и во многом другом…

А потом нам стало и вовсе не до дедуктивных вычислений а-ля Шерлок Холмс, поскольку мы наконец пришли. Двор особняка нашего нынешнего нанимателя оказался обнесённым внушительной стеной, хотя и без крепостных зубцов. Створки ворот, правда, по сравнению с ней выглядели несерьёзно, но неширокий проём в случае чего не составит особого труда забаррикадировать, так что в целом я ограду одобрил. А вот видневшийся в глубине роскошного сада сам особняк нагнал на меня тоску своим помпезным греческим портиком при входе, поскольку сразу же напомнил мне о наших приключениях в Кордубе. Такой же помпезный портик был у нашего тамошнего начальства, «досточтимого» Ремда, и когда на его дом напали наёмники враждующего с Тарквиниями клана Митонидов, нам оказалось весьма нелегко оборонять три проёма между колоннами. После того случая я даже дал себе зарок – когда разбогатею сам, ни в коем разе не льститься на эту показуху в ущерб обороноспособности.

– После Кордубы ты стал параноиком! – подколол меня Хренио, легко разгадав смысл моей гримасы.

– Станешь тут! Или ты забыл, как нас там едва не грохнули? Если бы не бабы…

Васкес хмыкнул, поскольку имел на сей счёт и своё особое мнение. Не могу сказать, что необоснованное – как-никак, у него и сейчас ещё остаётся двадцать четыре патрона к его табельному STAR 28 PK, а на тот момент были все двадцать семь, и при наличии такого козырного туза в рукаве многое уже видится в куда более оптимистичном свете. Бабы же фыркнули, и совсем по другой причине – я имел в виду вовсе не их. Алиби было тогда у наших баб, в рудничном посёлке они оставались, а выручили нас тогда в той заварухе совсем другие бабы, местные – «почтенная» Криула и её юная дочурка Велия – ага, та самая, – добравшиеся за нашими спинами до наших арбалетов и здорово помогшие нам проредить супостатов в самый критический момент.

– Подобное всегда тянется к подобному! – съязвила Юлька, не удержавшись. – Ты, Канатбаев, сам дикарь, вот и нравятся тебе дикарки!

– Дык с волками жить – сам шерстью обрастёшь, – отшутился я, обламывая её неуклюжую попытку подколоть меня моей «чернотой».

Дело тут в том, что Канатов-то я не от слова «канат», то бишь «верёвка», а от тюркского имени Канат, и вполне возможно, что фамилия моего прадеда по отцовской линии была исходно длиннее. Было такое время, когда среднеазиатские или кавказские фамилии, оканчивающиеся на «-ханов», «-беков», а иногда даже и «-баев», могли изрядно осложнить жизнь своему обладателю, выдавая с головой его не поощряемое социальное происхождение «из бывших», и тогда многие предпочитали «обрезать» лишнее, а то и вовсе взять новую фамилию, образовав её от имени отца уже без этой удлиняющей его наследственной добавки, дабы избавиться от ненужных проблем. Ну да ладно, то дела уже давние и в наших нынешних раскладах абсолютно неактуальные…

Нас выстроили на площадке между воротами стены и входом в особняк, а сам «досточтимый» Фабриций прошёл в дом – видимо, докладывать о нашем прибытии. Через некоторое время они вышли с отцом, уже знакомым нам «досточтимым» Арунтием, и тут мы слегка прихренели – было отчего.

– Слава Тарквиниям! – гаркнул старший нашего испанского отряда, выбросив руку в весьма характерном приветственном жесте, наводящем на ещё более характерные ассоциации – ага, «зиг хайль», гы-гы! Но то же самое сделали вслед за командиром и все остальные иберы, и нам явно не следовало выделяться.

– Хайль Тарквинии! – весело рявкнули и мы с тем же самым жестом, да ещё и с прищёлкиванием подошвами сапог.

– Факельное шествие будет? – прикололся Серёга.

– Типун тебе на язык! – оборвал я его, поскольку мы и так с немалым трудом сдерживали смех, и расхохотаться в весьма торжественный для остальных момент было бы крайне несвоевременно.

– Скажи спасибо, что нас церемониальным маршем вокруг дома не погнали! – добавил Володя. – Ты срочную не служил, и тебе эта хрень по приколу, а меня в армии эта грёбаная строевая загребала по самые гланды! Это высокое начальство, млять, на полном серьёзе полагало, что только строевая подготовка может помочь разведгруппе строем и с песней скрытно проникнуть в расположение противника…

