Читать книгу Влюбленный в жизнь. Размышления о «Заратустре» Фридриха Ницше - Бхагаван Шри Раджниш (Ошо) - Страница 4

Пролог. Часть II

Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:

«Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.

Тогда нес ты свой прах на гору – неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары поджигателю?

Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?

Заратустра изменился, ребенком стал Заратустра, Заратустра проснулся – чего же хочешь ты среди спящих?

Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?»

Заратустра отвечал: «Я люблю людей».

«Разве не потому, – сказал святой, – ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?

Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня».

Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».

«Не давай им ничего, – сказал святой. – Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними – это будет для них всего лучше: если только это лучше и для тебя!

И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у тебя!»

«Нет, – отвечал Заратустра, – я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден».

Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтоб они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.

Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?

Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям! Почему не хочешь ты быть, как я, – медведем среди медведей, птицею среди птиц?»

«А что делает святой в лесу?» – спросил Заратустра.

Святой отвечал: «Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я Бога.

Пением, плачем, смехом и бормотаньем славлю я Бога, моего Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?»

Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал: «Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы чего-нибудь я не взял у вас!» – Так разошлись они в разные стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.

Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своем: «Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог умер!»

Заратустра пошел в горы в поисках уединения. В толпе можно чувствовать себя одиноким, но не уединенным. Одиночество – это своего рода желание другого. Вы тоскуете по другому. Вам не достаточно себя – вы пусты. Поэтому каждый хочет быть в толпе и плетет вокруг себя множество отношений лишь для того, чтобы обмануть себя, чтобы забыть о своем одиночестве. Но одиночество снова и снова выходит на поверхность. Никакие отношения не сокроют его. Все отношения очень тонкие и хрупкие. В глубине души вы хорошо понимаете, что даже в толпе вас окружают чужие люди. Вы и сами чужды себе.

Заратустра и все мистики шли в горы в поисках уединения. Уединение – это позитивное чувство, чувство твоего собственного бытия, чувство того, что тебе достаточно себя, что тебе никто не нужен. Одиночество – это болезнь сердца. Уединение – это исцеление.

Познавшие уединение навсегда превзошли одиночество. Одни или среди людей, они всегда сосредоточены на себе. Они одни в горах, они одни в толпе, потому что таково их осознание: уединение – это наша природа. Мы пришли в мир одни и покинем его одни.

Между этими двумя уединениями – между рождением и смертью – вы тоже одни. Но вы не поняли красоту уединения и поэтому предались своего рода заблуждению – заблуждению одиночества.

Чтобы познать свое уединение, необходимо покинуть толпу. Медленно, медленно, когда вы забываете мир, ваша осознанность сосредоточивается на вас самих, и происходит вспышка света. Вы впервые познаете красоту и благословение уединения, его невероятную свободу и мудрость.

Когда Заратустра жил в горах, с ним были змея и орел. На Востоке змея всегда символизировала мудрость. Величайшая мудрость – идти по жизни, избавляясь от прошлого, не цепляясь за него, подобно тому как змея сбрасывает старую кожу и никогда не оглядывается. Она всегда движется от старого к новому.

Мудрость – это не коллекционирование прошлого; мудрость – это переживание непрестанно обновляющейся жизни. Мудрость не собирает пыль воспоминаний; она остается чистой, как зеркало, отражающее все сущее – всегда свежее, всегда новое, всегда в настоящем.

Орел – символ свободы. Он одиноко взлетает к солнцу, парит в необъятном небе, не ведая страха. Мудрость и свобода – две стороны одной медали.

Прожив в горах десять лет, Заратустра обрел экстаз уединения, чистоту уединения, независимость уединения. В этом он отличается от других пробужденных; достигнув осознания, они оставались на своих вершинах. Заратустра начинает свой закат, возвращение к толпе. Он должен передать человечеству послание: «Ваши страдания не обязательны, ваша зависимость не обязательна, вы сами создаете себе тюрьму – лишь ради того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но единственная безопасность – в познании себя, ибо тогда даже смерть становится бессильной. Она не может вас уничтожить».

