Читать книгу Влюбленный в жизнь. Размышления о «Заратустре» Фридриха Ницше - Бхагаван Шри Раджниш (Ошо) - Страница 5

О трех превращениях

Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев.

Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.

Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его.

Что есть трудное? – так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял я это на себя и радовался силе своей.

Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?

[…] Или это значит: бежать от нашего дела, когда оно празднует свою победу? Подняться на высокие горы, чтобы искусить искусителя?…

[…] Или это значит: тех любить, кто нас презирает, и простирать руку привидению, когда оно хочет пугать нас?

Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.

Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне.

Своего последнего господина ищет он здесь: врагом хочет он стать ему, и своему последнему богу, ради победы он хочет бороться с великим драконом.

Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? «Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит «я хочу».

Чешуйчатый зверь «ты должен», искрясь золотыми искрами, лежит на его дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, «ты должен!».

Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: «Ценности всех вещей блестят на мне».

«Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. Поистине, „я хочу“ не должно более существовать!» Так говорит дракон.

Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный зверь, воздержанный и почтительный?

Создавать новые ценности – этого не может еще лев: но создать себе свободу для нового созидания – это может сила льва.

Завоевать себе свободу и священное «нет» даже перед долгом – для этого, братья мои, нужно стать львом.

Завоевать себе право для новых ценностей – это самое страшное завоевание для духа выносливого и почтительного.

[…] Как свою святыню, любил он когда-то «ты должен»: теперь ему надо видеть даже в этой святыне произвол и мечту, чтобы добыть себе свободу от любви своей: нужно стать львом для этой победы.

Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком?

Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения.

Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит отрешившийся от него.

Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом верблюд и, наконец, лев ребенком.

…Так говорил Заратустра.

Заратустра разделил эволюцию сознания на три символа: верблюда, льва и ребенка.

Верблюд – вьючное животное, готовое служить, никогда не проявляющее непокорность. Он никогда не говорит «нет». Он верующий, последователь, верный слуга. Это низшая стадия человеческого сознания.

Лев – это революция. Начало революции – это священное «нет».

В сознании верблюда всегда присутствует потребность в ком-то, кто бы его вел, кто бы говорил ему: «Ты должен делать это». Ему нужны Десять заповедей. Ему нужны все религии, все священники и все священные писания, потому что он не доверяет себе. У него нет смелости, нет души, нет стремления к свободе. Он покорный.

Лев – это стремление к свободе, желание разрушить тюрьму. Лев не нуждается в предводителях; он самодостаточен. Он не позволит никому говорить ему: «Ты должен», – это оскорбляет его гордость. Он может лишь говорить: «Я хочу». Лев – это ответственность, это грандиозная попытка вырваться из оков.

Но даже лев – не наивысшая вершина человеческого роста. Наивысшая вершина – это когда лев тоже проходит через превращение и становится ребенком. Ребенок – это невинность. Это ни покорность, ни непокорность; это ни вера, ни неверие – это чистое доверие, это священное «да» существованию, жизни и всему, что в ней заключено.

Ребенок – это вершина чистоты, искренности, подлинности, восприимчивости и открытости перед существованием. Это очень красивые символы.

Мы по очереди рассмотрим смысл этих символов, описываемых Заратустрой.

Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев.

Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.

Заратустра не благосклонен к слабым, к так называемым смиренным. Он не согласен с Иисусом: «Блаженны кроткие», «Блаженны нищие», «Блаженны смиренные, ибо унаследуют они Царство Божье».

Заратустра полностью на стороне сильного духа. Он против эго, но не против гордости. Гордость – это человеческое достоинство. Эго – это ложная сущность, и нельзя считать их синонимами.

Эго – это нечто, лишающее вас достоинства, лишающее вас гордости, потому что эго нужно зависеть от других, от мнения других, от того, что говорят люди. Эго очень хрупкое. Мнение людей может измениться, и эго растворится в воздухе.

Я вспомнил о великом мыслителе Вольтере…

В дни Вольтера во Франции существовал обычай – давнее поверье, – согласно которому, если тебе удастся получить что-нибудь от гения, пусть даже лоскут ткани, это поможет тебе раскрыть собственные таланты, если не самому стать гением.