Наш наниматель в свою очередь поприветствовал испанское подкрепление характерным небрежным жестом полусогнутой руки – ага, а-ля фюрер, отчего мы снова едва не прыснули в кулаки. Потом он толкнул речугу на понятном всем турдетанском языке, суть которой сводилась к тому, что испанские иберы – самые крутые во всём мире, круче их только вкрутую сваренные яйца, и что с такими крутыми бойцами Тарквинии теперь легко и непринуждённо нагнут в раковую стойку всякого встречного. Ну, это я, конечно, перевожу именно суть вкратце, дословно-то «досточтимый» Арунтий вещал «высоким штилем» о доблести испанцев, об их великих подвигах в армии Ганнибала, о том, как они гнобили римлян на их собственной земле, и о многом другом в том же духе. А раз так – на кого же ещё положиться карфагенским Тарквиниям в тяжёлые и непростые для Карфагена времена? Типа пусть финикийские купеческие кланы полагаются на кого угодно, а этрусскому клану Тарквиниев не надо никого другого, пока на белом свете есть храбрые и надёжные испанские воины. В общем, грамотную речугу толкнул, прямо по шёрстке наших иберийских камрадов погладил, после чего не забыл и о щедрой оплате напомнить – естественно, в полновесных карфагенских шекелях. Стоит ли удивляться тому, что по окончании его речи весь отряд снова дружно изобразил «хайль»?

После «торжественной части» предполагалось наше размещение на постой и постановка на довольствие. Если второе, с учётом опыта службы Тарквиниям в Испании, тревог не вызывало, то с первым получались непонятки. Ясно же, что в самом особняке наёмную солдатню никто не разместит, а двор ну никак не походил на приспособленный к проживанию военного отряда военный лагерь. Кто ж позволит загаживать роскошный сад? Но оказалось, что эта проблема решается гораздо проще. Мы ведь не зря обратили внимание на огромную площадь Мегары по сравнению с остальным городом и связали длину периметра её стен с соответствующими трудностями по их охране и обороне. Как мы и предположили, оборонительные сооружения олигархического района Карфагена олигархическими же наёмниками в основном и охраняются. А сами крепостные стены у Карфагена – это гораздо больше, чем просто крепостные стены.

В пристройках к ним с внутренней стороны, а частично и в самой их толще, размещались и армейские склады всевозможных военных запасов, и солдатские казармы, и конюшни кавалерии, и слоновники. В лучшие для Карфагенской республики времена в этих слоновниках содержалось до трёхсот «живых танков», и именно на это количество они как раз и были рассчитаны. Протяжённость же именно мегарской внешней стены, обращённой к материку, превышала таковую Старого города раза примерно в полтора, и это означает, что приблизительно сто восемьдесят казённых армейских боевых слонов должны были размещаться в военных слоновниках Мегары. Теперь-то они все, вместе со складами слоновой боевой амуниции, естественно, пустовали, как и большая часть казарм с конюшнями, так что разместить в этих пустующих бесхозных помещениях маленькие частные армии карфагенских олигархов ни малейшего труда не составляло.

В городе, как выяснилось, имелись и водопровод, в который вода подавалась из акведука, и канализация, а казармы в стенах оказались оснащены и банями, и отхожими местами. В общем, временный постой даже по нашим современным меркам – армейским, конечно – получался очень даже приличным. А по простору – значительно превосходил родную отечественную казарму с её двухъярусными койками в тесном кубрике. Наёмный античный воин – ни разу не зачуханный расейский пацан-срочник. Даже самый обычный тяжеловооружённый пехотинец-гоплит имел, как правило, слугу-раба, нёсшего на марше его пожитки и часть снаряжения или погонявшего нагруженного ими ишака, кавалерист же редко когда мог обойтись одним слугой, чаще двумя, а то и тремя, поскольку и конь у него боевой не один, а ещё и запасной, и пожитков больше, чем у пехотинца, и тут уж без вьючной живности не обойтись никак, и за всем этим хозяйством пригляд и уход нужен соответствующий. И это рядовые бойцы, не командный состав. А многие ведь наёмники были и с семьями, так что в нашу современную советско-российскую казарму античный контингент загнать было бы просто немыслимо.

Никто, само собой, таких самоубийственных телодвижений и не предпринимал, и предложенные нам казармы куда больше напоминали современную семейную общагу с её двух- или трёхместными комнатами – правда, только с матерчатыми ширмами вместо настоящих дверей. Поскольку времена Магонидов и Гамилькара Барки давно уже прошли, многочисленных наёмных контингентов Карфаген больше не держал, так что свободных помещений хватало. Фактически вся стена Мегары была распределена участками между олигархическими семействами, и каждое из них расквартировывало своих наёмников в «своих» казармах. Кроме того, как нам сообщили старожилы, никто и не заставляет бойца обитать в казарме постоянно. Когда твоя очередь тащить службу на крепостной стене или во дворе нанимателя или, допустим, в случае городских беспорядков, когда всё «войско» должно быть в сборе – тогда да, изволь «стойко переносить все тяготы и лишения». А так, если содержимое кошелька позволяет, не возбраняется и отдельным съёмным жильём в Старом городе обзавестись – желательно только, чтобы не слишком далеко от Мегары и не слишком уж врассыпную, дабы легче было оповестить бойцов через рабов-посыльных о внезапном сборе. Теоретически и купить собственный дом никто не запрещает, просто откуда возьмутся у солдата такие деньжищи? А снимают жильё многие, жалованье это позволяет, так что вблизи Мегары целые многоэтажки иной раз оказываются заселёнными почти одними только наёмниками мегарских олигархов. В общем, получалось, что жить в Карфагене более-менее прилично можно вполне…