Заратустра спускается с гор, чтобы сообщить людям, что мудрость и знание – не синонимы. На самом деле знание – противоположность мудрости. Мудрость по своей сути – невинность; знание – эго, а мудрость – исчезновение эго. Знание наполняет вас информацией. Мудрость делает вас совершенно пустым, однако эта пустота – это новый вид полноты. Это вместительность.

Он идет к людям, чтобы сообщить им, что мудрость дает свободу. Не существует другой свободы: политическая, экономическая, социальная свобода – это все ложь. Единственная подлинная свобода – свобода души, которая может превратиться в орла и бесстрашно отправиться в неизвестное и непознаваемое.

Он достиг этого наивысшего состояния сознания и хочет им поделиться. Он уникален тем, что по-прежнему любит человечество. Он не осуждает спящих, слепых людей. Он чувствует к ним сильное сострадание. Он спускается вниз, потому что любит жизнь. Он не против жизни.

Этот небольшой диалог со святым старцем, живущим в лесу, очень важен. В нем содержится много такого, что не очевидно, но мы попытаемся максимально его раскрыть.

Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:

«Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился».

Святой старец увидел изменения. Это тот же человек, но у него другая энергия. Это тот же человек, но совершенно другая личность. Он шел в горы невежественным, а возвращается мудрейшим из людей. Он шел туда спящим, а возвращается пробужденным. Он преобразился.

Он шел в горы смертным, а теперь обрел бессмертие. Теперь он полон радости, полон мира, он все вокруг себя осыпает благословениями. Он исполнен любви и сострадания.

«Тогда нес ты свой прах на гору…»

Ты был лишь трупом. И нес свой прах на гору.

«…неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в долины?»

Преображение было настолько радикальным, что вместо праха он теперь – огонь. Он был тьмой, сейчас же он сияет.

«Неужели не боишься ты кары поджигателю?»

Это очень важно. Святой старец говорит: «Неужели не боишься ты, имеющий глаза, возвращаться к слепым? Ты, полный жизни, не боишься идти к мертвым? Ты, пробужденный, не боишься идти к спящим?»

Когда ты шел от них, ты был одним из них. Теперь ты совершенно другой. Не думаешь ли ты, что ты рискуешь? Они покарают тебя. Они не простят тебе. Твое блаженство слишком большое; они не смогут его вынести.

Странный факт: мы можем вынести несчастье других, каким бы глубоким оно ни было. Мы в каком-то смысле радуемся, когда другие несчастны, потому что тогда мы выше них. Можно проявлять симпатию и радоваться тому, что ты не настолько несчастен. Поэтому ни один несчастный не был распят, отравлен или побит камнями до смерти.

Но быть блаженным среди несчастных людей опасно, потому что ты возвышаешься, и они чувствуют себя оскорбленными. Ты видишь, а они – нет. Это невыносимо. Они мертвы, а ты – жив. Тебя нужно покарать. Ты отделился от толпы. Неужели ты не боишься кары?

«Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?»

Глаза очень символичны. Это часть вашего тела, но также окна вашей души. Когда ваша душа становится спокойной, умиротворенной, радостной, глаза ваши обретают глубину, ясность, чистоту, невинность. Они становятся такими прозрачными, что в них можно увидеть саму душу человека.

«Чист взор его, и на устах его нет отвращения».

Когда смотришь на людей, видишь в них отвращение ко всей жизни, и в этом нельзя их винить. Что у них есть? Вся их жизнь – лишь растянутая трагедия. Это смертельная болезнь. Они продолжают дышать, продолжают жить, продолжают надеяться. Но эти надежды так и остаются надеждами. Их мечты никогда не исполняются.

С приближением старости они все чаще видят крушение своих надежд. Неудивительно, что они будут исполнены отвращения ко всей этой жизни. Они не просили о рождении, они не просили о сердце, которое чувствует, которое нуждается в теплоте, которое нуждается в любви.

Они не просили о душе, которая жаждет предельных высот радости и экстаза. Они вдруг обретают себя, и все, что им было дано существованием, остается неисполненным. Они действительно сердиты.

