Читать книгу Странники войны - Богдан Сушинский - Страница 23

Пока старый агент, перешедший в немецкую агентуру из белогвардейского подполья, бывший поручик Лозовой и обер-лейтенант вермахта Кондаков решали, как бы поделикатнее избавиться от тела Меринова, сам Меринов неожиданно наткнулся на небольшую компанию из двух местных забулдыг. Узрев слегка подвыпившего капитана, аборигены решили, что есть повод покалякать о фронте и вообще о жизни.

Стакана вполне хватило, чтобы капитан окончательно взбодрился и начал рассказывать фронтовые байки. Фантазия его извергала целые гейзеры, благодарные уши тоже не увядали. Возможно, этот вечер так и остался бы в его жизни вечером фронтовых воспоминаний, если бы мимо хаты-развалюхи, во дворе которой приютились эти трое, не проходила одна из местных молодух.

– Стоп, кореша! – мгновенно отреагировал Меринов на это помутнение горизонта. – О превратностях жизни мы с вами потом покалякаем, пора заняться самими превратностями.

– Это не та, капитан! – успел крикнуть вслед ему один из забулдыг. – Эта еще «воюет»!

Однако остановить Меринова его предупреждение уже не могло. Сработала давняя привычка: как только чуток выпивал – неотвратимо тянуло «на баб». А как только дорывался до одной из них – сразу же нуждался в основательной выпивке. Тюрьма, фронт, а затем лагерь военно-пленных и разведшкола, казалось бы, должны были избавить его от этой губительной страсти, но, по всей видимости, не избавили. Выпив со случайными собутыльниками и завидев бедрастую молодуху, Меринов вдруг совершенно забыл, что он в форме и вообще кто он и как попал в этот подмосковный поселок.

– Эй, маруха! – окликнул он женщину. – Не подарить ли нам один смазливый вечерок богу любви? – начали всплывать из глубин его полузабытого блатного запаса фраерские «изыски», каковыми он славился еще в своей родной Феодосии.

Женщина оглянулась, и на лице ее мелькнуло некое подобие растерянной, сочувственной улыбки. Но так и не остановилась.

Меринов дал полный крейсерский ход и начал подчаливать к молодухе, пытаясь прижать ее к каменному забору. Он твердо верил в свои мужские достоинства и знал: главное – остановить девицу и заставить заговорить с ним. Остальное приложится, как ракушки к ржавому якорю.

Однако женщина в самом деле оказалась из тех, «все еще воюющих», фронтовичек… Вырвавшись из его объятий, она выкрикнула то самое страшное, что только способен был услышать фраер, некогда покорявший всю феодосийскую набережную:

– Да иди ж ты проспись, мерин сивый!..

Это «мерин» вырвалось у нее случайно. Возможно, она сотни раз охлаждала им своего мужа и всех приставал. Откуда ей было знать, что сейчас она употребила ту самую презрительную и ненавистную Дмитрию кличку, которой его, Меринова, бывало, отшивали в Феодосии знакомые портовые экстрашлюхи, из тех, что даже ему были не по зубам, поскольку в подлунный час их уводили в рестораны забурелые в загранке моряки и плешивые иностранцы.

– Но ты, профура хреновая! – вновь подался вслед за ней Меринов. – А ну-ка причаль на пару веских слов!

– Отцепись, я тебе сказала! – грозно окрысилась женщина, выходя на центральную улицу поселка, эдакий местный Бродвей, на который ему, диверсанту, и в трезвом виде выходить было опасно.

– Ты кем брезгуешь, вша венерическая?! – вошел в раж Меринов, вновь пытаясь захватить молодку в свои объятия.

Но женщина вырвалась, хлестнула его по лицу и побежала.

– Стерва вонючая! – озлобленно прорычал Меринов, не заметив, что сзади, из переулка, вынырнул милицейский патруль. – Я – офицер, черт возьми, и не позволю!..

Забывшись, Меринов произнес эти последние слова по-немецки. Он и знал-то немецких слов не так много, чтобы опасаться провала на этой почве. Но эту фразу он не раз произносил, встречаясь с гулящими немками, которых курсантам школы время от времени подсовывали для секспрофилактики. А теперь их услышал милицейский патруль.

В отделении милиции Меринов еще пыжился и требовал выпустить его, фронтового офицера. Но уже в гарнизонной комендатуре, когда начали внимательно знакомиться с его документами и подробно выяснять, где воевал, где находится часть и почему оказался в Подмосковье, – притих и слегка протрезвел. А затем появился офицер контрразведки, профессионально поинтересовался, откуда «товарищ капитан» знает немецкий и почему – как показали свидетельница и те двое забулдыг, с которыми он пировал, – свой родной русский у «товарища капитана» зэковско-приблатненный. С одной стороны, вроде бы приблатненный, а с другой – вишь, по-фрицевски заговорил.