Вольтера настолько почитали и уважали как великого мыслителя и философа, что он не мог даже совершить утреннюю прогулку без полицейской охраны. Когда он отправлялся на железнодорожный вокзал, ему нужна была полицейская охрана. Полицейская охрана нужна была потому, что вокруг него толпились люди, желавшие оторвать кусочек одежды. Бывали случаи, когда он возвращался домой практически голым, с царапинами на теле, с сочащейся кровью, и он был очень встревожен славой и известностью.

Он писал в дневнике: «Я думал, что известность – это нечто замечательное, теперь же я знаю, что это проклятие. Мне хочется снова стать обычным, безымянным; чтобы меня никто не узнавал, чтобы я мог ходить, не привлекая к себе внимания. Я устал быть известным, быть знаменитым. Я стал пленником в собственном доме. Я не могу даже выйти погулять, когда небо такое разноцветное и закат такой красивый. Я боюсь толпы».

Той толпы, которая сделала его великим человеком.

Через десять лет он с большой подавленностью и грустью отмечает в дневнике: «Я не думал, что мои молитвы будут услышаны». Мода проходит, мнение людей меняется. Сегодня кто-то известен, а завтра о нем никто не помнит. Сегодня о ком-то никто не знает, а завтра он вдруг поднимается на вершину славы.

Это произошло и в случае Вольтера. Постепенно на горизонте стали появляться новые мыслители, новые философы. В частности, место Вольтера занял Руссо, и люди забыли о Вольтере. Человеческая память не очень надежна.

Мнение меняется так же, как и мода. Однажды он был модным, а сегодня модным стал кто-то другой. Руссо противостоял каждой идее Вольтера; его слава полностью уничтожила Вольтера. Мольба Вольтера была удовлетворена; он стал безымянным. Ему больше не нужна была полицейская охрана. Теперь никто с ним даже не здоровался. Люди все забыли. Только тогда он понял, что быть пленником было лучше. «Теперь я свободен передвигаться как угодно, но это больно. Рана становится все больше и больше – я жив, но кажется, будто люди подумали, что Вольтер умер».

Когда он умер, в последний путь его провожали только три с половиной человека. Вы удивитесь, почему три с половиной? – потому что трое были людьми, а его пса можно посчитать только как половину. Пес возглавлял процессию.

Эго – побочный продукт общественного мнения. Общественность вам его дает; она же может его у вас забрать. Гордость – совсем другой феномен. У льва есть гордость. Посмотрите только, у оленя в лесу есть гордость, достоинство, благородство. Танцующий павлин или улетающий в небо орел – у них нет эго, они не зависимы от вашего мнения; они благородны сами по себе. Их достоинство порождено их собственным бытием. Это необходимо понять, потому что все религии учили людей не быть гордыми – быть смиренными. Они создали неправильное представление по всему миру, будто быть гордым и быть эгоистом – это синонимы.

Заратустра ясно дает понять, что он на стороне сильного человека, смелого человека, искателя приключений, который бесстрашно отправляется в неизвестное по непроторенному пути. Он на стороне бесстрашия. И – о чудо! – гордый человек, и только гордый человек, может стать ребенком.

Так называемое христианское смирение – это лишь эго, поставленное на голову. Эго перевернуто, но оно здесь, и вы можете увидеть, что ваши святые более эгоистичны, чем простые люди. Они эгоистичны из-за их набожности, их самоограничения, их духовности, их святости и даже их смиренности. Нет никого смиреннее их. Эго способно незаметно проникать через черный вход. Вы можете вышвырнуть его через переднюю дверь – но оно знает, что есть еще черный вход.

Мне рассказывали, как один человек как-то ночью напился в баре и стал создавать неприятности: разбрасывать предметы, бить людей, кричать, оскорблять их и требовать еще больше выпивки.

Наконец, владелец бара сказал ему: «Хватит. Сегодня ты уже достаточно выпил». И он приказал своим слугам вышвырнуть его через переднюю дверь.

Несмотря на сильное опьянение, тот все же вспомнил про черный вход. Пробираясь ощупью в темноте, он зашел через черный вход и заказал выпивку.

Владелец заявил: «Опять? Я же сказал тебе, что сегодня ты больше ничего не получишь».

Мужчина ответил: «Странно. Разве тебе принадлежат все бары в городе?»