В «Братьях Карамазовых», великом романе Федора Достоевского, одного из самых выдающихся писателей, есть герой, который говорит[5]: «У меня лишь одно чувство к Богу – отвращение. Я зол, и если только встречу его, свой билет на вход поспешу вернуть обратно и попрошу его помочь найти выход из этой жизни. Это подлая шутка. Он дает нам так много желаний и стремлений – и никаких возможностей их исполнить. Нет даже хоть какой-то надежды на будущее». Каждый рождается с большим энтузиазмом, а умирает в разочаровании.

Святой старец говорит: «Теперь я не вижу ни отвращения, ни агонии; вместо этого я вижу экстаз. Он идет, точно танцует». Ты шел в горы, с трудом волочась, неся на своих плечах собственный труп, а теперь: «Идет он, точно танцует».

Случилось преображение. Человек познал себя. Человек испил из божественных источников.

«Заратустра изменился, ребенком стал Заратустра…»

Это труднейшая задача жизни – снова стать ребенком.

«…Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?»

Вопрос святого – это вопрос всех святых мира, всех будд, всех мистиков, всех пробужденных. Ты стал ребенком, ты пробудился: «Чего же хочешь ты среди спящих?» Ты для них совершенно чужой. Они покарают тебя, они могут убить тебя. Само твое присутствие станет угрозой их сну, угрозой их несчастью, угрозой их слепоте.

«Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?»

Неужели ты забыл тот день, когда ты пришел в горы? Неужели ты снова хочешь стать прежним? Почему ты спускаешься вниз, покидая свои солнечные вершины? Ты же знаешь, что внизу только тьма. Для чего ты идешь?

Заратустра отвечал: «Я люблю людей».

В этих трех словах заключена вся философия Заратустры: «Я люблю людей. Я люблю жизнь. Я не отрекся от мира. Я не пришел в горы как презирающий жизнь беглец. Я пришел в горы, чтобы найти себя, свое уединение, свою свободу, свою мудрость. Я нашел их.

Теперь мне больше не нужно оставаться на вершинах. Наоборот, я настолько полон, что нуждаюсь в людях, с которыми я мог бы поделиться. Я хочу поделиться своей любовью, своей мудростью, своей свободой. Я отягощен – я переполнен».

«Разве не потому, – сказал святой, – ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?»

Святой говорит: «Я тоже ушел в горы, в лес, потому что слишком любил людей. Это стало рабством и зависимостью. Это приносило мне только несчастье».

Но тут есть различие. Он любил людей «слишком», когда он был невежественным, когда он сам еще спал. Заратустра же любит людей, когда он полностью пробужден, когда он просветлен. Любовь непробужденного – не больше чем вожделение. Только пробужденный знает красоту, духовность и божественность любви. Для него это больше не зависимость.

Любовь пробужденного дает свободу.

Любовь непробужденного – это любовь нищего: он хочет, чтобы его любили, чтобы ему давали все больше и больше любви. Любовь пробужденного – полная противоположность. Это любовь императора. Он хочет давать тебе – у него есть много, в преизбытке. Он дает, он делится без желания вознаграждения или получения чего-либо взамен.

Святой говорит:

«Теперь люблю я Бога: людей не люблю я».

В этом высказывании заключено все отношение всех так называемых религий. Они установили различие: если ты любишь людей, то не можешь любить Бога. Бог Старого Завета говорит: «Я очень ревнив. Если вы любите меня, то не можете любить никого другого».

Таково отношение почти всех религий. Если ты любишь этот мир – значит, ты отказываешься от мира иного; если ты любишь людей – значит, ты забыл Бога. У тебя есть выбор. Если ты любишь Бога, то ты должен отказаться от любви к людям. По сути, ты должен ненавидеть людей, ненавидеть жизнь, ненавидеть все радости жизни. Такая идея религий очень монополистическая. Бог хочет всей любви твоего сердца. Он не терпит никаких соперников.

«Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня».

В словах святого старца заключено все отношение религий, отрицающих жизнь, радость, наслаждение. Почему ты не можешь любить людей? – потому что люди слишком несовершенны. Бог совершенен. «Любовь к человеку убила бы меня».

