Читать книгу Запоздалое признание - Болеслав Лесьмян - Страница 19

Недоступна, неходима, вчуже к миру человечью,

Луговина изумрудом расцветала к бесконечью;

Ручеек по новым травам, что ни год, искрился снова,

А за травами гвоздики перекрапились вишнево.

Там сверчок, росой раздутый, гнал слюну из темной пасти,

Заусенились на солнце одуванчиковы снасти;

А дыханье луговины – прямо в солнце жаром пышет,

И никто там не нашелся, кто увидит, кто услышит.

Где же губы, где же груди,

Где сама я в этом чуде?

Что ж цветы легли для муки —

Под несбывшиеся руки?

И когда забожествело в закуте под беленою,

Полудымка-полудева поплыла тогда по зною;

Было слышно, как терзалась, чтоб себя явить безлюдью —

Косами прозолотиться, пробелеться юной грудью;

Как в борьбе одолевала мука сдышанного лона;

Сил навеки не хватило – и почила неявленно!

Только место, где была бы, продолжалось и шумело —

И пустоты звали душу, ароматы звали тело.

Где же губы, где же груди,

Где сама я в этом чуде?

Что ж цветы легли для муки —

Под несбывшиеся руки?

И на шорох незнакомый насекомые да зелья

По следам сбежались к месту небывалого веселья;

И ловящий тени теней, там паук раскинул сетью,

Буки радостно трубили нас исполнившейся нетью,

Жук дудел ей погребально, пел сверчок ей величально,

А цветы венком сплетались, но печально, ах, печально!

На полуденное действо и живых, и мертвых тянет —

Кроме той, что стать могла бы, но не стала и не станет!

Где же губы, где же груди,

Где сама я в этом чуде?

Что ж цветы легли для муки —

Под несбывшиеся руки?