Эго не только знает про черный вход, оно может зайти даже через окна. Оно даже может зайти, отодвинув небольшую черепицу на крыше. Если говорить об эго, то вы очень уязвимы.

Заратустра не учит о смирении, потому что все учения о смирении потерпели неудачу. Он учит о человеческом достоинстве. Он учит о человеческой гордости и о сильном человеке, а не о слабом, нищем и покорном. Те учения удерживали человека на стадии верблюда. Заратустра же хочет, чтобы вы прошли через превращение. Верблюд должен превратиться во льва, и он выбрал красивые символы, очень содержательные и примечательные.

Верблюд – это, наверное, самое уродливое из всех животных. Его невозможно сделать более красивым. Что вы можете поделать? Это такое безобразие. Кажется, будто он вышел прямиком из преисподней.

Выбрать верблюда как символ низшего сознания – совершенно правильно. Низшее сознание человека искалечено; оно желает быть порабощенным. Оно боится свободы, потому что боится ответственности. Верблюд готов быть навьюченным как можно большей тяжестью. Он радуется тяжести, как низшее сознание – тяжести заимствованного знания. Человек с чувством собственного достоинства не позволит навьючить себя заимствованным знанием. Им навьючивает нравственность, переданная мертвыми живым. Это господство мертвых над живыми. Человек с чувством собственного достоинства не позволит мертвым им управлять.

Низшее сознание остается невежественным, бессознательным, неосознанным, крепко спящим, потому что оно постоянно принимает яд верований, веры, запрета сомнений, запрета говорить «нет». А человек, неспособный сказать «нет», утратил чувство собственного достоинства. Человек, неспособный сказать «нет», – его «да» ничего не значит. Вы поняли, что здесь подразумевается? «Да» имеет смысл только тогда, когда вы способны сказать «нет». Если вы неспособны сказать «нет», ваше «да» бессильно, оно ничего не значит.

Поэтому верблюд должен превратиться в прекрасного льва, готового умереть, но не стать рабом. Льва невозможно сделать вьючным животным. У льва есть чувство достоинства, на которое не может претендовать никакой другой зверь; у него нет ни сокровищ, ни царств. Его достоинство в его стиле бытия – он бесстрашен, он не боится неизвестного, он готов сказать «нет» даже перед лицом смерти.

Эта готовность сказать «нет», это бунтарство очищает его от всей грязи, оставленной верблюдом, – от всех следов, оставшихся после верблюда. И только после льва, после великого «нет», возможно священное «да» ребенка.

Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.

Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его.

У верблюда, у низшего сознания, существует внутреннее желание ставать на колени и быть навьюченным как можно большей тяжестью.

Что есть самое трудное? – так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял я это на себя и радовался силе своей.

Но для сильного человека, для льва внутри вас, самое трудное обретает другой смысл и другое измерение:…чтобы взял я это на себя и радовался силе своей. Радость верблюда лишь в том, чтобы подчиняться, служить, быть рабом.

Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?

Или это значит: бежать от нашего дела, когда оно празднует свою победу? Подняться на высокие горы, чтобы искусить искусителя?

Или это значит: тех любить, кто нас презирает, и простирать руку привидению, когда оно хочет пугать нас?

Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.

Низшему сознанию известна лишь жизнь пустыни: где ничто не растет, где ничто не зеленеет, где не цветут цветы, где все мертво и вокруг только просторное кладбище.

Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух…

Даже в жизни тех, кто блуждает в темноте и бессознательности, существуют мгновения, когда, подобно молнии, какой-нибудь случай пробуждает их и верблюд перестает быть верблюдом: происходит превращение, преображение.

Гаутама Будда оставил свое царство в двадцать девять лет, и причина этого – внезапная молния, превращение верблюда во льва.

Когда он родился, были созваны все великие астрологи царства, потому что он был единственным сыном великого императора, и на момент его рождения император уже был стар. Он всю жизнь молился, всю жизнь хотел иметь ребенка; иначе кто сменит его? Всю жизнь он сражался, завоевывал и строил великую империю. Для кого? Он очень обрадовался рождению Гаутамы Будды и захотел узнать подробности будущего ребенка. Во дворце собрались все великие астрологи. Они много часов дискутировали, и царь снова и снова спрашивал: «Каково ваше заключение? Почему так долго?»