В действительности же любовь в ее чистоте, в ее духовном расцвете не делает различий. Она любит не потому, что ты достоин; она любит не потому, что ты совершенен; она любит не потому, что ты Бог, – истинная любовь любит ради самой любви. Объект любви не имеет значения. Ты настолько исполнен любви, что делишься ею с несовершенными. И на самом деле они больше в ней нуждаются. Недостойные больше в ней нуждаются. Незаслуживающие больше в ней нуждаются.

Совершенный Бог не нуждается в вашей любви, совершенный Бог – лишь гипотеза; он есть только в вашем уме. Вы никогда его не встречали; иначе человек, постоянно ищущий несовершенство, найдет несовершенство и в Боге.

Задумывались ли вы об этом? Если бы перед вами вдруг появился Бог, смогли бы вы обнаружить в нем несовершенство? – да, в нем вы тоже найдете несовершенство. Возможно, он не так красив, как вы себе представляли. Быть может, он похож на китайца, или же он негр, или вообще – негритянка! Возможно, он слишком старый, слишком дряхлый – в нем не чувствуется свежести, только зловонная старость, ведь он был здесь много веков.

Есть очень много гипотетических представлений о Боге. Некоторые считают, что у него четыре руки. Как вы думаете, четыре руки – это нормально? А некоторые полагают, что у него тысяча рук. Человек с тысячей рук будет прекрасно смотреться в музее, но чтобы его любить… А если он вас обнимет своей тысячей рук! Если вам удастся выбраться из его объятий, вы больше никогда не будете думать о Боге.

Существуют представления о трехликом Боге. Было бы любопытно на него взглянуть, но человек с тремя лицами не будет выглядеть красивым. И кто знает, что это за лица?

Совершенство Бога существует только в вашем уме, потому что Бог – проекция ума. И вы легко можете любить Бога, потому что Бога нет – нет и проблемы.

Но чтобы любить женщину или мужчину… Тут существуют проблемы. Вы расходитесь во вкусах, в предпочтениях. Вам хочется пойти в кино, но ваша жена настаивает на том, чтобы не идти; у нее болит голова.

Однажды Генри Форда спросили: «Как вам удается становиться все богаче и богаче? Какова ваша мотивация?» Он ответил: «Честно говоря, мне хотелось узнать, смогу ли я зарабатывать больше, чем моя жена может потратить, и должен признать, что мне это не удалось».

С другим человеком существуют проблемы. Ты хочешь спать, а твой муж храпит. Что можно сделать с этим мужем, который лежит рядом и храпит? И он также беспомощен. Были испробованы тысячи методов для предотвращения храпа. Последний – это электрический мешок, подвешиваемый надо ртом мужа. Как только он захрапит, мешок падает на его лицо и он просыпается – хотите ли вы, чтобы он спал всю ночь? – когда бы он ни захрапел, мешок тут же опускается на его рот и нос и закрывает их.

Вы не переносите запах тела своей жены…

С Богом все прекрасно, потому что вам не нужно ни спать с ним – и он не будет храпеть, – ни жить с ним. Если его тело воняет – пусть себе воняет. Это лишь гипотеза в вашем уме.

Но контактировать с реальными людьми – это совершенно другой опыт. Это испытание стойкости вашей любви. Любить Бога очень легко; любить человека – очень трудно. Любить Бога – ничего не стоит; любовь к человеку требует невероятного понимания.

Поэтому те, кто бежал в лес и в горы и проецируют идею Бога и любят этого Бога, избрали очень легкий образ жизни. Их любовь не будет расти, потому что она не встречается с испытаниями.

Святой старец практически выражает весь подход религий: «Любовь к человеку убила бы меня. Человек для меня слишком несовершенен». Это эгоистично. Он считает, что он совершенен, а люди – слишком несовершенны. Разумеется, совершенный человек может любить только совершенного Бога – а Бог есть всего лишь ваша галлюцинация. Если вы будете упорствовать, то сможете увидеть Бога таким, каким вы его представляете: это лишь сон наяву – галлюцинация. Перед вами никого нет, но ваша собственная идея вас загипнотизировала.

Именно поэтому христиане видят Иисуса, буддисты – Будду, а индуисты – Кришну. Христиане даже по ошибке никогда не видят Будду или Кришну. Кришна даже по ошибке не является христианам, Христос не является индуистам – потому что они не существуют. Они – часть вашего ума; вы их создаете. В Библии говорится, что Бог создал человека по своему подобию. Я же говорю вам: человек создает Бога по собственному подобию.

Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».

Любовь – всегда дар; в ином случае это абстрактная поэзия. «Что говорил я о любви! Я несу людям дар». Святой старец говорит очень важные вещи: «Не давай им ничего, потому что они не прощают тех, кто им что-то дал».

Сократ дал людям очень ценный метод поиска истины: сократовский диалог. Но что люди с ним сделали? – отравили его.

Святой старец в чем-то прав, когда говорит:

«Не давай им ничего… Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними – это будет для них всего лучше: если только это лучше и для тебя!»

Это часть человеческой психологии: ты хочешь быть дающим; ты не хочешь быть принимающим. Но есть вещи, которые ты должен принимать. Ты не можешь их давать, потому что их у тебя нет.

Что можете вы дать Гаутаме Будде, Иисусу Христу или Заратустре? Вы нищие, однако психология такова, что вы должны им что-то дать и тогда вы будете счастливы. Они могут дать вам невероятные сокровища, но вы никогда их не простите, потому что они – дающие, а вы – принимающие. Вы нищие. Как можно простить того, кто сделал вас нищим?

У меня есть друг, который родился бедным, но его усыновила одна из самых богатых семей в Индии. Он очень щедрый – он сделал всех своих родственников богатыми, довольными. Он дает друзьям, родственникам, даже незнакомцам. Но однажды, когда мы с ним ехали в поезде, он признался: «Я всегда хотел у тебя кое-что спросить, но мне не хватало смелости, чтобы раскрыться. Я давал всем своим родственникам, которые были бедными, и теперь они богатые. Я давал своим друзьям. Я давал даже незнакомцам, когда они просили. Я никогда никому не отказывал – у меня есть много, и я могу и дальше давать. Но они все злы на меня; они наговаривают на меня».

Я сказал: «Очень просто: ты когда-нибудь позволял им дать что-нибудь тебе?»

Он ответил: «Мне ничего не нужно».

Я сказал: «Это все объясняет. Но малые вещи… Например, ты можешь позвонить другу, которому ты дал деньги, фабрику, сделал его богатым, и сказать: „Я проходил мимо твоего дома и увидел у тебя в саду красивые розы. Ты не мог бы принести мне несколько роз?“ И отношение друга к тебе изменится.

Если ты болен, ты можешь позвонить кому-нибудь и сказать: „Я лежу в постели с ужасной головной болью и высокой температурой, и мне очень сильно захотелось, чтобы ты был рядом со мной. Просто приди сюда, возьми меня за руку и посиди рядом“. Этого будет достаточно.

У тебя много машин, но ты мог бы сказать кому-нибудь из своих родственников: „Мне нужна твоя машина на один день“. Тебе не обязательно ею пользоваться. Просто подержи ее в гараже и вечером верни. Но твой родственник или друг будет думать, что он тоже может что-то тебе дать. В нем тоже нуждаются».

Он ответил: «Я попробую, хоть и сильно сомневаюсь. Я сделал их теми, кто они есть. Почему я должен что-либо просить? У меня есть розы в моем саду. У меня есть собственные машины, а их машины им дал я; их дома им дал я».

Я сказал: «Все зависит от тебя. Твое эго причиняет им боль – ты дающий, а они всегда принимающие. Если ты хочешь изменить их отношение к тебе, то ты должен как-то стать принимающим. Пусть они хоть немного насладятся эгоизмом дающего».

Он попробовал и при следующей нашей встрече сказал: «Это работает, это творит чудеса! Никогда такого не видел! Эти люди так рады мне. Они говорят о моей щедрости. Теперь, когда я у них что-то беру, я стал щедрым. Раньше они всегда говорили: „Он просто эгоист; он дает нам не потому, что мы нуждаемся, а для того, чтобы нас унизить!“».

Святой старец прав:

«Не давай им ничего… Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними – это будет для них всего лучше: если только это лучше и для тебя!

И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у тебя!»