Мы облюбовали для себя в казарме четыре соседние комнатушки и принялись прикидывать, как разместиться в них поудобнее. Задача эта, прямо скажем, не столь уж и тривиальная. С другой стороны, не я ведь первый её решаю – были тут когда-то обитатели и до меня. Ага, вот оно, искомое – несколько железных крючьев, надёжно закреплённых в стенах. Ну, два у входа – понятно, для дверной занавески. А вот ещё один рядом и один такой же напротив, в противоположной стене…

– Это для перегородки, господин, – подсказала Софониба, указывая глазами на широкий топчан и улыбаясь. И верно, разгораживающая комнату занавеска тоже нужна. Хоть и простые нравы в античном мире, трахать наложницу прямо на глазах у Укруфа будет как-то слишком уж по-античному, гы-гы! Стало быть, сюда мы вешаем означенную занавеску и получаем «отдельные» спальню для меня с Софонибой и прихожую, где будет ночевать Укруф. Вот и определились с общей компоновкой, от которой и будем плясать дальше. Так, крючья над бойницами… гм…

– Занавески от мух, господин, – это уже и Укруф сообразил. – А вот эти крючья на стенах – для масляных светильников. Я только не понял, почему двойные…

– Вторые – для курильниц! – дошло до меня. – Тебе, Укруф, первое задание – нащипать мелких веток можжевельника с хвоей и насушить. Комаров нам тут тоже не надо. А вот тюфяк…

Спать на голых досках, возможно, и принято у спартанцев, но мы-то ведь ни разу не спартанцы. Но спартанский быт – увы, не единственная разновидность мазохизма. Даже роскошные формы моей наложницы как-то не переполнили меня энтузиазмом от перспективы спать на этом тюфяке, оставшемся от давних предшественников. То, что в нём за время бесхозности успело вывестись не одно поколение мышей – это ещё полбеды. Софониба их не боится, мы с Укруфом – тем более…

– И-и-и-и-и-и-и-и! – раздался из-за стенки справа пронзительный визг Наташки. – Володя, выгони её! И-и-и-и-и-и!

Мы прыснули в кулаки, представив себе эту картину маслом. Но вот не менее обычные для античного мира клопы – это да, это проблема и для нас. Оттого, что ты их не боишься, они тебя кусать не перестанут.

– Тюфяк – на хрен! – приговорил я прямо без суда и следствия доставшееся мне от предшественников «наследство». Для Укруфа переводить «на хрен» не требуется – не первый месяц уже мне служит и давно уж в курсе, что это и в каких случаях означает. – А у нас и плащи есть, на них поспим.

– Моль, – напомнила бастулонка. – В тюфяке шерсть… ну, когда-то была. А все наши плащи тоже шерстяные. Надо бы полыни найти…

– Вроде я видел её где-то по пути. Найдёшь?

– Найду.

– Ну и тоже можжевеловым дымом всё окурите – не повредит.

На этом мою раздачу рабам «ценных указаний» прервал посыльный, который сообщил, что досточтимый Арунтий вызывает к себе старшего аркобаллистария Максима и аркобаллистария Хула – так называли нашего Васькина. Ну, раз наниматель вызывает – надо идти, как-нибудь уж слуги и без нас управятся.

«Досточтимый» был ещё занят, и нам пришлось ожидать в прихожей. Но это не значит, что мы скучали. Встретившаяся нам в коридоре «почтенная» Криула, разодетая куда роскошнее, чем даже в Гадесе, очень уж довольной этим почему-то не выглядела, но нас поприветствовала куда теплее, чем там, в Испании. Хотя это-то как раз понятно – там мы были для неё варварами-чужаками, здесь же – почти своими, испанцами. А мне так и вовсе указала с хитрым видом пальцем за колонну, и, последовав молчаливому совету, я уж точно об этом не пожалел. Стоило мне заглянуть туда, как на моей шее повисла Велия. Завернув в укромный закуток, мы долго и сосредоточенно тискались и целовались, и для этого нам не требовалось никаких слов. Слова понадобились потом – нам много чего было друг другу рассказать, но…

– Макс! «Досточтимый» зовёт! – спустил меня на грешную землю Хренио. Ну что опять за непруха такая! Что ни свидание, так обязательно какая-нибудь хрень! Карма у меня такая, что ли?