Читать книгу На острие меча - Богдан Сушинский - Страница 17
Часть первая
На острие меча
17
ОглавлениеКак только графиня де Ляфер умчалась вслед за сторожевым разъездом казаков, Сирко, ротмистр Радзиевский и сотник Гуран молча переглянулись: кому скакать вслед? И не поскакал никто. В конце концов, графиня имеет право побыть в одиночестве. Ни в отдельности, ни все вместе они не должны опекать ее на каждом шагу – таковой была их молчаливая договоренность.
И тогда произошло то, что удивило и даже рассмешило всех троих: один из юных челядников, который пристал к обозу, чтобы добраться вместе с ними до родного Каменца, вдруг отвязал от повозки запасного коня и, прихватив копье, погнался за француженкой.
– О, наш беглый художник Войтек решил, что наконец-то настала и его пора, – смеясь, прокомментировал эту скачку Гуран.
– Художник? – переспросил полковник, мечтательно глядя ему вслед. Знал бы кто-нибудь, какого труда стоило ему самому удержаться от того, чтобы не присоединиться к златокудрой парижанке! – К тому же – беглый?
– Да, челядники утверждают, что Войтек – сын одного каменецкого мельника. Отец узрел в нем талант иконописца и направил в науку к какому-то знатному каневскому маляру, который, по слухам, расписывал храмы то ли в Новгороде, то ли в Суздале.
– Но, видно, малярная наука не очень-то привлекает его, – хитровато прищурился полковник.
– Точно, не приглянулась ему наука иконописная. Не легла на душу. Помаялся, червивая его душа, несколько месяцев в учениках и сбежал. Учитель, видите ли, не тот попался. Не такие лики выписывает, какие Войтеку нравятся.
Сирко и слушал, и не слушал его. Что-то встревожило полковника. Какое-то предчувствие вдруг вселилось в его сердце, да только не мог понять опытный воин, чем оно порождено.
– Лики святых, говоришь, не нравятся этому богомазу? – спросил полковник, лишь бы продолжить беседу. Сам он в это время внимательно всматривался в очертания возвышенности, которая вырисовывалась посреди долины.
– Словом, пригрели его наши челядники. А то ведь собирался пешком паломничать до самого Каменца.
– Захотелось обратиться в веру отца и стать мельником? Но как только увидел графиню Диану – снова вспомнились лики непорочной Девы Марии? – подхватил Сирко. – Решил, что будет рисовать иконы Богоматери, любуясь личиком грешной француженки. А, ротмистр? – попытался расшевелить угрюмо умолкнувшего поляка.
– Был бы он гусаром, сегодня же вызвал бы его на дуэль. Впрочем, француженка совершенно неблагосклонна к нему.
* * *
Заслышав позади себя топот копыт, графиня сначала решила, что это кто-то из офицеров, однако еще какое-то время продолжала скакать не оглядываясь: ни одного из них своим «рыцарем сердца» она не избирала – мужчины уже должны были понять это.
– Госпожа графиня! Я буду сопровождать вас! – вдруг раздался звонкий юношеский голос, совершенно не похожий на голос ни одного из офицеров. – Вам нельзя одной, госпожа графиня, я готов охранять!
Диана недовольно оглянулась. Вслед за ней трясся на неоседланном коне худощавый, с почти детским, прыщеватым лицом парнишка лет семнадцати. Неопрятные, слипшиеся волосы его, очевидно, могли оказаться русыми, однако давно потеряли цвет и свисали грязными космами. Расхристанная рубашка заляпана, словно о нее много раз вытирали кисти; штаны разорваны, ноги босые и, судя по всему, давно не знали никакой обувки.
– Наконец-то и у меня появился защитник. – Она насмешливо скользнула взглядом по самодельному копью, взятому юношей у кого-то из челядников, ратище которого казалось слишком тяжелым и толстым для тонких пальцев «рыцаря»; по болтающейся в деревянных ножнах сабле. – Откуда Бог ниспослал мне вас, дикий рыцарь благородных степей?
– Я пришел с обозом полковника.
– Так и поняла. Оружие вы похитили у дядьки-обозника, на повозке которого ехали?
– Почему же похитил? Нет, попросил. Он сказал: «Бери и скачи, коль уж…» – парнишка замялся и не решился повторить то, что услышал от старого обозника.
– А на рубашке следы крови противников, убитых на дуэли?
– Краска это, – простодушно объяснил парнишка. – Я был учеником монаха-маляра, богомаза. Да только чему у него, пьяницы всегрешного, научишься? Краски растирал, ставни у старшины местечковой раскрашивал – вот и вся моя «наука».
– Вы, конечно, претендуете на нечто большее?
– Я найду себе другого учителя. Который учил бы писать лики святых точно так же, как их пишут византийские мастера. Или флорентийцы.
– Господину недоученному иконописцу приходилось видеть работы великих флорентийцев? Интересно, как это вам удалось, доблестный ратник?
– Мой отец очень хочет, чтобы я стал художником-иконописцем. Возил меня в Киев, показывал иконы в местных храмах…
– Ах, в Киев… – окончательно потеряла интерес графиня. – Работы византийцев. Бедная Флоренция! Несчастные ее мастера. Кажется, мой достойный, вы вызвались охранять меня. Не поленитесь-ка прогнать своего монгольского скакуна вон до того холма. Вдруг за ним засада?
На самом деле о засаде графиня не думала. С той поры, как их обоз слился с обозом полковника Сирко, она чувствовала себя достаточно защищенной, чтобы не побаиваться за безопасность дальнейшего путешествия. Отослать юнца на разведку – всего лишь один из вежливых способов избавиться от ненужных знаков внимания.
– Вы правы: часть казаков разъезда поскакала за правый склон, часть – за левый, осматривают степь, – со всей возможной серьезностью согласился Войтек. – А впереди – никого, так что поеду посмотрю.
– Да хранит вас Господь, – иронично благословила его графиня, сочувственно наблюдая, как неуклюже трясется на косматом неоседланном коньке этот худосочный юнец.