Его совет очень важен и основан на глубоких психологических истинах. Дай им лишь милостыню. Не давай им слишком много. Дай им ровно столько, чтобы они стали хотеть большего. Тогда они всегда будут вилять хвостом рядом с тобой. Давай им только тогда, когда они просят, и они будут рады тебе, потому что ты не умалил их до нищих. Они сами попросили; ты в этом не виноват, они не могут на тебя злиться.

Но такой человек, как Заратустра, не может этого сделать.

«Нет, – отвечал Заратустра, – я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден».

Великая фраза: «Для этого я недостаточно беден!». Умалить кого-то до попрошайничества и дать ему так мало, что он станет желать большего, – значит показать свою бедность. Для этого я недостаточно беден!

У меня есть преизбыток: преизбыток любви, преизбыток мира, преизбыток правды, преизбыток мудрости, преизбыток свободы; и эти вещи невозможно давать частями. Их можно дать только целиком. Нельзя разрезать правду на куски. Нельзя разрезать любовь на части. Ты либо даешь, либо не даешь. Но если даешь – давай щедро, полностью. Пусть даже они распнут тебя; пусть даже они будут злиться и негодовать из-за тебя.

Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтоб они приняли твои сокровища!»

Они ведь всегда отказывались от них. В глубине души они хотят сокровищ, но когда кто-то приходит, чтобы им их дать, они от них отказываются. В отказе есть некоторое удовольствие: почему вы отказали Будде, Махавире или Иисусу? Отказом вы показали им: «Возможно, у вас есть сокровище, но мы не настолько бедны, чтобы его принять. Возможно, имея его, вы богаты. Но, отказываясь от него, мы тоже богаты, богаче вас».

Совет старца основан на великой мудрости.

«Тогда постарайся, чтоб они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.

Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?

Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям!»

Мне понравился этот совет святого старца, потому что животные невинны: они не отторгнут тебя, не будут злиться на тебя и не распнут тебя.

Мне бы лишь хотелось добавить: иди к зверям, иди к деревьям – они более чувствительны. Человек стал почти бесчувственным, и чем выше цена, тем более он бесчувствен. Он понимает только язык денег, власти, престижа. Он забыл язык любви, язык радости, язык танца.

«Почему не хочешь ты быть, как я, – медведем среди медведей, птицею среди птиц?»

«А что делает святой в лесу?» – спросил Заратустра.

Святой отвечал: «Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я Бога.

Пением, плачем, смехом и бормотаньем славлю я Бога, моего Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?»

Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал: «Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы чего-нибудь я не взял у вас!» – Так разошлись они в разные стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.

Заратустра говорит: «Что мог бы я дать вам!» Вы поете, вы слагаете песни, вы радуетесь. В вашем уединении вы совершенно счастливы. Что мог бы я дать вам? Позвольте мне уйти, чтобы я чего-нибудь не взял у вас, я и так уже переполнен песнями и блаженством. Мы оба переполнены. Вы решили жить медведем среди медведей, птицею среди птиц, деревом среди деревьев. Я же решил вернуться к людям и жить человеком. Мне нечего вам дать. У вас все уже есть. Старец и Заратустра поняли друг друга и разошлись в разные стороны, смеясь, как дети.

Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своем: «Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог умер!»

Это должен понять каждый, кто находится в поиске истины, в поиске религиозности, в поиске духовного роста: Бог – лишь гипотеза. Утверждение о том, что Бог умер – это лишь констатация того, что он никогда не жил. Это лишь удовлетворение человеческого любопытства: идею о Боге придумали хитрые умы. Это не откровение, это воображение, обусловленное многовековым воспитанием.

Но в сердце своем он говорил: «Возможно ли это, что такой хороший старец, который слагает песни и поет, который живет с птицами, деревьями и зверями, не слыхал еще в своем лесу о том, что Бог умер? Что он все еще говорит о любящем Боге?»

Я полностью согласен с Заратустрой и с Фридрихом Ницше. Я лишь по-другому это выражаю. Я хочу сказать, что Бог никогда не жил; никакого Бога никогда не было. Бог – это изобретение страха, алчности или разочарования в жизни. Бог – изобретение тех, кто не смог обучиться искусству жизни.