Однако устраивать допросы с пристрастием смершевец не стал. Наоборот, поставил перед залетным капитаном граненый стакан водки и сочувственно посоветовал: «Похмелись, фронтовик. Исповедоваться будешь на передовой. Я тебе и так верю».

Не успел Меринов поставить на стол пустой стакан, как смершевец вновь наполнил его:

– А теперь – за Родину, за Сталина.

– Не могу. Хватит, – попробовал спастись капитан.

– За вождя выпить не желаешь?! Да за него люди жизни отдают.

– Я тоже отдавал.

– Тогда по полной – и вперед.

Меринов прекрасно знал, что последует за этим стаканом. Он окончательно раскиснет и расколется. Его запугают и расколют так, что хватит не на одну – на две «вышки».

– Все, лейтенант, все… – смел со стола не только свой стакан, но и стакан смершевца… Мне нужно увидеться с твоим генералом.

– Может, сначала с маршалом?! – схватил его за грудки смершевец, обозленный тем, как Меринов повел себя при человеческом с ним обращении.

– Если можешь, то с Берией. Только быстро. Дело государственной важности. Речь идет о покушении на Сталина. На самого…

С минуту лейтенант смотрел на него налитыми кровью глазами, мучительно определяя, с чего начать говорить с этим типом «по-иному».

– Что ты тянешь, лейтенант? Говорю тебе: о покушении. Задание у меня: убить.

– Тебя что, болванкой по голове чардарыхнуло? – так и не решил смершевец, с чего начать.

– Это твой шанс, лейтенант. Третья звезда на погон и орден на грудь. Я с той стороны. С неба. Срочно выведи на свое начальство… Тебе лично я больше не скажу ни слова. Только генералу.

– Так ты это серьезно или спьяну? – и верил и не верил ему лейтенант. – Ты понимаешь, что ты несешь? – притишил голос контрразведчик, зная, что проколов в таких делах не прощают.

– Спьяну, конечно. Но только слишком серьезно, лейтенант. Операцией занимается фюрер Адольф Гитлер. Лично. Нас готовил Скорцени. Слышал о таком?

– Н-нет, – растерянно повертел головой лейтенант.

– Мог бы и слышать. Первый диверсант Германии. Но просвещаться будем потом. Звони. Я пришел оттуда. Но работаю на своих. Понял? Садись на телефон. Мне нужен генерал. Так и говори: «Группа, прибывшая с заданием… убить Сталина».

Все еще не сводя с пьяного глаз, лейтенант взялся за аппарат, но тотчас же отдернул руку, словно ухватился за раскаленный утюг.

Дрожащими руками извлек из кармана брюк серебряный портсигар, угостил капитана и, отойдя к окну, задумчиво курил, всматриваясь в раскрасневшееся лицо «подопечного».

«Наглеет? Придуривается? – решал он для себя. – Подставить таким образом хочет? Какой же я идиот, что накачал его! Вдруг из разведки, но только нашей?»

– Ну, смотри, капитан, если окажется, что это пьяная дурка, придется тебе группу самому придумывать.

До генерала ему, лейтенанту, добраться было трудно. Вначале он позвонил своему капитану. Тот покрыл его недоверчивым матом, но все же вышел на майора. Майор где-то на даче отыскал подполковника. Тот попытался лично сунуться к генералу, но генерал отчитал, послал и потребовал… чтобы с ним связался полковник.

…На явочную квартиру Меринов явился только к девяти утра. От него убийственно разило водкой и дешевыми духами. На погоне между звездочками запутались два длинных волоса яркой блондинки, которые сразу же были замечены Кондаковым.

– Что ты мечешься, гусь недобитый?! – свирепо уставился на него командир группы, кивком головы отправляя хозяина квартиры проверить окрестности.

– Да бабенку тут одну… Шимбурная баба. Последнюю такую в Феодосии лапал.

– За такое «лапанье» тебе пулю в лоб пустить надо, понял, жених моченый?!

– Заткнись, – икнул пьяно Меринов. – Баба что надо! Если не сложится – денек-другой у нее перекантоваться можно. Когда на встречу?

– Сейчас.

Меринов дошел до кровати, упал на нее и несколько минут лежал, раскинув руки и мертво уставившись в потолок. Поглядывая на него, майор нервно прохаживался по комнате.

– Ну что, что?! – оглянулся на появившегося в дверях хозяина.

– Пока все тихо.

– Уверен?

– Все осмотрел. Похоже, что действительно за бабой таскался… – брякнул отставной поручик, считая, что Меринов спит.

– А вы что, решили, что в энкавэдэ побежал? Переночевал там, а потом сюда явился? Вы, фраера вонючие, за кого меня держите?

– За ублюдка, – раздраженно объяснил Кондаков.

– Хотя… все может быть, – неожиданно засомневался хозяин логова.

– И я так думаю, – согласился Кондаков.

– А ты, пидор деникинской закваски, заткнись! – пошел капитан на Лозового, и даже не заметил, как в руке у того блеснул нож. А метал ножи бывший поручик с мастерством циркача.