Они не умели танцевать и стали порицать танец. По сути, они были калеками, потому что не могли жить. Жизнь требует бдительности, интеллекта, терпения, терпимости. Так как они не могли воспроизвести эти качества в себе, они создали идею о том, что жизнь – это нечто неправильное: нечто, от чего нужно отказаться. Но невозможно от чего-то отказаться, если нет ничего большего, что можно было бы обрести после этого отказа. Таким образом, Бог – это величайшая проекция алчности: откажись от мира – и обретешь Бога. Откажись от мира – и обретешь рай.

Это изобретения эскапистов, калек, умственно отсталых; тех, кто не смог обучиться искусству любви, искусству жизни, кто не умеет петь, не умеет танцевать. Естественно, не умеющий танцевать будет порицать танец. Не умеющий петь будет порицать пение. Это защитное средство для сокрытия своей умственной отсталости, своего невежества.

Бог – творение глупцов, но не мудрецов. Это творение рабов, но не тех, кто любит свободу.

Заратустра глубоко влюблен в жизнь и во все, что жизнь предлагает. Он – единственный мистик, безмерно утверждающий жизнь. Не нужно ни от чего отказываться, жизнь – это дар существования. Научитесь наслаждаться ею! Получайте от нее удовольствие. Танцуйте с деревьями и со звездами. Любите без ревности. Живите без соревнования. Принимайте каждого без суждения. И тогда не будет потребности ни в каком Боге. Не будет потребности ни в каком рае. Мы можем превратить жизнь на этой земле в божественное существование. Наша жизнь может стать проявлением божественности.

Я всецело за божественность, потому что божественность – это качество, которому можно обучиться, которое можно развить. Бог – лишь мертвая идея. Чем скорее вы от нее избавитесь, тем лучше, потому что она лишь отнимает у вас время.

Миллионы обитателей Земли молятся, не зная, что их молитвы никто не слышит. Миллионы поклоняются каменным изваяниям. Если они не могут любить живых людей, как могут они любить каменные изваяния? Но каменные изваяния удобны. Они не создают проблем. Можно делать все, что захочешь: обливать их водой или молоком, подносить им гнилые кокосы, и они даже не возразят. Каменному изваянию можно говорить что угодно, на любом языке, правильное или неправильное, это не имеет значения.

Для любви нужен живой объект. Но этому искусству нужно обучиться. Глупо, что ни один из университетов мира не учит людей искусству жизни, искусству любви, искусству медитации. И я считаю, что все другое стоит намного ниже любви, жизни, медитации, смеха. Вы можете быть великим хирургом, великим инженером, великим ученым – но вам все равно нужно чувство юмора, вам нужно искусство любви, вам нужно искусство жизни, вам в жизни нужны все эти великие ценности.

Но вы удивитесь. Я учу только этим вещам: любви, жизни, смеху и дополнительно ко всему этому – медитации, – но индийское правительство отказывается признавать эту школу образовательным учреждением. Они бы признали ее образовательным учреждением, если бы я преподавал географию, историю, химию, физику – будничные предметы.

Я не говорю, что их не нужно преподавать, но образование не должно ими ограничиваться. Они должны составлять низшее образование, и при каждом университете должен быть факультет высшего образования, где бы учили настоящим жизненным ценностям, потому что география не сделает из вас лучшего человека, история не сделает из вас лучшего любовника, а химия не научит вас медитировать.

Ничто из того, чему учат в университетах, не даст вам чувства юмора. Вы не можете смеяться, не можете танцевать, не можете петь. Ваша жизнь становится подобной пустыне.

Заратустра хочет, чтобы ваша жизнь стала садом, где поют птицы, где цветут цветы, где деревья танцуют, куда солнце приходит с радостью. Заратустра всецело за жизнь, и именно поэтому у него нет большого числа последователей. У отравителей, деструктивных людей, есть миллионы последователей. А уникальному учителю и мистику, все послание которого сводится к любви и жизни, досталась самая малочисленная в мире религия.

Религия Заратустры должна быть единственной религией. Все другие религии должны быть погребены на кладбищах, потому что нет Бога кроме жизни и нет молитвы кроме любви.

…Так говорил Заратустра.